Она принесла с собой дуновение ветра из другого мира.
– Привет, ребятки! – крикнула она певцам на террасе.
Младший Мак перестал играть, все обернулись и уставились на нее и ее спутника.
– Познакомьтесь, Тоби Эпплгейт, – прощебетала она, обратив на него полный обожания взор, и ее длинные наклеенные ресницы почти коснулись тоненьких, как усики бабочки, бровей. – Вы, наверное, о нем слышали: чудо-атлет, с которым произошла забавная история: после Национальной олимпиады он с треском провалился на всех экзаменах. Последние два года он шатался по свету, а теперь вернулся домой, чтобы вас учить. Только не знаю чему.
– Салам! – сказал Младший Мак и поднес руку сначала ко лбу, а потом к сердцу.
Тоби повторил этот жест, но с большим изяществом.
– Он только что из Штатов. – И Розмари похлопала Тоби по руке. – Если вас, домоседов, интересует, как не выиграть Кубок Америки и всякая там борьба за всякие права, – спрашивайте! Он даст вам исчерпывающую информацию. Милый, я пока оставляю тебя тут для линчевания, а сама попробую отыскать нашу хозяйку.
– Продолжайте, прошу вас, – Тоби прислонился к дверному косяку. – Не прерывайте из-за меня свой концерт. Я и сам не против народных песенок, если только они не слишком навязли у всех в зубах.
– Благодарим за разрешение, – сухо сказал Младший Мак. – А мы как раз это и собирались сделать. Устраивайтесь, где вам удобно. – И он взял несколько бурных вступительных аккордов.
– Мне и здесь хорошо.
Тоби закрыл глаза, а вся компания запела: «Бравый парень из колонии».
«Этот тип чертовски самоуверен, – подумал Младший Мак, аккомпанируя поющим. – Ходячая рекламная картинка! Брюки – последний крик нью-йоркской моды, рубашка – не менее двадцати долларов. А эти замшевые туфли тоже стоят недешево».
Его раздражала поза пришельца, рассчитанная на то, чтобы наиболее эффектно продемонстрировать атлетическое телосложение, его подчеркнутая элегантность, превратившая их всех в неотесанных мальчишек.
Хор дружно грянул припев:
Мы не стажем жить рабами,
Мы не будем жить в цепях!
И Младший Мак закончил тремя звучными аккордами.
Тоби приоткрыл глаза, и его губы искривила покровительственная усмешка.
– Неплохо, неплохо! Забористо, но все же примитивно. А кто из вас, бравых парней из колонии, хочет выкурить настоящую сигарету?
И он протянул пачку сигарет, но к ней никто не прикоснулся.
На террасу поднялся Дональд.
– Добрый вечер, – сказал он с холодной вежливостью. – Я Мандель, номинальный хозяин дома.
– Рад познакомиться с вами. Надеюсь, вы не возражаете, что Розмари привела меня к вам?
– О, друзья Розмари – желанные гости в Уголке.
Младший Мак прикидывал, уловил ли Тоби иронию в голосе Дональда.
– Жаль, что никто не догадался предложить вам выпить! Что вы хотите: пиво, пунш, херес или какой-нибудь фруктовый сок, если вы предпочитаете сок.
– Напротив! Я не отказался бы от хорошего виски.
– A… – Дональд не сразу нашелся, и Тоби поспешно добавил:
– О, не беспокойтесь! Я с удовольствием выпью чего-нибудь другого, – он говорил тоном жителя столицы, снисходящего до неловкого провинциала.
– Пойдемте в кабинет отца, может, там найдется, – и Дональд указал Тоби дорогу в холл.
– Кабинет в запретной зоне! – воскликнули остальные дружным хором.
Дональд обернулся и за спиной незваного гостя показал ему нос.
Младший Мак передал гитару Гэри, тот стал наигрывать «Если б у меня был молот», и все запели.
Лайша заставила духовку кастрюлями.
– Ну, девушки, не ударили лицом в грязь. Экзотическое меню – ничего не скажешь! Курица по-китайски, индийское кэрри, риджмтафал, рис с шафраном и еще какие-то малайские кушанья, я даже не знаю, как они называются.
– И еще горячие сосиски, отварной картофель, салаты, – перечисляла Лиз, убавляя газ под бурлящими кастрюлями. – Значит, голодная смерть никому не грозит.
– Да, если добавить сюда и те потрясающие пирожные, которые прислала тетя Элис. Что это вдруг на нее нашло?
– Любовь… любовь… – Лиз возвела глаза к потолку. – Она витает даже на кухне.
Лиз поднесла банку ананасного сока к электрическому консервному ножу на стене и нажала кнопку.
