Но об этом секрете он не собирался говорить вслух.
Беркита, однако, не отступала от задуманного.
— Да брось ты это, Гален! — сказала она, дернув мужа за рукав и состроив раздраженную гримаску. — Мы же опоздаем!
Гален поглядел на улицу за открытой дверью. Утренняя толпа рассеялась, а немногие отставшие спешили к площади.
— Я ведь сказал, что приду, как только...
— Гален, ну пожалуйста, хоть раз отложи работу и...
За их спинами раздался знакомый хриплый голос.
— Прощения просим, — просипел Сефас. — Гален, у меня тама, в кузнице, проблема. Помоги, будь другом.
Гален посмотрел на гнома: Сефас опустил голову, переступая ногами в тяжелых ботинках.
— Ну вот видишь, — поспешно сказал Гален Берките. — Слушай, пойди займи место у высокого дуба на восточной стороне. Я все закончу и сразу же приду.
Беркита сощурила фиалковые глаза.
— Ты же хочешь занять хорошее место для благословения, правда? — невинно спросил Гален. — Я скоро приду, обещаю.
— Гален Арвад, — заявила она голосом, полным холодной решимости и едва сдерживаемого гнева, — если ты пропустишь Благословение Глаза и Когтя, тебе придется снова спать над кузницей, понял?
— Да, понял. А теперь хватит зря тратить время, пойди займи хорошее место для благословения.
Она повернулась, и он тут же ее шлепнул. Беркита чуть-чуть задержалась, прежде чем увернуться; яркие ленты заплясали в ее темных волосах. Она слегка улыбнулась Галену и, кинув на него многозначительный взгляд, заспешила к площади.
Гален и Сефас смотрели ей вслед.
— Может, скажешь ей, а? — буркнул Сефас.
— Нет, — грустно покачал головой Гален. — Я лучше просто подожду, пока мне не полегчает... А тебе лучше уйти отсюда, пока не пришли монахи Пир.
Сефас хмыкнул и развязал фартук. Он повесил его у печи и скрылся в своей каморке в глубине магазина. Через мгновение гном снова вышел, натягивая через голову слишком большую рубашку.
Гален невольно рассмеялся.
— Где ты это взял?
Желтую рубашку украшала пестрая вышивка с белыми цветами и зелеными ветками, она едва сходилась на широкой груди гнома, но рукава пришлось закатать — руки у Сефаса были короткие. На голову он надел гигантскую шляпу, нахлобучив ее до самых ушей, к тулье были прикреплены три пурпурных пера.
Сефас уперся кулаками в мощные бедра.
— А что тут такого? Праздник же!
— Да, Праздник, — ответил Гален. Он уже не раз сомневался, разумно ли позволять слепому гному самому выбирать себе костюмы. — Ты выглядишь очень... празднично.
— Празднично, это точно, — гордо ответил Сефас. — Богам людей гномы ни к чему, но Сефас не пропустит ни танцев, ни пира.
Гном затопал к выходу из мастерской, прихватив прислоненную к косяку палку. В лавке он двигался уверенно, почти как зрячий, и легко управлялся с горном и мехами, но наружу выходил редко, а когда все-таки покидал мастерскую, передвигался осторожно, на ощупь.
Сефас, конечно, не был настоящим слепцом. Во всяком случае, Гален полагал, что он слеп не больше любого другого своего сородича. Под землей, в темных туннелях королевств гномов, он наверняка видел не хуже, чем Гален в полдень на поверхности земли. Его слепил свет верхнего мира — Сефас говорил, что даже звезды жгут ему глаза. Гален часто гадал, что заставило такого талантливого и дружелюбного гнома покинуть своих сородичей. Несколько раз он пытался поговорить с Сефасом об этом, но тот недвусмысленно дал понять, что ему не нравятся такие разговоры.
Иногда Гален сочинял истории о том, что Сефас был купцом, свернувшим с обычных торговых путей и из гордости не пожелавшим признать свою ошибку. Или бандитом, которого прогнали сообщники, когда он решил исправиться. Гален мог придумать про гнома тысячу разных историй, но ни одна из них не была правдивой.
Гален вздохнул и решил, что сейчас некогда раздумывать об этом. Он поспешил наверх, в свою старую квартиру, открыл оставленный там пакет и достал свой праздничный наряд — светло-голубую рубашку и розовый дублет. Он неплохо будет в этом смотреться. Берките должен понравиться его наряд.
Снова зазвучали большие трубы на Кат-Драконисе — призыв к Избранию. Времени оставалось мало, и все же костюм не стоило пачкать. Гален аккуратно разложил одежду на старой постели и поспешил вниз.
