Зато дома они всегда под рукой. И не нужно стоять в очередях, заполнять кучу дурацких бумажек. Тебе срочно понадобились деньги? Захотелось поехать куда-нибудь? Взял и поехал.
«Вот-вот, и я о чем. Только на этот раз их взяла не ты и не я…»
Разумеется, вслух я этого говорить не стала. Мама явно пыталась сменить тему, что, в общем – то, было вполне понятно. Мне тоже не очень-то хотелось обсуждать с ней сопутствующие детали – самого факта пропажи было более чем достаточно.
– А Джюнко тебе не жаловалась в последнее время на какие-нибудь… э-э-э… неожиданные проблемы? Ну, или что-нибудь в этом роде.
– Да нет. То есть она, конечно, жаловалась, но не на что-то конкретное, а вообще. На ситуацию… Если бы она попросила у меня в долг, ты что, думаешь, я бы ей не дала?
– Мам, я даже не сомневаюсь, – поспешила ответить я. – Просто все это очень неожиданно и как-то странно.
– Наверное, произошло что-то ужасное. Но почему она не дождалась меня? Почему ничего мне не сказала?
– Думаю, пока она сама не расскажет, мы так ничего и не узнаем, – я покачала головой. – А ты уверена, что это она взяла деньги? Есть какие-то доказательства? – спросила я, окончательно смирившись с новой реальностью.
– Она оставила записку, – мама кивнула в сторону стола.
Я включила свет. Воздух задвигался, появились тени. На столе в ожившей кухне лежала записка в одно предложение:
Я все верну, даю слово. Джюнко.
Это был ее почерк. Ее подпись.
– Эх, люди-люди. Не знаешь, чего от них ожидать, – вздохнула я.
– Да уж, – мама пригубила вино.
Вот и все. На этом мы с мамой и порешили.
Некоторое время мы сидели вдвоем перед мелькающим экраном, потом я пошла на кухню и сделала себе бутерброд. Мама пила вино, я молча ела свой нехитрый ужин. Бутерброда мне было мало. «Может, все-таки доесть мисо-суп и салат из шпината?… Нет, лучше оставлю их на потом», – подумала я, и от этой мысли мне стало очень грустно. В носу защипало. Надо отвлечься, постараться об этом не думать… Сейчас придет Микико – я ей обо всем расскажу, потом сообщу брату, и постепенно все забудется. Пройдет совсем немного времени, и этот эпизод станет всего лишь очередной историей из прошлого. Еще одним воспоминанием.
В конце концов, с самого начала было довольно странно пускать совершенно чужого человека в дом только на том основании, что он твой друг.
Ну что ж. Все равно теперь уже ничего не изменишь. Другой реальности нет. Чужой человек больше не живет с нами. И вряд ли он когда-нибудь вернется.
Нам всем понадобится какое-то время, чтобы мы могли вспоминать о ней не с болью, а с доброй улыбкой.
Боль – отзвук невозможности поверить в то, что произошло.
– Все, с меня довольно! Я больше не могу тут сидеть и думать об этом! – сказала мама. – Сейчас позвоню своему кавалеру – пусть пригласит меня в бар. Мне надо развеяться.
Она встала с дивана и ушла в свою комнату переодеваться.
Чуть позже, закрывая за ней дверь, я сказала: «Мам, ты себя особо не ограничивай. Сегодня это в порядке вещей».
Когда я рассказала о происшествии Микико, только что вернувшейся домой, она страшно расстроилась, но тут же придумала случившемуся тысячу объяснений. Все как одно в лучших традициях мыльных опер. А чего еще вы хотели от студентки женского колледжа? Здесь были и несчастная любовь, и продажа малолетней дочки в сексуальное рабство к мафии, и погрязший в долгах любовник и так далее и тому подобное… Должна признаться, что мне было даже любопытно выслушивать все эти ужасы. Они будоражили мое воображение и отвлекали от печальной действительности.
К концу вечера мы с Микико пришли в болезненное возбуждение – мы уже ощущали себя чуть ли не жертвами разрушительного землетрясения, которые чудом выжили и теперь, сплоченные общей бедой, жгут костры в ожидании утра. Только вот вместо костра мы сплотились за банкой с пивом и который час подряд сидели на кухне и хрустели всякими орешками и конфетками.
В какой-то момент Микико все же отправилась спать, а я решила принять горячую ванну. После купания я, все еще с мокрыми волосами, прошлепала на кухню и сварила себе кофе. Потом, не зажигая большого света, уселась с чашкой кофе на диван и включила телевизор.
