На самом деле, почти каждый морализующий философ, после обнаружения яр-
ких капиталистических противоречий, в той или другой связи осуждал евро-
пейскую культуру (Руссо, Гете, Байрон, Кант и др.). Франку почему-то во
что бы то ни стало нужно сделать своего сегоднешняго героя исключи-
тельным явлением. Значит, положение гадающего веховца незавидное!
*3 "Катехизисом или кодексом славянофильства" Страхов назвал сочине-
ние Данилевского "Россия и Европа". Блаженное неведение, послужившее ос-
новой национального самодовольства и гордости!
*4 Н. Бердяев: "Культуры, расы - замкнутые монады с замкнутой
судьбой". Это тавтология - аналогия неправильна. Шпенглеровские "души" -
не монады.
*5 Шпенглер настойчиво отрицает историческую закономерность, "законы
истории". По его мнению, "историю нужно творить". Но это - творчество
обреченного, не имеющего перед собой другого идеала, кроме смерти.
*6 Вико все же признает единство человеческого рода, чего не сущест-
вует для Шпенглера. То же самое следует сказать о внутренней закономер-
ности жизни обществ. Рационализм Вико у Шпенглера заменяется его интуи-
тивизмом.
*7 Рюккерту повезло. Литературный и научный плагиаты подчинены опре-
деленным "законам развития". Плагиатор никогда не воспользуется звездой
первой величины, ибо это было бы сразу обнаружено. Данилевский не нару-
шил этого общего закона, выбрав для своей цели "третьестепенного учено-
го".
*8 К. Леонтьев признает не только развитие, но он в истории видит и
прогрессивное развитие. Поэтому Н. Бердяев совершенно неправ, когда пи-
шет: "он также отрицал прогресс"...
*9 Генерал Драгомиров неоднократно вышучивал проповедников мира и
третейских международных судов и указывал, что предстоят войны не только
международные, но и войны между трудом и капиталом. И этот замечательный
стратег, призывая к бдительности, призывал готовиться к этой борьбе,
чтобы встретить ее во всеоружии техники. (См. "Одиннадцать лет". 1895 -
1905 г.г.). Можем здесь добавить для социалистичествующих мещан, что
Маркс точно так же думал, что пролетариату придется в войне отстаивать
свое право на изменение мира. "Революции придется с современными военны-
ми средствами и с современным военным искусством бороться против совре-
менных военных средств и современного военного искусства". (См. К. Маркс
и Ф. Энгельс. Неизданные статьи, Харьков 1919 г., стр. 17). Разве нужно
еще более блестящее оправдание истинности научного знания?
*10 Блиох в своем шеститомном исследовании "Будущая война" и т. д.
прямо говорит о том, что после европейской или мировой войны более чем
вероятно повторение в огромнейших размерах событий Коммуны 1871 года.
(См. "Общие выводы", стр. 269).
*11 Шпенглер после гаданий и "сигнализации" по поводу весьма высоких
материй, успокаивается на ничем не прикрытом буржуазном практицизме:
техника - вместо лирики, мореплавание - вместо живописи и т. д. (См.
стр. 86 разбираемого сборника).
*12 Конст. Леонтьев весьма уместно напомнил тем, кто утверждал, что
знания являются движущими началами истории, что такую же роль следует
отвести и незнанию. ("Восток, Россия и Славянство", т. II, стр. 12).
*13 Дитцель пишет: "Коммунизм доводит до крайности принцип индивиду-
альности, т.-е. положение, что государство, "организованное общество,
существует для личности". (Цит. по Энцикл. Словарю Еф.-Бр., "Коммунизм",
ст. Водовозова).
*14 См. С. Новаковский - Панамский канал и его мировое значение. Пре-
дисловие проф. М. Довнар-Запольского. В этой книге собран богатый мате-
риал, на основании которого дается положительный ответ на вопрос, поте-
ряет ли Европа свою первенствующую роль в мировой экономике. Этот мате-
риал мною был уже использован в брошюре "Неизбежное будущее" (Казань
1917 г.).
В. Базаров.
