Карл Грасис.
"ЗАКАТ ЕВРОПЫ".
Под общим заглавием "Закат Европы" объединены статьи: Грасиса,
Базарова и С. Боброва о Шпенглере, его критиках и истолкователях. Авторы
иногда существенно расходятся в оценке историософии Шпенглера. Однако,
ввиду того, что вокруг Шпенглера поднимается ряд вопросов, требующих по-
дробного освещения, редакция считает полезным и своевременным открыть на
страницах настоящего номера некоторый "парламент мнений" с целью наибо-
лее полного выявления в следующих номерах позиции современного коммуниз-
ма. Редакция считает также нужным отметить: статья тов. Деборина "Гибель
Европы или торжество империализма" в N 1 - 2 ("Под знаменем марксизма"),
вызвавшая критические замечания со стороны тов. Базарова, с точки зрения
релятивизма, подкапывающегося под объективизм, - является наиболее соот-
ветствующей духу марксизма. К сожалению, тов. Деборин не нашел нужным
связать магическую философию Шпенглера с распадом западно-европейской
буржуазной цивилизации и интересная статья его поэтому нуждается тоже в
этом пункте в поправках
I. Вехисты о Шпенглере.
Что будущность темна, как осенняя ночь, с этим положением не может
примириться ничье сознание, тем более - сознание, не удовлетворяющееся
настоящим и устремленное к созданию лучших условий своего существования.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что именно теперь "Закату Евро-
пы" Освальда Шпенглера посвящается целый сборник чуть ли не корифеями
нашего отечественного религиозного сознания - Бердяевым, Франком и др.
Для нас не является предметом наших гаданий, - "что день грядущий нам
готовит?". Завтра актуальнее сегодня. Само это сегодня конституируется в
зависимости от прозреваемого завтра. Естественным явлением стало - что
ни "мыслящая личность", то пророк. Уже начиная с 1914 года, т.-е. с пер-
вого дня империалистической войны, вся периодическая пресса - ежедневная
и толстые ежемесячники - заполнялись гаданиями насчет того, что принесет
война вообще и что повлекут за собой порожденные войной сотрясения наро-
дохозяйственной и общественной жизни в частности*1. Все военно-революци-
онное время можно, без всяких оговорок, называть мобилизационным перио-
дом пророчеств и гаданий. Мы являемся свидетелями и активными участника-
ми нечеловеческого напряжения прорубить окно в завтра. Воскрешенные че-
рез тысячелетия предки - рядом с нами, и кажутся они в цвете сил!
По большей части, исторические воспоминания и повторения старых про-
рочеств не имеют и не могут иметь решающего значения для действенного
решения вопросов современности. Несмотря на это, нельзя все же закрывать
глаза на то, что они создают определенные настроения, которые подчас мо-
гут сложиться в "общественное мнение". Новый курс экономической политики
Советской власти такую возможность открывает. Пока что первый квартет -
Бердяев, Букшпан, Степун и Франк - робко сыграл первую элегию. За ним,
нет сомнения, последуют оркестровые упражнения тех, кого столкнула с ис-
торической дороги Октябрьская революция, особенно из той плеяды "естест-
венных вождей", которые создавали наше отечественное "общественное мне-
ние" в довоенно-революционный период.
В ожидании осуществления этого нашего пророчества мы можем заняться
пока тем, что уже имеется. А имеем мы уже сборник статей вышеназванных
авторов под общим заглавием: "Освальд Шпенглер и Закат Европы". Несмотря
на скромность заглавия сборника, авторы все же ставят себе задачу -
ввести читателя в мир идей Шпенглера. Книгу Шпенглера "Der Untergang des
Abendlandes" "они находят" в высшей степени симптоматичной и примеча-
тельной, "составившей культурное событие в Германии". Так аттестуется
эта книга в предисловии. В общем такая ее оценка неверна. Во-первых, в
момент своего появления она не представляла собой ничего симптоматичес-
кого и исключительного и таковой она может считаться даже в послевер-
сальской Германии; во-вторых, историческая морфология Шпенглера в массах
имела гораздо меньший успех, чем пангерманская литература всего начала
XX-го столетия; в конечном счете, как первое, так и второе лишает нас
возможности говорить о ней, как о "культурном событии в Германии". Оцен-
ка значения "Заката Европы" в предисловии сборника слишком субъективна,
и мы на ней, поэтому, можем дольше не останавливаться.