– А как ты все-таки относишься к этой помолвке, Лиз?
Лиз наморщила нос и задумалась.
– Сама не знаю. С одной стороны, казалось бы, можно только приветствовать то, что так благотворно подействовало на тетю. С другой стороны, мне дико противно. И папа, конечно, чувствует то же самое. Как и я, он рад, что в доме воцарился мир, но в глубине души мы все это не одобряем.
– А что ты будешь делать, когда тетя Элис выйдет замуж?
– Понятия не имею. Даже подумать страшно. Если я о себе не позабочусь, то кончу тем, что буду утешением отцовской старости, пришпиленная к его подтяжкам дочерним долгом.
– Почему бы вам не разделить дом, как это сделали Холлоуэи? Тогда тетя Элис сможет по-прежнему опекать вас всех, но в отдельных клетках.
– Папу хватит удар, если я заикнусь о таком кощунстве.
– Ты уверена?
– Кроме того, мой будущий дядюшка вряд ли на это согласится, а тетя ходит перед ним на задних лапках.
– А ты попытайся. Из того, что мне сказал сегодня Джон, как будто следует, что дядя Карл может остаться без гроша. Джон очень хочет найти себе работу. Мне кажется, что самым лучшим выходом для вас всех было бы жить в «Лаврах», но только – запомни! – в отдельных клетках.
– Привет, пташечки!
Розмари просунула голову в дверь, Лайша и Лиз испустили стон.
– Боялись, что я не приду?
– Несчастье всегда приходит неожиданно, – ответила Лайша, не глядя на нее.
Розмари закружилась по кухне.
– Как вам мое платье? – Она замерла в грациозной позе, эффектно показывая свое коротенькое платье из блестящего черного шелка, закрытое спереди до самого подбородка, а потом медленно повернулась, демонстрируя обнаженную спину.
Лиз и Лайша промолчали.
Розмари уселась на высокий табурет и заболтала длинными ногами.
– Ну вот я и пришла. Очень мило со стороны твоей мамы, что она пригласила меня. Я привела с собой кое-кого, чтобы поднять тонус вашей бесполой жизни. Вот погодите, сейчас вы увидите настоящего мужчину. – И глаза Розмари интригующе блеснули из-под зеленых накрашенных век.
– Она насмотрелась телевизионных передач! – объявила Лиз.
– Что же ей еще делать, если она не умеет читать? – и, стукнув хлебной доской по столу, Лайша стала с ожесточением нарезать хлеб толстыми ломтями.
– Не волнуйтесь. Я пробуду здесь недолго. Мы с Тоби едем во «Флориду». Кстати, вы видели мою фотографию в утренней газете?
– В разделе собачьих бегов? – спросила Лайша.
– О Лайша! Какая ты злая!
Розмари, надув губы, вытащила из расшитой бриллиантиками сумочки газетную вырезку. Лиз взяла ее двумя пальцами и брезгливо посмотрела на снимок.
– Ну как?
– Ничего. Больше похоже на Мэнди, чем на Кристину.
Розмари звонко рассмеялась.
– Я еще не так знаменита.
– Ну, если такая слава тебя устраивает, она от тебя не уйдет.
Лайша посмотрела на фотографию через плечо Лиз.
– Реклама в местной газетке, и только!
– «И только»? – возмутилась Розмари. – Дорогие цыпочки, неужели вы не понимаете, что это апогей моих светских успехов.
– Да что ты говоришь? И ты ждешь от нас поздравлений или соболезнований?
– А вы прочтите.
Лиз прочла нарочито напыщенно:
– «Розмари Рейнбоу могла нам уделить лишь несколько минут, так как она была занята дорожными сборами, – она вылетает в Гонконг, где намерена сделать рождественские покупки».
– Разве здесь ты не можешь купить пилюлю? – спросила Лайша.
– До чего же ты ревнива! Читай дальше, Лиз.
Лиз продолжила чтение:
– «Душечка, – сказала она, – в этой предпраздничной суете моя жизнь превратилась в сущий кошмар: куча дел – и все в последнюю минуту. Сегодня утром я едва выкроила время между двумя свиданиями, чтобы поспеть на три примерки, и гнала „ягуар“ как безумная».
– Что же ты примеряла?
– Как что? Разумеется, платья. В частности, вот это. Нравится? – и Розмари потянулась, как кошка.
– Слишком уж велика разница между кормой и носом, – и Лиз равнодушно стала намазывать хлеб маслом.
Розмари засмеялась.
– Это дело поправимо, – она отстегнула тяжелую золотую цепочку, державшую платье у шеи. Черный шелк соскользнул, обнажив маленькие белые груди. – Ну как?
Лиз и Лайша ахнули.
