Перед абсолютом стираются различия во внеш-
нем мире. У Шпенглера такую же роль в его мышлении играет его "перводу-
шевность" (Urseelentum), эта нирвана истории, и его морфология. Поэтому
и он "никуда не идет и никуда не ведет" (Степун), и у него "нет опреде-
ленного волеустремления" (Букшпан). С этих "высот" "империализм и социа-
лизм одинаково - цивилизация, а не культура" (Бердяев), т.-е. признаки
упадка и гибели. Слышим и старые напевы: "Капитализм и социализм одина-
ково заражены этим духом" (духом мещанства и духовной буржуазности).
"Империализм и социализм - одно и то же". "Цивилизация через империализм
и через социализм должна разлиться по всей поверхности земли, должна
двигаться и на Восток". И "истинной духовной культуре, может быть, при-
дется пережить катакомбный период" (Бердяев). Величайший объективный
трагизм переживаемой нами эпохи состоит в том, что поверхность истори-
ческой жизни залита бушующими волнами движения, руководимого духовно-от-
мирающими силами ренессанса" (Франк), т.-е. социализма. При таком поло-
жении само собой ясно, что "сейчас мы (т.-е. Россия. Гр.) еще более отб-
расываемся на Восток". Еще бы! Социализм ведь знаменует воцарение "веч-
ного хама"! Но в этих утверждениях скрыто противоречие, которого не за-
мечает абсолютизированное религиозное сознание.
Если мы отбрасываемся к востоку, если "истинная духовная культура"
должна уйти в катакомбы, то не означает ли это, что социализм не только
расширяет область господства цивилизации, но и утверждает что-то свое,
хотя бы и хамское, отвергаемое религиозным сознанием "бесконечного внут-
реннего мира"? Повидимому, "религиозное сознание" просто запуталось. Ему
не подняться хотя до им же так любимого Константина Леонтьева. "На розо-
вой воде и сахаре не приготовляются такие коренные перевороты (речь идет
о создании в Европе "федеративной, грубо рабочей, республики". Гр.): они
предлагаются всегда человечеству путем железа, огня, крови и рыданий..."
("Византизм и Славянство"). Никто из здравомыслящих людей иначе думать
не может. Паульсен в своих "Основах этики" (М. 1906 г., стр. 234) разби-
рает вопрос, оправдывает ли цель средства, и приходит к выводу, что
"...если понять это положение, что оправдывает средства не любая дозво-
лительная, но лишь одна определенная цель, из которой исходит всякая
оценка: а именно, высшее благо, благополучие или совершенная форма жизни
человечества, тогда это положение стоит не только вне сомнения, но и не-
обходимо". Это неоспоримое этическое положение, которое не признается
только теми, кто из-за призрачного спасения души жертвуют живым челове-
ком... Подобная нравственная кастрация, однако, возможна и притом как
морализующее выражение слишком реальных и грубых общественных сил.
Разительный исторический пример можно привести из недавнего прошлого.
"Вехи" ставили крест над русской революцией и интеллигенцией, прикрыва-
ясь искательством "высших", "бесконечных внутренних ценностей", а царс-
кие жандармы огнем, железом и кровью дезинфицировали зараженную револю-
цией Россию, уничтожая ее физических носителей... Веховцы жестоко ошиб-
лись в своем похоронном настроении и религиозно-мистическом гадании. Че-
рез 10 лет воспрянула революция и раскаты ее грома раздаются по всему
миру. И что же? Наши веховцы опять тут как тут. И опять "смирение",
опять "послушание", опять "бесконечные внутренние ценности" - в то вре-
мя, когда дьявольские средства пускаются в ход для самого подлинного фи-
зического удушения нарождающегося нового мира! Человек, искренно и чест-
но стремящийся к какой бы то ни было цели, с нравственным негодованием
должен отвергнуть эту проповедь религиозной пошлости. От нас зависит,
повторится ли позорная роль веховцев в новой исторической обстановке,
или они будут сидеть и плакать "на берегу пустынных волн" о "бесконеч-
ности своей внутренней жизни". Теперь, в 1922 году, мы имеем гораздо
больше основания утверждать, что их пророчества и гадания вилами по воде
писаны, чем в 1909 году, когда их проповедь прозвучала впервые.