Но если "Закат Европы" не симптоматичен для Германии, родины его ав-
тора, а также для Европы в целом, то это отнюдь не значит, что книга
Шпенглера не может стать событием для сознания наших отечественных иска-
телей "скрытых тайн". Мы имеем основание предполагать, что это именно
так. Один из авторов сборника, Бердяев, свою статью и заканчивает в та-
ком духе: "...такие книги, как книга Шпенглера, не могут не волновать
нас. Такие книги нам ближе, чем европейским людям. Это - нашего стиля
книга" (подчеркн. мною. Гр.). Соглашаясь с этим, мы все-таки должны ог-
раничить область приложения "нашего стиля". Сделать это нетрудно, ибо -
двое из авторов сборника нам давно и хорошо известны. Это - Бердяев и
Франк, участники сборника первых - "Вех" (1909 г.), призывавшие русскую
интеллигенцию после поражения первой революции к подвигу религиозного
"смирения", к "послушанию", "внутреннему сосредоточению", "эгоцентризму
сознания". Двенадцать лет тому назад они прокляли революцию, успокоив-
шись на проповеди "смирения" и "послушания", и нырнули во внутрь себя с
целью обресть "незыблемые ценности". И, действительно, они - Бердяев и
Франк - их обрели и "незыблемо" сохранили до сегодня. И Бердяев и Франк
- не нашли ни одного нового слова для тех событий, которые совершились и
совершаются перед их глазами. Как тот, так и другой повторяют то же са-
мое, что было ими сказано в 1909 году, как бы желая снова ошибиться и
оказаться лжепророками! Николай Бердяев вещает: "Прочности нельзя искать
в физическом миропорядке... Мир погибнет от неотвратимого и непреодоли-
мого стремления к физическому равенству. И не есть ли стремление к ра-
венству в мире социальном та же энтропия, та же гибель социального кос-
моса и культуры в равномерном распределении тепловой энергии, необрати-
мой в энергию, творящую культуру... Утеря незыблемости физической не
есть безвозвратная утеря. В духовном мире нужно искать незыблемости. В
глубине нужно искать точки опоры... Открывается бесконечный внутренний
мир. И с ним должны быть связаны наши надежды" (Passim). Теперь мы инаем
понимать, что означают "нашего стиля" и "наши надежды". Но у Франка еще
больше пророческого пафоса. "Эта книга, напоминающая современному чело-
вечеству об истинных духовно-исторических силах культуры, идет навстречу
его пробуждающейся жажде подлинного культурного творчества, его стремле-
нию к духовному возрождению... Человечество - вдалеке от шума историчес-
ких событий - накопляет силы и духовные навыки для великого дела, нача-
того Данте и Николаем Кузанским..." (Passim. Подчеркн. автором. Гр.). И
теперь нам непонятно, почему - "вдалеке от шума исторических событий" -
Бердяевы и Франки, бывшие "веховцы", остановили свой взор, немощный и
блуждающий в бренном мире, на... Шпенглере, чтобы сказать просто и ясно:
назад к "Вехам" к старым "вехам" 1909 года! Ибо никаких других положи-
тельных выводов в сборнике нет! Непонятное и недоуменное попытаемся уяс-
нить дальнейшим анализом. Но мы уже имеем определенный ответ на вопрос,
который поставили выше: - устами авторов сборника глаголет старая ве-
ховская интеллигенция, уставшая и обуянная ликвидационным настроением,
повторяет она старые мысли и пропагандирует старую идеологию смирения,
покаяния и обретения "внутренних ценностей".
