Тут дело обстояло так же, как довольно скоро оказалось не нужно говорить «Я закончил» после каждой фразы, когда говорящий закончил и был готов слушать.— Ну вот, насчет этих миров, которые мы видели, — сказал он наконец. — Это, конечно, не рай, который воображал Рауль, но люди точно могли бы их заселить, некоторые даже без терраформирования. Но отсюда следует, что и лааги могли бы заселить их после такого же точно уровня терраформирования, чтобы сделать их пригодными для своей расы.— Да, конечно, и что из этого? — отозвалась Мэри.— Это поднимает вопрос нашей ответственности за то, чтобы как можно скорее закрепить эти планеты за человечеством, — объяснил Джим. — Извини, я не хочу казаться напыщенным, но эти планеты можем использовать и мы, и лааги, а мы сейчас общаемся с расой, которая контролирует эти планеты, но сама их не использует. Вопрос в том, что нам делать в связи с этим.— Если хочешь знать мое мнение, — произнесла Мэри, — я думаю, стоит сказать нашим новым друзьям, что эти миры нам очень нужны и мы бы хотели их заселить, и узнать, не помешает ли им это. Но это исключительно мое мнение. Все контакты с Вопросом Первым и компанией я оставляю тебе.— Мне?— Да, я же сказала.— Почему мне?— Я скажу, почему тебе. Джим, я много отдыхала и думала, когда мы оказались в той больнице у лаагов...— Да, но я сейчас говорю о...— Дай мне закончить. Потерпи, я веду к тому, что хочу сказать. Для начала, ты был прав. Я перетрудилась.— Ну...— Более того, — упрямо продолжила она, — я потеряла перспективу. Я многому научилась от тебя и от сквонка — да, и от сквонка. Ты был прав, когда сравнивал меня с ним. Часть меня и правда как он, как лааги вообще. Вот почему с самого начала я понимала их куда лучше, чем ты.Джим хотел ответить, но потом решил, что не стоит.— Ты был прав. Я живу ради работы, и они тоже, и мне это в них нравилось. Я ими восхищалась. И к концу это стало влиять на мои оценки. Я бессознательно стала стремиться доказать, что я и они были на правильном пути, а остальное человечество ошибалось. Я стала стремиться оправдать все их поступки и очеловечить их. Я начала находить в них несуществующие человеческие мотивации и чувства, просто чтобы доказать, насколько они правы.Она сделала паузу.— Ты помнишь, как лааг в больнице убил того сквонка, что просился на работу, хотя работать он не мог и никогда уже не смог бы? — спросила она. — Помнишь, лааг делал жесты, как будто хвалил сквонка и давал ему указания для работы, а потом убил его как раз в тот момент, когда он был совершенно счастлив, что его все же посылают на работу?— Да, помню, — сказал Джим.— Ну так вот, когда он убил этого сквонка, я отчасти была потрясена, потому что лааг солгал сквонку — пообещал ему то, чего он хотел, а сам все это время собирался его убить. Но в то же время другая часть меня одобряла, что он избавляется от работника, не приносящего больше пользы. Я упустила то, что на самом деле происходило у него в голове. Лааг убил сквонка не потому, что тот не мог больше работать, а потому, что он был от этого несчастен. Он похвалил сквонка и дал ему задание перед самой смертью, чтобы тот был как можно счастливее в момент смерти. Чтобы он умер счастливым. Ты понимаешь?— Да, — сказал Джим. — Да, конечно, это-то я понял уже тогда, когда это случилось.— Хорошо. А я поняла куда позже, когда ты сказал мне, что нашему сквонку долго не прожить и счастливее всего он будет, если до самой смерти будет охотиться за этим несуществующим ключом. Тогда я осознала, что могу приблизиться к пониманию отношения лаагов и сквонков к работе, но по-настоящему никогда этого не пойму, даже если ради этого заработаюсь до смерти. Это просто другой порядок вещей. Так что я осознала свои пределы.— Пределы тут ни при чем, — ответил Джим. — Ты замечательно поработала на планете лаагов. Я не переставал удивляться, видя и слыша, как ты делала выводы и находила их смысл.— Пределы как раз при чем. Нам надо осознать, что каждый из нас как уникальная и неповторимая личность имеет особую способность, склонность или дар понимать какой-то особый тип инопланетной цивилизации, а у других такого дара нет. У меня такая восприимчивость к лаагам, а у тебя — к Вопросу Первому и его друзьям.