Там Фёдор Михайлович тянул леску, а на ней билась, растопырив жабры, большая, как сом, рыбина.
- Ну и рыбка! Вот теперь сварим ушицу! - приговаривал Ваня.
- Да ты уж наваришь, - сказал боцман.
- А что? - обиделся Ваня. - Я когда в армии служил, так самому генералу варил!..
Наступила ночь.
Всё притихло, погасло, и только откуда-то издалека пробивался к нам далёкий свет маяка.
С рассвета все, кто мог, бросились на корму. Лески переплетались, как паутина, вспыхивали от солнца, и рыбы шлёпались на палубу одна за другой. Я оттащил на камбуз уже два ведра - лески у меня не было - и бежал с третьим, как вдруг кто-то крикнул:
- Акула!
Один из электриков стал выбирать леску. На крючке, прозрачный от жира и солнца, дёргался молодой акулёнок и пытался схватить электрика за палец.
- Вот это улов, - оценил добычу начальник рации.
- Да выбрось ты его! - сказал Ваня. - На что он мне.
Но тут через борт перелез тонкий, чёрный индиец. Это подошли уже баржи с грузом и грузчиками. И на корму к нам торопился их повар. Он увидел акулу, протянул руки:
- Не надо выбрасывать! Дайте нам. Это очень вкусно! Электрик стряхнул акулёнка, забросил леску и мгновенно вытащил ещё одного.
Повар достал тесак и стал с размаху рубить акулу на куски и бросать в котёл. И я тоже взял леску. Мне тоже хотелось поймать акулу.
ГОВОРИТ "МОСКВА-РАДИО"
Я насадил на крючок кусок рыбы, опустил его в воду и стал ждать. Но акула не дёргала.
- Насади мяса, - сказал артековец и накрошил ножом баранины.
Я продел крючок в кусок мяса, и алый комок быстро пошёл ко дну. Леска тут же натянулась, дёрнулась в глубине и поехала, разрезая воду.
На крючке отчаянно дёргалась тяжёлая серая рыбина. Я схватил её за жабры. Она выгнулась и больно ударила меня шипом.
- О палубу её, о палубу! - крикнул Коля.
Я шмякнул рыбину, выдернул крючок и снова метнул в воду.
Но клёв кончился. Рядом со мной пританцовывал индийский повар, тянул какую-то непонятную песню. От берега к нам шли баржи с мешками. Опять пахло кунжутом, пылью. На краю неба отражался пустынный песок.
Вдруг леску слегка повело.
- Э-эй! Внимание! - сказал Коля.
Леска ушла под корму. Я отвёл её от винта и стал тянуть.
- Дёргай! - крикнул Коля. - Дёргай! Я потянул быстрее.
Но тут откуда-то сверху меня окликнул Митя. Я показал: "Тихо: акула".
Но Митя закричал ещё громче:
- Какая акула?! Скорей в рубку! Москва!
- Что? - переспросил я.
- Москва! - крикнул, волнуясь, Митя. - Москва! Леска полетела в воду, и я со всех ног бросился в
рубку.
Начальник рации поднял вверх палец и повернулся в кресле. Он снял наушники, передал мне и поднёс поближе микрофон. Я затаил дыхание и вжался в кресло.
В наушниках зашептало, зашелестело знакомое: "О мама миа!", раздался чей-то крик: "Вася, больше не пущу!"
Н вдруг откуда-то донёсся голос:
- "Старый большевик", "Старый большевик", говорит "Москва-радио", говорит "Москва-радио". Сейчас будете говорить. С кем будете говорить?
Я назвал фамилию, домашний телефон и испугался: а вдруг дома никого нет?! Вот так фокус будет! Но всё равно радостно: я слышу Москву! Голос из Москвы. Через пустыню, через хребты Гиндукуша. Кругом пески, волны, индийские акулы, а я говорю с Москвой.
СКОРО
Радио зашипело, я не выдержал и закричал:
- Алло! Алло!
- Спокойно, "Старый большевик", - сказала в Москве телефонистка, Сейчас будете говорить. Говорите...
Я нажал на кнопку приёма, и в трубке тотчас раздалось:
- Алло, алло! Это кто? Папа?
- Конечно, я! Здравствуй!
- Как здоровье? - донеслось из Москвы.
- Здоров! Здоров!
- А что ты сейчас делаешь?
