а лааги, судя по уже увиденному, именно так и делали. Неужели она и правда могла обходиться четырьмя часами сна за ночь в течение неопределенного времени? Во время службы на границе Джиму приходилось иногда по нескольку недель обходиться пятью-шестью часами сна, и его быстро изматывало недосыпание. Конечно, у разных людей потребности в сне разные...И потом, неужели она и правда спала только тогда, когда спал он, и просыпалась тогда же, когда и он...— Джим! — окликнула Мэри. — Что ты делаешь со свонком? Я не хочу, чтобы он возвращался к стене. Пусть продолжает работать в толпе: ты слышишь, Джим?— Я ничего ему не говорил, — ответил Джим. Пока он отвлекся, сквонк повернулся и, как и сказала Мэри, направился к стене, подножие которой осмотрел несколько часов назад. — Сквонк, хороший сквонк, не ходи туда, вернись обратно.Но сквонк уже добрался до стены. Он прислонился к ней, укоротил ноги, перекатился на спину, подняв красные ступни к потолку, и так и лежал, покачиваясь в своей оболочке.— Ну что ж, — сказал Джим наконец. — Похоже, когда ему надо спать, он спит.— А ты не можешь его разбудить?— Как? — поинтересовался Джим.— Не знаю. Ты им командуешь, придумай что-нибудь. Должен же быть какой-то сигнал тревоги, который бы его разбудил.— Может, такой сигнал и есть, — согласился он, — но если мы хотим использовать его и дальше, не лучше ли держать его в форме? Пусть он спит тогда, когда привык спать. Если с ним что-нибудь случится или он так устанет, что перестанет обращать на меня внимание, где мы возьмем другого? Видела, как он сейчас не обратил на меня внимания, когда я велел ему не ходить к стене?Мэри не ответила. В ее молчании чувствовался гнев. Но уверенности в этом у Джима не было. Пока она не начинала говорить, догадываться о ее эмоциональном состоянии было сложно; но стоило ей заговорить, чувства ее проявлялись четко и ясно, доминируя над всеми словами. На этот раз он сказал сам себе, что ему показалось, но после того, как сквонк проснулся и послушно взялся за работу, Джим стал наблюдать за Мэри и ее реакциями.В последующие недели или даже месяцы они собрали, а Мэри изложила в рапортах огромное количество наблюдений за лаагами. Сколько именно времени прошло, сказать было трудно. Дни, похоже, были длиннее земных, хотя до возвращения к «ИДругу» и его приборам точно об этом сказать было нельзя.Они добрались до окраин города. Заканчивался он, как оказалось, очень неожиданно: за последним зданием начинались пустоши с плотно утрамбованной песчаной почвой, поросшие щетинистым кустарником; кустики и редкие деревца время от времени вытаскивали корни, переползали на новое место и снова укоренялись. Пустошь была покрыта следами еще более примитивных форм жизни, начиная с конических холмов, напоминавших муравейники высотой в несколько метров, и кончая скоплениями холмиков поменьше, размером с человеческий кулак. Днем из них выползали, вылетали и выскакивали крошечные существа вроде насекомых. Питались они, похоже, растительностью или друг другом.Пройдя немного по этим землям, сквонк вскоре занервничал и захотел вернуться. На расстоянии около километра от зданий и Мэри, и Джиму показалось, что они заметили среди растительности движущиеся фигуры величиной с лаагов.— ...Невозможно определить, от страха сквонк так рвался в город или потому, что чувство долга призывало его вернуться на место, — продиктовала Мэри в рапорте по возвращении в город. — Возможно, и то и другое...В городе они в конце концов нашли что-то вроде космического терминала, где стояли, взлетали и садились корабли.— Странно, что они решили держать «ИДруга» не здесь, а в городе, — заметил Джим.— О подобных вопросах можно подумать и потом, — сказала Мэри.Тем не менее вопрос этот продолжал занимать Джима. Он жалел, что не знает, держат ли корабль здесь, среди обычного космического транспорта.Еще они увидели, как лааги общаются на расстоянии. Они понаблюдали за лаагом, который работал с панелью, состоящей из кнопок на вертикальном стержне. Стержень этот не только вращался вокруг своего основания в полу, его еще можно было удлинять и укорачивать, так как секции подлиннее могли задвигаться поверх прилегающих секций покороче. Короткие толстые пальцы лаага перебирали кнопки, встроенные в сам стержень.