Однако события последних лет внесли в сознание веховцев кое-что но-
вое, конечно, не качественно, но, можно сказать, количественно. В данный
момент было бы недостаточно для произнесения приговора одного изучения
психики русской интеллигенции. События приняли мировой характер; перед
глазами масштабы не национальные, а интернациональные. В таком случае
нельзя, очевидно, остаться на старом базисе своих суждений. Его нужно
расширить теоретически, а выводы должны быть относимы к большей прост-
ранственной плоскости. И тут, с этого момента, начинается знакомство на-
ших модернизованных славянофилов с германцем Освальдом Шпенглером. Перед
авторами встала поистине соблазнительная мысль: - доказать, что гибнет
Европа, та Европа, которую стремятся обновить новые социальные слои, при
чем гибнет она "по-славянофильски"; или показать, что в недрах Запада
возымели силу "славянофильские" идеи и настроения, по крайней мере, сос-
тавили "культурное явление в Германии". Пафос Франка, например, выража-
ется в такой находке: "Конечно, самое уловление момента умирания запад-
ной культуры в явлениях "цивилизации" XIX века должно быть признано
бесспорным. Эта идея Шпенглера, неслыханная по новизне*2 и смелости в
западной мысли, нас, русских, не поражает своей новизной: человек запад-
ной культуры впервые осознал то, что давно уже ощущали, видели и говори-
ли великие русские мыслители-славянофилы. От этих страниц Шпенглера,
проникнутых страстною любовью к истинной духовной культуре Европы, кото-
рая вся в прошлом, и ненавистью к ее омертвению и разложению в лице ее
современной мещанской "цивилизации", веет давно знакомыми, родными нам
мыслями Киреевского, Достоевского, Константина Леонтьева". То же самое
нашел и Бердяев. "Следует еще отметить, что точка зрения Шпенглера нео-
жиданно напоминает точку зрения Н. Данилевского, развитую в его книге
"Россия и Европа". Культурно-исторические типы Данилевского очень похо-
дят на души культур Шпенглера, с той разницей, что Данилевский лишен ог-
ромного интуитивного дара Шпенглера. Вл. Соловьев критиковал Н. Дан го с
христианской точки зрения"... (На последнем предложении мы цитату обор-
вали намеренно; почему, будет вскоре видно.) После такого открытия сла-
вянофильских идей на Западе, наши модернизированные попы могут дерзать
водрузить свое знамя 1909 года на пепелищах Европы. Вводная статья Сте-
пуна так и заканчивается: "Наука, эта непогрешимая созидательница евро-
пейской жизни, оказалась в годы войны страшной разрушительницей. Она
глубоко ошиблась во всех своих предсказаниях. Все ее экономические и по-
литические расчеты были неожиданно опрокинуты жизнью. Под Верденом, быть
может, она отстояла себя, как сильнейший мотор современной жизни, но и
решительно скомпрометировала себя, как ее сознательный шоффер. И вот на
ее место ученым и практиком Шпенглером выдвигается дух искусства, дух
гадания и пророчества, быть может, в качестве предзнаменования какого-то
нового углубления религиозной мистической жизни Европы. Как знать? Когда
душу начинают преследовать мысли о смерти, не значит ли это всегда, что
в ней пробуждается, в ней обновляется религиозная жизнь?
Оставим сейчас на-время в стороне утверждение, что наука "глубоко
ошиблась во всех своих предсказаниях", и разберем одну мелочь, но весьма
характерную. Тот же Степун, которому принадлежит только-что приведенная
цитата, пишет и совершенно правильно: "Нет сомнений, что если исследова-
ние "Заката Европы" поручить комиссии ученых специалистов, то она предс-
тавит длинный список фактических неверностей", и тут же освященное фило-
софической традицией оправдание: "тем хуже для фактов". Если точно такую
же операцию произвести над сборником наших отечественных авторов, ре-
зультаты были бы еще более печальны для фактов - по мнению авторов, а по
нашему мнению - для репутации самих авторов. Характерная мелочь такова.
Николай Бердяев утверждает, что Вл. Соловьев критиковал Н. Данилевского
с христианской точки зрения". Правда ли это? Ни на иоту. В доказа-
тельство мы вынуждены привести довольно-таки скучную справку.
Кроме христианства, в непримиримом противоречии с воззрениями "России
и Европы" находится, как мы видели, и историческое явление двух других
универсальных, точнее, международных или сверхнародных религий - буддиз-
ма и мусульманства, а также и еврейской религии, которая, несмотря на
свой национальный характер, передала, однако, свои существенные начала
чужим мирам христианства и ислама. Но все это противоречие между теорией
нашего писателя и исторической действительностью в области религии не
было бы еще окончательным приговором для теории в глазах очень многих.