- Акулу ловлю! - крикнул я.
В Москве что-то грохнуло! Наверное, у сына из рук выпала трубка.
- Шутишь! - сказал сын.
- Какие там шуточки! - сказал я. И в рубку донёсся голос артековца:
- Акула!
В это время в трубке затрещало. Разряд. Наверное, где-нибудь между нами - на Гиндукуше или в Сибири - ударила молния... А потом раздался уже тихий голос:
- Долго ты ещё?
- Так ведь ещё Австралия и Новая Зеландия! - сказал я.
- Ты и так уже полгода плаваешь. И командировка твоя кончилась. Да и судно на Зеландию, говорят, ушло...
- А как же кенгурёнок? - спросил я.
- Приезжай без кенгурёнка, - сказал сын. - Ладно?
- Ладно!
- Скоро?
- Скоро! - сказал я, а сам посмотрел в иллюминатор на пустыню, от которой тянулись баржи с мешками.
Вот загрузят нас через недельку или две, и тронемся в обратный путь. Через Индийский океан, мимо Индии и Цейлона, через Андаманское море и Малаккский пролив. Мимо Тайваня, мимо Филиппин, мимо Японии. А потом из Владивостока через всю Сибирь самолётом в Москву.
Скоро! Очень скоро!
ОБЯЗАТЕЛЬНО ДОЛЖНА БЫТЬ!
Ещё два месяца нас перебрасывало с волны на волну. То Индийский океан устраивал шумные пляски, валил с борта на борт, то во все флейты свистели ветры в Японском море. Наконец подошли мы к японским островам, остановились у вулкана. Сосенки с островов протянули навстречу нам ветви, пахнуло зимой.
Открыл я иллюминатор, полетели в него снежинки. Подставил я ладони. Снежинки-то свои, родные, с севера! Сели на руку одна, другая. Даже в горле защипало. Здравствуйте, милые! Летят снежинки, тают, а всё равно на руки садятся, своего узнают! Впереди родина, Владивосток. Вот и конец плаванию!
Стал я складывать вещи, каюту чистить, хлам выбрасывать. Поднял было осколки от кокосовых орехов, пошёл к трапу. А Валерий Иванович, "Чудеса ботаники", остановил меня:
- Что выбрасываешь? Да ты лучше с собой возьми. Им любой мальчишка обрадуется. Орех-то кокосовый, из Индии! Положил я осколки в картонный ящик. А тут заглядывает Иван Савельич.
- Пошли, - говорит, - за бечёвкой в артелку. Вещи увязывать.
Спустились в артелку по трапу, а там уже вся команда. Боцман отматывает бечеву - парусник и летучую рыбу упаковывать. Валерий Иванович, чтобы орехи связывать. Целую рощу домой увозит! Да и мне есть что увезти. Художнику - кисти, другу - монеты...
Вернулся я в каюту, открыл чемодан, а сверху - ещё чашка из Сан-Франциско, по которому мы всей командой ходили. Рядом лежит слон из Кочина. Стоят японские куклы - вон сколько проплыли!
А под ними маленькая книжица - пропуск в Диснейленд.
Уложил я всё, связал. И кружку, и слона, и кисти. Всё потихоньку вспомнил. Итак, получилось: и Индия, и Япония, и Америка - всё одной морской верёвочкой связано.
Только вот жаль, что Австралия и Новая Зеландия не увязались. А хотелось бы мне кенгурёнка покачать на ладони.
Но тут зашёл в каюту Веня, подбросил на ладони монету и протягивает мне.
- Б-бери, - говорит, - сыну отдашь! М-монета-то с к-кенг-гуру.
Положил я её рядом с сувенирами.
Стали мы подходить к Владивостоку; поднимаемся на цыпочки, в сопки вглядываемся, а навстречу идут суда. Мы - туда, а они - оттуда.
Смотрю я и думаю: "Куда это они? Может, в Австралию, может, в Японию?" Тут я, как пионеры в Бомбее, позавидовал: "А что, неплохо бы опять с ними в дальние страны!"
Подумал и рассмеялся: "А может, и ничего, что я пока не побывал ни в Австралии, ни в Новой Зеландии? Есть ещё куда плыть!"
Правильно сказал когда-то мне капитан: "У каждого впереди должна быть своя Новая Зеландия". А что? Верно! Обязательно должна быть. Впереди.