Барельеф, над которым работал Гален, начал шевелиться. Фигуры обратили лица к мастеру и зашептали:
— Ближе подойди! Ближе подойди! Секрет тебе поведать хотим мы!
Гален быстро подошел к печи и наклонился, нажав на одну из каменных плит пола. Через мгновение там открылся люк — его смастерил Сефас, и он был так мастерски сделан, что когда его закрывали, невозможно было найти нужную плиту среди других каменных плит. Оглядев комнату в последний раз, Гален спустился вниз, закрыв над собой крышку люка. То была не пещера, а скорее подвал, тщательно спрятанный от любопытных глаз соседей. Гном хорошенько заделал все щели, и сюда не проникал ни единый лучик света. Сперва Гален думал, что гном собирается здесь спать, чтобы иметь возможность снять повязку с глаз. Однако Сефас предпочитал спать у печи. Зачем гному понадобилась эта комната, оставалось для Галена загадкой.
Однако для самого Галена она была как нельзя кстати. Здесь он мог прятаться, не боясь, что его обнаружат монахи Пир. Комната была небольшой, но она тянулась в сторону улицы, поэтому Гален мог слышать, что творится наверху.
Ждать пришлось недолго. Гален почувствовал, как пол задрожал под ногами монахов, — и улыбнулся, подумав, что они предсказуемы, как солнце, что встает каждое утро. Ему было слышно даже, как они останавливаются, как трогают разные вещи. Каждый год между торговцами и монахами шло что-то вроде игры. Торговцы нарочно оставляли на виду кое-какие товары, зная, что монахи приберут их к рукам. Монахи, в свою очередь, понимали, где проходит тонкая грань между жертвоприношением и воровством. Иногда случались и недоразумения, но местная священница хорошо умела улаживать раздоры. Сидя в темноте, Гален слышал, как позвякивают вещи, которые выносят из лавки, — как колокольчики на шее у коровы. Он всегда знал, когда монахи ушли, потому что тогда его «дары» переставали звенеть.
Он услышал приглушенный звук труб, но теперь они играли Марш Пирующих. Где-то наверху начинался парад. Процессию по традиции возглавляли шуты и клоуны, они изображали Безумных Императоров Рамас, а заканчивалось шествие тем, что драконий священник занимал место на ступенях Кат. За сим следовало Избрание.
Подождав немного, Гален облегченно вздохнул. Звон наверху раздавался все тише и дальше. Монахи уходили. Гален представил, как фигуры в мантиях движутся по улице, проверяя каждую лавку в поисках людей вроде него — намеренно пытающихся ускользнуть от Избрания. Выждав на всякий случай еще немного, Гален осторожно поднялся по лесенке к каменному люку.
Он уже не первый раз исчезал вот так во время Праздника, а потом снова появлялся, стоило опасности миновать. Он делал это с четырнадцати лет, с тех пор как его начали преследовать голоса. Гален боялся, что кто-нибудь допустит ошибку и объявит его Избранником. Сперва он незаметно ускользал и прятался в лесу Уэтрил или у водопадов до окончания Праздника. Мать его умерла, когда он был совсем маленьким, а отец пропал, когда Галену было двенадцать; он так и не узнал, что же с ним сталось. Заботу о сироте взяли на себя монахи Пир и быстро пристроили мальчика в подмастерья кузнеца. Чем старше становился Гален, тем труднее ему было скрывать свои странности от друзей и знакомых, но все же он ухитрялся это делать, с каждым годом оттачивая свое мастерство.
Сегодня, он знал, ему придется очень трудно, но он заранее тщательно все обдумал. Нужно очень точно все рассчитать, чтобы прибыть на Праздник во время короткого перерыва между Избранием и Благословением. Но ради любви к жене он это сделает. Гален понимал, что рано или поздно исчерпает все оправдания и увертки, но ему казалось, что за последний год голоса стали тише. Он надеялся, что скоро они смолкнут совсем, спасибо за это Берките.
Гален наклонил голову к плечу. Сверху теперь доносился лишь далекий гул толпы на площади. Гуляние почти закончилось, на улице и в лавке царила тишина. Осторожно прислушавшись еще раз, он беззвучно поднял каменный люк и выбрался в кузницу.
Все было спокойно и здесь, и снаружи. Там, где совсем недавно бурлила толпа, не осталось ни души.
Пока все шло, как он задумал.