— Ну не знаю, вряд ли у меня выходит лучше, чем у тебя...— Давай не будем изображать вежливость, — ответила Мэри. — У тебя это лучше выходит, и ты это знаешь. Я это знаю. Из нас двоих у меня лучше получалось исследовать лаагов, а у тебя — этих... мыслелюдей. Не знаю почему. Может, дело в том, что тебя всегда увлекало пространство, и поэтому у тебя с ними есть что-то общее, чего у меня нет. Я слушаю тебя и наблюдаю за тобой, и на этот раз уже я удивляюсь тому, как быстро мой партнер собирает информацию и делает выводы, на которые я не способна.— Ух ты! — выговорил Джим.— А это еще что значит?— Это значит, если хочешь знать, что я потрясен. Я никогда бы не подумал... — Джим не знал, как лучше выразиться.— Ты никогда бы не подумал, что я способна признать чье-то превосходство в какой-нибудь области, а тем более твое?— Ну... да.— Ну вот, теперь ты это услышал. А теперь вот что еще я должна тебе сказать, прежде чем обсуждать с мыслелюдьми заселение этих планет человечеством. То, что я диктовала тебе на планете лаагов, — это были факты. Выводы я оставляла при себе, отчасти в знак презрения к тому, что ты на эти выводы не был способен. У меня нет прямых доказательств, но лично я почти абсолютно уверена, что лааги, как и мы, живут только на одной планете.— Ты так думаешь? — Джим ждал объяснения, а когда его не последовало, решил подтолкнуть Мэри. — Почему?— По ряду причин. Земля перенаселена до предела. Люди не имеют ценности. Но всем вместе нам приходится работать как волам, чтобы на границе было не меньше истребителей с экипажем, чем у лаагов. Все собранные мною свидетельства сводятся к тому, что у лаагов меньше городов и их мир куда менее богат, чем Земля, — но в каждом городе живет куда больше народу, чем у нас. Кроме того, и у них, и у сквонков трудовая этика, с которой наша не может сравниться, и им не приходится иметь дело с внутренними разногласиями. На Земле эти разногласия продолжаются даже в современном Объединенном Мире, где народы и группы больше не воюют между собой, потому что битва с лаагами важнее всего. Но несмотря на все это, они не больше, чем мы, в состоянии победить на границе. То есть лааги в состоянии выставить примерно столько же кораблей и экипажей, сколько и мы. Исходя из возможностей одной планеты. Значит, им также важно, как и нам, заселить другие планеты, и именно поэтому они стали так рваться в нашем направлении, когда выяснили, что сюда мыслелюди их не пускают.— Ого! — воскликнул Джим. На мыслеязыке это здорово напоминало невидимый восклицательный знак.— Так что я предлагаю — и это только предложение, окончательное решение за тобой, — что если мыслелюди не против того, чтобы мы заселили эти планеты, то мы можем предложить оставить одну или несколько для лаагов, если удастся только достичь с ними соглашения. Тогда мы могли бы вернуться к лаагам и после того, как научимся с ними разговаривать, сказать им, что только благодаря дружбе с нами они могли бы заселить один из тех миров ближе к центру галактики, к которым они всегда стремились. Спешки тут нет. Миры для лаагов придется терраформировать ничуть не меньше, чем большинство наших миров придется приспосабливать для нас, так что у нас масса времени для поиска способов общения с ними. Но если эта идея сработает, мы достигнем мира с лаагами и новых планет и для нас, и для них. Плюс к этому, с нашей точки зрения, у нас в друзьях и соседях окажутся две другие разумные расы, на случай, если потом мы наткнемся на по-настоящему враждебных инопланетян.Джим обдумал ее слова.— А как насчет того, что Вопросу Первому и его друзьям больно от того, что лааги их не видят и не слышат, — спросил он.— Понятия не имею, — весело отозвалась Мэри. — Ты у нас эксперт в этой области, что-нибудь да придумаешь.— Ну спасибо, — ответил Джим.— Да не за что, — сказала Мэри. — Может, пора уже звать обратно Вопроса Первого и компанию?— Да, наверное, пора.На секунду он задумался, как именно возобновить контакт. Наконец он решил, что достаточно объявить, что они с Мэри снова готовы вступить в общий разговор.— Вопрос Первый, ты здесь? — сказал (или подумал) он.— Конечно, — отозвался Вопрос Первый, — хотя я не очень понимаю, что ты имеешь в виду под «здесь».