II. О. ШПЕНГЛЕР И ЕГО КРИТИКИ.
<<"Закат Европы">>.
Книга О. Шпенглера "Закат Европы" ("Der Untergang des Abendlandes")
является одним из самых поучительных событий в умственной жизни совре-
менной Германии. Огромный спрос на эту книгу (32 издания за 2 года); ее
широчайшая популярность не только в говорильных "салонах", но и в среде
серьезной, интенсивно работающей университетской молодежи; ряд кружков и
научных обществ, основанных с целью разрабатывать проблемы истории и
культуры в духе нового учения, наконец, внушительный поход против разв-
ратителя юношества Шпенглера, организованный во имя спасения "вечных
ценностей" культуры немецкими профессорами и приват-доцентами, начиная
маститым хранителем традиций, теологом Гарнаком и кончая радикалом и фа-
натиком "полной социализации" Отто Нейратом, - все это заставляет ду-
мать, что Шпенглеру лучше чем кому-либо другому удалось оформить идеоло-
гию современного культурного кризиса.
Таким образом, как симптом и символ переживаемой Западом культурной
катастрофы "Закат Европы" - бесспорно глубоко знаменательное и значи-
тельное явление. И это его значение совершенно не зависит от того, высо-
ко или низко оцениваем мы достижения автора с научной, философской, во-
обще с какой-либо отвлеченно-теоретической точки зрения. Работа Шпенгле-
ра есть прежде всего выдающийся факт реальной жизни, существеннейший ку-
сок конкретной истории наших дней, а уже во вторую очередь "философия
истории", быть может, научно-несостоятельная, слабо обоснованная и вооб-
ще грешащая против так называемой "истины". Но там, где дело идет о не-
посредственном постижении действительности, где ставятся вопросы "что?"
и "как?" (а не "почему?", "зачем?" или "на каком основании?"), там, по
справедливому замечанию Шпенглера, "факты важнее истин".
Однако, и под углом зрения исторического факта, и в качестве идеоло-
гического отражения "закатных" процессов западно-европейской культуры, в
работе Шпенглера не все равноценно. В закатные и предзакатные эпохи соз-
нание общественных слоев, духовно возглавляющих обреченную гибели
культурно-историческую формацию, характеризуется двумя чертами: с одной
стороны, известной умственной утонченностью, способностью мысленно отре-
шиться от тех особых категорий, понятий, чувствований, которые в период
расцвета представляются вождям и деятелям данной культуры чем-то абсо-
лютным, непререкаемым, "априорным", с другой стороны - жаждой новых ве-
рований, поисками новых абсолютов - жаждой неутолимой, поисками безре-
зультатными, ибо угасающие культуры бессильны породить живую прочную ве-
ру, а способны лишь сплетать обрывки умерших религий в пестрый узор эфе-
мерных суеверий.
Изощренность интеллекта, обостренная зоркость, дающая возможность
бросить взгляд за пределы кругозора своей культурной колокольни, облада-
ет бесспорной ценностью не только как содержание данного периода исто-
рии, но и как завещание грядущим поколениям, тем чаемым наследникам, ко-
торые на обломках и из обломков гибнущей цивилизации, быть может, зало-
жат некогда фундамент нового культурного здания, новой "башни вавилонс-
кой". Напротив, предсмертные суеверия, даже как симптомы и факты истори-
ческой действительности, представляют ограниченный интерес: в них су-
щественно не то, что найдено, а то, что ищется, не те или другие сурро-
гаты религии, а структура самой религиозной потребности, специфический
характер религиозного устремления эпохи.
В "Закате Европы" нашли себе выражение обе эти стороны упадочного ми-
росозерцания. К сожалению, дать сколько-нибудь полный и отчетливый очерк
взглядов Шпенглера в рамках журнальной статьи нет никакой возможности.
Книга Шпенглера - не научная или наукообразованная "система", а скорее
художественное произведение: портретная галлерея культур и культурных
феноменов.