Гален осторожно поднялся в свою прежнюю комнату, на ходу снимая старую рубашку. Он быстро переоделся в праздничную одежду, с улыбкой натянув розовый дублет и разгладив богато расшитую ткань.
— В этом наряде я ей понравлюсь! — сказал он вслух.
— В этом наряде ты выглядишь смешно! — отозвалась дверная ручка.
— Да что ты понимаешь в моде? — Гален был не прочь поговорить с предметами, когда оставался один. Ему казалось: это почти то же самое, что разговаривать с самим собой. — Ты же обычная дверная ручка!
— Мне их больше не удержать! — непонятно сказала дверная ручка. — Они идут, и мне их не удержать.
Снаружи раздался низкий голос труб и шум далекой толпы.
— Извини, мне некогда с тобой болтать, — сказал Гален, поворачивая ручку и открывая дверь.
Он тихо спустился по лестнице. По Пути требовалось пройти быстро — опаздывать было нельзя. Может, стоит пройти по Аллее Колючек? Но от одной мысли обо всех тамошних голосах его начинало мутить.
— Гален! Вернись! — сказали каменные фигуры в резной отливке. — Темноте в останься. Безопасности в будешь ты где там останься!
«Хватит с меня голосов в собственной мастерской», — сокрушенно подумал Гален.
Все изделия в кузнице, похоже, принялись разговаривать с ним одновременно:
— Беги, парень, беги! Судьба ждет... твой рок и твое искупление...
— Пропало! Пропало! Все пропало!
— Никогда не вернуться домой. Мир меняется, мир полон безумия...
Завязывая шнурки дублета, он напомнил себе, что во время Праздника голоса всегда начинали звучать чаще и громче. Гален обогнул лестницу. Так бывало всегда...
Внезапно он застыл в страхе и удивлении.
Перед ним стоял призрак.
Монах из его сна!
— Это ты! — выпалил Гален.
— Это ты! — почти в один голос с кузнецом вскрикнул монах.
Оба замерли. Несколько мгновений, показавшихся им бесконечными, оба не могли ни шевельнуться, ни вымолвить слова. Тощий инквизитор как будто удивился не меньше Галена, и выглядел монах точно так же, как во сне.
— Я... я тебя знаю! — наконец выговорил он.
Гален в ужасе попятился и врезался в скамью. Инструменты со звоном посыпались на пол. Тонкая каменная форма тоже упала и разбилась. Гален бросился к железной двери за наковальней, потом рванул на себя скрипящую дверь и выскочил на пустой задний двор.
— Подожди! — крикнул инквизитор. — Вернись!
Гален повернул налево и бросился по узкому переулку.
— Беги, Гален! — кричали сломанные вывески в переулке. — Он идет! Он идет!
— Стой! — кричал монах где-то сзади.
Каггеров ряд тянулся до самой гавани. Может, если Гален сумеет добраться дотуда, а потом побежит по берегу на восток, он сумеет скрыться — там есть места, где его никто не найдет.
— Стой! — крикнул кто-то неподалеку. — Стой во имя Васски!
Стражи Пир! Им ведь положено быть на площади — раньше они никогда не ходили по улицам во время Избрания!
Гален огляделся, ища, где бы спрятаться.
Лавки вокруг были открыты, чтобы монахи могли их осмотреть, и он нырнул в картографическую лавку Дава Джекина. Но как Гален ни метался среди стоек с рыбацкими и навигационными картами, другого выхода так и не нашел.
Пока он пробирался между картами, те пели, стараясь привлечь его внимание, их голоса сплетались в причудливый хор:
— Далекие земли... Странные, жуткие порты... Дороги, которыми мы идем, не всегда приводят нас к цели...
— Нет! Пожалуйста, остановись!
Опять инквизитор! Он ворвался вслед за Галеном в лавку.
Гален отчаянно нырнул в очередной проход между стойками. Вот она наконец — задняя дверь в переулок! Только бы выскочить отсюда, потом пробежать еще через несколько магазинов, и он сумеет отделаться от монахов, пропустив Избрание.
— Сны о землях за горизонтом... еще неосознанная судьба...
— Пожалуйста! — крикнул монах. — Мне просто надо...
— Сюда, — сказала Галену дверь, — тебе сюда!
Гален распахнул ее.
За дверью его ждали стражи. Сильные руки схватили Галена и вытащили из лавки. Они вывели его на Путь и поволокли дальше, мимо его кузни.
— Ты опоздал, — без выражения сказал страж, — но на Избрание еще успеешь.
Оглянувшись, Гален увидел, что призрак из его кошмарных снов стоит перед его кузней.
