Там прямо в пыли лежали брёвна красного дерева, тучей носились вороны и ходила корова. Лежали пахнущие мазутом громадные катушки кабеля. А на судно поднимались по трапу тоненькие, узколицые грузчики в белых набедренных повязках или коротеньких юбках.
Никаких слонов не было.
Но с другой стороны, с залива, доносился пронзительный крик:
- Слони, слони!
Будто кричал погонщик слонов.
Может быть, гонят купать стадо. Я протиснулся поближе к борту и внизу увидел целое стадо слонов.
Деревянных. Они качались в старой лодке, красные спины их блестели от солнца. А погонщик, смуглый, курчавый мальчишка в шортиках, то пронзительно кричал "Слони!", то брал их по одному в руки и показывал:
- Эй, слони! Какие карошие!
Слоны были разной величины, но все вишнёво-красные, с маленькими бивнями из слоновой кости. Они качались вместе с лодкой в такт волнам.
- Сколько стоит? - Начальник рации перегнулся через борт.
Но мальчишка замахал кудрями:
- Деньги не надо.
- Сколько рупий? - объяснил на пальцах начальник.
- Рубашка давай!
- Эту? - Начальник взялся за рубаху.
Мальчишка закивал кудрями. Потом показал на одного матроса, на другого, на третьего и объявил:
- Один рубашка - один слон!
Начальник почесал в затылке. Потом махнул рукой: "Ладно. Рубашка так рубашка". Сбросил с себя новую рубашку, привязал её к бечёвке и опустил вниз. Мальчуган взял рубаху, быстро привязал к верёвке слона, хлопнул на прощание, и деревянный слон поплыл вверх.
Мне тоже захотелось слона!
Я сбегал в каюту, принёс новую рубаху - купил перед отплытием - и опустил вниз.
Мальчишка посмотрел на рубашку, пощупал, поднял вверх большой палец и выбрал мне самого красивого слона.
Он задёрнул его морской петлей, крикнул: "Давай!" И я потянул слона вверх. А начальник рации закачал головой:
- Вот это слоны! Это слоны!
Скоро слонов в лодке поубавилось. Мальчишка показывал: "Бери ещё". Но мы отмахнулись: "Эдак-то и без рубах останемся!"
Маленький погонщик рассмеялся, оттолкнулся от борта веслом и погнал своё деревянное стадо дальше, к другим пароходам, подгоняя его пронзительным криком: "Слони, слони!"
ЦИРК НА ВОДЕ
Не успел он отойти от борта, как раздался крик: "Цирк, цирк!" - и на палубу, теряя шлёпанцы, выбежал Валерий Иванович.
К нам с другого берега торопились лодки. Одна была завалена жёлтыми тугими бананами, другая - кокосовыми орехами, в третьей вертелась маленькая обезьяна и прыгала мангуста. Но цирка я нигде не видел.
- Да вон же! - показал Валерий Иванович.
- Вон! - показал Ваня. - С музыкой.
И тут я увидел, как от берега к нам идёт лодка, на которой кто-то бьёт в звонкий бубен.
Лодка быстро приближалась. На вёслах сидели мужчина и очень полная женщина, на корме - несколько ребятишек.
А на крыше маленькой каюты плясала с бубном в руках тоненькая девочка.
Лодка подошла к борту, девочка отдала женщине бубен, ловко сбросила с себя старенькое платьице, осталась в трико и сделала сальто.
Недалеко прошёл катер, заколыхались волны. Лодку качнуло. Но маленькая акробатка сделала сальто ещё раз.
Тогда к ней подошла вторая девочка, и обе они, сделав сальто, встали на руки.
- Ишь ты! На воде, - сказал кто-то.
А к девочкам подошла ещё одна, третья, с узким обручем в руке.
- Вот сейчас начнётся цирк! - оживился Ваня. Он вышел из камбуза с кульком пряников в руках. - Сейчас начнётся самое главное.
Первая девочка взяла колесо и, держа его в руке, прыгнула сквозь него. За ней вторая. И они вместе пролезли в узенькое кольцо.
К ним снова подошла третья.
- Втроём не пролезут, - подумал я вслух.
- Да ну? - усмехнулся Ваня.
На крышу каюты поднялась полная женщина. Теперь обруч взяла она. Девочки разом протянули руки вверх, собрали их венчиком и просунули в кольцо. Затем одна продела голову, потом вторая и третья. И я не заметил как, но кольцо съехало к их ногам.
- Это что! - сказал Ваня и посмотрел на меня. - Ещё и не то будет!
Теперь я помалкивал.
Из каюты выбралась четвёртая девочка, и они проделали то же самое вчетвером.
- А вот теперь самое главное. - Ваня заволновался, глаза его заблестели.
Женщина подошла к девочкам вплотную, тоже стала рядом с ними, а мужчина ударил в бубен.
