Пустяки. Хочешь, сходим куда-нибудь поужинать, – предложил он. По-видимому, это был один из тех редких дней, когда у него было хорошее настроение.
Ну что ж, тем лучше.
Глупо говорить о том, что такое твоя жизнь, или рассуждать о своем месте под солнцем. Глупо и вообще нельзя. Потому что подобными разговорами мы преступно упрощаем себя. Становимся всего лишь ограниченным набором фактов. Жалкими крупицами информации.
Надо просто жить, как живешь. Тихо, украдкой. Просто наблюдать. И он тоже знает об этом…
Но… но я хотела говорить. Хотела рассказывать. Потому что я совсем одна, я существую на краю одиночества.
Рюичиро пошел в туалет, а я, поджидая его, рассматривала фотографию. Широкая улыбка, морщинки вокруг глаз – на этом снимке он был очень похож на свою маму. Я подумала о том, как он целый час стоял посреди своей полупустой квартиры в моем белом платье, и расхохоталась.
Смех завладел всем моим существом – сначала исчезли мысли, потом я перестала чувствовать тело. Я растворилась в воздухе, стала звучащей пустотой. Ничего не было – ни спасения, ни одиночества, – только смех, который порождал самое себя снова и снова. Смех, который был мною. А я была им.
Это чувство длилось всего лишь одно кратчайшее мгновение.
Но оно откуда-то было мне знакомо. Оно всегда жило во мне и оставалось со мной, несмотря ни на что.
Бриллиант чистейшей воды. Драгоценный камень без единого изъяна. Мое внутреннее сокровище.
21. Cruel
Ночью у меня поднялась температура.
Я выпила слишком много холодного пива на холодном ветру, и вдобавок ко всему Месмер совершенно выбил меня из колеи своими откровениями.
Обычно я не обращаю внимания на простуду и в этот раз тоже вела себя так, будто все нормально, но стоило мне хоть на секунду прикрыть глаза, как темнота вокруг начинала кружиться и раскачиваться. Я пыталась заснуть и не могла – мешала тупая головная боль, на глаза наворачивались слезы, я задыхалась и вообще чувствовала себя очень странно.
На самом-то деле я вся горела и, видимо, от этого совсем перестала соображать – мне даже в голову не пришло, что у меня жар. Провалявшись несколько часов без сна, я захотела встать с постели, но ничего у меня не получилось. Тело не желало меня слушаться. Я испугалась и разбудила Рюичиро.
– Слушай, кажется, со мной что-то не так.
– Что не так? – непонимающе спросил он, толком еще не проснувшись.
– Не знаю. Я как-то странно себя чувствую.
– Слушай, да ты вся горишь. А ноги как лед, – сказал он, потрогав мои лоб и пятки. – Надо тебе температуру померить.
Он принес мне градусник, и через десять минут мы узнали, что температура у меня за тридцать девять.
– Поздравляю! Классная температурка. – С этими словами Рюичиро отправился на кухню за льдом.
– Да. Ничего себе. Весь мир как-то сразу преобразился, – сказала я ему вслед.
Это было чистой правдой. Физически я чувствовала себя довольно паршиво, но зато все вокруг было расплывчатым, ярким и веселым – как мультик.
Он вернулся с пакетом льда, озабоченно взглянул на меня и спросил:
– Хочешь попить чего-нибудь?
– Мне бы водички, если можно.
Осушив чашку, я почувствовала тошноту. Но скоро это чувство прошло. Стало полегче. Ноги согрелись.
Лед на обжигающе горячем лбу был обжигающе холодным.
– Когда все вокруг раскачивается, это, оказывается, тоже совсем неплохо, – поделилась я своими наблюдениями с Рюичиро.
– Ты совсем как пьяная, – удрученно ответил он.
На всем протяжении этого бессмысленного разговора передо мной маячило слегка размытое, но вполне узнаваемое лицо Месмера. В ушах эхом звучали его слова. Что и говорить – ему удалось произвести на меня впечатление. Но я вовсе не собиралась сдаваться и признавать себя никчемной и всеми покинутой. Что за ерунда! Я была готова бороться, чтобы доказать, что Месмер не прав. Вот они – доказательства: этот нестерпимый жар, эти ледяные – словно и не мои вовсе – ноги, и даже этот человек рядом со мной, настолько здоровый, что он просто не может понять, как я сейчас себя ощущаю… Неважно, что там болтает Месмер. Я нравлюсь себе такой, какая я есть, – чувство, которое редко испытываешь, когда здоров.
