— О, Масрур! — Алка, подобрав юбки, бросилась к эмиру и опустилась на колени, охватив его голову руками, — Яни, сукин ты сын!
— Прости, ципора, птичка моя, — печально ответил Яни, — у него свой командир, у меня — свой. Жаль, он был храбрым человеком…
— Еще бы, — всхлипнула Алка, утирая глаза шелковым рукавом.
— Эх! — сказал Гиви, которому тоже было грустно.
— Оставь, командир, — деловито произнес Яни, — шарахни-ка еще разок этим своим биополем…
Нечто приподнялось над краем трещины, многопалая бесформенная рука потянулась наружу, вцепилась в ближайшую скалу, прочертив в ней глубокие борозды, опять сорвалась.
Гиви стиснул зубы и взмахнул руками. Еще один клубок белого огня покатился в сторону Шендеровича.
Тот, в свою очередь взмахнул рукой, однако ж, язык мрака, сорвавшегося у него с руки, получился жидковат и просвечивал — все силы Шендеровича высасывала скрижаль.
Белый клубок, пущенный Гиви, попал в гигантскую фигуру, карабкающуюся из пропасти. Фигура заклубилась ослепительным белым огнем, испустив чудовищный вой, от которого по ближайшей скале побежали трещины, и рухнула обратно.
Гиви вновь воздел руки.
— Гляди, командир, — воскликнул Яни, — гляди, вон еще один!
Гиви поднял голову. На верхушке дальней скалы воздвигся некто в белом одеянии. Он медленно, торжественно распахнул руки — словно в ответ, из пропасти взметнулись языки пламени, окрасив белые одежды алым.
— Это он! — завопил Джамаль! — Он пришел!!!
— Кто! — прокричал в ответ Гиви, перекрывая идущий от земли гул, — кто? Кто это?
Новый гость был нечеловечески огромен — даже издали фигура его, казалось, башней возвышалась над утесами.
— Да он же! Имам! Старец-на-горе! Вечный старец!
— Насколько вечный? — заинтересовался Яни, задумчиво приподнимая автомат.
От бывшего старца веяло такой ощутимой силой, что Гиви невольно пригнулся.
— Он может остановить Мишу, о, Джамаль?
— Остановить? — удивился Джамаль, — с чего бы? Это по его слову случилось случившееся. Ибо еще во времена незапамятные он обещал Искандеру Силу!
— Он обещал мне Престол, — пробормотал Гиви.
— И Двурогому тоже, — согласился Джамаль, — И престол. И власть над миром.
— Убейте его! — крикнул Дубан рядом с Гиви, да так пронзительно, что Гиви подпрыгнул, — Это — зло! Это — смерть!
— Неудобно как-то стрелять в пожилого человека, — пробормотал Яни, поводя стволом автомата.
— Да какой он человек! А я все думал, что это он не показывается знающим!
— Гляди! Гляди!
Фигура старца выросла еще больше, если это было только возможно. Белое одеяние распахнулось, из-под него вырвались огромные радужные глазастые крылья, казалось, обуглившиеся по краям. Багровые отсветы огня, вырывающегося из пропасти, плясали на них.
— Азаил! — ахнул Гиви, срывая голос, — Это он! Бей, Яни! Стреляй!
— Разве ж такого из автомата примочишь, — усомнился Яни.
Очередь пошла веером, чудовищные крылья дрогнули, на миг побледнели и разгорелись еще ярче.
Из пропасти раздался многоголосый нечеловеческий вой, в котором Гиви почудилось яростное злобное торжество. Так могли вопить смертники, видя, что на воротах их темницы сбивают замки.
— Останови его! — Дубан в ужасе цеплялся за одежды Гиви, — Ибо Он пришел к концу света и конец света следует за ним!
— Да как я его остановлю? Он же архангел!
— Был архангел! Теперь он демон!
— Какая разница! Отроду я не сражался ни с архангелами, ни с демонами!
