Ощущения были обычными, реальными и потому приносили успокоение.
Он уставился на резные стропила. В Бенине дома редко имели потолки; балки свода являлись здесь такой же неотъемлемой частью комнаты, как пол и стены. Гален ничем не отличался от остальных жителей города, он тоже старательно вырезал на балках сложные узоры и образы Васски Великолепного.
Васска, король-дракон Хрунарда, правил и всей Драконьей Глушью. Его изогнутые когти тянулись через всю комнату; столбы, вздымающиеся от перекрестья балок к вершине крыши, были украшены четырьмя главными символами Васски, означающими защиту, завоевание, славу и дух. Меньшие копии Васски глядели на Галена из полутьмы под резной аркой внутренних дверей. Воздух над жарким камином слегка колебался, оттого все изображения казались очень далекими.
— Гален? — В нежном сонном голосе Беркиты чувствовалась тревога. — Гален, в чем дело?
Он вздрогнул. Несколько минут назад его бросило в пот, и сейчас, на утреннем воздухе, он начал мерзнуть. Гален неуклюже подтянулся и оперся о раму постели. Поморщившись, оглянулся на изголовье, где все еще висела железная драконья голова — он выковал ее для брачной постели меньше года назад. На этом настояла Беркита, заявляя, что такой символ принесет им богатство и здоровых детей.
Гален ненавидел драконью голову, но попробуй переспорить Беркиту! Он глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. Ни к чему было тревожить жену.
— Со мной все в порядке, — сказал он как можно спокойнее, его дыхание вырвалось облачком в холодном воздухе единственной комнаты домика.
Гален осмотрелся, все еще чувствуя себя не в своей тарелке. Похоже, вертясь во сне, он сбросил с кровати большую часть подаренных на свадьбу шкур.
А он-то надеялся, что после женитьбы его сны прекратятся! После свадьбы ему хотелось думать только о Берките, больше ни о ком и ни о чем. Она стала центром его жизни. Но сны вернулись, как возвращались каждый год после того, как ему минуло четырнадцать. Теперь надо придумать, как скрыть эту опасную тайну от любимой жены.
— Мне просто приснился сон, — пробормотал он. — Обычный дурной сон.
— Сон? — Беркита села в постели, кутаясь в одну из больших шкур, чтобы не замерзнуть на утреннем холоде.
До рассвета было еще далеко, небо на горизонте едва начинало светлеть, но Гален ясно видел силуэт жены на фоне окна за ее спиной. Он заказал это стекло в самом Хрунарде, его пришлось везти через море Чебон. Стекло было не идеальным, с рябью, но все равно обошлось ему в двухмесячную выручку. От холода стекло защищало плохо, зато радовало Беркиту.
Теперь в слабом предутреннем свете Гален смотрел на туманный силуэт жены на фоне прекрасного и бесполезного окна. Точеный подбородок, буйные темные кудри... Чтобы разглядеть лицо жены, ему не требовалось света — Гален мог видеть его мысленным взором, даже закрыв глаза. Высокие, четко очерченные скулы, фиалкового цвета глаза, сверкающие, как драгоценные камни. Пусть кое-кто думает, будто подбородок у нее слишком острый, а волосы чересчур непослушные. Гален этого не замечал. Прикосновения к ее гладкой коже пробуждали в нем желание, Беркита воплощала его идеал. Все, что делал Гален, он делал лишь для того, чтобы доставить ей удовольствие.
— Сон? — повторила она. — Экий ты глупый, Гален! Это уже в третий раз за три ночи!
Гален покачал головой.
— Беркита, пожалуйста, не ругайся.
Даже в темноте он понял, что жена надулась.
— Прости, Гален. Но все-таки, в чем дело?
«Скажи ей, Гален».
Гален задержал дыхание, притворяясь, будто не слышит шепота железной драконьей головы.
— Да ни в чем, честно. Просто... ну, я слишком перетрудился. Праздник в этом году будет грандиознее прежних, и я не успеваю выполнить все заказы в кузне.
«Скажи ей», — настаивали неподвижные драконьи головы на затянутых утренней дымкой стропилах.
— Ну, отец предупреждал тебя, когда ты впервые встал у наковальни, — усмехнулась Беркита. — Он всегда говорил, что Праздник — самое трудное время года для кузнецов.
Шкура, в которую она завернулась, скрывала ее фигуру, Галена манило то, что пряталось под меховым покрывалом.