– Наверное, лучше всего выпить таблетку и немного поспать, – сказала я.
Рюичиро принес аспирин.
Таблетка подействовала довольно быстро.
Я проваливалась в забытье. Даже если бы сейчас здесь собрались все мои родственники, я бы вряд ли кого-нибудь из них узнала и, глядя на незнакомые лица, скорее всего, приняла бы их за чужих, не имеющих ко мне никакого отношения людей. Но это чувство неузнавания не было одиночеством.
«Так вот в чем дело…» – подумала я, растворяясь в этом странном ощущении.
Как ребенок, на которого вдруг снизошло озарение.
Родной дом вовсе не обязательно находится там, где мы хотели бы жить, а внутри может оказаться совсем не тот интерьер, о котором мы мечтали. И женщина, вскормившая нас своим молоком, не обязательно отвечает нашим представлениям о том, какой должна быть мать.
Человеческую жизнь можно сравнить с существованием в огромной коробке, где мы оказались совершенно случайно и вокруг – одни незнакомцы.
По-моему, как-то вот так.
Но когда я вижу, что меня любят, я не очень-то задумываюсь об этих вещах. Разве это плохо? Ведь младенцы не задумываются – просто принимают любовь окружающих, и все. Если бы они могли говорить, я уверена, они бы сказали то же самое, что говорю сейчас я.
Это чувство тоже можно считать одиночеством, но ты замечаешь его только со временем. Изначально оно не свойственно нашей душе – источник находится где-то в другом месте.
Мне никогда не хотелось туда вернуться.
Я попыталась представить себе саму себя в тот тяжелый период – беззащитную, лишенную памяти, лишенную опоры, – и в моем воображении возникла печальная блеклая фигура, олицетворение одиночества.
От этого мне стало невыносимо грустно. Как при взгляде на котенка, который еще не знает, что завтра его увезут в другой дом, в другую семью.
Какое-то время мое сознание цеплялось за этот образ, кроме которого ничего больше не осталось.
Но, наконец, я погрузилась в сон.
Я проснулась на следующее утро в очень хорошем настроении.
Температура спала. Душой я была бодра и весела. Чувствовала себя отдохнувшей и даже возродившейся. Рядом с подушкой лежала записка:
Я позвонил твоим и все им рассказал. ПОЖАЛУЙСТА, полежи сегодня в постели. Отдохни. Вернусь после обеда. Завтрак – в холодильнике.
Рюичиро
Свет мягко лился через окно. Я с удовольствием вдыхала вкусный воздух – этим утром он был гораздо вкуснее, чем обычно. И вообще, все вокруг было напоено жизнью: и лучи солнца, и легкий ветерок, проникавший в комнату сквозь приоткрытую створку. В теле, однако, особой бодрости не ощущалось, но это было даже приятно. Я чувствовала, что сегодня все будет именно так, как должно быть, – специально для меня, наилучшим образом. Аспирин сделал свое дело – я здорово пропотела за ночь, и это пошло мне на пользу…
Валяясь на футоне и глядя в голубое небо за окном, я строила планы на сегодняшний день. Давненько я этим не занималась. Прекрасное занятие – вот так вот просто валяться и думать практически ни о чем…
«Сначала приму душ. Потом перекушу чем-нибудь из холодильника, выпью кофе и… просто побуду сама с собой». Какая приятная мысль!
Свобода. Чувство полной свободы. Я спаслась из горячечного мира, где от повышенной температуры плавится сознание, и теперь торжествую вместе со своим освобожденным телом.
– Нет худа без добра – да здравствует жар, – бормочу я себе под нос.
Идиотская фраза. Хорошо, что меня никто не слышит.
Выпив полный стакан воды, я позвонила брату в интернат. Я хотела рассказать ему о своей встрече с Месмером.
Брат сегодня был в ударе. Я только и успела, что поздороваться, как он уже спросил:
– Ты простудилась? У тебя такой голос, будто ты лежишь с температурой.
– Ага. Простудилась, – ответила я и рассказала ему про Месмера. О том, что он совсем скоро уезжает заграницу и хотел бы перед отъездом встретиться и помириться.