На религию, вообще, нередко смотрят как на явление отжившее или отживаю-
щее, которому будет все меньше и меньше места в дальнейших судьбах наро-
дов. А при таком взгляде теория, несостоятельная в объяснении религиоз-
ного универсализма, могла бы, однако, годиться для определения наших
настоящих и будущих судеб. Пусть в старину - так можно рассуждать - люди
более объединялись религией, нежели разделялись народностью; теперь вера
повсюду теряет свою силу и никогда уже более не вернет своего прежнего
значения; следовательно, племенные и национальные деления могут теперь
стать окончательно решающим началом человеческих отношений. Но, на беду
подобного рода воззрений, универсализм человеческого духа проявлялся и
проявляется не в одной только религиозной области, а еще очевиднее и
прямее в другой важной и неустрашимой сфере исторического развития - в
науке" (подчеркн. везде Соловьевым Гр.). А далее Вл. Соловьев устанавли-
вает, что "вспомогательный трактат" Данилевского об историческом разви-
тии науки, во-первых, доказывает прямо обратное тому, что предполагалось
им доказать, а, во-вторых, опрокидывает мимоходом и главную теорию "Рос-
сии и Европы". "Так писал Владимир Соловьев в свое время, в 1888 году, в
"Вестнике Европы" (См. Собр. Соч., изд. "Просвещения", т. V). Из этой
справки ясно видно, что Владимир Соловьев критиковал Н. Данилевского не
только с христианской точки зрения: на основании научно-исторических
данных вообще он камня на камне не оставил от "строй ания" "России и Ев-
ропы". Даже более того: Вл. Соловьев доказал, что весь этот "катехизис
или кодекс славянофильства"*3 является жалким плагиатом книг Рюккерта,
мелкого немецкого ученого, - "Lehrbuch der Weltgeschichte in organischer
Darstellung". И мы ничем не погрешим против истины, если скажем, что в
книге Данилевского нет ничего чем бы могла гордиться "русская" мысль или
славянофильское "религиозное сознание". Вместе с этим, мы могли бы, да-
лее, сказать, рушатся и все построения и прозрения Шпенглера, ибо они
уже более чем тридцать лет тому назад не выдержали ни христианской, ни
"языческой", т.-е. общенаучной, критики. И так как мы не намереваемся
дать обзора взглядов немецкого "ученого" и "практика", а ставим своей
целью раскрыть "позицию" нашей старой веховской ветви интеллигенции, то
могли бы без ущерба пройти мимо Шпенглера. В таком случае, картина все
же осталась бы не вполне ясной. Поучительнее будет, поэтому, взглянуть и
на общий лик объекта симпатий г.г. Бердяевых и Франков.
Схему взглядов Освальда Шпенглера можно нарисовать очень просто. Сте-
пун их схематизировал в следующем виде: 1) "нет никакого единого челове-
чества", 2) "нет единой истории", 3) "нет развития, нет и прогресса" и
4) "есть только скорбная аналогия круговращения от жизни к смерти, от
культуры к цивилизации" (см. стр. 13).
1. Нельзя говорить о человечестве. Простое собрание, скоп физических
лиц не есть человечество. У так называемого человечества нет внутренней
спайки, нет единой души. Души имеются только у отдельных, конкретных
культур, которые в корне отличаются друг от друга*4, между ними нет ни
взаимодействия, ни преемственной связи. Отдельные "души", "стиля",
"культурных эпох", а не единое человечество.
2. Каждая из этих "душ" имеет свою судьбу. В судьбах отдельных
культур не найти закономерности и причинности...*5 Значит, говорить об
истории - пустая трата слов.
3. Раз нет истории, нет и прогресса, как длящегося в пространстве и
во времени потока событий. Свое сочинение Шпенглер называет морфологией
"истории".
4. Повсюду мы видим только круговорот от жизни к смерти, от культуры
к цивилизации. И если и можно говорить о развитии, то только в том смыс-
ле, в каком это понятие применимо к любому растению, и в рамках "от жиз-
ни к смерти".
Для "доказательства" этих "положений" потрачено много энергии. Неко-
торые штрихи морфологии Шпенглера весьма удачны и метки. Но так как нас
не интересует ни конкретное содержание отдельных "душ", ни, тем более,
их частности, то на этом мы расстанемся с Шпенглером:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
"ЗАКАТ ЕВРОПЫ".