– Нравится? – Розмари томно повела плечами.
– Неужели ты не можешь увлечь мужчину, не оголяясь? – грубо спросила Лайша.
Розмари перестала улыбаться.
– Попробуй сама. Может, подцепишь, наконец, кого-нибудь. Впрочем, не с твоей грудью кормящей матери носить такие фасоны.
– Какая бы ни была, я, во всяком случае, не собираюсь одеваться, как проститутка, – отрезала Лайша.
Розмари слегка откинулась на табурете.
– А если мне это нравится?
– Чушь! Это у тебя просто психический сдвиг, боишься, что придется взглянуть на жизнь серьезно.
– А зачем мне это нужно? Такая жизнь меня вполне устраивает. По крайней мере если уж трахнет атомная – вы же сами все время говорите, что трахнет, – мне не о чем будет жалеть. Я свое взяла! Не то что вы, засохшие девственницы. Вы уверены, что у вас все в порядке?
– Меня от тебя мутит, – сказала Лайша, отвернувшись от нее.
– А не потому ли ты так говоришь, что я бросила твоего драгоценного братца, когда он мне до чертиков надоел!
Лайша обернулась с хлебным ножом в руке.
– Вот за это мы всегда будем тебе благодарны.
Розмари соскочила с табурета.
– Вы обе очень любезны! Я лучше пойду посмотрю, как остальным понравится мое платье.
– На твоем месте я бы не ходила, – дружески посоветовала Лиз.
Розмари презрительно фыркнула.
– Если вы думаете, что я боюсь…
– Ну что ты! Тебя просто высмеют, и твой вечер будет испорчен. Неужели ты не замечала, что они смахивают на два шампиньона?
– Стервы вы…
Она дернула дверь и почти столкнулась с Дональдом, за которым вошел Младший Мак. Розмари улыбнулась обольстительной улыбкой и, притянув к себе Дональда, впилась в его губы долгим поцелуем. Дональд хотел было попятиться, но ему помешал Младший Мак, который встал у него за спиной и не отходил, пока Дональд с отвращением не оттолкнул ее от себя.
Розмари ухватилась за табурет и жалобно протянула:
– Донни, детка, какая муха тебя укусила? Раньше тебе это нравилось.
Младший Мак принял профессиональный тон:
– Что это, медицинский осмотр?
Он подошел к Розмари поглядел на ее обнаженные груди с научным интересом.
– М-да! Мисс Рейнбоу, почему вы мне не сказали, что нуждаетесь в профилактическом осмотре? Я бы взял с вас только половину обычного гонорара, так как я еще только наполовину врач. Или вы хотите расплатиться иначе? Небольшая услуга за услугу или что-нибудь посущественней?
Взяв салатную ложку, он подцепил в нее грудь Розмари, а к другому концу прижал ухо, закрыл глаза и принял сосредоточенный вид.
Розмари оттолкнула ложку. Ее лицо исказилось от ярости.
– Не трогай меня, идиот!
– Трогать вас? Да ни в коем случае. Ну, а теперь, доктор Килдер, как специалист, что вы порекомендуете: провести курс гормональных инъекций, чтобы они стали чуть пышнее, или же курс ледяных компрессов, чтобы охладить их?
Розмари возилась с застежками платья, не поднимая глаз, подбородок у нее дрожал.
– Как вы считаете, доктор? На мой взгляд, дело в недостаточности, но вот чего именно?
Дональд посмотрел на маленькие белые груди, казавшиеся еще белее по контрасту с черным шелком, и, сделав над собой усилие, проговорил:
– Я мог бы вам сказать, но это было бы нарушением врачебной этики.
Младший Мак повернулся к Лиз и Лайше.
– Вам, коллеги, наверное, будет интересно узнать, что благодаря моему стетоскопу я получил весьма ценные данные. Я обнаружил маленькое сердце с неверным ритмом и явными признаками раннего склероза. Разрешите осмотреть другую млечную железу, мисс Рейнбоу?
Розмари выскочила из кухни, так и не застегнув платья. Дверь за ней закрылась, и они услышали, как хлопнула дверь ванной.
Лайша вышла в столовую и прислонилась головой к окну. Дональд подошел к ней.
– Прости, Лайша. Я никогда не думал, что она такая.
Младший Мак схватил Лиз и весело закружил ее по кухне, а потом замер в позе балетного танцора, уставившись на нее с фатовской улыбкой. К его удивлению, она обхватила его за шею и поцеловала неумелым, но долгим поцелуем. Не веря тому, что произошло, он прижал ее к себе, ожидая, что она отшатнется, но она прильнула к нему в страстном, трепетном порыве. Весь дрожа, он посмотрел ей в глаза с нарастающей радостью и поцеловал ее так, как никогда не решался поцеловать раньше.