– А ты что, с ним разговаривала? – Эта новость застала брата врасплох. – И как прошел разговор? Голова не болела потом? Я вообще-то не хотел, чтобы вы встречались. Я после встречи с ним долго в себя не мог прийти – все думал, думал, думал, так что мне даже плохо стало. Сейчас-то уже нормально. Может, даже и хорошо, что все получилось, как получилось. Он мне столько всего наговорил тогда – такого больше ни от кого не услышишь… Думаю, ему нелегко живется с таким характером… к тому же он еще и гипнотизер…
– Наверное, ты прав. Знаешь, я поначалу никак не могла понять, чем же он тебя так испугал. Теперь я, конечно, все понимаю. Но для этого мне пришлось с ним встретиться и немного поболтать.
– И что он тебе сказал? Гадость какую-нибудь, правда? Поэтому я и не хотел, чтобы ты с ним встречалась. А с другой стороны – ты все сделала правильно. Между прочим, Лапша тоже переживает из-за того, что они расстались. Вернее, из-за того, как они расстались. Может быть, она и захочет увидеть его до отъезда.
– Отлично. Значит, надо будет выбрать день и место. Я считаю, что вам надо обязательно с ним повидаться… В конце концов, это будет просто некрасиво, если он уедет в Калифорнию и никто его так и не проводит. Короче, я позвоню Лапше и договорюсь с ней.
– Нет проблем, я с вами. И вообще, я много об этом думал и понял, что я так испугался как раз оттого, что где-то в глубине души очень хотел уехать вместе с ним.
– Ты хотел уехать в Калифорнию?!
– Ну да.
– Так почему же ты не поехал, раз хотел?
– Да я думаю, что еще успею туда съездить. Это, во-первых. А во-вторых, только представь себе – я прямо сейчас уезжаю с Месмером в Калифорнию. И что дальше? Это же, как бы не по доброй воле, правильно? Ну, сбежал я отсюда, сбежал от каких-то своих проблем. А там мне придется как хвостик ходить за Месмером – сам-то я ничего не знаю, ничего не могу, и еще эти странные люди из программы…
– А-а. Ну, тогда понятно. Действительно, как-то не очень здорово звучит.
– Знаешь, вот сейчас несколько минут назад, когда ты мне сказала про то, что Месмер возвращается в Калифорнию, я вдруг почувствовал, что хочу поехать вместе с ним. Может, я и не прав, конечно, но путешествие в Америку – это для меня почти как полет на другую планету, жутко интересно. Как в книжке или в фильме… Очень трудно отказываться от такого предложения. Но я понимаю, что та Америка, которую я себе представил, скорее всего, совсем не похожа на настоящую. И уж точно не похожа на то, что я видел в Кочи или на Сайпане. Вот. И если я поеду с Месмером, то буду смотреть на Америку как бы его глазами. Я увижу «его» океан, «его» небо, «его» друзей и так далее. Это все, конечно, очень приятно – по крайней мере, когда мы только познакомились и вместе гуляли по Токио, мне было с ним очень интересно. Мне вообще по началу было хорошо рядом с ним. Так хорошо, что я хотел видеть его каждый день. Мне его очень не хватало. То есть, если так подумать, я, наверное, мог бы жить где угодно при условии, что Месмер где-то рядом. Вот я и подумал, имеет ли мне смысл ехать в Калифорнию, если я еду не из-за Калифорнии, а из-за Месмера? То есть он почти убедил меня в том, что на всей Земле – это самое подходящее для меня место. Но ты ведь уже поняла, что он мастер убеждать. А так – я вовсе не уверен, что хочу туда ехать…
Бедный, бедный Ёшио. Он опять запутался. И я опять ничем не могу ему помочь…
– Послушай, брат. Я знаю, что Япония не самое приятное место для таких, как ты. Тебе здесь неуютно и все такое. Ты даже в школе не можешь учиться, как следует, потому что тебе нужно что-то совсем другое. Так почему бы не съездить в Калифорнию? Просто посмотреть, как там все устроено. Разумеется, если ты действительно хочешь туда поехать.
– Если б я знал, чего я хочу… Вот поэтому я и думаю, что мне стоит еще раз встретиться с Месмером, пока он не уехал. Может быть, я изменю свое мнение, а может, и нет. Но по крайней мере, я знаю, что в этот раз все будет по-другому – я больше его не боюсь и не пущу его в свои сны. Так что давай, звони Лапше. А я – не против.
Все оказалось гораздо проще, чем я думала.
Лапша сразу же предложила поехать куда-нибудь на ее машине, потому что раз уж мы собираемся такой милой компанией, то какой смысл сидеть в городе – уж лучше немного попутешествовать. Не думаю, что у нее были какие-то скрытые намерения. В принципе каждому из нас все и так было ясно.
Нам ничего не оставалось, кроме как двигаться вперед.