Под общим заглавием "Закат Европы" объединены статьи: Грасиса,
Базарова и С. Боброва о Шпенглере, его критиках и истолкователях. Авторы
иногда существенно расходятся в оценке историософии Шпенглера. Однако,
ввиду того, что вокруг Шпенглера поднимается ряд вопросов, требующих по-
дробного освещения, редакция считает полезным и своевременным открыть на
страницах настоящего номера некоторый "парламент мнений" с целью наибо-
лее полного выявления в следующих номерах позиции современного коммуниз-
ма. Редакция считает также нужным отметить: статья тов. Деборина "Гибель
Европы или торжество империализма" в N 1 - 2 ("Под знаменем марксизма"),
вызвавшая критические замечания со стороны тов. Базарова, с точки зрения
релятивизма, подкапывающегося под объективизм, - является наиболее соот-
ветствующей духу марксизма. К сожалению, тов. Деборин не нашел нужным
связать магическую философию Шпенглера с распадом западно-европейской
буржуазной цивилизации и интересная статья его поэтому нуждается тоже в
этом пункте в поправках
I. Вехисты о Шпенглере.
Что будущность темна, как осенняя ночь, с этим положением не может
примириться ничье сознание, тем более - сознание, не удовлетворяющееся
настоящим и устремленное к созданию лучших условий своего существования.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что именно теперь "Закату Евро-
пы" Освальда Шпенглера посвящается целый сборник чуть ли не корифеями
нашего отечественного религиозного сознания - Бердяевым, Франком и др.
Для нас не является предметом наших гаданий, - "что день грядущий нам
готовит?". Завтра актуальнее сегодня. Само это сегодня конституируется в
зависимости от прозреваемого завтра. Естественным явлением стало - что
ни "мыслящая личность", то пророк. Уже начиная с 1914 года, т.-е. с пер-
вого дня империалистической войны, вся периодическая пресса - ежедневная
и толстые ежемесячники - заполнялись гаданиями насчет того, что принесет
война вообще и что повлекут за собой порожденные войной сотрясения наро-
дохозяйственной и общественной жизни в частности*1. Все военно-революци-
онное время можно, без всяких оговорок, называть мобилизационным перио-
дом пророчеств и гаданий. Мы являемся свидетелями и активными участника-
ми нечеловеческого напряжения прорубить окно в завтра. Воскрешенные че-
рез тысячелетия предки - рядом с нами, и кажутся они в цвете сил!
По большей части, исторические воспоминания и повторения старых про-
рочеств не имеют и не могут иметь решающего значения для действенного
решения вопросов современности. Несмотря на это, нельзя все же закрывать
глаза на то, что они создают определенные настроения, которые подчас мо-
гут сложиться в "общественное мнение". Новый курс экономической политики
Советской власти такую возможность открывает. Пока что первый квартет -
Бердяев, Букшпан, Степун и Франк - робко сыграл первую элегию. За ним,
нет сомнения, последуют оркестровые упражнения тех, кого столкнула с ис-
торической дороги Октябрьская революция, особенно из той плеяды "естест-
венных вождей", которые создавали наше отечественное "общественное мне-
ние" в довоенно-революционный период.
В ожидании осуществления этого нашего пророчества мы можем заняться
пока тем, что уже имеется. А имеем мы уже сборник статей вышеназванных
авторов под общим заглавием: "Освальд Шпенглер и Закат Европы". Несмотря
на скромность заглавия сборника, авторы все же ставят себе задачу -
ввести читателя в мир идей Шпенглера. Книгу Шпенглера "Der Untergang des
Abendlandes" "они находят" в высшей степени симптоматичной и примеча-
тельной, "составившей культурное событие в Германии". Так аттестуется
эта книга в предисловии. В общем такая ее оценка неверна. Во-первых, в
момент своего появления она не представляла собой ничего симптоматичес-
кого и исключительного и таковой она может считаться даже в послевер-
сальской Германии; во-вторых, историческая морфология Шпенглера в массах
имела гораздо меньший успех, чем пангерманская литература всего начала
XX-го столетия; в конечном счете, как первое, так и второе лишает нас
возможности говорить о ней, как о "культурном событии в Германии". Оцен-
ка значения "Заката Европы" в предисловии сборника слишком субъективна,
и мы на ней, поэтому, можем дольше не останавливаться.