— Да, но больше некому, — печально ответил Дубан.
Скрижаль на Черном камне светилась как раскаленный пузырь выдуваемого стекла. Никакой другой постамент не выдержал бы ее, но Черный камень стоял неколебимо, равно поглощая и свет и мрак…
В вышине двумя обугленными радугами пульсировали и переливались азаиловы крылья.
— Внимание отвлекает! — сообразил Гиви, — не глядите на него. Мишу, Мишу надо остановить!
Шендерович продолжал что-то выкрикивать хрипло и неразборчиво, даже отсюда было видно, как чудовищно исказилось его лицо.
— Миша! — ревел Гиви, — Это не ты! Это Азаил! Он не может выпустить их своими руками! Ему нужен человек! Потомок Еноха!
Шендерович поглядел в его сторону, как-то странно улыбнулся и вновь воздел руки, повторяя жест Азаила.
— Гиви, не унижайся! — воскликнула Алка, пылая грозной суккубовой красотой, — вспомни, кто ты есть и чей перстень горит на твоей руке!
Гиви опустил глаза. Кольцо на руке пылало чистым белым огнем.
— Сейчас! — Гиви ухватился за кольцо, которое почему-то обжигало холодом, — как ты сказал, Яни? Шиму-Паним-ал-Паним? А, ладно! Вот, я, мудрый, я могучий, я, повелитель джиннов, я, это… Гивимелех? Нет, это я, строитель Престола, велю тебе, Азаил, удалиться во мрак, из коего ты… Короче, вали откуда пришел! ШИМУ-ПАНИМ-АЛ-ПАНИМ!
По земле, разметав языки пламени, пронесся порыв прохладного ветра.
Гул из пропасти стал громче, перешел в вой — теперь в нем слышались нотки страха.
Крылья Азаила налились чернотой и выгнулись шатром, сквозь антрацитовые перепонки проступили ночные звезды.
— Звезда-близнец! — пробормотал Дубан.
Гиви стоял полусогнувшись, шатаясь как бы от непомерной тяжести, с пальцев его срывались белые молнии. Скала под Гиви прогибалась.
— Ну, командир! — восторженно орал Яни, — ну, перегрузочка! Восемь «же», не меньше!
Скрижаль вспухала и колыхалась над камнем. Огненные письмена опоясывали ее сплошными полосами. Шендерович зачарованно продолжал размахивать руками, подпрыгивая на месте.
— Стреляй, Яни! — прохрипел Гиви, — я его не удержу! Стреляй!
— Так я уж стрелял! Не берет!
— Бей по скрижали! По скрижали!
— Из подствольника вмажь, — дружелюбно посоветовала Алка.
— Одна граната, командир, — предупредил Яни.
— Миша! Ложись! А, черт! Огонь! Прости, Миша!
Яни прищурил глаз и нажал на спуск.
Огненный пузырь дрогнул, заколебался и лопнул, разбросав вокруг багровые шарики света. Из пропасти раздался многоголосый, отчаянный крик, перешедший в жалобный пронзительный замирающий визг.
Азаил черной кометой сорвался со скалы, пронесся сквозь языки огня и, сложив крылья, рухнул в смыкающуюся пасть земли.
Откуда-то издалека, из ущелья донесся отчаянный рев нубийских ослов.
Земля тяжко вздохнула, как одолеваемое сном животное, вздрогнула, успокаиваясь, легче, еще легче, и все стихло.
* * *
Гиви обессиленно опустился на скалу.
— Тебе плохо, повелитель? — встревожился Джамаль.
— Уже нет, — печально ответил Гиви, — мне хорошо. И вообще, отвали, о, Джамаль, видеть тебя не могу.
Дубан поднимался с земли, отряхивая мантию.
— Скрижаль Разиэля ушла из мира, — сообщил он.
— Ага, — согласился Гиви, — вместе с Азаилом.