– Лиз, маленькая моя, – прошептал он, – давай немедленно поженимся.
Голоса, доносившиеся из кухни, сливались с пением. И под этот аккомпанемент Иоганн в роли подручного Актила положил еще несколько бутылок в тазы со льдом и помог вынести из гаража последние столы. Подручный – такого слова раньше не было в его лексиконе. Чужак – да. Он и не мог не знать этого слова, ведь дядя Карл постоянно внушал ему, что, даже приняв австралийское гражданство, он всю свою жизнь будет здесь чужаком. А сейчас в этой новой для себя роли он чувствовал себя не более чужим, чем все остальные гости. Они иностранцы, да, но с ними можно спорить о чем угодно, потому что их всех здесь связывает нечто общее. Что бы сказал дядя Карл, если бы увидел, как его племянник послушно выполняет распоряжения то индийца, то индонезийца, то китайца и всяких прочих Untermenschen? Но как можно вообще приклеивать людям такой ярлык? Они все ему нравились, но он еще не задумывался как следует над своим отношением к ним. Впрочем, он вообще симпатизировал людям, но у него пока не было ни к кому серьезной привязанности. И он спросил себя: а не испытывает ли он в глубине души вражду или неприязнь к ним? Нет, не испытывает! Его обрадовало, что он не нашел в себе никаких признаков снобизма своей семьи, способного омрачить очарование этой звездной ночи.
Из-за угла показался кавалер Розмари.
– Не возражаете, если я постою тут с вами? – спросил он и так же, как Иоганн, прислонился к стене прачечной.
– Пожалуйста. Только с условием, что я уйду, если понадобится моя помощь. – Иоганну очень хотелось, чтобы его позвали. Он немного подвинулся на приступке – от Тоби разило виски, и Иоганн подумал: наверное, в бутылке мистера Манделя осталось не так уж много.
– Сигарету?
Они закурили, и кавалер Розмари представился:
– Тоби Эпплгейт.
– Джон Фишер.
– Я вас искал.
– Вот как?
– Один мой друг – он недавно познакомился с вами в Клубе земляков – просил меня разыскать вас, и я возобновил мою старую… хм… дружбу с Розмари. Вот это девчонка! Вы еще с ней не спали? Она многому может научить. Ну, как бы там ни было, я вас разыскал. Правда, я никак не думал, что мы встретимся здесь. Такие сборища не в моем вкусе, и, думаю, что не в вашем: всякие умные студенты, народные песни, дешевое вино и цветной сброд, точно в ООН, от которого всякого порядочного человека может стошнить. Ну вас, наверное, сюда привели какие-то свои соображения.
– Да.
Тоби испытующе посмотрел на него.
– Давайте не будем играть в прятки, вы понимаете, о чем я говорю?
– Понимаю.
– Нам бы хотелось, чтобы вы с нами сотрудничали. Не прогадаете.
– Я не ищу работы.
Тоби расхохотался.
– Это, собственно говоря, не работа, а небольшая дружеская поддержка в нынешние трудные времена. Видите ли, у нас в университете среди студентов организована нацистская партия. В ней уже состоит тридцать семь членов. – Он помолчал, очевидно ожидая, что Иоганн что-нибудь скажет. – Все – студенты, но и среди сотрудников у нас есть сочувствующие. Сенат университета и профессорский совет против нас. Так и не взяли в штат одного преподавателя, которого нам очень хотелось устроить. Наш человек, а в совете у них полно красных и евреев. Мы хотели пригласить руководителя австралийской национал-социалистической партии поговорить с нами о форме, штурмовых отрядах и прочем, но евреи, коммунисты и лейбористы подняли такой шум, что наш план провалился.
Иоганн не мог понять, то ли Тоби выпил слишком много виски, то ли хвастливое многословие вообще было ему свойственно. Что, если бы Актил или Абдул услышали, какую он несет чепуху?
– Впрочем, дела у нас не так уж плохи. Вы читали большую статью в газете Сиднейского университета об идеалах национал-социализма? У редактора самые высокие представления о свободе слова, и он, дурак, пропустил все это.
– О каких идеалах? – спросил Иоганн, подняв брови.
Тоби рассмеялся.
– Конечно, было бы точнее сказать: об идеологии, но приходится смягчать. Мы бы напечатали эту статью и в профсоюзных газетах Нового Южного Уэльса, но евреи поднажали на профсоюзы, и у нас ничего не вышло. Вы, должно быть, заметили, какую они здесь забрали себе власть?
– Нет, не заметил.
– Еще увидите.
Оба помолчали.