Но если "Закат Европы" не симптоматичен для Германии, родины его ав-
тора, а также для Европы в целом, то это отнюдь не значит, что книга
Шпенглера не может стать событием для сознания наших отечественных иска-
телей "скрытых тайн". Мы имеем основание предполагать, что это именно
так. Один из авторов сборника, Бердяев, свою статью и заканчивает в та-
ком духе: "...такие книги, как книга Шпенглера, не могут не волновать
нас. Такие книги нам ближе, чем европейским людям. Это - нашего стиля
книга" (подчеркн. мною. Гр.). Соглашаясь с этим, мы все-таки должны ог-
раничить область приложения "нашего стиля". Сделать это нетрудно, ибо -
двое из авторов сборника нам давно и хорошо известны. Это - Бердяев и
Франк, участники сборника первых - "Вех" (1909 г.), призывавшие русскую
интеллигенцию после поражения первой революции к подвигу религиозного
"смирения", к "послушанию", "внутреннему сосредоточению", "эгоцентризму
сознания". Двенадцать лет тому назад они прокляли революцию, успокоив-
шись на проповеди "смирения" и "послушания", и нырнули во внутрь себя с
целью обресть "незыблемые ценности". И, действительно, они - Бердяев и
Франк - их обрели и "незыблемо" сохранили до сегодня. И Бердяев и Франк
- не нашли ни одного нового слова для тех событий, которые совершились и
совершаются перед их глазами. Как тот, так и другой повторяют то же са-
мое, что было ими сказано в 1909 году, как бы желая снова ошибиться и
оказаться лжепророками! Николай Бердяев вещает: "Прочности нельзя искать
в физическом миропорядке... Мир погибнет от неотвратимого и непреодоли-
мого стремления к физическому равенству. И не есть ли стремление к ра-
венству в мире социальном та же энтропия, та же гибель социального кос-
моса и культуры в равномерном распределении тепловой энергии, необрати-
мой в энергию, творящую культуру... Утеря незыблемости физической не
есть безвозвратная утеря. В духовном мире нужно искать незыблемости. В
глубине нужно искать точки опоры... Открывается бесконечный внутренний
мир. И с ним должны быть связаны наши надежды" (Passim). Теперь мы инаем
понимать, что означают "нашего стиля" и "наши надежды". Но у Франка еще
больше пророческого пафоса. "Эта книга, напоминающая современному чело-
вечеству об истинных духовно-исторических силах культуры, идет навстречу
его пробуждающейся жажде подлинного культурного творчества, его стремле-
нию к духовному возрождению... Человечество - вдалеке от шума историчес-
ких событий - накопляет силы и духовные навыки для великого дела, нача-
того Данте и Николаем Кузанским..." (Passim. Подчеркн. автором. Гр.). И
теперь нам непонятно, почему - "вдалеке от шума исторических событий" -
Бердяевы и Франки, бывшие "веховцы", остановили свой взор, немощный и
блуждающий в бренном мире, на... Шпенглере, чтобы сказать просто и ясно:
назад к "Вехам" к старым "вехам" 1909 года! Ибо никаких других положи-
тельных выводов в сборнике нет! Непонятное и недоуменное попытаемся уяс-
нить дальнейшим анализом. Но мы уже имеем определенный ответ на вопрос,
который поставили выше: - устами авторов сборника глаголет старая ве-
ховская интеллигенция, уставшая и обуянная ликвидационным настроением,
повторяет она старые мысли и пропагандирует старую идеологию смирения,
покаяния и обретения "внутренних ценностей".