В начале третьего я решила, что мама вряд ли вернется домой до утра, пошла в прихожую и закрыла входную дверь на ключ. Потом еще немного посидела на кухне – делала себе маникюр – и к трем, наконец, решила лечь спать. И тут на меня накатило. Я вдруг почувствовала такое дикое одиночество, что едва сдержалась, чтобы не закричать.
Я больше никогда ее не увижу. Она больше никогда не будет жить с нами.
Мы так много говорили об этом сегодня… Почему же я ничего не почувствовала? Ведь это так просто… так естественно…
У меня был только один ответ – одиночество. Чтобы прочувствовать что-то по-настоящему, нужно пережить это наедине с самим собой.
Этой ночью, сидя на кухне, я внезапно поняла, что теперь жизнь нашего дома полностью изменилась. Мне вспомнились похожие моменты: ночь, когда умер отец; первая ночь после маминого развода; ночь, когда Маю ушла из дома…
Леденящие душу развалины.
Чем заполнить пустоту отсутствия?
Разлука есть неизбежное одиночество.
Бессильная что-либо сделать, я до конца осознала страшный смысл той противоестественной тишины, которая заполнила все пространство нашего дома. У нас поселился тихий призрак разлуки. Тихое, но неизбывное напоминание о тех, кто делил с нами стол и кров; о тех, кто спал с нами под одной крышей; о тех, кто ушел и никогда больше сюда не вернется.
Как бы я ни старалась, это давящее чувство одиночества невозможно описать словами.
Воздух все еще хранил следы присутствия Джюнко. Она ушла, но пройдет немало времени, пока истощится энергия нашей памяти, пока наши воспоминания покинут дом вслед за ней.
Одиночество.
Я погрузилась в него с головой. Оно затопило наш дом, в котором, кроме меня, сейчас не было никого, только спящая Микико. Подумать только – еще совсем недавно мы жили здесь впятером и по вечерам на кухне было тесно и шумно. А сейчас здесь пусто и тихо…
Казалось, за свою жизнь я могла бы уже и привыкнуть к таким поворотам, так почему же каждый раз они застают меня врасплох? Почему каждый раз как впервые?
Вылечит только время.
Я заставила себя встать со стула и кое-как дотащилась до раковины. Надела фартук и принялась мыть посуду. Домыв посуду, выключила свет и уже собиралась подняться к себе в комнату, как вдруг увидела за окном чью-то тень. Темный силуэт на стекле.
Я испуганно замерла, не сводя взгляда с загадочной тени.
Из темноты вынырнула рука и постучала по стеклу.
«Может быть, это мама? Мало ли – забыла ключ, увидела, что на кухне горит свет, и решила постучать. А может быть, это Джюнко?» – думала я, шаг за шагом приближаясь к окну.
– Кто там? – дрожащим голосом спросила я.
– Это я, Ёшио! – послышался в ответ голос брата.
На секунду все поплыло у меня перед глазами, будто я очутилась в нереальном, призрачном мире. Какой Ёшио? Ёшио спит сейчас в своем интернате и видит десятый сон. А вдруг это снова его дух, как тогда на Сайпане? Но нет, не похоже – слишком уж натуральным было движение его руки, и голос, и этот стук в окно…
Я открыла раму. Брат стоял внизу под окном, поднявшись на цыпочках, чтобы дотянуться до подоконника.
– Что происходит? Ты что, сбежал из интерната?
Ощущение, что все происходит во сне, не проходило. Мой собственный голос звучал нереально, как чужой.
– Нет-нет. Никуда я не сбежал. Просто мне не спалось, и… неважно. Скажи, с Джюнко что-то случилось? – неожиданно спросил брат.
– Знаешь, раз уж ты пришел, то заходи в дом. Только, пожалуйста, через дверь.
Брат кивнул. Он стоял посреди ночного сада, такой маленький и слабый, но вместе с тем такой надежный.
Я открыла дверь и впустила его в дом.
Потом мы сидели на кухне.
– Что ты, в дверь позвонить не мог, как все люди? Напугал меня до полусмерти, – сказала я, подавая ему чашку горячего какао.
– Ну, я сначала подумал, что вы уже спите, а потом увидел, что свет на кухне горит. Ну вот и пошел проверить что и как.
– И как же ты из школы выбрался?
– Так ночью это раз плюнуть. Все же спят. Я выбрал удобный момент, и только меня и видели. То есть как раз никто меня и не видел, – брат улыбнулся и снял свитер. Под свитером оказалась пижама.
Он допил какао и протянул мне чашку:
– Можно мне еще? Так вкусно!