Всякое обобщенное схематизированное изложение было бы здесь неизбеж-
ным искажением. Познакомить со Шпенглером человека, не читавшего книги,
можно лишь путем обширных выдержек, для которых у меня нет места. Вышед-
шая в Москве коллективная работа "Освальд Шпенглер и Закат Европы" дает
предварительную ориентировку, достаточную для того, чтобы понять, о чем
идет речь; полезно прочитать также статью Д. Шиковского, переведенную из
"Neue Zeit" в N 1-м петербургского журнала "Начала" и статью А. Деборина
в N 1 - 2 московского журнала "Под знаменем марксизма".
Отсылая к этим русским источникам читателя, не имеющего возможности
ознакомиться со Шпенглером в подлиннике, я в дальнейшем ограничусь ана-
лизом основных архитектурных линий Шпенглеровского построения, - тех ли-
ний, которые привлекли к себе особенное внимание германской академичес-
кой критики, и которые на мой взгляд представляют существенный интерес
также для марксиста.
В основе концепции Шпенглера лежит понятие культуры или культурной
"души", как самодовлеющего органического единства.
- Культура родится в тот момент, - пишет Шпенглер, - когда великая
душа пробуждается из вечно младенческого первичного состояния челове-
чества, обособляет себя, как образ из безобразного, как ограниченное и
переходящее из безграничного и пребывающего. Культура расцветает на поч-
ве строго ограниченной местности ("Landschaft"), с которой она расти-
тельно связана. Культура умирает, когда ее душа осуществила всю сумму
своих возможностей в виде народов, языков, вероучений, искусств, госу-
дарств, наук и снова возвращается к первичному состоянию, к "перводушев-
ности" ("Ursee-Ientum").
Когда задача культуры выполнена, ее идея осуществлена, вся полнота ее
возможностей проявлена, культура быстро окоченевает, отмирает, ее кровь
свертывается, ее силы надламываются, - она становится цивилизацией и,
подобно мертвому дереву, гиганту первобытного леса - она может еще целые
столетия простирать в воздух свои засохшие ветви.
Цивилизация есть закат культуры. В этой фазе и находится в настоящее
время Западная Европа.
На протяжении шести тысяч лет нашего исторического кругозора в раз-
личных местностях земного шара зародилось, расцвело и увяло несколько
таких обособленных, замкнутых в себе культурных организмов: китайская,
индусская, египетская, вавилонская культура, майа, античный мир, маги-
ческая культура ислама и восточного христианства, которые все уже в
прошлом, и, наконец, ныне умирающая "фаустовская" или западно-европейс-
кая культура.
Таким образом, никакой "всемирной истории" не существует. Шпенглер
едко издевается над наивными усилиями западно-европейских ученых вытяги-
вать историю "человечества" в линейный ряд последовательных ступеней
прогрессивного развития, венцом которого является, разумеется, наша но-
вейшая история, т.-е. несколько последних веков в жизни Европы.
Этому смешному в своей ничем неоправданной претенциозности евро-
по-центризму, этой "птоломеевой системе истории" Шпенглер противопостав-
ляет свою "коперниканскую" точку зрения, которая рассматривает каждый
культурный организм изнутри, как самодовлеющее целое, имеющее собствен-
ные, ему только свойственные формы существования, идеи, чувствования,
страсти, свою особенную судьбу, свою жизнь и смерть, свою историю. "Есть
расцветающие и стареющие культуры, народы, языки, истины, боги, местнос-
ти, как есть молодые и старые дубы или сосны, цветы, ветви, листья, но
нет стареющего "человечества". Каждая культура имеет свои собственные
формы проявления, которые возникают, зреют, увядают и никогда не возрож-
даются вновь. Существует много в глубочайшем существе своем различных
пластик, живописей, математик, физик", - столько же, сколько существует
различных культур.
Как видим, основной чертой шпенглеровской историософии является пос-
ледовательный, до конца проведенный исторический или социологический ре-
лятивизм. Не только научные теории, эстетические, философские или рели-
гиозные построения, но и самые элементарные восприятия, лежащие в основе
всякого опыта, каковы восприятия пространства и времени, а также основ-
ные приемы логического мышления, одним словом, все то, что Кант считал
"априорными", обязательными для каждого разумного существа категориями
или формами познания, - все это в действительности различно у представи-
телей различных культур.