— Я могу помочь тебе в праздники. Мне уже приходилось раздувать в кузне огонь.
— И даже не в одной, насколько я помню, — с упреком сказал Гален, — хотя твой отец всегда хотел, чтобы ты выбрала какую-нибудь одну.
— Мне не всякая бы подошла, — промурлыкала Беркита.
— Это точно, — кивнул Гален.
Местный священник определил Галена в ученики к Ансалу, отцу Беркиты, когда мальчику было всего двенадцать. Но быть учеником — одно, а завоевать дочь хозяина — совсем другое. Беркита была единственной дочерью Ансала и его горячо любимой жены Хилны. Кузница Ансала Кадиша должна была перейти во владение достойному человеку, который добьется руки его дочери. Состязание за руку Беркиты являлось в округе не просто предметом сплетен. Возможно, даровитые кузнецы по всей Драконьей Глуши не так сильно интересовались самой Беркитой, как возможностью унаследовать процветающее дело Ансала.
Настойчивость ухажеров начала уже переходить все границы, когда Ансал объявил состязание кузнецов. И хотя об этом не говорилось прямо, но все же подразумевалось, что Ансал будет учитывать мастерство победителя при выборе достойного жениха для Беркиты, а стало быть — и при выборе того, кто унаследует его дело.
Гален любил девушку с того самого дня, как явился в кузницу учеником. Он уже отчаялся добиться ее руки, когда случайно встретил слепого гнома...
— Ну же, Гален, — сказала Беркита, устроившись в кровати поудобнее. — Не глупи, дай мне пособить тебе в кузнице.
Гален рассмеялся и тут же вздрогнул. Голос жены успокаивал; иногда ему казалось, что только это и помогает ему не сойти с ума.
Не сойти с ума. Он был в здравом уме! Он не знал, что с ним такое происходит, но что бы это ни было, хуже ему не становилось. Наверняка это просто затяжная болезнь. Может, много лет назад он случайно съел слепоягоды. А может, все дело в ветре, который когда-нибудь да переменится. Что бы с ним ни творилось, его утешала мысль о том, что хуже ему не становится. И еще утешало присутствие обожаемой жены.
Железная драконья голова повернулась и посмотрела на него холодными мертвыми глазами.
«Скажи ей!» — настойчиво произнесла она.
Гален только моргнул. Он давно научился не обращать внимания, когда с ним начинали разговаривать предметы. Это тоже чаще случалось осенью — еще один симптом его странной болезни. Однажды, много лет назад, он крепко поругался с надоедливым посохом, гуляя по Западным лесам близ города. Однако посох в тот момент держал молодой Маркин Френдигар, который подумал, что Гален кричит на него. С тех пор Гален старался не отвечать, когда с ним заговаривали статуи, барельефы или горшки, — если только не был один.
— Нет, тебе не стоит приходить в мастерскую, да и твоему отцу тоже, — ласково сказал Гален. — Там Сефас, он работает за двоих. Я не знаю, что бы я без него...
Вдалеке запела труба. Гален и Беркита обернулись к окну, а к первой трубе уже присоединилась вторая, на еще более низкой ноте. От их дуэта задрожало стекло.
— Гален! Начинается Праздник! Ну же, пойдем, посмотрим!
Беркита спрыгнула с кровати, плотно закутавшись в шкуры, и все же Гален не мог не залюбоваться изгибом ее спины. Она махнула рукой, веля мужу поскорей присоединиться к ней.
Окно выходило на юг, и они могли видеть почти весь город, в нескольких милях от их дома спускавшийся к морю. Рассвет уже разгорелся вовсю; на востоке небо пересекали алые полосы, озаряя город оранжево-розовым светом. Отполированный купол Кат-Драконис, самого большого здания в городе, пылал в рассветном огне. Остальные здания Бенина рядом с его великолепием казались совсем маленькими.
Гален последовал взглядом по Пути Васски к кузнице и дальше — улица тянулась до самых доков. Рыбацкие лодки покачивались на утренних волнах; рассвет окрасил их в красный цвет. Еще дальше раскинулся залив Миррен, сверкающий под утренним солнцем. Сразу за излучиной лежали Вдовьи острова. Галену показалось, что он видит в пронизанной пламенем утренней дымке даже Проливы в двадцати милях отсюда.
— Это знак, Гален, — улыбнулась Беркита. — Васска посылает нам благословение.