Я до сих пор еще не совсем пришла в себя. Этот ночной визит выбил меня из колеи, и мне то и дело казалось, что я проваливаюсь в сон и мой брат, который сидит сейчас передо мной в пижаме и протягивает мне чашку, – всего лишь снится мне.
– А как ты узнал про Джюнко? С ней и правда не все в порядке.
– Она целый день посылает мне сообщения, ну, вернее, телепатические сигналы. Такие сильные, как будто ей очень плохо, – сказал брат как ни в чем не бывало.
– Значит, ты действительно умеешь читать мысли? Здорово! – восхищенно сказала я. – Джюнко от нас ушла. Ушла из дома.
Про деньги я не стала ему говорить. Но он и сам, наверное, почувствовал, что все не так просто и что есть что-то еще, какие-то дополнительные обстоятельства.
– Я не уверен, что правильно все понял, но, кажется, ее дочка украла у отца кучу денег и сбежала из дома. Вот Джюнко и ищет ее теперь. И во всем винит только себя. Так жалко ее.
Версия брата была в духе предположений Микико. Еще один вариант… Ну что ж, может быть, мы никогда и не узнаем, что там произошло с Джюнко и ее дочкой на самом деле. А может быть, и узнаем, но в любом случае это произойдет не скоро.
– Ты знаешь, сигналы были такими сильными, что у меня даже голова разболелась. Я чуть было в медпункт не пошел.
– А о чем были сигналы?
– Ничего конкретного. Просто я видел какие-то образы, а еще ее лицо. Почему-то я сразу понял, что она больше не сможет у нас жить и что, когда я вернусь из интерната, ее уже не будет. Ну в общем, мне стало очень грустно и я все время думал, а как там дома. Заснуть никак не мог. Думал, а вдруг Джюнко умерла? Как там мама – наверное, она сидит и плачет, плачет…
– Ты что, не знаешь маму? Какие слезы – она позвонила своему другу и пошла с ним бар. До сих пор не вернулась, между прочим, – улыбнулась я.
– Значит, она потом будет плакать, – упрямо сказал брат, и я вдруг заметила, что он и сам чуть не плачет, глядя на фартук Джюнко, который был аккуратно сложен на маленьком сервировочном столике, стоявшем рядом с холодильником.
– Что же мне делать? Наверное, лучше вернуться… – наконец произнес он. – Как ты думаешь?
– Делай, как считаешь нужным. Хочешь – возвращайся, хочешь – оставайся. А Джюнко должна сама решить свои проблемы. Никто другой за нее этого делать не станет. Боюсь только, мы не скоро узнаем, что с ней и где она.
– Мама снова собирается выходить замуж? – вдруг спросил брат.
– Вполне возможно. – Я подумала, что молодой мамин любовник с радостью воспользуется представившимся ему шансом.
– А если они поженятся, что ты будешь делать?
– Я? Перееду куда-нибудь. Буду снимать квартиру. Мне не очень-то хочется жить в одном доме с таким молодым «папой».
– Значит, ты будешь жить с Рюичиро?
– Не знаю. Вряд ли.
– А со мной что будет?
Понятно, что он волнуется. В этом возрасте дети как домашние животные – во всем зависят от своих хозяев, то есть родителей.
– Ну мама же не дурочка какая-нибудь, и к тому же она тебя очень любит. Так что мне кажется, тебе нечего волноваться. Может, она и уехала тогда на Бали из упрямства, но женитьба – это гораздо серьезней. Ты, главное, не держи ничего в себе, – если есть что сказать, сразу говори. Ну и вообще, она же не прямо сейчас замуж собирается, а мы тут с тобой расфантазировались, – я засмеялась.
Ёшио, кажется, немного успокоился. Потом сказал, будто самому себе:
– Вот так всегда – один человек совершает какой-нибудь поступок, и это сразу отражается на его близких. Прямо как круги на воде.
И засмеялся…
Все это было как-то странно.
– Слушай, может, ты вернешься в интернат завтра утром? Я могу поехать с тобой и сказать, что ты ночевал дома, – предложила я.
Он покачал головой:
– Нет, лучше я сегодня поеду, чтобы никто не узнал. Но если что, то я тебе позвоню. А сейчас давай лучше вместе сходим и поедим рамен, пожалуйста! Поедим, и я сразу поеду.
Через несколько минут мы уже стояли у круглосуточного лотка и звучно втягивали в себя горячую лапшу, выуживая ее из аппетитно дымящегося бульона. Думаю, в этот поздний час меня с Ёшио легко можно было принять за возвращающуюся со смены мамашу-хостесс с ранним ребенком. Но сил думать об этом у меня не было. Я слишком устала.