Однако события последних лет внесли в сознание веховцев кое-что но-
вое, конечно, не качественно, но, можно сказать, количественно. В данный
момент было бы недостаточно для произнесения приговора одного изучения
психики русской интеллигенции. События приняли мировой характер; перед
глазами масштабы не национальные, а интернациональные. В таком случае
нельзя, очевидно, остаться на старом базисе своих суждений. Его нужно
расширить теоретически, а выводы должны быть относимы к большей прост-
ранственной плоскости. И тут, с этого момента, начинается знакомство на-
ших модернизованных славянофилов с германцем Освальдом Шпенглером. Перед
авторами встала поистине соблазнительная мысль: - доказать, что гибнет
Европа, та Европа, которую стремятся обновить новые социальные слои, при
чем гибнет она "по-славянофильски"; или показать, что в недрах Запада
возымели силу "славянофильские" идеи и настроения, по крайней мере, сос-
тавили "культурное явление в Германии". Пафос Франка, например, выража-
ется в такой находке: "Конечно, самое уловление момента умирания запад-
ной культуры в явлениях "цивилизации" XIX века должно быть признано
бесспорным. Эта идея Шпенглера, неслыханная по новизне*2 и смелости в
западной мысли, нас, русских, не поражает своей новизной: человек запад-
ной культуры впервые осознал то, что давно уже ощущали, видели и говори-
ли великие русские мыслители-славянофилы. От этих страниц Шпенглера,
проникнутых страстною любовью к истинной духовной культуре Европы, кото-
рая вся в прошлом, и ненавистью к ее омертвению и разложению в лице ее
современной мещанской "цивилизации", веет давно знакомыми, родными нам
мыслями Киреевского, Достоевского, Константина Леонтьева". То же самое
нашел и Бердяев. "Следует еще отметить, что точка зрения Шпенглера нео-
жиданно напоминает точку зрения Н. Данилевского, развитую в его книге
"Россия и Европа". Культурно-исторические типы Данилевского очень похо-
дят на души культур Шпенглера, с той разницей, что Данилевский лишен ог-
ромного интуитивного дара Шпенглера. Вл. Соловьев критиковал Н. Дан го с
христианской точки зрения"... (На последнем предложении мы цитату обор-
вали намеренно; почему, будет вскоре видно.) После такого открытия сла-
вянофильских идей на Западе, наши модернизированные попы могут дерзать
водрузить свое знамя 1909 года на пепелищах Европы. Вводная статья Сте-
пуна так и заканчивается: "Наука, эта непогрешимая созидательница евро-
пейской жизни, оказалась в годы войны страшной разрушительницей. Она
глубоко ошиблась во всех своих предсказаниях. Все ее экономические и по-
литические расчеты были неожиданно опрокинуты жизнью. Под Верденом, быть
может, она отстояла себя, как сильнейший мотор современной жизни, но и
решительно скомпрометировала себя, как ее сознательный шоффер. И вот на
ее место ученым и практиком Шпенглером выдвигается дух искусства, дух
гадания и пророчества, быть может, в качестве предзнаменования какого-то
нового углубления религиозной мистической жизни Европы. Как знать? Когда
душу начинают преследовать мысли о смерти, не значит ли это всегда, что
в ней пробуждается, в ней обновляется религиозная жизнь?
Оставим сейчас на-время в стороне утверждение, что наука "глубоко
ошиблась во всех своих предсказаниях", и разберем одну мелочь, но весьма
характерную. Тот же Степун, которому принадлежит только-что приведенная
цитата, пишет и совершенно правильно: "Нет сомнений, что если исследова-
ние "Заката Европы" поручить комиссии ученых специалистов, то она предс-
тавит длинный список фактических неверностей", и тут же освященное фило-
софической традицией оправдание: "тем хуже для фактов". Если точно такую
же операцию произвести над сборником наших отечественных авторов, ре-
зультаты были бы еще более печальны для фактов - по мнению авторов, а по
нашему мнению - для репутации самих авторов. Характерная мелочь такова.
Николай Бердяев утверждает, что Вл. Соловьев критиковал Н. Данилевского
с христианской точки зрения". Правда ли это? Ни на иоту. В доказа-
тельство мы вынуждены привести довольно-таки скучную справку.
Кроме христианства, в непримиримом противоречии с воззрениями "России
и Европы" находится, как мы видели, и историческое явление двух других
универсальных, точнее, международных или сверхнародных религий - буддиз-
ма и мусульманства, а также и еврейской религии, которая, несмотря на
свой национальный характер, передала, однако, свои существенные начала
чужим мирам христианства и ислама. Но все это противоречие между теорией
нашего писателя и исторической действительностью в области религии не
было бы еще окончательным приговором для теории в глазах очень многих.