В общем, было решено в один из теплых дней собраться и поехать на океан.
Мы договорились встретиться на Токийском вокзале.
Я с самого утра была в легком возбуждении, хотя, казалось бы, что такого? Ну, провожаем знакомого, ну едем на океан. И все же меня не покидало предчувствие чего-то восхитительного. Когда я приехала в интернат, чтобы забрать Ёшио, у меня было прекрасное настроение. Но как бы день ни начинался, мы не знаем, чем он закончится, – и этот жаркий летний день не был исключением. Солнце палило нещадно. В его ярких, жарких лучах листва деревьев казалась избыточно зеленой. Разве можно было себе представить, что когда-нибудь ничего этого больше не будет?
Месмер, залитый сияющим солнечным светом, выглядел сегодня каким-то умиротворенным. Они с Лапшой обменялись приветствиями, и стало ясно, что все обиды и горькие чувства остались в прошлом. Месмер окончательно что-то для себя решил и не скрывал того, что видит свой отъезд в Калифорнию как достойное завершение их с Лапшой романа. В конце концов, у каждого из нас есть право выбора идти своей дорогой.
Я смотрела из окна машины на голубеющее небо и думала о том, что сегодняшний день похож на сон. На стихотворные строчки, плывущие по небесной реке.
Поддавшись радостному возбуждению, мы громко разговаривали, шутили и смеялись.
В рабочий полдень машин на скоростном шоссе было совсем немного, и мы стремительно летели по белой стреле автострады под палящим солнцем.
Осколки и фрагменты последнего полугода моей жизни проносились перед моим внутренним взором: счастливые дни и ослепительные дороги Сайпана, поездки и путешествия, новые встречи и впечатления. Это не было беспорядочным мельтешением, как в те дни, когда воспоминания вдруг накатывали на меня, неожиданно возникая из небытия. Скорее это было похоже на стихотворение – каждый фрагмент как сверкающая строчка, кружащаяся в феерическом танце посреди изумрудной зелени, уплывающая все дальше и дальше за едва различаемую линию горизонта над летним океаном.
– Сакуми, прости меня за все то, что я тебе сказал во время нашей недавней встречи. Боюсь, моя откровенность граничила с грубостью.
– В тот день вы меня так напугали, Месмер, что ночью у меня начался жар.
– Честно?
– Куда уж честней.
– Ох, прости. Я не хотел.
– Да нет, что вы. Я в каком-то смысле благодарна вам за это. Когда ты взрослый, такой жар – это большая редкость… Я бы даже сказала – большая роскошь.
– Я, кажется, был слишком резким, – извиняющимся тоном сказал Месмер. – Но мне так хотелось, чтобы мы узнали друг друга поближе. А времени совсем не было. Теперь я понимаю, что нельзя было так спешить. Прости меня, ладно?
– Ты прекрасно знаешь, как твои слова действуют на людей, – сказала Лапша, бросив на него выразительный взгляд.
Кстати, она оказалась отличным водителем, хотя обычно те, кто получает водительские права за границей, чувствуют себя на японских дорогах очень неуверенно. Лапша же вела машину так мягко и легко, что, хотя я ехала с ней в первый раз, я не чувствовала обычной для таких случаев напряженности.
– Да ладно тебе, Месмер. Что ты так распереживался? Мало ли отчего у человека может начаться жар. Простое совпадение. А ты уже подумал, что это твоя заслуга, – сказала Лапша Месмеру, который никак не мог успокоиться и все продолжал извиняться сначала за свою грубость, а потом за то, что из-за него у меня поднялась температура.
– Да-да. Не берите в голову, – поддержала я Лапшу. – Я просто слишком впечатлительная.
– И я! – подал голос Ёшио. – Это потому, что мы брат и сестра.
Он врал, хотя, конечно, это слабое утешение.
И мы все об этом знали. Но никому не хотелось уличать его во лжи. Потому что тогда все это сияющее великолепие вокруг нас исчезло бы в одночасье и вместо него изо всех щелей повылезало бы темное, удручающее прошлое, как в той сказке про царя Мидаса.
Уж лучше считать, что все, сказанное здесь между нами, автоматически становится правдой.
Чтобы загладить неловкость, мы принялись болтать ни о чем. И уже через несколько минут смеялись как сумасшедшие над какой-то дурацкой шуткой.
Как же так?
Все опять повторяется?
Я и Ёшио. Нас притягивает в такие места как магнитом. Туда, где солнце. Туда, где океан.