Тоби продолжал извиняющимся тоном:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Привет, ребятки! – крикнула она певцам на террасе.
Младший Мак перестал играть, все обернулись и уставились на нее и ее спутника.
– Познакомьтесь, Тоби Эпплгейт, – прощебетала она, обратив на него полный обожания взор, и ее длинные наклеенные ресницы почти коснулись тоненьких, как усики бабочки, бровей. – Вы, наверное, о нем слышали: чудо-атлет, с которым произошла забавная история: после Национальной олимпиады он с треском провалился на всех экзаменах. Последние два года он шатался по свету, а теперь вернулся домой, чтобы вас учить. Только не знаю чему.
– Салам! – сказал Младший Мак и поднес руку сначала ко лбу, а потом к сердцу.
Тоби повторил этот жест, но с большим изяществом.
– Он только что из Штатов. – И Розмари похлопала Тоби по руке. – Если вас, домоседов, интересует, как не выиграть Кубок Америки и всякая там борьба за всякие права, – спрашивайте! Он даст вам исчерпывающую информацию. Милый, я пока оставляю тебя тут для линчевания, а сама попробую отыскать нашу хозяйку.
– Продолжайте, прошу вас, – Тоби прислонился к дверному косяку. – Не прерывайте из-за меня свой концерт. Я и сам не против народных песенок, если только они не слишком навязли у всех в зубах.
– Благодарим за разрешение, – сухо сказал Младший Мак. – А мы как раз это и собирались сделать. Устраивайтесь, где вам удобно. – И он взял несколько бурных вступительных аккордов.
– Мне и здесь хорошо.
Тоби закрыл глаза, а вся компания запела: «Бравый парень из колонии».
«Этот тип чертовски самоуверен, – подумал Младший Мак, аккомпанируя поющим. – Ходячая рекламная картинка! Брюки – последний крик нью-йоркской моды, рубашка – не менее двадцати долларов. А эти замшевые туфли тоже стоят недешево».
Его раздражала поза пришельца, рассчитанная на то, чтобы наиболее эффектно продемонстрировать атлетическое телосложение, его подчеркнутая элегантность, превратившая их всех в неотесанных мальчишек.
Хор дружно грянул припев:
Мы не стажем жить рабами,
Мы не будем жить в цепях!
И Младший Мак закончил тремя звучными аккордами.
Тоби приоткрыл глаза, и его губы искривила покровительственная усмешка.
– Неплохо, неплохо! Забористо, но все же примитивно. А кто из вас, бравых парней из колонии, хочет выкурить настоящую сигарету?
И он протянул пачку сигарет, но к ней никто не прикоснулся.
На террасу поднялся Дональд.
– Добрый вечер, – сказал он с холодной вежливостью. – Я Мандель, номинальный хозяин дома.
– Рад познакомиться с вами. Надеюсь, вы не возражаете, что Розмари привела меня к вам?
– О, друзья Розмари – желанные гости в Уголке.
Младший Мак прикидывал, уловил ли Тоби иронию в голосе Дональда.
– Жаль, что никто не догадался предложить вам выпить! Что вы хотите: пиво, пунш, херес или какой-нибудь фруктовый сок, если вы предпочитаете сок.
– Напротив! Я не отказался бы от хорошего виски.
– A… – Дональд не сразу нашелся, и Тоби поспешно добавил:
– О, не беспокойтесь! Я с удовольствием выпью чего-нибудь другого, – он говорил тоном жителя столицы, снисходящего до неловкого провинциала.
– Пойдемте в кабинет отца, может, там найдется, – и Дональд указал Тоби дорогу в холл.
– Кабинет в запретной зоне! – воскликнули остальные дружным хором.
Дональд обернулся и за спиной незваного гостя показал ему нос.
Младший Мак передал гитару Гэри, тот стал наигрывать «Если б у меня был молот», и все запели.
Лайша заставила духовку кастрюлями.
– Ну, девушки, не ударили лицом в грязь. Экзотическое меню – ничего не скажешь! Курица по-китайски, индийское кэрри, риджмтафал, рис с шафраном и еще какие-то малайские кушанья, я даже не знаю, как они называются.
– И еще горячие сосиски, отварной картофель, салаты, – перечисляла Лиз, убавляя газ под бурлящими кастрюлями. – Значит, голодная смерть никому не грозит.
– Да, если добавить сюда и те потрясающие пирожные, которые прислала тетя Элис. Что это вдруг на нее нашло?
– Любовь… любовь… – Лиз возвела глаза к потолку. – Она витает даже на кухне.
Лиз поднесла банку ананасного сока к электрическому консервному ножу на стене и нажала кнопку.
– А как ты все-таки относишься к этой помолвке, Лиз?