– Слушай, от тебя за километр разит чесноком, – сказала я брату после того, как мы поели. – Тебе не кажется, что это немного подозрительно, если в девять утра ребенок вылезает из постели, весь пропахший мясным бульоном?
– Да. Об этом я не подумал.
– Ладно, держи жвачку. Вдруг тебе удастся их обмануть. – Я полезла в свою сумку, которую предусмотрительно взяла с собой, и достала оттуда пригоршню всяких жвачек и сосательных конфеток. Брат тут же зашелестел в темноте серебристой оберткой.
На улице не было ни души. Тишина. Старый день уже уснул, новый еще не проснулся. Время словно застыло.
Настроение было отличным, я шла по ночной улице и пыталась понять, чем же вызвано это приятное чувство какой-то завершенности, что ли. «Что я такого сегодня делала?» – думала я, и вдруг передо мной как живое встало лицо Джюнко. И сразу едва заметной болью кольнуло в сердце. Чему я радуюсь?! Ведь все так плохо. Все так ужасно, и никакого просвета впереди…
– Вот это да!! – вдруг воскликнул брат, глядя на небо.
Я посмотрела вверх и прямо над своей головой увидела ослепительную вспышку. Чиркнул по черному фону светящийся хвост. Комета. Белый, жемчужный свет еще некоторое время вспыхивал и переливался у меня перед глазами. Это длилось довольно долго – я бы могла загадать много – много желаний, если бы верила в то, что они сбываются. Но я не верила. Я просто стояла, задрав голову, и смотрела на миллионы сияющих звезд, которые продолжали висеть в небе и не собирались никуда падать.
– Сакуми, что это было? Комета или опять летающая тарелка? – спросил меня брат.
– Откуда я знаю? – улыбнулась я. – Это ты у нас специалист по НЛО.
– Это было так красиво!! Такой длинный хвост. Ну просто вообще!
Потом он помолчал и добавил:
– Я, кажется, понял.
– Понял что?
– Что когда ты вместе с кем-нибудь, кого очень любишь, и тебе по-настоящему хорошо, то тогда не важно, что ты видишь на небе – комету или летающую тарелку. И то и другое покажется таким красивым, что даже станет на секундочку страшно, – ответил брат.
20. Полуночная Золушка
В один из дней в послеобеденный час я заглянула в наш почтовый ящик и обнаружила там загадочный пакет на свое имя.
В пакете не было ничего, кроме аудиокассеты.
Адрес отправителя нигде не значился, а адрес получателя был написан крупным, уверенным – судя по всему, мужским – почерком.
Все это мне не очень понравилось, но любопытство пересилило – я решила послушать кассету. Честно говоря, я ожидала услышать что-нибудь вроде религиозной проповеди или рекламы стирального порошка, поэтому, когда из динамиков раздалась музыка, я здорово удивилась. Это была рок – баллада – красивая, но очень мрачная мелодия. Женский вокал. Всего одна песня и больше ничего.
Я окончательно перестала понимать, что происходит.
По-хорошему, надо было выкинуть эту кассету, и дело с концом, но что-то мне мешало. «А вдруг это не просто так? – думала я. – Вдруг во всем этом есть какой-то скрытый смысл?»
Баллада была на английском. После некоторых раздумий я засела за перевод. В результате получился следующий текст:
Закрой глаза и представь себе
ты совсем не та, что была раньше
самая стройная стриптизерша в баре
ты так умело двигаешь бедрами
давай поговорим о твоих безумных поездках
и о слякотных звездах
и о ловких опасных трюках
Закрой глаза и представь себе
что было, теперь прошло
На холме сияет хрустальный дворец
Ты торчала, прогуливала школу
А вчера вдруг приехал Брюс Бери
Помнишь его? Бешеный парень
Он мне казался таким крутым
Закрой глаза и представь
что тебя ожидает потом
Полуночная Золушка на дворцовом крыльце
Ты не знаешь, где лево, где право
Готова всех покусать
о ножах и вилках забыла – голодная как собака
не знаю, кто ставит здесь баллы
не знаю, кто правит здесь балом
и кто будет выть под закрытой дверью
обниму-ка тебя покрепче
но страх от этого не пройдет
Теперь все не так, как раньше
едва ли ты станешь прежней
я вспоминаю девчонку и ее слова
она мне их говорила
глядя на то, как я живу.
но ведь это все игра. Я тебя обнимаю
и уплываю в темноту – откуда я и пришла.