Тут и на соседних лодках приподнялись зрители. А маленькая обезьянка затрещала и завертела во все стороны головой.
Девочки скользнули в обруч и подтянулись друг к другу. За ними пропустила руки женщина и тоже стала втягиваться в него. В воздухе раздался лёгкий звон - мужчина мелко затряс бубном, лодка закачалась, и женщина, совсем как тоненькая девчушка, вдруг оказалась в кольце. Теперь обруч сжимал всех пятерых, как пояс. Они откинулись в разные стороны - получился красивый цветок. Потом выпрямились, сделали какое-то движение, и обруч скатился к их ногам.
Все вокруг зашумели, закричали. А девочки на лодке растянули старенькую простыню. Вниз полетели кусочки туалетного мыла, а Ваня бросил кулёк пряников и вздохнул:
- Тут бы одному в этот обруч пролезть, да не в лодке, а на палубе!
И все засмеялись.
ХОТТАБЫЧИ И КОЛЯ-АРТЕКОВЕЦ
Ещё не выгрузили из трюмов кукурузу, а на причале нас ждал уже новый груз. Большие ящики с индийским чаем. Первый сорт! Громадные катушки с кабелем, тяжёлые брёвна красного дерева.
Я прохаживался около них и думал: отпилить бы кусок для дружка-скульптора. Уж он бы наделал фигур! Да нельзя: всё маркировано, везде выжжены номера. Ценное дерево. Да и попробуй отпили - зубы сломаешь!
И тут я заметил, что к причалу идёт шумная толпа индийцев.
Они смотрели на наш пароход и приближались к трапу.
- Ну, вот и первая экскурсия. Поведёшь показывать, - сказал мне капитан.
- Лучше бы это сделать штурману, - сказал я. - Я только в помощники гожусь.
- И то верно, - согласился Иван Савельич и спросил румяного молодого штурмана, который у трапа жевал резинку: - Поведёшь?
- Больно надо, - усмехнулся тот. - Что я, экскурсовод? Вон пусть артековец ведёт.
По палубе стремительно, как Пётр Первый, с бумагами в руке шагал Коля, недавний воспитанник Артека. За ним мимо полуголых грузчиков, приподнимая край юбки, почти бежал лысый индиец-чиновник.
- А что, я, что ли, экскурсовод? - сказал Коля.
- Ты почти учитель, - сказал Фёдор Михайлович. - И работы по-английскому проверяешь, и объясняешь всё прекрасно, как учитель.
- Ничего себе учитель, - пыхнул сигаретой Коля. - Меня из класса всегда выставляли. Никогда воротник не застёгивал. Но сводить экскурсию разок, конечно, можно.
По трапу уже поднимались гости.
Коля распахнул перед ними дверь, улыбнулся и пригласил всех наверх. Мужчины пошли, толкаясь, заглядывая в каждую каюту. А женщины двигались величественно, спокойно. Но все следили за Колей и прислушивались к его словам.
Он быстро провёл гостей в рубку, поводил по судну и уже весело прощался, когда к трапу подошла ещё одна экскурсия.
- Это не мои! - сказал Коля.
Впереди стояли старики - настоящие Хоттабычи. Головы их были повязаны белыми тюрбанами, с подбородков спускались длинные бороды, из-под седых бровей глядели мудрые, добрые глаза. Сзади стояли мужчины помоложе, но тоже седые.
- Это не мои! - повторил Коля.
Но капитан, наклонив голову, посмотрел на него исподлобья:
- Коля, это же учителя из глубины Индии. Многие из них даже моря никогда не видели. Ты ведь артековец, Коля.
- Ну, раз учителя, ладно, - сказал Коля.
И Хоттабычи стали быстро подниматься вверх.
Коля распахнул перед ними дверь, и я тоже пошёл следом. Вся Индия шагает рядом! Коля показал столовую. Потом открыл каюту Валерия Ивановича, и все учителя ахнули. Перед ними зеленели настоящие джунгли: ползли лианы, качалась пальма... Коля попросил всех наверх, но мудрецы почтительно уступили дорогу ему. Он через ступеньку побежал в рубку, и учителя, приподняв юбочки, побежали за ним. Воспитанник Артека встал к штурвалу, бородатые мудрецы окружили его. Он подошёл к локатору, и все Хоттабычи наклонили над экраном головы. Коля стал им рассказывать про океан, про авторулевой, и все мудрецы заглядывали ему в рот, будто первоклассники.
... Коридоры, каюты, барометры, море - всё показывал юный помощник капитана, и старцы с почтением и вниманием вслушивались в его слова. А стали спускаться вниз, я заметил: идут учителя, обмахиваются руками и уважительно показывают друг другу на Колю глазами, словно говорят: "Мудрый он, этот отрок Коля-артековец".