Лиз наморщила нос и задумалась.
– Сама не знаю. С одной стороны, казалось бы, можно только приветствовать то, что так благотворно подействовало на тетю. С другой стороны, мне дико противно. И папа, конечно, чувствует то же самое. Как и я, он рад, что в доме воцарился мир, но в глубине души мы все это не одобряем.
– А что ты будешь делать, когда тетя Элис выйдет замуж?
– Понятия не имею. Даже подумать страшно. Если я о себе не позабочусь, то кончу тем, что буду утешением отцовской старости, пришпиленная к его подтяжкам дочерним долгом.
– Почему бы вам не разделить дом, как это сделали Холлоуэи? Тогда тетя Элис сможет по-прежнему опекать вас всех, но в отдельных клетках.
– Папу хватит удар, если я заикнусь о таком кощунстве.
– Ты уверена?
– Кроме того, мой будущий дядюшка вряд ли на это согласится, а тетя ходит перед ним на задних лапках.
– А ты попытайся. Из того, что мне сказал сегодня Джон, как будто следует, что дядя Карл может остаться без гроша. Джон очень хочет найти себе работу. Мне кажется, что самым лучшим выходом для вас всех было бы жить в «Лаврах», но только – запомни! – в отдельных клетках.
– Привет, пташечки!
Розмари просунула голову в дверь, Лайша и Лиз испустили стон.
– Боялись, что я не приду?
– Несчастье всегда приходит неожиданно, – ответила Лайша, не глядя на нее.
Розмари закружилась по кухне.
– Как вам мое платье? – Она замерла в грациозной позе, эффектно показывая свое коротенькое платье из блестящего черного шелка, закрытое спереди до самого подбородка, а потом медленно повернулась, демонстрируя обнаженную спину.
Лиз и Лайша промолчали.
Розмари уселась на высокий табурет и заболтала длинными ногами.
– Ну вот я и пришла. Очень мило со стороны твоей мамы, что она пригласила меня. Я привела с собой кое-кого, чтобы поднять тонус вашей бесполой жизни. Вот погодите, сейчас вы увидите настоящего мужчину. – И глаза Розмари интригующе блеснули из-под зеленых накрашенных век.
– Она насмотрелась телевизионных передач! – объявила Лиз.
– Что же ей еще делать, если она не умеет читать? – и, стукнув хлебной доской по столу, Лайша стала с ожесточением нарезать хлеб толстыми ломтями.
– Не волнуйтесь. Я пробуду здесь недолго. Мы с Тоби едем во «Флориду». Кстати, вы видели мою фотографию в утренней газете?
– В разделе собачьих бегов? – спросила Лайша.
– О Лайша! Какая ты злая!
Розмари, надув губы, вытащила из расшитой бриллиантиками сумочки газетную вырезку. Лиз взяла ее двумя пальцами и брезгливо посмотрела на снимок.
– Ну как?
– Ничего. Больше похоже на Мэнди, чем на Кристину.
Розмари звонко рассмеялась.
– Я еще не так знаменита.
– Ну, если такая слава тебя устраивает, она от тебя не уйдет.
Лайша посмотрела на фотографию через плечо Лиз.
– Реклама в местной газетке, и только!
– «И только»? – возмутилась Розмари. – Дорогие цыпочки, неужели вы не понимаете, что это апогей моих светских успехов.
– Да что ты говоришь? И ты ждешь от нас поздравлений или соболезнований?
– А вы прочтите.
Лиз прочла нарочито напыщенно:
– «Розмари Рейнбоу могла нам уделить лишь несколько минут, так как она была занята дорожными сборами, – она вылетает в Гонконг, где намерена сделать рождественские покупки».
– Разве здесь ты не можешь купить пилюлю? – спросила Лайша.
– До чего же ты ревнива! Читай дальше, Лиз.
Лиз продолжила чтение:
– «Душечка, – сказала она, – в этой предпраздничной суете моя жизнь превратилась в сущий кошмар: куча дел – и все в последнюю минуту. Сегодня утром я едва выкроила время между двумя свиданиями, чтобы поспеть на три примерки, и гнала „ягуар“ как безумная».
– Что же ты примеряла?
– Как что? Разумеется, платья. В частности, вот это. Нравится? – и Розмари потянулась, как кошка.
– Слишком уж велика разница между кормой и носом, – и Лиз равнодушно стала намазывать хлеб маслом.
Розмари засмеялась.
– Это дело поправимо, – она отстегнула тяжелую золотую цепочку, державшую платье у шеи. Черный шелк соскользнул, обнажив маленькие белые груди. – Ну как?
Лиз и Лайша ахнули.
– Нравится? – Розмари томно повела плечами.