это все в шутку… не верь
Да-а… нельзя сказать, чтобы это хоть что-то прояснило…
Пытаясь понять, кто мог прислать мне эту кассету, я мысленно перебрала всех своих знакомых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
«Вот-вот, и я о чем. Только на этот раз их взяла не ты и не я…»
Разумеется, вслух я этого говорить не стала. Мама явно пыталась сменить тему, что, в общем – то, было вполне понятно. Мне тоже не очень-то хотелось обсуждать с ней сопутствующие детали – самого факта пропажи было более чем достаточно.
– А Джюнко тебе не жаловалась в последнее время на какие-нибудь… э-э-э… неожиданные проблемы? Ну, или что-нибудь в этом роде.
– Да нет. То есть она, конечно, жаловалась, но не на что-то конкретное, а вообще. На ситуацию… Если бы она попросила у меня в долг, ты что, думаешь, я бы ей не дала?
– Мам, я даже не сомневаюсь, – поспешила ответить я. – Просто все это очень неожиданно и как-то странно.
– Наверное, произошло что-то ужасное. Но почему она не дождалась меня? Почему ничего мне не сказала?
– Думаю, пока она сама не расскажет, мы так ничего и не узнаем, – я покачала головой. – А ты уверена, что это она взяла деньги? Есть какие-то доказательства? – спросила я, окончательно смирившись с новой реальностью.
– Она оставила записку, – мама кивнула в сторону стола.
Я включила свет. Воздух задвигался, появились тени. На столе в ожившей кухне лежала записка в одно предложение:
Я все верну, даю слово. Джюнко.
Это был ее почерк. Ее подпись.
– Эх, люди-люди. Не знаешь, чего от них ожидать, – вздохнула я.
– Да уж, – мама пригубила вино.
Вот и все. На этом мы с мамой и порешили.
Некоторое время мы сидели вдвоем перед мелькающим экраном, потом я пошла на кухню и сделала себе бутерброд. Мама пила вино, я молча ела свой нехитрый ужин. Бутерброда мне было мало. «Может, все-таки доесть мисо-суп и салат из шпината?… Нет, лучше оставлю их на потом», – подумала я, и от этой мысли мне стало очень грустно. В носу защипало. Надо отвлечься, постараться об этом не думать… Сейчас придет Микико – я ей обо всем расскажу, потом сообщу брату, и постепенно все забудется. Пройдет совсем немного времени, и этот эпизод станет всего лишь очередной историей из прошлого. Еще одним воспоминанием.
В конце концов, с самого начала было довольно странно пускать совершенно чужого человека в дом только на том основании, что он твой друг.
Ну что ж. Все равно теперь уже ничего не изменишь. Другой реальности нет. Чужой человек больше не живет с нами. И вряд ли он когда-нибудь вернется.
Нам всем понадобится какое-то время, чтобы мы могли вспоминать о ней не с болью, а с доброй улыбкой.
Боль – отзвук невозможности поверить в то, что произошло.
– Все, с меня довольно! Я больше не могу тут сидеть и думать об этом! – сказала мама. – Сейчас позвоню своему кавалеру – пусть пригласит меня в бар. Мне надо развеяться.
Она встала с дивана и ушла в свою комнату переодеваться.
Чуть позже, закрывая за ней дверь, я сказала: «Мам, ты себя особо не ограничивай. Сегодня это в порядке вещей».
Когда я рассказала о происшествии Микико, только что вернувшейся домой, она страшно расстроилась, но тут же придумала случившемуся тысячу объяснений. Все как одно в лучших традициях мыльных опер. А чего еще вы хотели от студентки женского колледжа? Здесь были и несчастная любовь, и продажа малолетней дочки в сексуальное рабство к мафии, и погрязший в долгах любовник и так далее и тому подобное… Должна признаться, что мне было даже любопытно выслушивать все эти ужасы. Они будоражили мое воображение и отвлекали от печальной действительности.
К концу вечера мы с Микико пришли в болезненное возбуждение – мы уже ощущали себя чуть ли не жертвами разрушительного землетрясения, которые чудом выжили и теперь, сплоченные общей бедой, жгут костры в ожидании утра. Только вот вместо костра мы сплотились за банкой с пивом и который час подряд сидели на кухне и хрустели всякими орешками и конфетками.
В какой-то момент Микико все же отправилась спать, а я решила принять горячую ванну. После купания я, все еще с мокрыми волосами, прошлепала на кухню и сварила себе кофе. Потом, не зажигая большого света, уселась с чашкой кофе на диван и включила телевизор.