В такие моменты мне кажется, будто я выпала из времени – почему моя встреча с океаном невозможна без присутствия брата?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Ну что ж, тем лучше.
Глупо говорить о том, что такое твоя жизнь, или рассуждать о своем месте под солнцем. Глупо и вообще нельзя. Потому что подобными разговорами мы преступно упрощаем себя. Становимся всего лишь ограниченным набором фактов. Жалкими крупицами информации.
Надо просто жить, как живешь. Тихо, украдкой. Просто наблюдать. И он тоже знает об этом…
Но… но я хотела говорить. Хотела рассказывать. Потому что я совсем одна, я существую на краю одиночества.
Рюичиро пошел в туалет, а я, поджидая его, рассматривала фотографию. Широкая улыбка, морщинки вокруг глаз – на этом снимке он был очень похож на свою маму. Я подумала о том, как он целый час стоял посреди своей полупустой квартиры в моем белом платье, и расхохоталась.
Смех завладел всем моим существом – сначала исчезли мысли, потом я перестала чувствовать тело. Я растворилась в воздухе, стала звучащей пустотой. Ничего не было – ни спасения, ни одиночества, – только смех, который порождал самое себя снова и снова. Смех, который был мною. А я была им.
Это чувство длилось всего лишь одно кратчайшее мгновение.
Но оно откуда-то было мне знакомо. Оно всегда жило во мне и оставалось со мной, несмотря ни на что.
Бриллиант чистейшей воды. Драгоценный камень без единого изъяна. Мое внутреннее сокровище.
21. Cruel
Ночью у меня поднялась температура.
Я выпила слишком много холодного пива на холодном ветру, и вдобавок ко всему Месмер совершенно выбил меня из колеи своими откровениями.
Обычно я не обращаю внимания на простуду и в этот раз тоже вела себя так, будто все нормально, но стоило мне хоть на секунду прикрыть глаза, как темнота вокруг начинала кружиться и раскачиваться. Я пыталась заснуть и не могла – мешала тупая головная боль, на глаза наворачивались слезы, я задыхалась и вообще чувствовала себя очень странно.
На самом-то деле я вся горела и, видимо, от этого совсем перестала соображать – мне даже в голову не пришло, что у меня жар. Провалявшись несколько часов без сна, я захотела встать с постели, но ничего у меня не получилось. Тело не желало меня слушаться. Я испугалась и разбудила Рюичиро.
– Слушай, кажется, со мной что-то не так.
– Что не так? – непонимающе спросил он, толком еще не проснувшись.
– Не знаю. Я как-то странно себя чувствую.
– Слушай, да ты вся горишь. А ноги как лед, – сказал он, потрогав мои лоб и пятки. – Надо тебе температуру померить.
Он принес мне градусник, и через десять минут мы узнали, что температура у меня за тридцать девять.
– Поздравляю! Классная температурка. – С этими словами Рюичиро отправился на кухню за льдом.
– Да. Ничего себе. Весь мир как-то сразу преобразился, – сказала я ему вслед.
Это было чистой правдой. Физически я чувствовала себя довольно паршиво, но зато все вокруг было расплывчатым, ярким и веселым – как мультик.
Он вернулся с пакетом льда, озабоченно взглянул на меня и спросил:
– Хочешь попить чего-нибудь?
– Мне бы водички, если можно.
Осушив чашку, я почувствовала тошноту. Но скоро это чувство прошло. Стало полегче. Ноги согрелись.
Лед на обжигающе горячем лбу был обжигающе холодным.
– Когда все вокруг раскачивается, это, оказывается, тоже совсем неплохо, – поделилась я своими наблюдениями с Рюичиро.
– Ты совсем как пьяная, – удрученно ответил он.
На всем протяжении этого бессмысленного разговора передо мной маячило слегка размытое, но вполне узнаваемое лицо Месмера. В ушах эхом звучали его слова. Что и говорить – ему удалось произвести на меня впечатление. Но я вовсе не собиралась сдаваться и признавать себя никчемной и всеми покинутой. Что за ерунда! Я была готова бороться, чтобы доказать, что Месмер не прав. Вот они – доказательства: этот нестерпимый жар, эти ледяные – словно и не мои вовсе – ноги, и даже этот человек рядом со мной, настолько здоровый, что он просто не может понять, как я сейчас себя ощущаю… Неважно, что там болтает Месмер. Я нравлюсь себе такой, какая я есть, – чувство, которое редко испытываешь, когда здоров.
– Наверное, лучше всего выпить таблетку и немного поспать, – сказала я.