Ибо мы отнюдь не "отброшены на восток". Россия назад во время револю-
ции не попятилась. Наоборот: она шагнула вперед. Это, положение утверж-
дают авторы сборника "Смена вех", в том смысле что авторитет России за
годы революционной власти вырос и окреп. И это объективно правильно. Но
мы о шаге вперед говорим в другой плоскости. Россия стала центром нового
общественного миропорядка, и ее голосу внимают повсюду, где идет борьба
за лучшие идеалы человечества, за лучшее будущее. Никогда она такими
тесными узами не была связана с другими, самыми отдаленными, странами,
как во время империалистической блокады и капиталистического окружения.
III Коммунистический Интернационал - это нарождающаяся, невиданная до
сих пор, объединенность мира. И понятно, есть, от чего сокрушаться нашим
модернизированным славянофилам: все это нисколько не подходит на выявле-
ние "скрытых тайн" России, на осуществление "славяно-восточной" прови-
денциальной роли православной Руси.
Это - бушуют "духовно отмирающие силы Ренессанса"! Так ли это? "Отми-
рающие силы Ренессанса" - это рационалистические, либерально-эгалитарные
принципы. Но разве ими исчерпывается содержание социализма? Или пра-
вильнее ставить вопрос так, разве они являются характерными, преобладаю-
щими чертами современного, марксистского коммунизма или социализма? Сто-
ит только так поставить вопрос, и язвительные замечания запоздалых сла-
вянофилов сразу теряют свою остроту. Получилась путаница эпох и предме-
та, и искажение исторической действительности. Весь секрет или все нес-
частье, заключается в том, что современные нам, запоздалые славянофилы,
Бердяев, Франк и сотр. смотрят на марксистский коммунизм глазами своих
духовных отцов, глазами, устремленными на утопический, мелко-буржуазный,
анархический социализм Бабефа, Сен-Симона, Прудона и др. Критические
стрелы, сокрушающие утопистов, летят мимо марксистского социализма или
же дают рикошет в стрелков. "Всеобщее равенство" и "всеобщее умеренное
благоденствие" (будь все же сказано, что утопический социализм уложить в
прокрустово ложе этих двух понятий трудно!) не являются нашими, комму-
нистическими, идеалами. Мы стремимся не к количественному уравнению, а
проявлению качественных различий. Для людей живых, наших современников,
это должно звучать скучным трюизмом. Тонкий эстет и острый мыслитель,
Оскар Уайльд, будучи знаком с новым социализмом, пришел к выводу, что
"социализм сам по себе будет иметь значение, уже хотя бы только потому,
что он приведет к индивидуализму"; "новый индивидуализм, для которого
волей или неволей работает социализм, будет совершенной гармонией"; "но-
вый индивидуализм - это новый эллинизм" ("Душа человека при социалисти-
ческом строе"). Но, быть может, этот аристократ конца XIX века и апостол
и пророк красоты ошибается? Быть может, он неправильно истолковывает со-
циализм? Нет, - Оскар Уайльд понял то, что оказалось недоступным после-
дышам Константина Леонтьева. Карл Маркс во главу угла своей теории бе-
зусловно ставил индивида, а не "атомизм" коллектива. "Социальн люция по-
тому находится на точке зрения целого, что она если бы даже происходила
лишь в одном фабричном округе - представляет протест человека против ли-
шенной человеческого содержания жизни, что она исходит из точки зрения
отдельного действительного индивида". (Критические примечания к ст. "Ко-
роль Прусский и социальная реформа". Подчеркн. мною. Гр.). Маркс опреде-
ленно указывает, что в основе его учения лежит старый принцип коммуниз-
ма*13, а именно: "каждому по его потребностям". Фридрих Энгельс в "Ан-
ти-Дюринге" пишет: "Действительное содержание пролетарского требования
равенства есть требование отмены классов. Всякое требование равенства,
которое простирается далее этого, необходимо вдается в абсурд. (Под-
черкн. Энгельсом. Гр.)