— Ну, Азаил никогда не уходит насовсем, — вздохнул Дубан, — но вот скрижаль… все знания! Вся сила, еще с допотопных времен!
— Да какие там знания, — отмахнулся Гиви, — что же до силы… вряд ли нашлась бы сила, способная справиться с этой силой…
— Кроме тебя, о, повелитель, — льстиво сказал неутомимый Джамаль.
Эх, думал Гиви, вот это настоящий царедворец! Какая школа!
— Быть может, все же, он неправильно ее читал, — упорствовал Дубан, — не тот царь попался! Вот ежели бы ее прочесть по-другому!
— Ее нельзя прочесть по-другому, о, Дубан! Как ни читай, все равно выйдет «Йаджудж и Маджудж». И «Конец света».
— Но Разиэль… Покровитель слабых! Разве он стал бы писать такое?
— Да разве ты не понял, Дубан? — устало сказал Гиви, — никогда Разиэль не писал эту книгу. Ее Азаил писал. Скрижаль, пережившую Потоп. И писана она была им исключительно для того, чтобы руками сынов Адама выпустить Йаджудж и Маджудж. Ибо сам он был бессилен то сделать.
— Но зачем? — удивился Яни, — ну ладно, он такая сволочь, но зачем ему были эти Йаджудж и Маджудж? Ты ж их видел! Ну, вылезли бы они оттуда — и хана человечеству! Все бы подмели!
— Да ложил он на человечество! Он ради них старался! Ради них самих!
— Но ему-то с них что?
— Они его дети, — вздохнул Гиви, — в этом-то все и дело…
— Его кровные чада, — кивнул Дубан, — неисчислимые, необузданные, запертые Господом в неизбывном мраке, в темнице, куда вечно ниспадают столбы темного огня, где положил Он им пребывать, покуда не постигнет их великий суд и не окончится их вина, в Год Тайны. Однако ж ни у них, ни у отца их не достало силы ждать конца времен.
* * *
— Как Миша себя чувствует? — осторожно спросил Гиви.
Дубан небрежно поиграл ланцетом.
— Я пустил ему кровь, о, Гиви, — зловеще произнес он. Потом успокоительно добавил:
— И он, конечно, после столь пользительной процедуры, чувствует себя гораздо лучше!
— Его здорово шарахнуло, — посочувствовал Гиви, — ничего, теперь отдохнет. На мягких подушках, в шатре, устланном коврами… И лично я бы настоятельно советовал поить его медом и гранатовым соком, ибо никаких других толковых снадобий в Ираме нет.
— Упомянутые снадобья, — буркнул Дубан, — уже понесла ему сия ваша спутница. И, надо сказать, все еще пользует его, ибо сердце ее трепетно отзывается на все нужды болящего.
— А! — уныло произнес Гиви, — Аллотерапия. Надеюсь, ему поможет.
Дубан всем своим видом выразил сомнение по этому поводу.
— Я бы рискнул утверждать обратное, — сказал он, — однако ж, мой личный опыт в лечении такого рода явно недостаточен.
— Тебе тоже надо отдохнуть, о, спаситель мира, — льстиво произнес Джамаль, — ибо, хотя тебя и не сотрясло столь страшным сотрясением, битва исполинов обессилила и тебя. Я, верный, говорю тебе, отдохни. А мы, скромные, займемся насущными делами.
— Оставь, Джамаль, — холодно произнес Гиви, — не верю я твоей верности, ибо верность твоя подлежит сомнению, равно как и участие. Надеюсь, впрочем, вы позаботились о моих людях. Хорошо ли их разместили? Удовлетворены ли они?