1974-1975 гг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
- Ну и рыбка! Вот теперь сварим ушицу! - приговаривал Ваня.
- Да ты уж наваришь, - сказал боцман.
- А что? - обиделся Ваня. - Я когда в армии служил, так самому генералу варил!..
Наступила ночь.
Всё притихло, погасло, и только откуда-то издалека пробивался к нам далёкий свет маяка.
С рассвета все, кто мог, бросились на корму. Лески переплетались, как паутина, вспыхивали от солнца, и рыбы шлёпались на палубу одна за другой. Я оттащил на камбуз уже два ведра - лески у меня не было - и бежал с третьим, как вдруг кто-то крикнул:
- Акула!
Один из электриков стал выбирать леску. На крючке, прозрачный от жира и солнца, дёргался молодой акулёнок и пытался схватить электрика за палец.
- Вот это улов, - оценил добычу начальник рации.
- Да выбрось ты его! - сказал Ваня. - На что он мне.
Но тут через борт перелез тонкий, чёрный индиец. Это подошли уже баржи с грузом и грузчиками. И на корму к нам торопился их повар. Он увидел акулу, протянул руки:
- Не надо выбрасывать! Дайте нам. Это очень вкусно! Электрик стряхнул акулёнка, забросил леску и мгновенно вытащил ещё одного.
Повар достал тесак и стал с размаху рубить акулу на куски и бросать в котёл. И я тоже взял леску. Мне тоже хотелось поймать акулу.
ГОВОРИТ "МОСКВА-РАДИО"
Я насадил на крючок кусок рыбы, опустил его в воду и стал ждать. Но акула не дёргала.
- Насади мяса, - сказал артековец и накрошил ножом баранины.
Я продел крючок в кусок мяса, и алый комок быстро пошёл ко дну. Леска тут же натянулась, дёрнулась в глубине и поехала, разрезая воду.
На крючке отчаянно дёргалась тяжёлая серая рыбина. Я схватил её за жабры. Она выгнулась и больно ударила меня шипом.
- О палубу её, о палубу! - крикнул Коля.
Я шмякнул рыбину, выдернул крючок и снова метнул в воду.
Но клёв кончился. Рядом со мной пританцовывал индийский повар, тянул какую-то непонятную песню. От берега к нам шли баржи с мешками. Опять пахло кунжутом, пылью. На краю неба отражался пустынный песок.
Вдруг леску слегка повело.
- Э-эй! Внимание! - сказал Коля.
Леска ушла под корму. Я отвёл её от винта и стал тянуть.
- Дёргай! - крикнул Коля. - Дёргай! Я потянул быстрее.
Но тут откуда-то сверху меня окликнул Митя. Я показал: "Тихо: акула".
Но Митя закричал ещё громче:
- Какая акула?! Скорей в рубку! Москва!
- Что? - переспросил я.
- Москва! - крикнул, волнуясь, Митя. - Москва! Леска полетела в воду, и я со всех ног бросился в
рубку.
Начальник рации поднял вверх палец и повернулся в кресле. Он снял наушники, передал мне и поднёс поближе микрофон. Я затаил дыхание и вжался в кресло.
В наушниках зашептало, зашелестело знакомое: "О мама миа!", раздался чей-то крик: "Вася, больше не пущу!"
Н вдруг откуда-то донёсся голос:
- "Старый большевик", "Старый большевик", говорит "Москва-радио", говорит "Москва-радио". Сейчас будете говорить. С кем будете говорить?
Я назвал фамилию, домашний телефон и испугался: а вдруг дома никого нет?! Вот так фокус будет! Но всё равно радостно: я слышу Москву! Голос из Москвы. Через пустыню, через хребты Гиндукуша. Кругом пески, волны, индийские акулы, а я говорю с Москвой.
СКОРО
Радио зашипело, я не выдержал и закричал:
- Алло! Алло!
- Спокойно, "Старый большевик", - сказала в Москве телефонистка, Сейчас будете говорить. Говорите...
Я нажал на кнопку приёма, и в трубке тотчас раздалось:
- Алло, алло! Это кто? Папа?
- Конечно, я! Здравствуй!
- Как здоровье? - донеслось из Москвы.
- Здоров! Здоров!
- А что ты сейчас делаешь?
- Акулу ловлю! - крикнул я.