При этом лааг наблюдал за трехмерным экраном, на котором двигался и жестикулировал другой лааг. Вскоре они поняли, что лааг перед ними управлял движениями изображения, которое видел его собеседник, а тот в свою очередь управлял изображением на экране.— Называй это телефоном, — предложил Джим. — Это проще, чем говорить каждый раз об инопланетной форме общения.Мэри не ответила, но в рапортах с этого момента употребляла слово «телефон».Но они не нашли зон отдыха, ничего, что напоминало бы отдельные дома, жилища или даже спальни. Одно место, правда, явно было местным эквивалентом больницы.В больнице нашлось и родильное отделение; некоторые лааги — какие именно, по внешнему виду было не определить — были способны производить потомство. Джим и Мэри не смогли выяснить, было ли размножение двуполым, бесполым или еще какой-нибудь разновидностью. Совокупляющихся лаагов они, во всяком случае, не видели. Лааги вообще почти не трогали друг друга, не считая легких прикосновений и вибрирующих жестов вроде тех, которыми хвалили сквонка, когда он только покинул корабль. Иногда при разговоре лааги использовали похожие вибрации. Но более близких контактов ни Джим, ни Мэри у них не заметили.Дети, очевидно, вынашивались до срока внутри взрослого, как и у людей. Для родов беременные взрослые приходили в больницу. Роды наступали через несколько минут после приема в родильное отделение больницы, из чего Мэри вывела, что момент их наступления в какой-то мере контролируется самим лаагом.У новорожденных голова и конечности были спрятаны во внешние складки кожи. Их немедленно уносили работники больницы, а лааг-родитель вставал, уходил из больницы и возвращался к работе.После этого, похоже, родители и дети друг с другом не общались. Новорождённые помещались во что-то вроде яслей, и в течение следующей недели голова и конечности начинали потихоньку показываться наружу. Через две-три недели малыши вставали на ноги и были в состоянии передвигаться, и тогда из яслей их переводили во что-то вроде школы. Там они немедленно и почти без обучения начинали работать или, может быть, играть в работу.«Кажется, естественный отбор на этой планете, если предполагать, что это единственная, населенная лаагами или породившая их планета, — продиктовала Мэри в одном из рапортов, — основывается на общинных формах жизни. Если это правда, то может оказаться, что лааги — общинная форма жизни, которая развилась до равного земному уровня и создала сравнимую цивилизацию, но соответствующую их особым требованиям и потому неповторимую.В результате, хотя во многих родах деятельности они подчиняются расовой императиве, и все, что для них важно, — это потребности общества, в более современных и технологических областях они существуют как индивидуумы. Хотя я не смогла найти доказательств существования правительства или индивидуумов-лидеров, и я, и Джеймс Уандер совершенно уверены, что они должны существовать в социальной структуре лаагов...»Взрослые лааги ели в ближайшей общей столовой и спали на работе, когда сон был им необходим. Как и у сквонков, самая большая уступка потребности в отдыхе состояла у лаагов в том, что они уходили с прохода перед тем, как заснуть. Спали они не больше одного-двух часов, и установленного времени сна у них не было.Они также сделали неприятное открытие: лааги и умирали на работе. Иногда кто-то из тех, кто втянул конечности и голову вроде бы для нормального сна, больше никогда не просыпался. Смерть, очевидно, проявлялась в том, что голова, руки и ноги слегка выползали из складок кожи и были необычно вялыми.Когда такое случалось, иногда коллеги мертвого лаага уносили его, а иногда на него не обращали внимания. Тогда за ним вскоре приходили другие лааги, а место умершего работника занимал живой.