– Вы только убедили меня в том, что это будет очень интересно! Спасибо, Лиз, я с удовольствием пойду на этот вечер, буду петь народные песни, танцевать и даже сделаю взнос – в уплату за бифштекс, а не на судебные издержки!
Гневное восклицание фон Рендта не произвело никакого впечатления на его племянника.
Губы фон Рендта сжались в тонкую линию.
– Боюсь, что ваша слишком демократическая страна начинает портить моего племянника. У нас на родине молодежь всегда подчиняется старшим.
– Подчинялась, – поправил Иоганн. – Вы поставили глагол не в том времени. Теперь в Германии молодежь поступает так, как ей заблагорассудится, что бы ни говорили старшие.
Фон Рендт расхохотался, но смех не замаскировал его гнева.
– Вы слышите, Мартин? Нас относят в категорию стариков. Не пора ли нам с вами начать кампанию, чтобы научить этих дерзких детей уважать нас и наши мнения?
– А вы знаете, как это сделать?
Фон Рендт усмехнулся.
– Да, знаю…
Лиз взглянула на него, склонив голову набок, как любопытная птичка.
– Расскажите как, это интересно.
– Не сейчас. Здесь не подходящее место.
– Значит, вы нас не одобряете?
Фон Рендт помолчал, положил себе еще одну порцию цыпленка и, наконец, сказал:
– Я считаю вас милыми простодушными людьми, которых не коснулись дурные влияния, развратившие Европу. И я бы хотел, чтобы вы такими и остались. Это имеет свое объяснение: на вашей земле не было двух войн.
– Но тем не менее в этих войнах погибло немало австралийцев, – холодно заметил Мартин.
– Это верно. И все же война была для вас чем-то далеким, вы сохранили свою невинность.
– Невинность? Что вы хотите этим сказать? – спросила с недоумением Лиз.
– Именно это. Вы не несете на себе бремени прошлого.
– Вы имеете в виду, что мы недостаточно цивилизованны? – обеспокоенно спросила Элис.
– Не совсем так. У вас есть все материальные блага, из которых слагается цивилизация, и тем не менее вы остаетесь невинными детьми природы. По-моему, вы последний невинный народ, оставшийся на нашей планете. Потому вы мне и нравитесь.
– На самом деле это не так! – Лиз насмешливо посмотрела на Карла. – У меня такое ощущение, что вы исподтишка над нами посмеиваетесь.
– Над чем же я могу посмеиваться?
– Не знаю. Наверное, это известно только вам самим.
С залива донесся рокот моторной лодки. Лиз вскочила и замахала рукой.
– Это «Атом»!
Моторка неслась, выписывая петли, под ее носом стояли два крыла воды, а сзади летела фигура на водных лыжах, то и дело пересекая пенистый след лодки.
– Лайша! – воскликнул Иоганн, и его сердце забилось.
– Ах, это Лайша! Хм… – Карл тихо присвистнул, а моторка стала сбавлять скорость. – Мила! – и он многозначительно ткнул Иоганна под ребро.
Иоганн отошел. Ему была невыносима мысль, что дядя сделает Лайшу предметом своих сальных шуточек.
Мимо него на вздыбленных лыжах, держась за натянутые веревки, стремительно пронеслась Лайша: облегающий тело желтый купальник, голова откинута назад, волосы развеваются по ветру, на лице широкая улыбка. Она промелькнула в сверкающих лучах солнца, и в этот момент какого-то озарения шесть миллионов евреев, уничтоженных поколением его дяди, обрели и для него плоть и кровь. Девушки такие, как Лайша. Помнит ли она об этом?
– Неужели это Младший Мак? – спросила Элис, прищурившись за темными стеклами очков.
Ей никто не ответил.
Моторка обошла «Керему». Лайша плавно скользила по волнам.
– Венера, выходящая из пены! – крикнул Карл, когда она поравнялась с ними, но тут ее лыжи запутались, Лайша потеряла равновесие и с всплеском исчезла под водой. А когда она появилась на поверхности моря, тело ее золотилось на фоне зеленой воды и крапленого солнцем песка.
У Иоганна перехватило дыханье. «Написать бы ее такой: зелено-золотой, волосы как водоросли, и вся бесплотная, вся порождение моря».
«Атом» остановился у яхты, мягко толкнувшись о кранцы, которые заблаговременно опустил за борт предусмотрительный Брэнк. Раздались громкие приветствия, поднялась суета, и, только когда моторка снова устремилась в море, унося на лыжах Лиз, Иоганн осознал, что перед ним сидит Лайша – девушка из плоти и крови, а не таинственное видение моря.