В Москве что-то грохнуло! Наверное, у сына из рук выпала трубка.
- Шутишь! - сказал сын.
- Какие там шуточки! - сказал я. И в рубку донёсся голос артековца:
- Акула!
В это время в трубке затрещало. Разряд. Наверное, где-нибудь между нами - на Гиндукуше или в Сибири - ударила молния... А потом раздался уже тихий голос:
- Долго ты ещё?
- Так ведь ещё Австралия и Новая Зеландия! - сказал я.
- Ты и так уже полгода плаваешь. И командировка твоя кончилась. Да и судно на Зеландию, говорят, ушло...
- А как же кенгурёнок? - спросил я.
- Приезжай без кенгурёнка, - сказал сын. - Ладно?
- Ладно!
- Скоро?
- Скоро! - сказал я, а сам посмотрел в иллюминатор на пустыню, от которой тянулись баржи с мешками.
Вот загрузят нас через недельку или две, и тронемся в обратный путь. Через Индийский океан, мимо Индии и Цейлона, через Андаманское море и Малаккский пролив. Мимо Тайваня, мимо Филиппин, мимо Японии. А потом из Владивостока через всю Сибирь самолётом в Москву.
Скоро! Очень скоро!
ОБЯЗАТЕЛЬНО ДОЛЖНА БЫТЬ!
Ещё два месяца нас перебрасывало с волны на волну. То Индийский океан устраивал шумные пляски, валил с борта на борт, то во все флейты свистели ветры в Японском море. Наконец подошли мы к японским островам, остановились у вулкана. Сосенки с островов протянули навстречу нам ветви, пахнуло зимой.
Открыл я иллюминатор, полетели в него снежинки. Подставил я ладони. Снежинки-то свои, родные, с севера! Сели на руку одна, другая. Даже в горле защипало. Здравствуйте, милые! Летят снежинки, тают, а всё равно на руки садятся, своего узнают! Впереди родина, Владивосток. Вот и конец плаванию!
Стал я складывать вещи, каюту чистить, хлам выбрасывать. Поднял было осколки от кокосовых орехов, пошёл к трапу. А Валерий Иванович, "Чудеса ботаники", остановил меня:
- Что выбрасываешь? Да ты лучше с собой возьми. Им любой мальчишка обрадуется. Орех-то кокосовый, из Индии! Положил я осколки в картонный ящик. А тут заглядывает Иван Савельич.
- Пошли, - говорит, - за бечёвкой в артелку. Вещи увязывать.
Спустились в артелку по трапу, а там уже вся команда. Боцман отматывает бечеву - парусник и летучую рыбу упаковывать. Валерий Иванович, чтобы орехи связывать. Целую рощу домой увозит! Да и мне есть что увезти. Художнику - кисти, другу - монеты...
Вернулся я в каюту, открыл чемодан, а сверху - ещё чашка из Сан-Франциско, по которому мы всей командой ходили. Рядом лежит слон из Кочина. Стоят японские куклы - вон сколько проплыли!
А под ними маленькая книжица - пропуск в Диснейленд.
Уложил я всё, связал. И кружку, и слона, и кисти. Всё потихоньку вспомнил. Итак, получилось: и Индия, и Япония, и Америка - всё одной морской верёвочкой связано.
Только вот жаль, что Австралия и Новая Зеландия не увязались. А хотелось бы мне кенгурёнка покачать на ладони.
Но тут зашёл в каюту Веня, подбросил на ладони монету и протягивает мне.
- Б-бери, - говорит, - сыну отдашь! М-монета-то с к-кенг-гуру.
Положил я её рядом с сувенирами.
Стали мы подходить к Владивостоку; поднимаемся на цыпочки, в сопки вглядываемся, а навстречу идут суда. Мы - туда, а они - оттуда.
Смотрю я и думаю: "Куда это они? Может, в Австралию, может, в Японию?" Тут я, как пионеры в Бомбее, позавидовал: "А что, неплохо бы опять с ними в дальние страны!"
Подумал и рассмеялся: "А может, и ничего, что я пока не побывал ни в Австралии, ни в Новой Зеландии? Есть ещё куда плыть!"
Правильно сказал когда-то мне капитан: "У каждого впереди должна быть своя Новая Зеландия". А что? Верно! Обязательно должна быть. Впереди.
1974-1975 гг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18