К сожалению, мы не имеем возможности здесь развить эти основные мыс-
ли: это нас отвело бы далеко в сторону от нашей задачи. Скажем только,
что, раз коммунизм центр тяжести своего внимания переносит на действи-
тельные потребности действительного индивида, то осуществление его озна-
чает создание возможностей безграничного проявления качественных разли-
чий (особенностей), заложенных в человеке. Генриетта Роланд-Гольст, поэ-
тому, могла с полным правом заявить: "Коммунизм - идеал всего челове-
чества, идеал общечеловеческого объединения. И, как таковой, он является
культом человеческой личности"... ("Коммунистический Интернационал" N
13). Несмотря на это, находятся философы, утверждающие, что коммунизм и
капитализм одинаково пропитаны мещанством. Эту жвачку герои "Вех" жуют
уже лет 15 под-ряд и ничто, никакие события не могут заставить их ее пе-
реварить. Талантливый Леонтьев в гробу должен краснеть от своих запозда-
лых и импотентных поклонников.
Леонтьев мог бы попросить прочесть гр. Бердяева следующие строки:
"Социальная наука едва родилась, а люди, пренебрегая опытом веков и при-
мерами ими же теперь столь уважаемой природы, не хотят видеть, что между
эгалитарно-либеральным поступательным движением и идеей развития нет ни-
чего логически родственного, даже более: эгалитарно-либеральный процесс
есть антитеза процессу развития" ("Византизм и Славянство". Подчеркн.
Леонтьевым. Гр.), т.-е. первый антитеза второму, как упрощение усложне-
нию, как "вторичное смесительное упрощение" - "сложному цветению". С ка-
кой бы стороны ни подходить к марксистскому социализму, в нем нельзя
найти элементов упрощения. На лицо обратное: через посредство отмены
классового неравенства уничтожается деспотическое монопольное господство
классовых элементов, выразившееся в распластовании общественного созна-
ния, в общем и главном, на две одноцветных области, и создается возмож-
ность проявления человеческого творчества в других плоскостях и соотно-
шениях, вытесненных из поля сознания однообразнейшими классовыми разде-
лами. Теоретическая правильность этого положения не может быть оспарива-
ема фактами иначе, как только отчаянным воплем логического смертника:
"тем хуже для фактов".
Значит, и жонглирование "духовно отмирающими силами Ренессанса" необ-
ходимо признать неудавшимся. И в этом пункте мы обнаружили бесцеремонное
отношение к фактам, искажение исторической перспективы или просто незна-
ние простых вещей людьми такого почтенного возраста, какой имеют веховцы
1909 года. Не старческая ли это слабость? Как знать? В лучшем случае,
быть может, это и так. Но классовые силы так причудливо переплелись меж-
ду собой в смертной схватке, что можно допустить и худшее. По крайней
мере, этот псевдонаучный вздор и религиозно мистическое бормотание, бу-
дучи созвучным некоторому падению настроения и унынию в массах, могут
иметь отрицательное влияние на развитие нашего общественного сознания. А
это заставляет нас бороться с ними, как с проявлениями враждебных нам
психики и идеологии социально-отмирающих сил капиталистического мира.
Итак, наконец, к чему же мы пришли после разбора сборника "Освальд
Шпенглер и закат Европы"? Во-первых, будем откровенны и признаемся, что,
зная авторов сборника, мы ждали более серьезного отношения к вопросу,
чем то, что обнаружилось на деле. Читая сборник, мы постепенно разочаро-
вывались. Прочтя его, - и это во-вторых - мы были рады. Ведь, если так
шатки позиции наших врагов и недругов, то чего же нам бояться? Мы можем
смело вступить с ними в открытый бой, заранее предвкушая упоение побе-
дой. Пусть это знают все те, кому приходится защищать молодые всходы но-
вого мира! В-третьих, в лице авторов мы встретились со старыми веховца-
ми, защищающими свое старое дело, забрызганное кровью рабочих и крестьян
в 1905 - 1906 годах и окончательно и безвозвратно проигранное в 1917 го-
ду. При желании можно восхищаться упорством, с каким авторы ставят себя
в положение, которое завидным никто не назовет.