Неужели этот спокойный юноша с вьющимися, выгоревшими волосами, спадающими ему на глаза, ей по-настоящему дорог? За две недели он достаточно много слышал о Младшем Маке и понял, что в этой компании он пользуется авторитетом. Но как относится к нему Лайша? У этих людей ничего не разберешь. Быть может, они и сами не вполне во всем разобрались. А если Младший Мак ей безразличен, то почему она прыгнула к нему, когда он сел за руль, и предоставила ему, Иоганну, сесть рядом с Дональдом?
Он бы не сказал, что Дональд ему не нравился. В нем было что-то надежное и внушающее доверие. Они по-дружески улыбнулись друг другу, и каждый погрузился в привычное для него молчание.
Младший Мак подвел моторку к маленькому пляжу на южном берегу залива, и вся компания высыпала на песок. Дональд развел костер между двух камней и поставил котелок на огонь. Они перекусили, а Лиз заварила чай и разлила его по кружкам. «Если это и есть тот самый легендарный „чай по-австралийски“, то его репутация весьма преувеличена», – подумал Иоганн, но вслух ничего не сказал. «Странные люди, – думал он, глядя, как Младший Мак выплеснул остатки чая в огонь и стал сгребать ногами песок на черные угли костра, – они делают, что хотят, и везде чувствуют себя как дома».
– Сегодня утром я звонила Джой и Стивену, – сообщила Лайша. – Им как будто удалось пригласить на вечер индийского журналиста Вайдью. Ну, того, чьи статьи о положении на Тихом океане вызвали такой шум в Лондоне и Вашингтоне.
– О! Вайдья – это гвоздь вечера! – воскликнула Лиз. – Миллеры молодцы!
– Возможно, придут те молодые американцы, которые бежали от «холодной войны», – они будут танцевать. Говорят, что правительство намерено выслать их из Австралии, так что это наша последняя возможность увидеть их.
– Какой позор! – возмутилась Лиз.
– Ну, а сейчас, – сказал Младший Мак, – музыкальная часть программы. Что у вас намечено, Дон?
Дональд лежал, растянувшись на песке, положив руки под голову.
– Вечер откроет «Лесной джаз». Затем ребята из Ганы и Нигерии подогреют всей компании кровь африканскими барабанами. Потом идет зажигательный филиппинский танец, который покажет им, до чего же хороша жизнь, и в заключение выпустим Лайшу, чтобы она поразила их в самое сердце!
– Я выучила потрясающую новую песню Джоан Баэз, – с надеждой в голосе проговорила Лайша.
– Никаких новинок! – решительно сказал Дональд. – Надо взять что-то очень знакомое, чтобы все могли подпевать. Давайте возьмем «О, скажи мне, где цветы?». В ней есть настроение. Где цветы, где девушки, где мужчины, где солдаты, где могилы? Потрясающе! Пусть они спросят себя: «Когда же мы научимся делать выводы?»
– Не слишком ли мрачновато для начала? – с сомнением осведомился Младший» Мак.
– Как раз то, что нужно. Пусть они наслаждаются вечером и пусть задумаются над истинной ценой всего этого веселья. Пусть подумают.
– Ах ты, каннибал! – сказала Лиз и пнула его ногой.
– Оставь его в покое! – приказал Младший Мак, обнимая Лиз за шею. – Он не только наш лучший казначей – такого у нас не было и не будет, но и наш мозговой трест.
Он притянул Лиз к себе, обхватив ее хрупкую фигурку своими длинными руками.
Иоганн посмотрел на них с удивлением. Лиз прильнула к Маку, как доверчивое дитя. И сердце Иоганна подпрыгнуло от радости: «Так значит это не Лайша!»
– Гитару я с собой не захватил, – продолжал Младший Мак, – я тебе так напою, только ты, Лиз, ради бога, молчи, а не то мы все начнем фальшивить.
Лиз прижалась щекой к его плечу, ее лицо было счастливым и безмятежным.
Лайша пела, высоко подняв голову, ветер развевал ее густые темные волосы. В ее низком, грудном голосе было что-то очень трепетное, хватающее за душу; каждому, кто слушал, казалось, что она задает Эти вопросы именно ему. Молодой Мак перебирал воображаемые струны на горле Лиз и вполголоса напевал аккомпанемент.
Иоганн смотрел в безоблачное небо затуманившимися глазами. Быть может, в эти минуты в десяти тысячах миль отсюда то же самое поет его кузина Хельга, только на другом языке.
И когда голос Лайши замер, он сказал:
– Вы поете эту песню так же хорошо, как моя кузина.
– Вы знаете эту песню? – воскликнула Лайша.
– Еще бы! Благодаря Марлен Дитрих она стала очень популярной в Западной Германии, во всяком случае, среди молодежи.
– А вы сами ее поете?
– Пою. Я пел ее вместе с Хельгой, только по-немецки:
Sag mir, wo die Blumen sind,
Wo sind sie geblieben?
Лайша вскочила на ноги.