В начале третьего я решила, что мама вряд ли вернется домой до утра, пошла в прихожую и закрыла входную дверь на ключ. Потом еще немного посидела на кухне – делала себе маникюр – и к трем, наконец, решила лечь спать. И тут на меня накатило. Я вдруг почувствовала такое дикое одиночество, что едва сдержалась, чтобы не закричать.
Я больше никогда ее не увижу. Она больше никогда не будет жить с нами.
Мы так много говорили об этом сегодня… Почему же я ничего не почувствовала? Ведь это так просто… так естественно…
У меня был только один ответ – одиночество. Чтобы прочувствовать что-то по-настоящему, нужно пережить это наедине с самим собой.
Этой ночью, сидя на кухне, я внезапно поняла, что теперь жизнь нашего дома полностью изменилась. Мне вспомнились похожие моменты: ночь, когда умер отец; первая ночь после маминого развода; ночь, когда Маю ушла из дома…
Леденящие душу развалины.
Чем заполнить пустоту отсутствия?
Разлука есть неизбежное одиночество.
Бессильная что-либо сделать, я до конца осознала страшный смысл той противоестественной тишины, которая заполнила все пространство нашего дома. У нас поселился тихий призрак разлуки. Тихое, но неизбывное напоминание о тех, кто делил с нами стол и кров; о тех, кто спал с нами под одной крышей; о тех, кто ушел и никогда больше сюда не вернется.
Как бы я ни старалась, это давящее чувство одиночества невозможно описать словами.
Воздух все еще хранил следы присутствия Джюнко. Она ушла, но пройдет немало времени, пока истощится энергия нашей памяти, пока наши воспоминания покинут дом вслед за ней.
Одиночество.
Я погрузилась в него с головой. Оно затопило наш дом, в котором, кроме меня, сейчас не было никого, только спящая Микико. Подумать только – еще совсем недавно мы жили здесь впятером и по вечерам на кухне было тесно и шумно. А сейчас здесь пусто и тихо…
Казалось, за свою жизнь я могла бы уже и привыкнуть к таким поворотам, так почему же каждый раз они застают меня врасплох? Почему каждый раз как впервые?
Вылечит только время.
Я заставила себя встать со стула и кое-как дотащилась до раковины. Надела фартук и принялась мыть посуду. Домыв посуду, выключила свет и уже собиралась подняться к себе в комнату, как вдруг увидела за окном чью-то тень. Темный силуэт на стекле.
Я испуганно замерла, не сводя взгляда с загадочной тени.
Из темноты вынырнула рука и постучала по стеклу.
«Может быть, это мама? Мало ли – забыла ключ, увидела, что на кухне горит свет, и решила постучать. А может быть, это Джюнко?» – думала я, шаг за шагом приближаясь к окну.
– Кто там? – дрожащим голосом спросила я.
– Это я, Ёшио! – послышался в ответ голос брата.
На секунду все поплыло у меня перед глазами, будто я очутилась в нереальном, призрачном мире. Какой Ёшио? Ёшио спит сейчас в своем интернате и видит десятый сон. А вдруг это снова его дух, как тогда на Сайпане? Но нет, не похоже – слишком уж натуральным было движение его руки, и голос, и этот стук в окно…
Я открыла раму. Брат стоял внизу под окном, поднявшись на цыпочках, чтобы дотянуться до подоконника.
– Что происходит? Ты что, сбежал из интерната?
Ощущение, что все происходит во сне, не проходило. Мой собственный голос звучал нереально, как чужой.
– Нет-нет. Никуда я не сбежал. Просто мне не спалось, и… неважно. Скажи, с Джюнко что-то случилось? – неожиданно спросил брат.
– Знаешь, раз уж ты пришел, то заходи в дом. Только, пожалуйста, через дверь.
Брат кивнул. Он стоял посреди ночного сада, такой маленький и слабый, но вместе с тем такой надежный.
Я открыла дверь и впустила его в дом.
Потом мы сидели на кухне.
– Что ты, в дверь позвонить не мог, как все люди? Напугал меня до полусмерти, – сказала я, подавая ему чашку горячего какао.
– Ну, я сначала подумал, что вы уже спите, а потом увидел, что свет на кухне горит. Ну вот и пошел проверить что и как.
– И как же ты из школы выбрался?
– Так ночью это раз плюнуть. Все же спят. Я выбрал удобный момент, и только меня и видели. То есть как раз никто меня и не видел, – брат улыбнулся и снял свитер. Под свитером оказалась пижама.
Он допил какао и протянул мне чашку:
– Можно мне еще? Так вкусно!
Я до сих пор еще не совсем пришла в себя. Этот ночной визит выбил меня из колеи, и мне то и дело казалось, что я проваливаюсь в сон и мой брат, который сидит сейчас передо мной в пижаме и протягивает мне чашку, – всего лишь снится мне.