Рюичиро принес аспирин.
Таблетка подействовала довольно быстро.
Я проваливалась в забытье. Даже если бы сейчас здесь собрались все мои родственники, я бы вряд ли кого-нибудь из них узнала и, глядя на незнакомые лица, скорее всего, приняла бы их за чужих, не имеющих ко мне никакого отношения людей. Но это чувство неузнавания не было одиночеством.
«Так вот в чем дело…» – подумала я, растворяясь в этом странном ощущении.
Как ребенок, на которого вдруг снизошло озарение.
Родной дом вовсе не обязательно находится там, где мы хотели бы жить, а внутри может оказаться совсем не тот интерьер, о котором мы мечтали. И женщина, вскормившая нас своим молоком, не обязательно отвечает нашим представлениям о том, какой должна быть мать.
Человеческую жизнь можно сравнить с существованием в огромной коробке, где мы оказались совершенно случайно и вокруг – одни незнакомцы.
По-моему, как-то вот так.
Но когда я вижу, что меня любят, я не очень-то задумываюсь об этих вещах. Разве это плохо? Ведь младенцы не задумываются – просто принимают любовь окружающих, и все. Если бы они могли говорить, я уверена, они бы сказали то же самое, что говорю сейчас я.
Это чувство тоже можно считать одиночеством, но ты замечаешь его только со временем. Изначально оно не свойственно нашей душе – источник находится где-то в другом месте.
Мне никогда не хотелось туда вернуться.
Я попыталась представить себе саму себя в тот тяжелый период – беззащитную, лишенную памяти, лишенную опоры, – и в моем воображении возникла печальная блеклая фигура, олицетворение одиночества.
От этого мне стало невыносимо грустно. Как при взгляде на котенка, который еще не знает, что завтра его увезут в другой дом, в другую семью.
Какое-то время мое сознание цеплялось за этот образ, кроме которого ничего больше не осталось.
Но, наконец, я погрузилась в сон.
Я проснулась на следующее утро в очень хорошем настроении.
Температура спала. Душой я была бодра и весела. Чувствовала себя отдохнувшей и даже возродившейся. Рядом с подушкой лежала записка:
Я позвонил твоим и все им рассказал. ПОЖАЛУЙСТА, полежи сегодня в постели. Отдохни. Вернусь после обеда. Завтрак – в холодильнике.
Рюичиро
Свет мягко лился через окно. Я с удовольствием вдыхала вкусный воздух – этим утром он был гораздо вкуснее, чем обычно. И вообще, все вокруг было напоено жизнью: и лучи солнца, и легкий ветерок, проникавший в комнату сквозь приоткрытую створку. В теле, однако, особой бодрости не ощущалось, но это было даже приятно. Я чувствовала, что сегодня все будет именно так, как должно быть, – специально для меня, наилучшим образом. Аспирин сделал свое дело – я здорово пропотела за ночь, и это пошло мне на пользу…
Валяясь на футоне и глядя в голубое небо за окном, я строила планы на сегодняшний день. Давненько я этим не занималась. Прекрасное занятие – вот так вот просто валяться и думать практически ни о чем…
«Сначала приму душ. Потом перекушу чем-нибудь из холодильника, выпью кофе и… просто побуду сама с собой». Какая приятная мысль!
Свобода. Чувство полной свободы. Я спаслась из горячечного мира, где от повышенной температуры плавится сознание, и теперь торжествую вместе со своим освобожденным телом.
– Нет худа без добра – да здравствует жар, – бормочу я себе под нос.
Идиотская фраза. Хорошо, что меня никто не слышит.
Выпив полный стакан воды, я позвонила брату в интернат. Я хотела рассказать ему о своей встрече с Месмером.
Брат сегодня был в ударе. Я только и успела, что поздороваться, как он уже спросил:
– Ты простудилась? У тебя такой голос, будто ты лежишь с температурой.
– Ага. Простудилась, – ответила я и рассказала ему про Месмера. О том, что он совсем скоро уезжает заграницу и хотел бы перед отъездом встретиться и помириться.
– А ты что, с ним разговаривала? – Эта новость застала брата врасплох. – И как прошел разговор? Голова не болела потом? Я вообще-то не хотел, чтобы вы встречались. Я после встречи с ним долго в себя не мог прийти – все думал, думал, думал, так что мне даже плохо стало. Сейчас-то уже нормально. Может, даже и хорошо, что все получилось, как получилось. Он мне столько всего наговорил тогда – такого больше ни от кого не услышишь… Думаю, ему нелегко живется с таким характером… к тому же он еще и гипнотизер…
– Наверное, ты прав. Знаешь, я поначалу никак не могла понять, чем же он тебя так испугал. Теперь я, конечно, все понимаю. Но для этого мне пришлось с ним встретиться и немного поболтать.