– Послушайте! Хватит мне петь одной. Давайте лучше дуэтом: один куплет по-английски, другой – по-немецки, а припев два раза по очереди на каждом языке.
– Отличная мысль! – одобрил Дональд. – Миллеры пригласили своих друзей-немцев, и для них это будет просто подарок, пусть узнают, что их фатерланд тоже проснулся.
– Ну-ка, давайте попробуем. Кто будет запевать?
– Лайша, – категорически сказал Дональд. – Нужно начать со знакомого текста, а если попросят на «бис», вы споете наоборот.
– Приготовились! – и Младший Мак ударил по воображаемым струнам.
– «О, скажи мне, где цветы?» – запела Лайша.
Ее низкий, глуховатый голос вызывал образ мира, испепеленного атомной бомбой. Лиз вздрогнула, и Младший Мак крепче прижал ее к себе. Затем зазвучал голос Иоганна, высокий и чистый:
Sag mir, wo die Madchen sind,
Wo sind sie geblieben? –
и голоса их слились в припеве:
Wann man es versteht?
О, когда же мы поймем?
Когда замерли последние звуки песни, никто не проронил ни слова.
Молчание нарушил Младший Мак.
– Великолепно! – проговорил он.
Лиз все еще не могла прийти в себя.
– Словно кто-то прошел по моей могиле.
– Только не я, детка, – шепнул ей на ухо Младший Мак.
– Хорошо, чертовски здорово! – похвалил Дональд. – Еще если немного поработать, получится отличный номер.
– Мы назовем его «Лайша и Иоганн»! – воскликнула Лиз. – Нет, пожалуй, «Лайша и Джон» – вот это звучит!
Иоганн и Лайша смотрели друг на друга, пораженные тем, какие чувства разбудили в них эти и прежде знакомые слова песни.
– К делу! – призвал Младший Мак. – Что дальше?
– Танцы на лужайке под «Лесной джаз». Мы выдадим им твист, стомп, фраг, свинг – все, что они захотят, чтобы поиграла кровь!
– А потом, когда они будут приходить в себя, Джой Миллер исполнит «Полонез» Шопена. Затем китайцы из Гонконга станцуют львиный танец, и в заключение снова Иоганн, Лайша, сбор пожертвований и ужин.
– Надо чем-то потрясти не только их сердце, но и карманы, – сказал Младший Мак. – Что ты предлагаешь?
– Быть может, все-таки новую песню Джоан Баэз? – повторила Лайша.
– Нет! – неумолимо ответил Дональд. – Эта песня на любителей фольклора. Спой «Ветер несет ответ». Ее все хорошо знают, а когда человек подпевает вместе с другими, это делает его податливее.
Лайша вопросительно посмотрела на Иоганна. Он кивнул. Мак начал аккомпанемент. С особой выразительностью Лайша пропела:
И ветер несет
Всему миру ответ…
Второй куплет у Иоганна звучал как призыв, как протест, он четко выделял каждое слово:
Die Antwort, mein Freund,
Weiss ganz allein der Wind,
Die Antwort weiss ganz allein der Wind.
Дональд привстал.
– А ну-ка, еще раз последние строки.
Иоганн, несколько удивленный, повторил их.
– У вас в Германии так поют? – спросил Дональд.
– Да.
– Переведено неправильно. У нас это не годится: «Только ветер один знает этот ответ», – звучит пораженчески.
– А у нас так поют, – упрямо сказал Иоганн.
– Речь идет о нескольких строчках, – примиряющим тоном проговорил Младший Мак. – Ты бы не мог как-нибудь иначе перевести их на немецкий?
– Могу, – холодно ответил Иоганн.
– Тогда переведи, и спойте еще раз, – резко сказал Дональд. – Нам надо еще помочь Миллерам все приготовить.
– Ну давай, – поторопила Лайша. – Как сказать по-немецки: «И ветер несет всему миру ответ»?
– Не знаю.
– Как не знаешь?
– Не знаю, вот и все.
Лайша с раздражением отвернулась.
– Дональд, переведи! У меня не получится.
– Я буду петь так, как поют у нас, – упорствовал Иоганн.
– Но это же глупо! – вспылила Лайша. – Отказаться от хорошей песни из-за того, что ты выучил неверный перевод!
– Кто сказал, что это неверный перевод?
– Конечно, неверный. Оригинал английский, а немецкий перевод искажает смысл.
– А мне он больше нравится.
– Никогда не встречала такого упрямца! Отказываться петь из-за каких-то глупых слов, искажающих смысл!
– А мне этот смысл нравится больше.
Лайша вскочила с места и смерила его взглядом, а он сидел с невозмутимым видом, прислонясь к скале.
– Так, значит, по-твоему, ветер не несет всему миру ответ?
– Нет. По-моему, только ветер знает ответ.