– Неужели ты не можешь увлечь мужчину, не оголяясь? – грубо спросила Лайша.
Розмари перестала улыбаться.
– Попробуй сама. Может, подцепишь, наконец, кого-нибудь. Впрочем, не с твоей грудью кормящей матери носить такие фасоны.
– Какая бы ни была, я, во всяком случае, не собираюсь одеваться, как проститутка, – отрезала Лайша.
Розмари слегка откинулась на табурете.
– А если мне это нравится?
– Чушь! Это у тебя просто психический сдвиг, боишься, что придется взглянуть на жизнь серьезно.
– А зачем мне это нужно? Такая жизнь меня вполне устраивает. По крайней мере если уж трахнет атомная – вы же сами все время говорите, что трахнет, – мне не о чем будет жалеть. Я свое взяла! Не то что вы, засохшие девственницы. Вы уверены, что у вас все в порядке?
– Меня от тебя мутит, – сказала Лайша, отвернувшись от нее.
– А не потому ли ты так говоришь, что я бросила твоего драгоценного братца, когда он мне до чертиков надоел!
Лайша обернулась с хлебным ножом в руке.
– Вот за это мы всегда будем тебе благодарны.
Розмари соскочила с табурета.
– Вы обе очень любезны! Я лучше пойду посмотрю, как остальным понравится мое платье.
– На твоем месте я бы не ходила, – дружески посоветовала Лиз.
Розмари презрительно фыркнула.
– Если вы думаете, что я боюсь…
– Ну что ты! Тебя просто высмеют, и твой вечер будет испорчен. Неужели ты не замечала, что они смахивают на два шампиньона?
– Стервы вы…
Она дернула дверь и почти столкнулась с Дональдом, за которым вошел Младший Мак. Розмари улыбнулась обольстительной улыбкой и, притянув к себе Дональда, впилась в его губы долгим поцелуем. Дональд хотел было попятиться, но ему помешал Младший Мак, который встал у него за спиной и не отходил, пока Дональд с отвращением не оттолкнул ее от себя.
Розмари ухватилась за табурет и жалобно протянула:
– Донни, детка, какая муха тебя укусила? Раньше тебе это нравилось.
Младший Мак принял профессиональный тон:
– Что это, медицинский осмотр?
Он подошел к Розмари поглядел на ее обнаженные груди с научным интересом.
– М-да! Мисс Рейнбоу, почему вы мне не сказали, что нуждаетесь в профилактическом осмотре? Я бы взял с вас только половину обычного гонорара, так как я еще только наполовину врач. Или вы хотите расплатиться иначе? Небольшая услуга за услугу или что-нибудь посущественней?
Взяв салатную ложку, он подцепил в нее грудь Розмари, а к другому концу прижал ухо, закрыл глаза и принял сосредоточенный вид.
Розмари оттолкнула ложку. Ее лицо исказилось от ярости.
– Не трогай меня, идиот!
– Трогать вас? Да ни в коем случае. Ну, а теперь, доктор Килдер, как специалист, что вы порекомендуете: провести курс гормональных инъекций, чтобы они стали чуть пышнее, или же курс ледяных компрессов, чтобы охладить их?
Розмари возилась с застежками платья, не поднимая глаз, подбородок у нее дрожал.
– Как вы считаете, доктор? На мой взгляд, дело в недостаточности, но вот чего именно?
Дональд посмотрел на маленькие белые груди, казавшиеся еще белее по контрасту с черным шелком, и, сделав над собой усилие, проговорил:
– Я мог бы вам сказать, но это было бы нарушением врачебной этики.
Младший Мак повернулся к Лиз и Лайше.
– Вам, коллеги, наверное, будет интересно узнать, что благодаря моему стетоскопу я получил весьма ценные данные. Я обнаружил маленькое сердце с неверным ритмом и явными признаками раннего склероза. Разрешите осмотреть другую млечную железу, мисс Рейнбоу?
Розмари выскочила из кухни, так и не застегнув платья. Дверь за ней закрылась, и они услышали, как хлопнула дверь ванной.
Лайша вышла в столовую и прислонилась головой к окну. Дональд подошел к ней.
– Прости, Лайша. Я никогда не думал, что она такая.
Младший Мак схватил Лиз и весело закружил ее по кухне, а потом замер в позе балетного танцора, уставившись на нее с фатовской улыбкой. К его удивлению, она обхватила его за шею и поцеловала неумелым, но долгим поцелуем. Не веря тому, что произошло, он прижал ее к себе, ожидая, что она отшатнется, но она прильнула к нему в страстном, трепетном порыве. Весь дрожа, он посмотрел ей в глаза с нарастающей радостью и поцеловал ее так, как никогда не решался поцеловать раньше.