Гален обнял Беркиту, прижавшись к ее гладкой теплой спине. Большие трубы на Кат-Драконис снова загудели, но теперь к ним присоединилась третья, самая гулкая, и все вместе они возвестили о начале Чешуйчатого Рассвета и Праздника Урожая.
— Это трубы Пир, — прошептал Гален, зарывшись лицом в волосы жены. — Они призывают Васску, правящего в далеких землях.
Беркита захихикала, вертясь в его объятиях.
— Да неужто? Ну-ка, расскажи мне об этом!
Гален крепче обнял ее и зашептал в ухо:
— Трубы призывают Васску, короля-дракона, благословить урожай и обратить взор на своих благодарных слуг.
Беркита повернулась к мужу.
— Значит, ты все-таки веришь в Законы Пир!
— Нет. — Гален мрачно усмехнулся. — Но я верю тому, что знаю. Благодатный Васска больше четырехсот лет не подпускает к нам других драконов. Этого вполне достаточно для моей веры.
— Ну вот, Гален, — надулась Беркита и отвернулась от него, — ни во что ты не веришь!
Гален обнял жену.
— Нет, я просто осторожен. Я почтенный и послушный член Пир, дорогая моя, но я предпочитаю не поклоняться никому и ничему с закрытыми глазами. Васска спас нас от Безумных Императоров Рамаса, а тем самым и от самих себя. Знаешь, иногда мне кажется, что мы отмечаем Праздник скорее для того, чтобы избавиться от безумцев, чем для того, чтобы почтить королей-драконов.
Беркита застыла в его объятиях.
— Какие ужасные вещи ты говоришь. Безумные, калеки, слабоумные — все они Избранники Васски. Вот почему на Празднике их отделяют от остальных. Потом Пир Драконис забирает их и заботится о них, потому что мы этого не умеем. Король-дракон милостив и заботится о тех, кто болен, кто отличается от остальных, а послушать тебя — так в этом есть что-то дурное.
— Извини, любимая, — прошептал Гален. — Пир Драконис делает хорошее и важное дело. Просто... ты никогда не замечала, что те, кто попадает под опеку церкви, почему-то никогда не возвращаются домой исцеленными?
— Ерунда, — фыркнула Беркита. — Джаспер Конал, торговец рыбой, говорил, что такова природа их болезни! Людей с императорским безумием излечить невозможно, вот почему Избрание избавляет их от греха, чтобы они могли перейти в мир иной с Васской в сердце.
Гален кивнул.
— Может быть. Только прошлой осенью Энрик Чалкер в «Тюлене и скале» во всеуслышанье объявил, что Избрание — фальшивка, и что он всем расскажет, какие священники лжецы.
— Шутишь!
Гален серьезно покачал головой.
— Я сам там был. Мне было страшно за него, Беркита. Его дочь не так давно забрали во время Избрания. Но согласись — она так и не вернулась, а Энрик с тех пор сам не свой. Он до сих пор говорит, что ее забрали по ошибке.
— Как это грустно. А ты как думаешь, Гален, они допускают ошибки?
— Не знаю, дорогая.
Гален много лет боялся, что и его примут за одного из безумцев. Ошибочно примут, конечно же. Он ведь не был безумным; но его «странности», как он про себя их называл, обострялись осенью, во время Праздника. Это было неудобно, но в остальном они никому не мешали. Ему просто следовало каждый год избегать Избрания на городской площади. Часто из-за этого ему приходилось пропускать самое интересное, но он всегда говорил себе, что так будет лучше: зато он не доставит церкви хлопот, если по ошибке его примут за Избранника.
Но он знал, что нынче избежать Избрания будет куда сложнее, чем в прежние годы.
— Ох, Гален, давай не будем говорить об этом, только не сегодня. — Беркита закрыла глаза, ей не терпелось оказаться на улице, ее ждал длинный многообещающий день. — Васска обязательно коснется нас и благословит.
Гален заставил себя улыбнуться.
— Итак, ты ждешь от благословенных монет исполнения желания, любимая?
— Не смей говорить, будто и в это не веришь! — Беркита мечтала получить благословение, чтобы родить ребенка.
Она уже несколько месяцев ни о чем другом не говорила и хотела, чтобы Гален был рядом в столь важный момент. И Гален не мог придумать, как ему пропустить Избрание и оказаться на следовавшем сразу же за Избранием Благословении.
— Верю, любимая, верю, — сказал он. — Думаю, именно благословение Васски мне бы сегодня не помешало.