Дональд встал, вошел в воду и поднял маленький якорь «Атома».
– Садитесь! – крикнул он. – Нам пора!
Младший Мак обнял за плечи Иоганна и Лайшу.
– Послушайте, – сказал он, – раз уж неотразимая сила столкнулась с несокрушимой массой, давайте откажемся от идеи дуэта. А Иоганн потом споет какую-нибудь другую песню. Не пропадать же такому голосу. – И он повел их к моторке, сердитых и обиженных друг на друга.
– Если вы не возражаете, я вернусь обратно на лыжах, – сказал Иоганн, высвобождаясь.
– Валяйте! – ответил Младший Мак.
Лиз прыгнула на место рулевого. Лайша села рядом, а Дональд и Младший Мак поместились на заднем сиденье, и каждый задумался о своем.
Иоганн встал в исходное положение и прекрасно взял старт от берега; «Атом» понесся по искрящимся водам залива.
«Керема» медленно шла домой, и, когда «Атом», круживший вокруг яхты, слишком близко подходил к ней, она покачивалась на поднятой им волне.
– Напрасно они позволили Лиз вести моторку, – сказал Мартин Брэнку. – Ведь она сорвиголова.
Брэнк был вполне с ним согласен.
– Они все сумасшедшие! – сказал Карл и, покончив с этой темой, быстро перевернулся на другой бок и положил голову на колени Элис.
– Не надо. Карл. Не здесь.
– А почему?
– Мартин и Брэнк могут нас увидеть.
– Мартин стоит у руля и воображает себя викингом. А Брэнк, надеюсь, уже свалился за борт.
– О Карл! Вы просто ужасны.
– Вы просто ужасны! – шутливо повторил Карл, имитируя, хотя и с сильным акцентом, ее интонацию.
Его рука скользнула под ее накидку и обожгла ей спину. Он привлек Элис к себе.
– Не дождусь вечера, чтобы потанцевать с вами! – И он запел высоким звонким голосом:
Oh Donna Clara ich hab' Sie tanzen gesehen,
Und deine Schonheit hat' mich toll gemacht.
– Вы понимаете смысл этих слов?
Элис покачала головой.
– Это значит: я видел, как ты танцевала, и красота твоя меня свела с ума.
Элис что-то смущенно пролепетала, пытаясь отодвинуться, но он только крепче прижал ее к себе.
– Вы благоухаете, как распустившаяся роза. Мне нравится, что у вас белая кожа и что вы скрыты завесой тайны. Тем упоительнее будет, когда… – И он снова запел негромко и страстно:
Oh Donna Clara, ich hab' im Traume
Dich dann im ganzen gesehen.
– Это значит: мне обнаженной ты явилась во сне. Пусть эта песня останется нашей тайной, хорошо?
Его рука легла на ее грудь, и она вся затрепетала.
– Разве австралийские мужчины так не делают? И неужели ваш жених никогда так не ласкал вас на палубе яхты?
– Никогда.
Лицо Элис померкло – она смотрела на сильное грузное тело, простертое рядом с ней, и пыталась вспомнить, как выглядел Редж, и не могла. Редж никогда не действовал на нее так сильно, как этот мужчина, повадки которого еще совсем недавно показались бы ей отвратительными.
Он продолжал ласкать ее грудь, и она оттолкнула его руку, пытаясь сохранить хоть какое-то подобие достоинства.
– Прошу вас, Карл! Я к этому не привыкла.
– Да? – он опустил руку на ее колено. – Liebe Donna Clara! Иногда мне кажется, что вы так и остались совсем неопытной девушкой, несмотря на то, что вам пришлось пережить. Не станете же вы утверждать, что вас никто не любил после того, как ваш жених погиб на войне? Никто? – И он расхохотался. – Тем лучше для меня!
Элис молчала. Глядя на сверкающую воду, она спрашивала себя: «О господи! Чем это кончится? Я хочу, чтобы он был со мной, но для него – что значит это для него? Мимолетное влечение или что-то большее?»
«Атом» снова пронесся мимо. Иоганн демонстрировал сногсшибательный слалом.
– Мой племянник очень мил, не правда?
– О да, – согласилась Элис.
– А молодой человек позади Элизабет, кто он?
– Товарищ Дональда, которого они называют Младший Мак – его фамилия Макгрегор. У него блестящие способности, но я его терпеть не могу. Это он виноват во всех сумасбродствах Лиз.
– Хо! Хо!
– Не в том смысле, в каком вы думаете. Я имею в виду все эти их демонстрации и протесты.
– Надеюсь, моего племянника они не испортят?
– Ну, Дональд вполне порядочный юноша, да и Лайша, в сущности, вовсе неплохая девушка. А их родители – очаровательные люди.
– Иоганн говорит, что они очень добры, и я им за это признателен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35