– А как ты узнал про Джюнко? С ней и правда не все в порядке.
– Она целый день посылает мне сообщения, ну, вернее, телепатические сигналы. Такие сильные, как будто ей очень плохо, – сказал брат как ни в чем не бывало.
– Значит, ты действительно умеешь читать мысли? Здорово! – восхищенно сказала я. – Джюнко от нас ушла. Ушла из дома.
Про деньги я не стала ему говорить. Но он и сам, наверное, почувствовал, что все не так просто и что есть что-то еще, какие-то дополнительные обстоятельства.
– Я не уверен, что правильно все понял, но, кажется, ее дочка украла у отца кучу денег и сбежала из дома. Вот Джюнко и ищет ее теперь. И во всем винит только себя. Так жалко ее.
Версия брата была в духе предположений Микико. Еще один вариант… Ну что ж, может быть, мы никогда и не узнаем, что там произошло с Джюнко и ее дочкой на самом деле. А может быть, и узнаем, но в любом случае это произойдет не скоро.
– Ты знаешь, сигналы были такими сильными, что у меня даже голова разболелась. Я чуть было в медпункт не пошел.
– А о чем были сигналы?
– Ничего конкретного. Просто я видел какие-то образы, а еще ее лицо. Почему-то я сразу понял, что она больше не сможет у нас жить и что, когда я вернусь из интерната, ее уже не будет. Ну в общем, мне стало очень грустно и я все время думал, а как там дома. Заснуть никак не мог. Думал, а вдруг Джюнко умерла? Как там мама – наверное, она сидит и плачет, плачет…
– Ты что, не знаешь маму? Какие слезы – она позвонила своему другу и пошла с ним бар. До сих пор не вернулась, между прочим, – улыбнулась я.
– Значит, она потом будет плакать, – упрямо сказал брат, и я вдруг заметила, что он и сам чуть не плачет, глядя на фартук Джюнко, который был аккуратно сложен на маленьком сервировочном столике, стоявшем рядом с холодильником.
– Что же мне делать? Наверное, лучше вернуться… – наконец произнес он. – Как ты думаешь?
– Делай, как считаешь нужным. Хочешь – возвращайся, хочешь – оставайся. А Джюнко должна сама решить свои проблемы. Никто другой за нее этого делать не станет. Боюсь только, мы не скоро узнаем, что с ней и где она.
– Мама снова собирается выходить замуж? – вдруг спросил брат.
– Вполне возможно. – Я подумала, что молодой мамин любовник с радостью воспользуется представившимся ему шансом.
– А если они поженятся, что ты будешь делать?
– Я? Перееду куда-нибудь. Буду снимать квартиру. Мне не очень-то хочется жить в одном доме с таким молодым «папой».
– Значит, ты будешь жить с Рюичиро?
– Не знаю. Вряд ли.
– А со мной что будет?
Понятно, что он волнуется. В этом возрасте дети как домашние животные – во всем зависят от своих хозяев, то есть родителей.
– Ну мама же не дурочка какая-нибудь, и к тому же она тебя очень любит. Так что мне кажется, тебе нечего волноваться. Может, она и уехала тогда на Бали из упрямства, но женитьба – это гораздо серьезней. Ты, главное, не держи ничего в себе, – если есть что сказать, сразу говори. Ну и вообще, она же не прямо сейчас замуж собирается, а мы тут с тобой расфантазировались, – я засмеялась.
Ёшио, кажется, немного успокоился. Потом сказал, будто самому себе:
– Вот так всегда – один человек совершает какой-нибудь поступок, и это сразу отражается на его близких. Прямо как круги на воде.
И засмеялся…
Все это было как-то странно.
– Слушай, может, ты вернешься в интернат завтра утром? Я могу поехать с тобой и сказать, что ты ночевал дома, – предложила я.
Он покачал головой:
– Нет, лучше я сегодня поеду, чтобы никто не узнал. Но если что, то я тебе позвоню. А сейчас давай лучше вместе сходим и поедим рамен, пожалуйста! Поедим, и я сразу поеду.
Через несколько минут мы уже стояли у круглосуточного лотка и звучно втягивали в себя горячую лапшу, выуживая ее из аппетитно дымящегося бульона. Думаю, в этот поздний час меня с Ёшио легко можно было принять за возвращающуюся со смены мамашу-хостесс с ранним ребенком. Но сил думать об этом у меня не было. Я слишком устала.