— Я и сам не понимаю, так что давай об этом не будем, — ответил Джим. — Достаточно того, что ты рядом и мы можем разговаривать, так как мы с Мэри закончили частный разговор.— Вы закончили ваш разговор? Отлично! Добро пожаловать обратно к нам. Счастье! Счастье!— Мы говорим «ура!», по крайней мере некоторые из нас.— Не вижу особой разницы между «ура!» и «счастье!», но если хочешь, то — ура!— Да вообще-то разницы и нет, — решил Джим. — Счастье! Счастье!До его разума донесся общий хор возгласов «Счастье!».— По поводу «здесь», — сказал Вопрос Первый. — Для вас, похоже, это связано с достаточной физической близостью, чтобы было возможно разговаривать. Но разговаривать можно с любого расстояния во вселенной. Как иначе большие дыры и скопления больших дыр могли бы сообщать друг другу, в каком направлении они танцуют?— Можно то же самое повторить еще разок? — спросил Джим.Вопрос Первый терпеливо повторил свои слова.— По-моему, вы смешиваете физику с общением, — заметил Джим.— Но разве любой танец не является формой общения? — сказал Вопрос Первый. — Извини, если моя ограниченная способность к пониманию запутывает тему нашего разговора.— Нет, дело не в тебе, — Джим попытался найти слова, чтобы объяснить, что он имел в виду. Потом он подумал о настоящих человеческих танцах и должен был признать, что в каком-то смысле это тоже было общение.— Но у больших дыр нет разума, — сказал он. — Следовательно, они не общаются так же, как мы. Если я правильно понимаю, что вы имеете в виду под их танцами, речь идет просто о том, что они двигаются под воздействием сил, прилагаемых к ним остальной материей во вселенной. Я имею в виду все остальные дыры, с самого начала, когда была только одна большая дыра, которая потом разбилась на множество других.— Сначала была только одна большая дыра? Как интересно! — сказал Вопрос Первый.— Мы так думаем. А вы не знаете? Я думал, что вы все знаете о физической вселенной, дырах, пространстве и тому подобных вещах.— Нет-нет, мы мало что понимаем, — отозвался Вопрос Первый. — Поэтому мы так стремимся к удовольствию учиться у вас.— Мы... спасибо, конечно, но мы тоже не знаем точно, как началась материальная вселенная, — сказал Джим. — У нас есть только теории, гипотезы вроде той, которую я сейчас упомянул.— Значит, это только гипотеза?— К сожалению, да.— Я расстроен. Но ничего, может, это еще окажется фактом.— Да, раз уж мы о фактах, — сказал Джим, — я хотел тебя спросить о том, как вы не пустили лаагов, тех, кого вы зовете нашими другими друзьями, в ваше пространство.— Да, я же это уже объяснял, — сказал Вопрос Первый. — Они никак нас не видели и не слышали, нам это было болезненно, и мы велели им дальше не заходить.— По твоим словам, это было болезненно, — сказал Джим. — Позволь предложить понятие «неудобно». Может, оно лучше подойдет?— Нет, это приближается к нашему понятию, но только частично, — ответил Вопрос Первый, — как и ваше понятие «болезненно». Но ты наверняка должен знать, что я имею в виду. Разве тебе и твоим друзьям неизвестно, что бывает с человеком, которого не видят и не слышат?— И да и нет, — отозвался Джим. — С тех самых пор, как мы начали собираться в сообщества, в некоторых группах и сообществах это использовалось как наказание. Для любого индивидуума неприятно, когда его игнорируют и исключают из общения. Так что я, думаю, знаю, что ты имеешь в виду.— Да, в какой-то степени, похоже, знаешь, — сказал Вопрос Первый. — Мы сами к таким вещам очень чувствительны. Нас очень травмирует, когда приходится использовать это как наказание для одного из нас.— Вы делаете это со своими сородичами?— Увы, у всех свои законы, — ответил Вопрос Первый.— И что же вы должны сделать, чтобы такое заслужить? — спросил Джим.Вопрос Первый слегка поколебался.— На том уровне, на каком ты нас сейчас понимаешь, это невозможно объяснить, — сказал он наконец.— Наверное, — отозвался Джим.Он попытался представить себе, каково было для одного из этих активно дружелюбных существ внезапно оказаться в положении, когда все остальные игнорировали его существование.— И сколько это длится, пока они не возвращаются к нормальному поведению?— Это навсегда, разумеется, — ответил Вопрос Первый. — Как только мы перестаем их видеть и слышать, они для нас больше не существуют. Даже память о них скрывают.