– И что он тебе сказал? Гадость какую-нибудь, правда? Поэтому я и не хотел, чтобы ты с ним встречалась. А с другой стороны – ты все сделала правильно. Между прочим, Лапша тоже переживает из-за того, что они расстались. Вернее, из-за того, как они расстались. Может быть, она и захочет увидеть его до отъезда.
– Отлично. Значит, надо будет выбрать день и место. Я считаю, что вам надо обязательно с ним повидаться… В конце концов, это будет просто некрасиво, если он уедет в Калифорнию и никто его так и не проводит. Короче, я позвоню Лапше и договорюсь с ней.
– Нет проблем, я с вами. И вообще, я много об этом думал и понял, что я так испугался как раз оттого, что где-то в глубине души очень хотел уехать вместе с ним.
– Ты хотел уехать в Калифорнию?!
– Ну да.
– Так почему же ты не поехал, раз хотел?
– Да я думаю, что еще успею туда съездить. Это, во-первых. А во-вторых, только представь себе – я прямо сейчас уезжаю с Месмером в Калифорнию. И что дальше? Это же, как бы не по доброй воле, правильно? Ну, сбежал я отсюда, сбежал от каких-то своих проблем. А там мне придется как хвостик ходить за Месмером – сам-то я ничего не знаю, ничего не могу, и еще эти странные люди из программы…
– А-а. Ну, тогда понятно. Действительно, как-то не очень здорово звучит.
– Знаешь, вот сейчас несколько минут назад, когда ты мне сказала про то, что Месмер возвращается в Калифорнию, я вдруг почувствовал, что хочу поехать вместе с ним. Может, я и не прав, конечно, но путешествие в Америку – это для меня почти как полет на другую планету, жутко интересно. Как в книжке или в фильме… Очень трудно отказываться от такого предложения. Но я понимаю, что та Америка, которую я себе представил, скорее всего, совсем не похожа на настоящую. И уж точно не похожа на то, что я видел в Кочи или на Сайпане. Вот. И если я поеду с Месмером, то буду смотреть на Америку как бы его глазами. Я увижу «его» океан, «его» небо, «его» друзей и так далее. Это все, конечно, очень приятно – по крайней мере, когда мы только познакомились и вместе гуляли по Токио, мне было с ним очень интересно. Мне вообще по началу было хорошо рядом с ним. Так хорошо, что я хотел видеть его каждый день. Мне его очень не хватало. То есть, если так подумать, я, наверное, мог бы жить где угодно при условии, что Месмер где-то рядом. Вот я и подумал, имеет ли мне смысл ехать в Калифорнию, если я еду не из-за Калифорнии, а из-за Месмера? То есть он почти убедил меня в том, что на всей Земле – это самое подходящее для меня место. Но ты ведь уже поняла, что он мастер убеждать. А так – я вовсе не уверен, что хочу туда ехать…
Бедный, бедный Ёшио. Он опять запутался. И я опять ничем не могу ему помочь…
– Послушай, брат. Я знаю, что Япония не самое приятное место для таких, как ты. Тебе здесь неуютно и все такое. Ты даже в школе не можешь учиться, как следует, потому что тебе нужно что-то совсем другое. Так почему бы не съездить в Калифорнию? Просто посмотреть, как там все устроено. Разумеется, если ты действительно хочешь туда поехать.
– Если б я знал, чего я хочу… Вот поэтому я и думаю, что мне стоит еще раз встретиться с Месмером, пока он не уехал. Может быть, я изменю свое мнение, а может, и нет. Но по крайней мере, я знаю, что в этот раз все будет по-другому – я больше его не боюсь и не пущу его в свои сны. Так что давай, звони Лапше. А я – не против.
Все оказалось гораздо проще, чем я думала.
Лапша сразу же предложила поехать куда-нибудь на ее машине, потому что раз уж мы собираемся такой милой компанией, то какой смысл сидеть в городе – уж лучше немного попутешествовать. Не думаю, что у нее были какие-то скрытые намерения. В принципе каждому из нас все и так было ясно.
Нам ничего не оставалось, кроме как двигаться вперед.
В общем, было решено в один из теплых дней собраться и поехать на океан.