— Те, кого ты называешь людьми, вполне удовлетворены, — брюзгливо сказал Дубан, — ибо некто Яни разбил свой походный шатер в дворцовом саду и затворился в нем с лютнисткой Зейнаб, и на каких инструментах они там играют, можно лишь предполагать. Знаю лишь, что, испуганные его свирепым видом, мамелюки и евнухи бежали в страхе и не осмеливаются даже ступить за завесу… Что же до остальных так называемых людей, они удовлетворяются примерно тем же образом, ибо лютнисток в гареме предостаточно. И отмечу кстати, о, Гиви, что будь они людьми, они бы сняли обувь, прежде чем ступить через порог хотя бы и походных шатров…
— Заверяю тебя, о, Дубан, под ней нет копыт. Да и у Азаила не было, что бы там ни говорило предание.
— Увы, — сказал Джамаль, — неисчислимые беды принес он миру, этот Азаил. Если бы я знал, что именно он скрывается под личиной святого, праведного! И надо же, чтобы он раскинул свои сети именно тут, в Ираме!
— Он просто поселился поближе к своим детям, — вздохнул Гиви, — что свидетельствует о том, что и у него есть сердце, хоть и черное… Ибо нет большей муки, чем знать, что вот они, рядом, мучаются, и быть не в силах выпустить их на волю!
— А все из-за тебя, звездозаконник! Это ты все напутал, о, Дубан, — сладко сказал Джамаль, — неверно прочел звездные знаки. Возвел на Престол неправедного…
— Звезды, — виновато заметил Дубан, — говорили, что ежели истинный царь не вмешается, Ираму грозит конец, да и всему свету тоже. А оказалось, что конец света шел об руку со спасением мира. И все же, — он внушительно выпрямился, — хочу отметить, что древнее предсказание исполнилось. Ирам перестало трясти, истинный царь вернулся…
— На сей раз, ты прав, — почтительно склонился Джамаль, — вот он, сидит на Престоле, который оказался неподвластен сотрясениям земным…
— Тот тоже воссел на престол, — упирался Дубан, — и Престол его принял…
— Благодаря твоей хитрости, о, Дубан! Ты, дабы не признаваться в неспособности правильно толковать звезды, сотворил с сим Престолом нечто эдакое…
— Вот тут ты ошибаешься, о, Джамаль. С Престолом ничего нельзя сотворить без его собственной на то воли! И, хочу напомнить тебе, что и скрижаль сия могла быть прочитана только истинным царем, каковым и был Искандер Двурогий! Так что, что бы ты там не говорил своим ядовитым языком, царей было и есть двое!
— Ах ты, старый упрямый невежественный мул…
— Ах ты, презренный двуличный…
— Да ладно вам, — вмешался Гиви, — двое так двое! Что вы как нубийские ослы! Кстати, что там с ними, о, советники?
— Их постепенно будут приучать к свету, — успокоил Дубан, — дабы никто никоим образом больше не мог проникнуть к Краеугольному камню! Не понимаю, почему ты запретил истребить этих злонравных животных, ибо так было бы вернее.
— Жалко, — честно сказал Гиви.
— И то верно. Да и скрижали более нет. А раз так, то и вреда от них никакого! Однако все ж несчастные создания! Ибо они перепуганы, и отказываются от еды!
— Ничего, — задумчиво сказал Гиви, — это пройдет. У меня же прошло.
— А что до той мерзкой верблюдицы, так та вообще ревет и никого не подпускает!
— По Мише скучает, — меланхолично пояснил Гиви. — однако ж, о, Джамаль, поведай нам, сколь велики разрушения в Ираме?
— Рухнуло несколько домов, о, Повелитель, — торопливо ответил Джамаль, — по счастью, их обитателей удалось извлечь из-под развалин, и они теперь славят тебя вместе со всеми. Но дворец, великолепный дворец, гордость Ирама! Увы, что с ним сталось!
— Строитель Престола отстроит и дворец, — пробормотал Дубан себе под нос.
— Ну, не знаю насчет строителя, — осторожно произнес Гиви, — но, по крайней мере, можно уже сейчас выписать необходимые материалы. Жалко же такую красоту.