Если бы у Джима сейчас было тело, то у него пробежали бы мурашки по коже.— Как, неужели вы их изгоняете насовсем? И что же они делают? Куда они деваются?— Кто знает? — сказал Вопрос Первый. — И вообще, они ведь больше не существуют, так что какая разница? Но ты, кажется, хотел поговорить со мной о друзьях, которых вы называете лаагами.— Верно, — сказал Джим. Он все еще был потрясен идеей живого существа вроде Вопроса Первого, изгнанного из своего общества навсегда. В отношении Вопроса Первого к этому чувствовалось безразличие, которое с внезапной силой напомнило Джиму, насколько чуждым был разум, с которым он общался.— Видишь ли, — продолжил он, — лааги, как и мы, это дыры, которые живут на дыре побольше, называемой планетой. В вашем пространстве есть планеты, на которых и мы, и они могли бы жить после некоторых физических изменений. Ты, конечно, понимаешь, что мы и они меняли бы планеты по-разному, чтобы они нам подходили. Так что они наверняка направлялись сюда затем, чтобы найти другие миры, на которых они могли бы жить.— Ты так думаешь? Как интересно! Но это понятно: будучи дырами, вы все предпочитаете жить в дырах. Или, точнее, будучи материальными существами, вы предпочитаете материальную окружающую среду. Я правильно сказал?— Правильно, — отозвался Джим. — Так вот что я хотел спросить: если бы мы или они заселили поверхность одной из этих планет, беспокоило бы это вас в том отношении, что вас бы не видели и не слышали?— Не знаю, — сказал Вопрос Первый. — Нет, наверное... да, мы думаем, что нет, поскольку вы и они были бы частью дыр. Но вы ведь нас видите и слышите, так что вопрос снимается.— Мы с Мэри здесь вне наших тел, вне наших личных дыр, — сказал Джим, — но все остальные наши сородичи в дырах. Может, будучи физическими существами, они тоже не смогут видеть и слышать вас.— Нет-нет, — возразил Вопрос Первый, — ваша способность видеть и слышать нас вышла за пределы дыры, в которой вы были вместе с вашим третьим другом, который нас не видел и не слышал. Вы излучали по направлению к нам, и мы, конечно, ответили. А раз вы на это способны, то и остальные наверняка смогут. А если так, нас совсем не побеспокоит, если вы поселитесь на одной из наших планет. Но если отвечать на ваш вопрос, даже ваши друзья лааги, наверное, не беспокоили бы нас, находясь на планете, — такая дыра по определению вне нашей вселенной. Но почему вы меня об этом спрашиваете?— Ну, это довольно сложно, — начал Джим. — Видишь ли, лааги с нами воюют...— Они делают что? У меня уже больше опыта в вашем образе мыслей, но последнее слово вышло как абсолютный пробел.— Ну, скажем, у них с нами серьезные разногласия, — подсказал Джим.— Ах, разногласия, понятно. И отсюда следует...— Ну, когда мы сюда прибыли, лааги преследовали нас. Как вам удалось заставить их вот так остановиться прямо на вашей границе?— Ну, мы просто приказали им остановиться. Помнишь, я это тебе уже говорил.— И они просто остановились? Не пошли дальше?— Да, разумеется.Джим подумал, что такое поведение не согласуется с его наблюдениями за лаагами. Он вернулся к вопросу.— Просто потому, что вы попросили их остановиться на месте?— Мой дорогой друг, я сказал тебе это уже дважды, — ответил Вопрос Первый скорее расстроенно, чем зло. — Мы не просили их остановиться на месте. Мы приказали им остановиться там.Джим внезапно понял. Мороз по коже, который пробрал его, когда Вопрос Первый рассказал про то, как их раса игнорировала некоторых своих членов в наказание за нарушение законов их общества, должен был бы подготовить его к этому, но не подготовил. Теперь мороз пробрал его в сто раз сильнее.— В чем дело, Джим? — сказала Мэри.— Если бы у меня было тело, — выговорил Джим, — меня бы сейчас стошнило. Глава двадцать пятая — Почему? В чем дело? — спросила Мэри.— У наших бабочек есть зубки, и острые, — сказал Джим.— Что ты имеешь в виду... а-а, — отозвалась она.— Вопрос Первый, — позвал Джим.— Да? — ответил Вопрос Первый.— Ты нас слушал?— Нет, конечно, — сказал Вопрос Первый. — Если помнишь, мы договорились, что когда вы с Мэри обмениваетесь понятиями, то мы вас не слышим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36