Мы договорились встретиться на Токийском вокзале.
Я с самого утра была в легком возбуждении, хотя, казалось бы, что такого? Ну, провожаем знакомого, ну едем на океан. И все же меня не покидало предчувствие чего-то восхитительного. Когда я приехала в интернат, чтобы забрать Ёшио, у меня было прекрасное настроение. Но как бы день ни начинался, мы не знаем, чем он закончится, – и этот жаркий летний день не был исключением. Солнце палило нещадно. В его ярких, жарких лучах листва деревьев казалась избыточно зеленой. Разве можно было себе представить, что когда-нибудь ничего этого больше не будет?
Месмер, залитый сияющим солнечным светом, выглядел сегодня каким-то умиротворенным. Они с Лапшой обменялись приветствиями, и стало ясно, что все обиды и горькие чувства остались в прошлом. Месмер окончательно что-то для себя решил и не скрывал того, что видит свой отъезд в Калифорнию как достойное завершение их с Лапшой романа. В конце концов, у каждого из нас есть право выбора идти своей дорогой.
Я смотрела из окна машины на голубеющее небо и думала о том, что сегодняшний день похож на сон. На стихотворные строчки, плывущие по небесной реке.
Поддавшись радостному возбуждению, мы громко разговаривали, шутили и смеялись.
В рабочий полдень машин на скоростном шоссе было совсем немного, и мы стремительно летели по белой стреле автострады под палящим солнцем.
Осколки и фрагменты последнего полугода моей жизни проносились перед моим внутренним взором: счастливые дни и ослепительные дороги Сайпана, поездки и путешествия, новые встречи и впечатления. Это не было беспорядочным мельтешением, как в те дни, когда воспоминания вдруг накатывали на меня, неожиданно возникая из небытия. Скорее это было похоже на стихотворение – каждый фрагмент как сверкающая строчка, кружащаяся в феерическом танце посреди изумрудной зелени, уплывающая все дальше и дальше за едва различаемую линию горизонта над летним океаном.
– Сакуми, прости меня за все то, что я тебе сказал во время нашей недавней встречи. Боюсь, моя откровенность граничила с грубостью.
– В тот день вы меня так напугали, Месмер, что ночью у меня начался жар.
– Честно?
– Куда уж честней.
– Ох, прости. Я не хотел.
– Да нет, что вы. Я в каком-то смысле благодарна вам за это. Когда ты взрослый, такой жар – это большая редкость… Я бы даже сказала – большая роскошь.
– Я, кажется, был слишком резким, – извиняющимся тоном сказал Месмер. – Но мне так хотелось, чтобы мы узнали друг друга поближе. А времени совсем не было. Теперь я понимаю, что нельзя было так спешить. Прости меня, ладно?
– Ты прекрасно знаешь, как твои слова действуют на людей, – сказала Лапша, бросив на него выразительный взгляд.
Кстати, она оказалась отличным водителем, хотя обычно те, кто получает водительские права за границей, чувствуют себя на японских дорогах очень неуверенно. Лапша же вела машину так мягко и легко, что, хотя я ехала с ней в первый раз, я не чувствовала обычной для таких случаев напряженности.
– Да ладно тебе, Месмер. Что ты так распереживался? Мало ли отчего у человека может начаться жар. Простое совпадение. А ты уже подумал, что это твоя заслуга, – сказала Лапша Месмеру, который никак не мог успокоиться и все продолжал извиняться сначала за свою грубость, а потом за то, что из-за него у меня поднялась температура.
– Да-да. Не берите в голову, – поддержала я Лапшу. – Я просто слишком впечатлительная.
– И я! – подал голос Ёшио. – Это потому, что мы брат и сестра.
Он врал, хотя, конечно, это слабое утешение.
И мы все об этом знали. Но никому не хотелось уличать его во лжи. Потому что тогда все это сияющее великолепие вокруг нас исчезло бы в одночасье и вместо него изо всех щелей повылезало бы темное, удручающее прошлое, как в той сказке про царя Мидаса.
Уж лучше считать, что все, сказанное здесь между нами, автоматически становится правдой.
Чтобы загладить неловкость, мы принялись болтать ни о чем. И уже через несколько минут смеялись как сумасшедшие над какой-то дурацкой шуткой.
Как же так?
Все опять повторяется?
Я и Ёшио. Нас притягивает в такие места как магнитом. Туда, где солнце. Туда, где океан.
В такие моменты мне кажется, будто я выпала из времени – почему моя встреча с океаном невозможна без присутствия брата?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42