Только сошли они вниз, на палубе новая делегация. И одни девчонки. В цветных сари, в накидках, кто босиком, кто в босоножках. У кого в ноздре камушек драгоценный сверкает, у кого на лбу цветное пятнышко. У многих на тонких золотистых руках серебряные браслеты, а у одной и на ногах. Не экскурсия, а живой букет!
Тут уж Коля сам сказал:
- Ладно! Поведу!. . - И скомандовал: - Маленькие вперёд, большие сзади!..
Провёл всех по судну, вывел на самый верх. Говорит:
- С такой делегацией сфотографироваться надо бы. Возле трубы.
Сбегал я за фотоаппаратом. Пришёл, а девчонки никак не успокоятся: шумят, подпрыгивают. Кто босиком, а палуба горячая! А кому вперёд хочется.
Коля вышел вперёд: "Что за шум?" - и все притихли, как перед учителем. Взял он самых маленьких, вывел вперёд, успокоил остальных. Стал в середину и подмигнул мне: "Давай!"
Я прицелился, щёлкнул и сам себе сказал: "Хорошо!" Всё выйдет. Яркое небо, залив, пальмы вдали, труба с серпом и молотом. А под ней девчонки с пятнышками на лбу. Впереди - самые маленькие. И в центре Коля, помощник капитана, артековец, учитель.
МЫ - ТОВАРИЩИ!
Экскурсии шли за экскурсиями, чиновники бежали за чиновниками, и все искали капитана. Он встречался с самыми уважаемыми людьми. И чиновники, и грузчики, и экскурсанты провожали его с почтением: "О, кэптэн!"
Но скоро встречи капитану надоели. Он обмотал голову полотенцем - от жары, - кликнул Фёдора Михайловича, который усиленно занимался английским:
- Пошли отдохнём! Всё равно не сдашь экзамен. Старый уже... - А мне приказал: - Хватай ведро, краску, и пошли чернить борт: весь вытерся.
Я принёс катки, краску, чернь, и мы втроём стали у борта. В это самое время к вахтенному подошёл юркий чиновник в коротких штанишках, осмотрел судно и спросил:
- А где капитан?
- Вон капитан, - кивнул вахтенный в нашу сторону. Индиец засмеялся и вновь спросил:
- Капитан где?
- Да вон капитан! - рассердился вахтенный и показал на Ивана Савельича.
Индиец усмехнулся: капитан красит? Этого не может быть! Но присмотрелся внимательнее и, что-то насвистывая, направился к нам.
Иван Савельич продолжал быстро закатывать чернью борт. Чиновник посмотрел и удивлённо сказал:
- Кэптэн?
- Ну я. А что? - откликнулся Иван Савельич.
- А зачем капитан красит? - спросил чиновник.
Иван Савельич повернул к нему голову, не опуская катка:
- То есть как зачем? Я на пароходе плаваю? Индиец кивнул.
- Так я хочу плавать на чистом пароходе.
- Пусть это делают матросы, - сказал чиновник. - У нас господа не красили.
Вокруг собралась толпа. Колыхались белые платья, цветные сари, притопывали на горячем причале босые ноги. Люди прислушивались к разговору.
Капитан приготовился что-то ответить и вдруг замер: оттуда, где стоял Фёдор Михайлович, прозвучало на чистом английском языке:
- А мы не господа. Мы - товарищи!
Иван Савельич дёрнул головой от неожиданности, посмотрел на помощника и весело сказал:
- Вот это да! Вот это ответ! Ради такого ответа стоило учиться! Хоть всю жизнь! Тут и я пятёрку поставлю!
Фёдор Михайлович улыбнулся, а я подумал: "Ещё история для книги, которую напишет капитан".
Чиновник всё не уходил. Он сел на кнехт, положил ногу на ногу и снова сказал:
- Начальнику работать не надо.
- Вот как? - удивился Иван Савельич. - А если ты станешь начальником, неужели не будешь работать?
- Конечно, нет!
- А есть будешь? - спросил капитан.
Чиновник оглянулся: все смотрели на него с явной усмешкой, и он быстро пошел к пакгаузу.
- Ишь выучился! - сказал Иван Савельич.
Теперь все смотрели, как он красиво и ладно работает. Борт блестел, и в нём отражались и коричневые грузчики в юбках, и вся толпа, и сам Иван Савельич, который весело водил катком.
Я тоже отражался рядом с ним и видел, как уважительно качают головами индийцы, глядя на него: вот это капитан! У такого любой матрос может учиться.
А капитан поглядывал на Фёдора Михайловича и приговаривал:
- Ну удивил! Вот это помощник!
НЕСКОЛЬКО ЗЁРЕН
Наступила ночь. Над судном горели прожекторы, в трюм я спустил люстры. Там индийцы выгружали последние мешки с кукурузой. Из мешков сыпалась шелуха, пыль, и на ней, как на песке, отпечатывались следы босых ног.