Эта основная идея не доказывается Шпенглером, а показывается: де-
монстрируется наглядно, в ряде живых образов, воспроизводящих стиль наук
и искусств, религий и философий, политических и экономических укладов,
характерных для различных культурно-исторических типов. Такой художест-
венно-интуитивный или "физиономический" метод Шпенглер считает
единственно допустимым в истории и сознательно противополагает его науч-
ному, аналитическому или математическому методу, применимому лишь к
внешней мертвой природе. Впрочем, и природа в ее целом есть по Шпенглеру
живой организм и может созерцаться изнутри, как созерцал ее Гете, прези-
равший математику с ее мертвыми схемами и рассматривавший природу "исто-
рически", в процессе живого становления. Но современный человек не
только созерцатель, но и деятель, борец: механизируя природу, вгоняя ее
в неподвижные категории научного познания, он тем самым подчиняет себе
силы природы, заставляет их служить своим целям, осуществлять свою "волю
к мощи".
Таким образом, противоположность природы и истории, красною нитью
проходящая через всю книгу Шпенглера, вовсе не предполагает существова-
ния двух раздельных областей или предметов исследования, но устанавлива-
ет лишь две точки зрения, одинаково правомерные в любой области, одина-
ково применимые к любому предмету нашего опыта: при чем выбор той или
другой из них всецело зависит от той задачи, которую мы в данном случае
себе ставим. Если мы хотим восстановить известное событие так, как оно
действительно случилось, т.-е. так, как оно было пережито его непос-
редственными участниками, то мы постараемся вчувствоваться в психологию
актеров интересующей нас исторической драмы или комедии, внутренно отож-
дествиться с ними, это - метод художественного воскрешения эпохи или,
говоря словами Шпенглера, изображение "ставшего, как становящегося", фи-
зиономика, портретирование.
Без такого портретирования не может, очевидно, обойтись не только ис-
торик, но и социолог, стремящийся "наукообразно" познавать эпоху, т.-е.
устанавливать закономерные связи между явлениями, причинные зависимости
и т. д. Ведь прежде чем "объяснять", надо возможно отчетливее установить
материал, подлежащий объяснению, - что невозможно иначе, как посредством
"физиономического" воспроизведения прошлого, на основании тех фрагментов
его, которые дают нам так называемые "источники". Физиономика есть необ-
ходимая предварительная ступень систематики, и Шпенглер впадает в явное,
хотя и весьма распространенное в современной европейской науке недоразу-
мение, когда он, следуя Риккерту, с одной стороны, Бергсону, с другой,
полемически противопоставляет свой интуитивный метод научному, "система-
тическому" исследованию исторической действительности.
Я счел полезным с самого начала остановиться на этом пункте несколько
подробнее потому, что прославление интуиции в противовес и в ущерб науке
естественно заставляет всякого социолога-объективиста и в особенности
материалиста подозрительно настораживаться с первых же страниц чтения
книги Шпенглера. Сторонник научного метода спешит занять оборонительную
позицию, выискать в построениях автора как можно больше погрешностей и
слабых мест, чтобы дискредитировать этого "мистика" и тем самым восста-
новить попираемый последним авторитет науки. Ошибок и погрешностей име-
ется у Шпенглера более чем достаточно. Но мы не будем торопиться с изоб-
личениями и разоблачениями, а постараемся сначала указать то положи-
тельное и ценное, что можно почерпнуть из шпенглеровских интуитивных
экскурсий в "души" различных культур, - памятуя, что возможные успехи
этих экскурсий ни в малой мере не поколеблют позиций объективной науки,
- напротив, обогащая материал исследования, пойдут на пользу всякого ис-
торика и социолога: объективиста и материалиста в такой же степени, как
романтика или мистика.
Почти вся германская профессорская критика, в общем чрезвычайно неб-
лагосклонная к Шпенглеру, считает, однако, ценными, "будящими мысль"
открытиями нарисованные ими образы культур и культурных стилей. Так,
например, базельский профессор Karl Joel заключает свой далеко не милос-
тивый анализ книги Шпенглера следующими словами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10