5
ПРАЗДНИК
Руки стражей были грубыми и шершавыми — странно, что это так ясно запомнилось Галену. Весь его мир рушился, а он мог думать только о грубых руках, которые мяли тонкую ткань его розового дублета.
Неслышные для других голоса возвещали конец его планов. По всей улице резные столбы и колонны звали Галена, рыдали, предупреждали. От их голосов у него гудело в голове. Это повторялось каждый год, но он никогда еще не был так близко от площади во время Избрания. Все прошлые годы Гален всегда машинально прикидывал, сколько дней еще осталось до Избрания — сколько дней еще он может чувствовать себя в безопасности. И вот теперь стражи тащили, почти несли его все ближе к страшному месту.
Резные фигуры, украшавшие лавки, наперебой звали:
— Сразись с ними, Гален! Покажи, на что ты способен!
— Беги! Твоя жизнь и твое будущее... беги от них!
— ...Что я тебе говорю?..
Работа в кузне сделала Галена сильным, но своим конвоирам он и в подметки не годился. То были стражи Васски, которых все боялись и уважали. Даже если Галену удастся вырваться от них, его друзья и соседи помогут инквизиции охотиться на него — если он окажется среди Избранников.
Но окажется ли он среди них?
Уже почти на краю площади Гален уцепился за еще одну утешительную мысль. Может, все не так уж и плохо. Он столько лет скрывался от ужаса своих кошмаров — а вдруг этот ужас окажется не таким уж страшным при свете дня? Может, каждый год его заставлял прятаться всего лишь неразумный детский страх? Может, теперь ему удастся справиться с сомнениями, которые внушала ему болезнь?
— Гален! Беда, беда! Плачьте о нашем Галене!
— Да здравствует Гален! Гален Достославный! Гален Завоеватель!
Стражи ничего этого не слышали и не произносили ни слова. Когда дело доходило до служения Васске, они становились бесстрастными и не ведали жалости. Стражи не знали и не хотели знать, кого именно держат железной хваткой, — они просто вели Галена туда, где ему надлежало быть.
Вот они приблизились к цепочке других стражей, перекрывших улицы впереди, и те заранее расступились. Одним толчком кузнеца впихнули в кипящую толпу на площади.
— Гален! Ты как раз вовремя, мой мальчик!
Сквозь толпу Гален разглядел улыбающееся морщинистое лицо Ансала, отца Беркиты, который благодаря огромному росту возвышался над остальными. Он все еще носил традиционную для кузнецов прическу, отбрасывая волосы с высокого лба и завязывая их в длинный конский хвост, — даже сейчас, хотя мастерскую свою отдал Галену год назад в качестве свадебного подарка.
— Гален, где ты был?! — воскликнула Беркита. — Процессия почти закончилась!
На площади стоял ужасный шум, да и в голове Галена шумело не меньше, поэтому он не сразу сумел понять, что говорит Беркита.
— Беркита, — он наконец кое-как собрался с мыслями, — мне надо... То есть...
— Гален Арвад! — Разглядев мужа как следует, Беркита сощурила глаза. — Что на тебе за дублет?
— А? — Гален удивленно моргнул, пытаясь сосредоточиться. — Ты о чем?
— Ты же давным-давно знал, что на мне будет оранжевое платье! Как ты мог так поступить? Мы же будем кошмарно смотреться рядом!
Гален вздохнул.
— Я думал, тебе понравится... То есть...
— Ну и что мне теперь делать? Сегодня вечером на площади будут танцы!
Гален так и застыл с открытым ртом, не в силах придумать подходящий ответ. Беркита злилась все больше, но тут вмешалась ее мать.
— Ничего, я знаю швею, которая тебе поможет, — рассмеялась гибкая Хилна, от которой Беркита унаследовала свою красоту. Хилна стояла рядом с мужем, объятия которого защищали ее от напора толпы. — Герольды уже закончили, и... Гален, ты уверен, что ты здоров?
«Нет, — подумал Гален, — я не здоров».
Он весь дрожал, кровь отливала от лица. Но хуже всего были голоса — они так и шумели в его голове. Его руки были влажными от пота.
— Со мной все будет в порядке, матушка Кадиш, — крикнул он, перекрывая шум толпы. — Просто здесь очень жарко и шумно. Скоро все пройдет.
— Ладно, — ответила Хилна. — Я тут для нас праздничный обед приготовила и хотела проверить, как ты...
— Тише, мама, — взволнованно сказала Беркита. — Это не наш священник! Какой-то чужой поднимается по лестнице Кат. Кажется, я еще никогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41