На религию, вообще, нередко смотрят как на явление отжившее или отживаю-
щее, которому будет все меньше и меньше места в дальнейших судьбах наро-
дов. А при таком взгляде теория, несостоятельная в объяснении религиоз-
ного универсализма, могла бы, однако, годиться для определения наших
настоящих и будущих судеб. Пусть в старину - так можно рассуждать - люди
более объединялись религией, нежели разделялись народностью; теперь вера
повсюду теряет свою силу и никогда уже более не вернет своего прежнего
значения; следовательно, племенные и национальные деления могут теперь
стать окончательно решающим началом человеческих отношений. Но, на беду
подобного рода воззрений, универсализм человеческого духа проявлялся и
проявляется не в одной только религиозной области, а еще очевиднее и
прямее в другой важной и неустрашимой сфере исторического развития - в
науке" (подчеркн. везде Соловьевым Гр.). А далее Вл. Соловьев устанавли-
вает, что "вспомогательный трактат" Данилевского об историческом разви-
тии науки, во-первых, доказывает прямо обратное тому, что предполагалось
им доказать, а, во-вторых, опрокидывает мимоходом и главную теорию "Рос-
сии и Европы". "Так писал Владимир Соловьев в свое время, в 1888 году, в
"Вестнике Европы" (См. Собр. Соч., изд. "Просвещения", т. V). Из этой
справки ясно видно, что Владимир Соловьев критиковал Н. Данилевского не
только с христианской точки зрения: на основании научно-исторических
данных вообще он камня на камне не оставил от "строй ания" "России и Ев-
ропы". Даже более того: Вл. Соловьев доказал, что весь этот "катехизис
или кодекс славянофильства"*3 является жалким плагиатом книг Рюккерта,
мелкого немецкого ученого, - "Lehrbuch der Weltgeschichte in organischer
Darstellung". И мы ничем не погрешим против истины, если скажем, что в
книге Данилевского нет ничего чем бы могла гордиться "русская" мысль или
славянофильское "религиозное сознание". Вместе с этим, мы могли бы, да-
лее, сказать, рушатся и все построения и прозрения Шпенглера, ибо они
уже более чем тридцать лет тому назад не выдержали ни христианской, ни
"языческой", т.-е. общенаучной, критики. И так как мы не намереваемся
дать обзора взглядов немецкого "ученого" и "практика", а ставим своей
целью раскрыть "позицию" нашей старой веховской ветви интеллигенции, то
могли бы без ущерба пройти мимо Шпенглера. В таком случае, картина все
же осталась бы не вполне ясной. Поучительнее будет, поэтому, взглянуть и
на общий лик объекта симпатий г.г. Бердяевых и Франков.
Схему взглядов Освальда Шпенглера можно нарисовать очень просто. Сте-
пун их схематизировал в следующем виде: 1) "нет никакого единого челове-
чества", 2) "нет единой истории", 3) "нет развития, нет и прогресса" и
4) "есть только скорбная аналогия круговращения от жизни к смерти, от
культуры к цивилизации" (см. стр. 13).
1. Нельзя говорить о человечестве. Простое собрание, скоп физических
лиц не есть человечество. У так называемого человечества нет внутренней
спайки, нет единой души. Души имеются только у отдельных, конкретных
культур, которые в корне отличаются друг от друга*4, между ними нет ни
взаимодействия, ни преемственной связи. Отдельные "души", "стиля",
"культурных эпох", а не единое человечество.
2. Каждая из этих "душ" имеет свою судьбу. В судьбах отдельных
культур не найти закономерности и причинности...*5 Значит, говорить об
истории - пустая трата слов.
3. Раз нет истории, нет и прогресса, как длящегося в пространстве и
во времени потока событий. Свое сочинение Шпенглер называет морфологией
"истории".
4. Повсюду мы видим только круговорот от жизни к смерти, от культуры
к цивилизации. И если и можно говорить о развитии, то только в том смыс-
ле, в каком это понятие применимо к любому растению, и в рамках "от жиз-
ни к смерти".
Для "доказательства" этих "положений" потрачено много энергии. Неко-
торые штрихи морфологии Шпенглера весьма удачны и метки. Но так как нас
не интересует ни конкретное содержание отдельных "душ", ни, тем более,
их частности, то на этом мы расстанемся с Шпенглером:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10