— Кстати, — оживился Джамаль, — насчет необходимых материалов! Я уже снаряжаю караван, который вернется, груженный кедром ливанским и румийским мрамором и ясписом, и…
— Погоди-погоди, о, Джамаль, — прервал его Гиви, — зачем кедр ливанский? Прекрасные кедровые леса видел я на подходе к Ираму.
— Ежели мы будем вырубать наши собственные леса, — возмутился Джамаль, — то…
— И мраморный карьер тоже видел. На какие деньги ты снарядил караван, о, Джамаль?
— На казенные разумеется! — сухо заметил Дубан.
— Я же, все ж таки, везирь! — защищался Джамаль.
— Будь любезен, о, Джамаль, покажи смету! Ибо, сдается мне, на приобретение строительных материалов выдал ты из нашей казны неоправданно большую сумму.
— Но, повелитель…
— Сказано, неси расчеты! Я просмотрю. И завизирую.
— Не дело царя заниматься столь низкими материями!
— Это мы еще поглядим! Ну я понимаю, оборудование… машины… Толковых специалистов, рабов, в конце концов! Но ливанские кедры… Тащи смету, Джамаль, покуда не укоротил я тебя на голову!
— На голове и на глазах, о, повелитель, — покорно ответил Джамаль, кинув убийственный взор в сторону довольно потирающего руки Дубана, — кстати, — добавил он, уже из-за двери, — Тут твоя спутница, прекрасная ликом и стройная станом, покорно просит принять ее, о, повелитель!
— Вели ей подождать, — сказал Гиви, — я занят.
* * *
Вот, подумал Гиви, глядя на вереницы работников, трудолюбиво суетящихся в развалинах бывшего дворца. Как-нибудь и без червя Шамира обойдемся.
— И слоновой кости не надо, о, повелитель? — испуганно спросил Джамаль.
— Слушай, — сердито сказал Гиви, — какая кость? Совесть надо иметь! Слонов на земном шаре по пальцам пересчитать можно!
— Ну и что? — удивился Джамаль, — тем ценнее!
— Сказано же нет! И золотых деревьев не надо! Это, понимаешь, чересчур!
— Но это же так красиво, — защищался Джамаль, — это же так по-царски!
— Истинная драгоценность не нуждается в богатой оправе, о, Джамаль!
— Да?
— Да! Ибо блеск ее виден отовсюду и несомненен для знающих! Ты, главное, позаботься о том, чтобы стены выдержали подземные толчки в случае чего. А то, понимаешь, арматура никуда не годилась! Разворовали все.
— Но ведь подземных толчков больше не будет! — уверенно сказал Джамаль.
— Ну, на всякий случай. Джамаль!
— Что, повелитель?
— Я сказал!
— На голове и на…
— Да ладно тебе! Дубан, проконтролируй! Давай сюда смету! Ладно, теперь сойдет.
Гиви макнул калам в заботливо подставленную Джамалем чернильницу и замешкался.
Иблис его забери, смета, наконец, выглядит вполне пристойно, но как подписывать?
В конце концов он аккуратно вывел:
«Г. Месопотамишвили, главный бухгалтер»
В скобках добавил «числоводитель». И тихонько вздохнул.
Он чувствовал себя самозванцем.
— И? — подтолкнул его Джамаль.
Гиви задумался. Пожал плечами. Опять задумался.
— И все. Вызывай моих людей, о, Джамаль! Повеселились и будет. Мы отбываем.
— Как, отбываете, повелитель? — в ужасе воскликнул Джамаль, — теперь, когда все уладилось! Когда Престол возвысился над мирным Ирамом, а жители Ирама готовы целовать прах под твоими ногами! Когда сила и слава слетают к тебе с небес, чтобы увенчать тебя розами?
— Вот именно теперь, — согласился Гиви, — пока Мишка не полностью оклемался. А то мало ли, что ему еще в голову взбредет! Вы, двое, были превосходными наместниками, а теперь, когда Ирам избавлен от бед…
— Я, пожалуй, сумел бы справиться, — поджав губы, признался Джамаль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42