Жена повернулась к нему; рассвет окружил ее лицо светящимся ореолом.
— Ну, — проговорила Беркита, поднимая голову, и ее фиалковые глаза вспыхнули в утренних лучах, — чтобы мое желание сбылось, мне понадобятся не только несколько монет на сегодняшнем Празднике!
Она протянула к мужу руки, шкуры упали на пол. Беркита обвила руками шею Галена, притянув его к себе. Купаясь в ее сияющем тепле, Гален перестал чувствовать холод.
Снова зазвучали трубы, но они не заглушили радостного смеха Галена и Беркиты, когда они повалились на постель.
На этот раз резные драконы смолчали.
3
КУЗНИЦА
Кузница Галена лежала на полпути между Прибрежной Дорогой и Путем Васски. То была скромная мастерская, одна среди множества самых разных мастерских, выстроившихся вдоль мощеной улицы. Только на Пути, как его звали горожане, стояли лавки и мастерские, и он был самой популярной улицей городка в любое время года.
Теперь, в лучах разгорающегося солнца, улица казалась необычно тихой. Рыбацкие галеры остались стоять у причала; сегодня они не вышли ранним утром в море, как выходили обычно. Улицы были непривычно пусты для утреннего часа. Из трубы пекарни не валил дым. Не раздавались удары молота бондаря. Только трубы Кат-Дракониса нарушали необычную тишину.
Каждая мастерская на Пути была уникальной и необычной — все дома в городке Бенине отличались один от другого. Каждый из них имел неповторимый вид, и смешение самых разных архитектурных стилей превратило город в великолепную мозаику.
Прежде всего Бенин считался приморским городом рыбаков и владел небольшой рыболовецкой флотилией. Здесь, у места впадения в залив Клариса (притока реки Уэтрил), некогда поселились сметливые моряки, надеясь на будущее процветание. Но они не особо стремились приблизить это будущее, держась привычного жизненного уклада. Такое противоречие никогда не удивляло горожан — таковы уж были порядки в Бенине.
Но на жизнь города наложило отпечаток не только море. В старину Рамас захватил Бенин, как и всю Драконью Глушь, и город разделил печальную судьбу некогда могущественной империи. Истории о том легендарном времени гласили, что Бенин очень старался не привлекать к себе внимания тогдашних безумных императоров с ужасными именами. К счастью, императоры жили далеко. Когда тирания Рамаса была наконец сброшена пятью королями-драконами, Драконья Глушь была предоставлена самой себе. Очень кстати пришлось то, что после падения империи в Бенине остался в ходу язык, употреблявшийся на большей части имперских земель. Остававшееся на руинах империи человечество не могло обойтись без управления, и тогда появился Пир Драконис — теократия, которая дала единые новые законы всем полуразрушенным селениям и городам, разбросанным по берегам моря Чебон.
Теократы Пир Драконис как способствовали переменам, так и препятствовали им. «Люди дракона» придерживались строгих правил и догм, но для побежденного, уставшего от войны человечества порядок, который они принесли, был спасением. С тех пор драконы стали единственными повелителями, которых знали жители Бенина. Религия Пир пустила глубокие корни в столь благодатной почве, регламентируя все стороны общественной жизни.
Таким образом, Бенин вылепили огонь, вода и дыхание дракона. Его архитектура представляла собой смесь искусства корабельных плотников, рамасианских каменщиков и иконописцев Пир Драконис.
Кузница Галена ничем не отличалась от соседних мастерских: ее северная стена была общей с мастерской Дарлиза Кесворта, мастера, занимавшегося починкой сетей. Почти все мастерские имели как минимум одну общую стену, а большинство — две. В кузнице имелся и второй этаж, и еще год назад Гален жил там в скупо обставленных комнатах. Крыши соседних домов напоминали перевернутые лодки: длинные выбеленные доски, выгибаясь, спускались от конька-киля к карнизам. Местные жители любили шутить, что, если город вдруг перевернется, он запросто сможет поплыть. Поддерживали крыши каменные опорные столбы — наследие рамасианской архитектуры, стены были сделаны или из камня, или из оштукатуренного дерева. И все, что только можно, от конька крыши до основания столбов, было изукрашено изображениями Васски — короля-дракона, без него в жизни людей не могло обойтись ничего.
Пустые глаза резных драконов смотрели на закрытые двери мастерских. Только передняя дверь кузницы Галена осталась распахнутой;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41