А четвертое - самое главное: вопрос о судьбе Западной Европы, о ее
закате даже и не поставлен, по крайней мере - не поставлен на почву, на
которой возможно его обсуждение. Ни в книге Шпенглера, ни в книжке о
Шпенглере и закате Европы нет научного подхода к теме. Пророчества и га-
данья Шпенглера, его характеристики и его "сигнализация" весьма интерес-
ны, в большинстве случаев очень удачны, но все это - недостаточное осно-
вание для составления представления об исторической судьбе Европы. Но
нас ведь интересовали только наши соотечественники. А их попытка упоко-
ить Европу отрыжкой славянофильства и тем возвысить "русское дело" и
Восток может, в лучшем случае, вызвать улыбку: - "Чем бы дитя не теши-
лось, лишь бы не плакало". Нудно и скучно нанизывая мертвые мысли на ни-
точку некоторого общего настроения, авторы отнюдь не вводят читателя "в
мир идей Шпенглера", а выворачивают наружу в конечных словах "бесконеч-
ность своей внутренней жизни".
Наконец, в чем же дело? Откуда закат Европы? Действительно, такой
вопрос серьезно поставлен, но не для религиозно-мистических гаданий. Ес-
ли и такие имеют место, то это свидетельствует, что он глубоко начал
волновать послевоенную и революционную Европу. На первом плане - эконо-
мическая постановка проблемы. С прорытием Панамского канала экономисты
единодушно высказались в том смысле, что центр мировой истории из Европы
переходит в Америку. Во время войны Америка (С.-А. С. Ш.) приобрела та-
кую экономическую мощь, что может играть в мире первую скрипку.
Поскольку это так, спорить не приходится. Но это было бы так, если бы
сохранил свою прочность капитализм. Если же хотя бы в одном месте в нем
пробита брешь, если одна великая страна вырвана из контекста капиталис-
тических отношений, то картина и перспективы меняются. В таком случае,
само представление о мировом центре естественно раздваивается: речь мо-
жет итти тогда о двух центрах, о центре нового и о центре старого миров
и о гегемонии одного из них. Вопрос теперь так и поставлен. После войны
Европа (да и все мировое хозяйство) переживает все углубляющийся кризис.
Возможность социалистической революции далеко не исключена. А при обра-
зовании Социалистических Соединенных Штатов Европы вопрос о переходе
центра мировой истории в Америку совершенно снимается. Есть все основа-
ния утверждать, что европейская социалистическая федерация хозяйственным
банкротом и вассалом не будет.
Другие постановки проблемы не столь актуальны. Все они в той или дру-
гой плоскости варьируют тему о "кризисе европейской культуры". Частичных
кризисов можно насчитать столько, сколько вообще есть проявлений
культурного бытия (государство, право, семья, наука, религия, искусство
и т. д.). Тем лучше, - так рассуждали и рассуждаем мы, ибо это означает,
что буржуазно-капиталистический мир загнивает на корню и что час его уп-
разднения близок. Да не только близок: он уже настал. Это - "бушующие,
духовно отмирающие силы Ренессанса"...
Таким образом, вопрос о закате Европы является вопросом о закате бур-
жуазно-капиталистического Запада. Осознав разложение этого запада, не
поняв причин такого разложения и не видя сил, могущих проявить новую
творческую энергию, философствующие филистеры этого уходящего мира свои
зубные боли превращают в мировую скорбь, что, впрочем, бывало неоднок-
ратно. Такова "примечательная" книга Освальда Шпенглера и таков еще бо-
лее примечательный сборник статей о ней веховцев 1909 г.
Примечания.
*1 С особенным азартом пророчествовала и гадала вся пангерманская
пресса. Германия, бросившая вызов всему "цивилизованному миру" и окру-
женная со всех сторон врагами, должна была всеми средствами поддерживать
общественное мнение на известной высоте. Германия выше всего! После во-
енного поражения она переживает реакцию - резкое чувство подавленности.
Успех книги Шпенглера обусловлен этим понижением общественного настрое-
ния. Покорность судьбе и осознание этой судьбы утверждается как высшая
мудрость. Это - квинт-эссенция книги Шпенглера. Пророчествующее сознание
и ищущий глаз как бы прозрели и успокоились в стоическом равнодушии. Мо-
билизация пророчеств закончила свою миссию!
*2 Идея умирания западно-европейской культуры отнюдь не неслыханна.