– Слушай, от тебя за километр разит чесноком, – сказала я брату после того, как мы поели. – Тебе не кажется, что это немного подозрительно, если в девять утра ребенок вылезает из постели, весь пропахший мясным бульоном?
– Да. Об этом я не подумал.
– Ладно, держи жвачку. Вдруг тебе удастся их обмануть. – Я полезла в свою сумку, которую предусмотрительно взяла с собой, и достала оттуда пригоршню всяких жвачек и сосательных конфеток. Брат тут же зашелестел в темноте серебристой оберткой.
На улице не было ни души. Тишина. Старый день уже уснул, новый еще не проснулся. Время словно застыло.
Настроение было отличным, я шла по ночной улице и пыталась понять, чем же вызвано это приятное чувство какой-то завершенности, что ли. «Что я такого сегодня делала?» – думала я, и вдруг передо мной как живое встало лицо Джюнко. И сразу едва заметной болью кольнуло в сердце. Чему я радуюсь?! Ведь все так плохо. Все так ужасно, и никакого просвета впереди…
– Вот это да!! – вдруг воскликнул брат, глядя на небо.
Я посмотрела вверх и прямо над своей головой увидела ослепительную вспышку. Чиркнул по черному фону светящийся хвост. Комета. Белый, жемчужный свет еще некоторое время вспыхивал и переливался у меня перед глазами. Это длилось довольно долго – я бы могла загадать много – много желаний, если бы верила в то, что они сбываются. Но я не верила. Я просто стояла, задрав голову, и смотрела на миллионы сияющих звезд, которые продолжали висеть в небе и не собирались никуда падать.
– Сакуми, что это было? Комета или опять летающая тарелка? – спросил меня брат.
– Откуда я знаю? – улыбнулась я. – Это ты у нас специалист по НЛО.
– Это было так красиво!! Такой длинный хвост. Ну просто вообще!
Потом он помолчал и добавил:
– Я, кажется, понял.
– Понял что?
– Что когда ты вместе с кем-нибудь, кого очень любишь, и тебе по-настоящему хорошо, то тогда не важно, что ты видишь на небе – комету или летающую тарелку. И то и другое покажется таким красивым, что даже станет на секундочку страшно, – ответил брат.
20. Полуночная Золушка
В один из дней в послеобеденный час я заглянула в наш почтовый ящик и обнаружила там загадочный пакет на свое имя.
В пакете не было ничего, кроме аудиокассеты.
Адрес отправителя нигде не значился, а адрес получателя был написан крупным, уверенным – судя по всему, мужским – почерком.
Все это мне не очень понравилось, но любопытство пересилило – я решила послушать кассету. Честно говоря, я ожидала услышать что-нибудь вроде религиозной проповеди или рекламы стирального порошка, поэтому, когда из динамиков раздалась музыка, я здорово удивилась. Это была рок – баллада – красивая, но очень мрачная мелодия. Женский вокал. Всего одна песня и больше ничего.
Я окончательно перестала понимать, что происходит.
По-хорошему, надо было выкинуть эту кассету, и дело с концом, но что-то мне мешало. «А вдруг это не просто так? – думала я. – Вдруг во всем этом есть какой-то скрытый смысл?»
Баллада была на английском. После некоторых раздумий я засела за перевод. В результате получился следующий текст:
Закрой глаза и представь себе
ты совсем не та, что была раньше
самая стройная стриптизерша в баре
ты так умело двигаешь бедрами
давай поговорим о твоих безумных поездках
и о слякотных звездах
и о ловких опасных трюках
Закрой глаза и представь себе
что было, теперь прошло
На холме сияет хрустальный дворец
Ты торчала, прогуливала школу
А вчера вдруг приехал Брюс Бери
Помнишь его? Бешеный парень
Он мне казался таким крутым
Закрой глаза и представь
что тебя ожидает потом
Полуночная Золушка на дворцовом крыльце
Ты не знаешь, где лево, где право
Готова всех покусать
о ножах и вилках забыла – голодная как собака
не знаю, кто ставит здесь баллы
не знаю, кто правит здесь балом
и кто будет выть под закрытой дверью
обниму-ка тебя покрепче
но страх от этого не пройдет
Теперь все не так, как раньше
едва ли ты станешь прежней
я вспоминаю девчонку и ее слова
она мне их говорила
глядя на то, как я живу.
но ведь это все игра. Я тебя обнимаю
и уплываю в темноту – откуда я и пришла.
это все в шутку… не верь
Да-а… нельзя сказать, чтобы это хоть что-то прояснило…
Пытаясь понять, кто мог прислать мне эту кассету, я мысленно перебрала всех своих знакомых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42