– Лиз, маленькая моя, – прошептал он, – давай немедленно поженимся.
Голоса, доносившиеся из кухни, сливались с пением. И под этот аккомпанемент Иоганн в роли подручного Актила положил еще несколько бутылок в тазы со льдом и помог вынести из гаража последние столы. Подручный – такого слова раньше не было в его лексиконе. Чужак – да. Он и не мог не знать этого слова, ведь дядя Карл постоянно внушал ему, что, даже приняв австралийское гражданство, он всю свою жизнь будет здесь чужаком. А сейчас в этой новой для себя роли он чувствовал себя не более чужим, чем все остальные гости. Они иностранцы, да, но с ними можно спорить о чем угодно, потому что их всех здесь связывает нечто общее. Что бы сказал дядя Карл, если бы увидел, как его племянник послушно выполняет распоряжения то индийца, то индонезийца, то китайца и всяких прочих Untermenschen? Но как можно вообще приклеивать людям такой ярлык? Они все ему нравились, но он еще не задумывался как следует над своим отношением к ним. Впрочем, он вообще симпатизировал людям, но у него пока не было ни к кому серьезной привязанности. И он спросил себя: а не испытывает ли он в глубине души вражду или неприязнь к ним? Нет, не испытывает! Его обрадовало, что он не нашел в себе никаких признаков снобизма своей семьи, способного омрачить очарование этой звездной ночи.
Из-за угла показался кавалер Розмари.
– Не возражаете, если я постою тут с вами? – спросил он и так же, как Иоганн, прислонился к стене прачечной.
– Пожалуйста. Только с условием, что я уйду, если понадобится моя помощь. – Иоганну очень хотелось, чтобы его позвали. Он немного подвинулся на приступке – от Тоби разило виски, и Иоганн подумал: наверное, в бутылке мистера Манделя осталось не так уж много.
– Сигарету?
Они закурили, и кавалер Розмари представился:
– Тоби Эпплгейт.
– Джон Фишер.
– Я вас искал.
– Вот как?
– Один мой друг – он недавно познакомился с вами в Клубе земляков – просил меня разыскать вас, и я возобновил мою старую… хм… дружбу с Розмари. Вот это девчонка! Вы еще с ней не спали? Она многому может научить. Ну, как бы там ни было, я вас разыскал. Правда, я никак не думал, что мы встретимся здесь. Такие сборища не в моем вкусе, и, думаю, что не в вашем: всякие умные студенты, народные песни, дешевое вино и цветной сброд, точно в ООН, от которого всякого порядочного человека может стошнить. Ну вас, наверное, сюда привели какие-то свои соображения.
– Да.
Тоби испытующе посмотрел на него.
– Давайте не будем играть в прятки, вы понимаете, о чем я говорю?
– Понимаю.
– Нам бы хотелось, чтобы вы с нами сотрудничали. Не прогадаете.
– Я не ищу работы.
Тоби расхохотался.
– Это, собственно говоря, не работа, а небольшая дружеская поддержка в нынешние трудные времена. Видите ли, у нас в университете среди студентов организована нацистская партия. В ней уже состоит тридцать семь членов. – Он помолчал, очевидно ожидая, что Иоганн что-нибудь скажет. – Все – студенты, но и среди сотрудников у нас есть сочувствующие. Сенат университета и профессорский совет против нас. Так и не взяли в штат одного преподавателя, которого нам очень хотелось устроить. Наш человек, а в совете у них полно красных и евреев. Мы хотели пригласить руководителя австралийской национал-социалистической партии поговорить с нами о форме, штурмовых отрядах и прочем, но евреи, коммунисты и лейбористы подняли такой шум, что наш план провалился.
Иоганн не мог понять, то ли Тоби выпил слишком много виски, то ли хвастливое многословие вообще было ему свойственно. Что, если бы Актил или Абдул услышали, какую он несет чепуху?
– Впрочем, дела у нас не так уж плохи. Вы читали большую статью в газете Сиднейского университета об идеалах национал-социализма? У редактора самые высокие представления о свободе слова, и он, дурак, пропустил все это.
– О каких идеалах? – спросил Иоганн, подняв брови.
Тоби рассмеялся.
– Конечно, было бы точнее сказать: об идеологии, но приходится смягчать. Мы бы напечатали эту статью и в профсоюзных газетах Нового Южного Уэльса, но евреи поднажали на профсоюзы, и у нас ничего не вышло. Вы, должно быть, заметили, какую они здесь забрали себе власть?
– Нет, не заметил.
– Еще увидите.
Оба помолчали.
Тоби продолжал извиняющимся тоном:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35