На это указывает и Ф. Степун, называя Зиммеля, Эйкена, Кона и Эвальда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
нем мире. У Шпенглера такую же роль в его мышлении играет его "перводу-
шевность" (Urseelentum), эта нирвана истории, и его морфология. Поэтому
и он "никуда не идет и никуда не ведет" (Степун), и у него "нет опреде-
ленного волеустремления" (Букшпан). С этих "высот" "империализм и социа-
лизм одинаково - цивилизация, а не культура" (Бердяев), т.-е. признаки
упадка и гибели. Слышим и старые напевы: "Капитализм и социализм одина-
ково заражены этим духом" (духом мещанства и духовной буржуазности).
"Империализм и социализм - одно и то же". "Цивилизация через империализм
и через социализм должна разлиться по всей поверхности земли, должна
двигаться и на Восток". И "истинной духовной культуре, может быть, при-
дется пережить катакомбный период" (Бердяев). Величайший объективный
трагизм переживаемой нами эпохи состоит в том, что поверхность истори-
ческой жизни залита бушующими волнами движения, руководимого духовно-от-
мирающими силами ренессанса" (Франк), т.-е. социализма. При таком поло-
жении само собой ясно, что "сейчас мы (т.-е. Россия. Гр.) еще более отб-
расываемся на Восток". Еще бы! Социализм ведь знаменует воцарение "веч-
ного хама"! Но в этих утверждениях скрыто противоречие, которого не за-
мечает абсолютизированное религиозное сознание.
Если мы отбрасываемся к востоку, если "истинная духовная культура"
должна уйти в катакомбы, то не означает ли это, что социализм не только
расширяет область господства цивилизации, но и утверждает что-то свое,
хотя бы и хамское, отвергаемое религиозным сознанием "бесконечного внут-
реннего мира"? Повидимому, "религиозное сознание" просто запуталось. Ему
не подняться хотя до им же так любимого Константина Леонтьева. "На розо-
вой воде и сахаре не приготовляются такие коренные перевороты (речь идет
о создании в Европе "федеративной, грубо рабочей, республики". Гр.): они
предлагаются всегда человечеству путем железа, огня, крови и рыданий..."
("Византизм и Славянство"). Никто из здравомыслящих людей иначе думать
не может. Паульсен в своих "Основах этики" (М. 1906 г., стр. 234) разби-
рает вопрос, оправдывает ли цель средства, и приходит к выводу, что
"...если понять это положение, что оправдывает средства не любая дозво-
лительная, но лишь одна определенная цель, из которой исходит всякая
оценка: а именно, высшее благо, благополучие или совершенная форма жизни
человечества, тогда это положение стоит не только вне сомнения, но и не-
обходимо". Это неоспоримое этическое положение, которое не признается
только теми, кто из-за призрачного спасения души жертвуют живым челове-
ком... Подобная нравственная кастрация, однако, возможна и притом как
морализующее выражение слишком реальных и грубых общественных сил.
Разительный исторический пример можно привести из недавнего прошлого.
"Вехи" ставили крест над русской революцией и интеллигенцией, прикрыва-
ясь искательством "высших", "бесконечных внутренних ценностей", а царс-
кие жандармы огнем, железом и кровью дезинфицировали зараженную револю-
цией Россию, уничтожая ее физических носителей... Веховцы жестоко ошиб-
лись в своем похоронном настроении и религиозно-мистическом гадании. Че-
рез 10 лет воспрянула революция и раскаты ее грома раздаются по всему
миру. И что же? Наши веховцы опять тут как тут. И опять "смирение",
опять "послушание", опять "бесконечные внутренние ценности" - в то вре-
мя, когда дьявольские средства пускаются в ход для самого подлинного фи-
зического удушения нарождающегося нового мира! Человек, искренно и чест-
но стремящийся к какой бы то ни было цели, с нравственным негодованием
должен отвергнуть эту проповедь религиозной пошлости. От нас зависит,
повторится ли позорная роль веховцев в новой исторической обстановке,
или они будут сидеть и плакать "на берегу пустынных волн" о "бесконеч-
ности своей внутренней жизни". Теперь, в 1922 году, мы имеем гораздо
больше основания утверждать, что их пророчества и гадания вилами по воде
писаны, чем в 1909 году, когда их проповедь прозвучала впервые.