Наконец из угла вытащили последний мешок. Он был лохматый. Наверное, его промочило дождём, и от влаги кукуруза проросла. Во все стороны из мешка лезли белые корни.
Грузчики ахали и качали головами.
Выгрузка была закончена. Я взял совок, метлу и собрался вниз - чистить трюм. Но боцман остановил меня:
- Не надо, сейчас они уберут сами. Я присел на край трюма.
Грузчики принесли маленькое сито и стали просеивать мусор. Мусор падал на брезент, а зёрнышки они опускали в мешочки на поясе. То в одном месте зерно подберут, то в другом. Уже и просеивать закончили, и брезент свернули, а один старик нагнулся и вытащил из-за шпангоута несколько зёрен. И тоже опустил в мешочек.
Всё выбрали и стали подниматься наверх.
- Видел? - сказал боцман. - Вот как живут... всё до зёрнышка!
Тут-то я Ваню вспомнил. Нет, не зря он сухари сушил да .в мешки складывал.
ПУТЕШЕСТВИЕ ПО КОЧИНУ
Над палубой всё время каркали вороны. Я и проснулся-то от вороньего гама. Кар да кар! Почище мистера Джорджа!
Вороны сидели на рубке. Одна с костью в клюве танцевала на мачте, прохаживалась, как хозяйка. Вот холера! Бросит кость на голову - не обрадуешься.
Я схватил палку и замахнулся на неё. Но меня остановил "Чудеса ботаники":
- Ты что это? И не думай бросать. Тут знаешь, что будет?! Вороны священные!
Я чертыхнулся. Что коровы в Индии священные, это я знал. Что реки Инд и Ганг священными считают - тоже. Но чтобы вороны... Ну и ну.
Насторожившись, на меня уже смотрели индийцы.
- Они считают, - сказал Валерий Иванович, - что после смерти душа человека может в кого угодно переселиться. Даже в ворону. Ну вот, скажем, душа твоей бабушки.
Я рассмеялся. Не хочу, чтобы моя бабушка вороной каркала!
По причалу стучал копытцами козёл, и на нём верхом, взмахивая крыльями, прыгала тяжёлая ворона. Вот обнаглели!
- Ладно, - сказал Валерий Иванович. - Ну их, этих ворон, к шутам! Поехали лучше в город. Посмотрим на могилу Васко да Гама.
Ещё с детства я помнил книгу со старинными гравюрами, на которых бушевало море и знаменитый мореплаватель, тот самый, который первым обогнул Африку, смотрел в подзорную трубу на далёкую, неведомую землю. Рядом с ним по верёвочным лестницам лазили матросы, натягивали упругие тали, и я вместе с ними мечтал карабкаться на мачты над бушующими волнами и открывать новые земли.
Всё вспомнилось, и я сказал Валерию Ивановичу:
- Поехали.
За воротами порта прямо под солнцем сидели и стояли старики в длинных платьях. Они были тонкими, иссохшими. Платья на них, казалось, пересохли от солнца и шелестят, как сухие листья. Рядом толкались мальчишки. Они бросились к нам, крича и протягивая руки.
Но вот мы свернули вправо. Над нами закачались зелёные пальмы, развесили ветви деревья в красных цветах. Под ними с корзиной орехов на голове бежал парень. Рядом фыркал мотороллер - это мчался бородач с чалмой на голове, полы его одежды разлетались в разные стороны.
Город не город, деревня не деревня. Прямо на улочках люди сидели, лежали, ели, играли, о чём-то договаривались...
И вдруг впереди всё остановилось. Затормозил бородач, задержалась одна машина, другая, третья. Посреди улицы стояла тощая корова. К ней подбежал худенький большеголовый мальчуган, плюхнулся на колени и поклонился. Он прикоснулся ладонями к её боку, погладил себе лоб и снова поклонился.
Валерий Иванович сказал:
- Вот видишь, просит у неё покровительства. Корова-то священная. Их здесь и не трогают.
- А молоко как же? - спросил я.
- Молоко пьют от зелёных коров. - И он кивнул на пальмы. Там висели грозди жёлтых, ещё не созревших кокосовых орехов.
А что, верно. И молоко и масло - здесь всё от неё, от пальмы. Только походит она больше на жирафа, чем на корову. Стоит, качается, длинной шеей из стороны в сторону поводит. Наконец корова ушла, и все тронулись дальше. Тронулась одна машина, другая, третья. И индиец погнал вперёд мотороллер.
ОБЛОМОК ДРЕВНЕЙ ПЛИТЫ
На окраине, за большой старинной оградой, мрачно поднимался трёхглавый собор с древними часами. По его двору в рясах ходили служки. Мимо них мы прошли в собор и словно погрузились в холодную глубину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18