Ибо мы отнюдь не "отброшены на восток". Россия назад во время револю-
ции не попятилась. Наоборот: она шагнула вперед. Это, положение утверж-
дают авторы сборника "Смена вех", в том смысле что авторитет России за
годы революционной власти вырос и окреп. И это объективно правильно. Но
мы о шаге вперед говорим в другой плоскости. Россия стала центром нового
общественного миропорядка, и ее голосу внимают повсюду, где идет борьба
за лучшие идеалы человечества, за лучшее будущее. Никогда она такими
тесными узами не была связана с другими, самыми отдаленными, странами,
как во время империалистической блокады и капиталистического окружения.
III Коммунистический Интернационал - это нарождающаяся, невиданная до
сих пор, объединенность мира. И понятно, есть, от чего сокрушаться нашим
модернизированным славянофилам: все это нисколько не подходит на выявле-
ние "скрытых тайн" России, на осуществление "славяно-восточной" прови-
денциальной роли православной Руси.
Это - бушуют "духовно отмирающие силы Ренессанса"! Так ли это? "Отми-
рающие силы Ренессанса" - это рационалистические, либерально-эгалитарные
принципы. Но разве ими исчерпывается содержание социализма? Или пра-
вильнее ставить вопрос так, разве они являются характерными, преобладаю-
щими чертами современного, марксистского коммунизма или социализма? Сто-
ит только так поставить вопрос, и язвительные замечания запоздалых сла-
вянофилов сразу теряют свою остроту. Получилась путаница эпох и предме-
та, и искажение исторической действительности. Весь секрет или все нес-
частье, заключается в том, что современные нам, запоздалые славянофилы,
Бердяев, Франк и сотр. смотрят на марксистский коммунизм глазами своих
духовных отцов, глазами, устремленными на утопический, мелко-буржуазный,
анархический социализм Бабефа, Сен-Симона, Прудона и др. Критические
стрелы, сокрушающие утопистов, летят мимо марксистского социализма или
же дают рикошет в стрелков. "Всеобщее равенство" и "всеобщее умеренное
благоденствие" (будь все же сказано, что утопический социализм уложить в
прокрустово ложе этих двух понятий трудно!) не являются нашими, комму-
нистическими, идеалами. Мы стремимся не к количественному уравнению, а
проявлению качественных различий. Для людей живых, наших современников,
это должно звучать скучным трюизмом. Тонкий эстет и острый мыслитель,
Оскар Уайльд, будучи знаком с новым социализмом, пришел к выводу, что
"социализм сам по себе будет иметь значение, уже хотя бы только потому,
что он приведет к индивидуализму"; "новый индивидуализм, для которого
волей или неволей работает социализм, будет совершенной гармонией"; "но-
вый индивидуализм - это новый эллинизм" ("Душа человека при социалисти-
ческом строе"). Но, быть может, этот аристократ конца XIX века и апостол
и пророк красоты ошибается? Быть может, он неправильно истолковывает со-
циализм? Нет, - Оскар Уайльд понял то, что оказалось недоступным после-
дышам Константина Леонтьева. Карл Маркс во главу угла своей теории бе-
зусловно ставил индивида, а не "атомизм" коллектива. "Социальн люция по-
тому находится на точке зрения целого, что она если бы даже происходила
лишь в одном фабричном округе - представляет протест человека против ли-
шенной человеческого содержания жизни, что она исходит из точки зрения
отдельного действительного индивида". (Критические примечания к ст. "Ко-
роль Прусский и социальная реформа". Подчеркн. мною. Гр.). Маркс опреде-
ленно указывает, что в основе его учения лежит старый принцип коммуниз-
ма*13, а именно: "каждому по его потребностям". Фридрих Энгельс в "Ан-
ти-Дюринге" пишет: "Действительное содержание пролетарского требования
равенства есть требование отмены классов. Всякое требование равенства,
которое простирается далее этого, необходимо вдается в абсурд. (Под-
черкн. Энгельсом. Гр.)
К сожалению, мы не имеем возможности здесь развить эти основные мыс-
ли: это нас отвело бы далеко в сторону от нашей задачи. Скажем только,
что, раз коммунизм центр тяжести своего внимания переносит на действи-
тельные потребности действительного индивида, то осуществление его озна-
чает создание возможностей безграничного проявления качественных разли-
чий (особенностей), заложенных в человеке. Генриетта Роланд-Гольст, поэ-
тому, могла с полным правом заявить: "Коммунизм - идеал всего челове-
чества, идеал общечеловеческого объединения. И, как таковой, он является
культом человеческой личности"... ("Коммунистический Интернационал" N
13). Несмотря на это, находятся философы, утверждающие, что коммунизм и
капитализм одинаково пропитаны мещанством. Эту жвачку герои "Вех" жуют
уже лет 15 под-ряд и ничто, никакие события не могут заставить их ее пе-
реварить. Талантливый Леонтьев в гробу должен краснеть от своих запозда-
лых и импотентных поклонников.
Леонтьев мог бы попросить прочесть гр. Бердяева следующие строки:
"Социальная наука едва родилась, а люди, пренебрегая опытом веков и при-
мерами ими же теперь столь уважаемой природы, не хотят видеть, что между
эгалитарно-либеральным поступательным движением и идеей развития нет ни-
чего логически родственного, даже более: эгалитарно-либеральный процесс
есть антитеза процессу развития" ("Византизм и Славянство". Подчеркн.
Леонтьевым. Гр.), т.-е. первый антитеза второму, как упрощение усложне-
нию, как "вторичное смесительное упрощение" - "сложному цветению". С ка-
кой бы стороны ни подходить к марксистскому социализму, в нем нельзя
найти элементов упрощения. На лицо обратное: через посредство отмены
классового неравенства уничтожается деспотическое монопольное господство
классовых элементов, выразившееся в распластовании общественного созна-
ния, в общем и главном, на две одноцветных области, и создается возмож-
ность проявления человеческого творчества в других плоскостях и соотно-
шениях, вытесненных из поля сознания однообразнейшими классовыми разде-
лами. Теоретическая правильность этого положения не может быть оспарива-
ема фактами иначе, как только отчаянным воплем логического смертника:
"тем хуже для фактов".
Значит, и жонглирование "духовно отмирающими силами Ренессанса" необ-
ходимо признать неудавшимся. И в этом пункте мы обнаружили бесцеремонное
отношение к фактам, искажение исторической перспективы или просто незна-
ние простых вещей людьми такого почтенного возраста, какой имеют веховцы
1909 года. Не старческая ли это слабость? Как знать? В лучшем случае,
быть может, это и так. Но классовые силы так причудливо переплелись меж-
ду собой в смертной схватке, что можно допустить и худшее. По крайней
мере, этот псевдонаучный вздор и религиозно мистическое бормотание, бу-
дучи созвучным некоторому падению настроения и унынию в массах, могут
иметь отрицательное влияние на развитие нашего общественного сознания. А
это заставляет нас бороться с ними, как с проявлениями враждебных нам
психики и идеологии социально-отмирающих сил капиталистического мира.
Итак, наконец, к чему же мы пришли после разбора сборника "Освальд
Шпенглер и закат Европы"? Во-первых, будем откровенны и признаемся, что,
зная авторов сборника, мы ждали более серьезного отношения к вопросу,
чем то, что обнаружилось на деле. Читая сборник, мы постепенно разочаро-
вывались. Прочтя его, - и это во-вторых - мы были рады. Ведь, если так
шатки позиции наших врагов и недругов, то чего же нам бояться? Мы можем
смело вступить с ними в открытый бой, заранее предвкушая упоение побе-
дой. Пусть это знают все те, кому приходится защищать молодые всходы но-
вого мира! В-третьих, в лице авторов мы встретились со старыми веховца-
ми, защищающими свое старое дело, забрызганное кровью рабочих и крестьян
в 1905 - 1906 годах и окончательно и безвозвратно проигранное в 1917 го-
ду. При желании можно восхищаться упорством, с каким авторы ставят себя
в положение, которое завидным никто не назовет.
А четвертое - самое главное: вопрос о судьбе Западной Европы, о ее
закате даже и не поставлен, по крайней мере - не поставлен на почву, на
которой возможно его обсуждение. Ни в книге Шпенглера, ни в книжке о
Шпенглере и закате Европы нет научного подхода к теме. Пророчества и га-
данья Шпенглера, его характеристики и его "сигнализация" весьма интерес-
ны, в большинстве случаев очень удачны, но все это - недостаточное осно-
вание для составления представления об исторической судьбе Европы. Но
нас ведь интересовали только наши соотечественники. А их попытка упоко-
ить Европу отрыжкой славянофильства и тем возвысить "русское дело" и
Восток может, в лучшем случае, вызвать улыбку: - "Чем бы дитя не теши-
лось, лишь бы не плакало". Нудно и скучно нанизывая мертвые мысли на ни-
точку некоторого общего настроения, авторы отнюдь не вводят читателя "в
мир идей Шпенглера", а выворачивают наружу в конечных словах "бесконеч-
ность своей внутренней жизни".
Наконец, в чем же дело? Откуда закат Европы? Действительно, такой
вопрос серьезно поставлен, но не для религиозно-мистических гаданий. Ес-
ли и такие имеют место, то это свидетельствует, что он глубоко начал
волновать послевоенную и революционную Европу. На первом плане - эконо-
мическая постановка проблемы. С прорытием Панамского канала экономисты
единодушно высказались в том смысле, что центр мировой истории из Европы
переходит в Америку. Во время войны Америка (С.-А. С. Ш.) приобрела та-
кую экономическую мощь, что может играть в мире первую скрипку.
Поскольку это так, спорить не приходится. Но это было бы так, если бы
сохранил свою прочность капитализм. Если же хотя бы в одном месте в нем
пробита брешь, если одна великая страна вырвана из контекста капиталис-
тических отношений, то картина и перспективы меняются. В таком случае,
само представление о мировом центре естественно раздваивается: речь мо-
жет итти тогда о двух центрах, о центре нового и о центре старого миров
и о гегемонии одного из них. Вопрос теперь так и поставлен. После войны
Европа (да и все мировое хозяйство) переживает все углубляющийся кризис.
Возможность социалистической революции далеко не исключена. А при обра-
зовании Социалистических Соединенных Штатов Европы вопрос о переходе
центра мировой истории в Америку совершенно снимается. Есть все основа-
ния утверждать, что европейская социалистическая федерация хозяйственным
банкротом и вассалом не будет.
Другие постановки проблемы не столь актуальны. Все они в той или дру-
гой плоскости варьируют тему о "кризисе европейской культуры". Частичных
кризисов можно насчитать столько, сколько вообще есть проявлений
культурного бытия (государство, право, семья, наука, религия, искусство
и т. д.). Тем лучше, - так рассуждали и рассуждаем мы, ибо это означает,
что буржуазно-капиталистический мир загнивает на корню и что час его уп-
разднения близок. Да не только близок: он уже настал. Это - "бушующие,
духовно отмирающие силы Ренессанса"...
Таким образом, вопрос о закате Европы является вопросом о закате бур-
жуазно-капиталистического Запада. Осознав разложение этого запада, не
поняв причин такого разложения и не видя сил, могущих проявить новую
творческую энергию, философствующие филистеры этого уходящего мира свои
зубные боли превращают в мировую скорбь, что, впрочем, бывало неоднок-
ратно. Такова "примечательная" книга Освальда Шпенглера и таков еще бо-
лее примечательный сборник статей о ней веховцев 1909 г.
Примечания.
*1 С особенным азартом пророчествовала и гадала вся пангерманская
пресса. Германия, бросившая вызов всему "цивилизованному миру" и окру-
женная со всех сторон врагами, должна была всеми средствами поддерживать
общественное мнение на известной высоте. Германия выше всего! После во-
енного поражения она переживает реакцию - резкое чувство подавленности.
Успех книги Шпенглера обусловлен этим понижением общественного настрое-
ния. Покорность судьбе и осознание этой судьбы утверждается как высшая
мудрость. Это - квинт-эссенция книги Шпенглера. Пророчествующее сознание
и ищущий глаз как бы прозрели и успокоились в стоическом равнодушии. Мо-
билизация пророчеств закончила свою миссию!
*2 Идея умирания западно-европейской культуры отнюдь не неслыханна.
На это указывает и Ф. Степун, называя Зиммеля, Эйкена, Кона и Эвальда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10