По настоянию Мэри они проследили за такой уборочной командой и выяснили, что она просто сбрасывает тела в мусорный ящик у ближайшей столовой. Оттуда вместе с пищевыми отходами их забирала и увозила управляемая сквонком мусоросборочная машина.Все это Мэри тщательно заносила через Джима в банки памяти «ИДруга». Джим тем временем занимался двумя задачами.Первая заключалась в определении способности сквонка пользоваться инструментами и сотрудничать с другими сквонками. Мэри обратила на это внимание, когда Джим приказал сквонку поднять и передвинуть металлическую балку, прислоненную к стене полуофисного, полузаводского здания, в котором они в тот момент находились. Для одного сквонка эта балка была слишком тяжелой; но Джим сосредоточился и ясно передал сквонку, как можно передвинуть балку вдоль стены на расстояние, равное ее длине.Эксперимент завершился полным успехом. Послушный сквонк отошел от балки и поймал трех других сквонков, которые проходили мимо и ничего не несли в щупальцах. Вчетвером они вернулись к балке, подняли ее щупальцами и передвинули так, как того хотел Джим.Они вовсе не возражали, когда Джим немедленно скомандовал передвинуть ее обратно. Потом сквонки разошлись.— Что случилось? Что делает сквонк? — голос Мэри отвлек его от почивания на лаврах. — Я хотела, чтобы он стоял на месте и дал мне наблюдать за лаагом на том конвейере.— Извини, — сказал Джим. — Я просто хотел проверить, сможем ли мы при необходимости привлечь других сквонков. Я проверяю границы контроля над сквонком.— В следующий раз предупреждай, — отозвалась она. — Ты можешь помешать моим наблюдениям, об этом ты подумал?— Нет, извини, — сказал Джим. — Обратно к конвейеру, сквонк.На этом вопрос был закрыт. Второй задачей Джима было изучение самой Мэри.С тех пор как он ее встретил, его отношение к ней переходило от раздражения к активной неприязни, потом к терпимости во время долгой подготовки к тому, чтобы он стал частью «ИДруга». Дальше началось осторожное сотрудничество, которое уже преображалось в искреннюю симпатию. Но все это разлетелось на кусочки под напором его ярости, когда его обманом затащили на планету лаагов. Теперь, однако, Джим сделал следующий шаг.Ярость утихла, а вместе с ней угасли и все негативные чувства, которые он когда-либо испытывал к Мэри. В глубине его души, под внешней оболочкой эмоций, родились симпатия и искренняя забота о ней. Он больше не мог по-настоящему рассердиться на нее. Мэри ему нравилась, и он о ней беспокоился, но чем дольше они находились на этой планете, тем больше росло его беспокойство.Они уже установили, что лааги, как и сквонки и другие общинные формы жизни на этой планете, жили ради работы. Они работали, пока хватало сил, потом умирали. В этом мире работа была всем. Ничто другое значения не имело.А Мэри и сама жила ради работы, и ничто другое, насколько он сумел выяснить, не имело для нее значения. Но то, что для лаагов оказывалось нормальным, для нее, человеческого существа, таковым не было. Тем не менее она оказалась в среде, в которой способность к работе больше не выделяла ее, не отличала ни от кого, кроме самого Джима, которого она считала просто шофером. Для большинства людей такая среда не представляла бы угрозы. Но Мэри, по наблюдениям Джима, окружила себя защитной оболочкой.Он проверил ее утверждение, что она почти не нуждается в сне. До какой-то степени это было правдой: Мэри обходилась местным эквивалентом в несколько земных часов. Но в том, что она ему сказала, оставались недомолвки.Прежде всего, она спала не только тогда, когда спал он. Он наблюдал за тем же, за чем наблюдала она, а потом повторял ее рапорты для записи. Иногда Джим видел какие-то действия лаагов и знал, что Мэри наверняка включила бы такое в доклад. Но она их не включала.Если она не могла различить, когда он молчал, потому что спал, а когда — потому что просто думал, то и Джим не понимал этого по ее поведению, за исключением подобных пропусков в рапортах. Ему было интересно, замечала ли это сама Мэри. Когда Джим только оказался в «ИДруге», он не ощущал, когда спал. Возможно, Мэри тоже этого не чувствовала. Она могла искренне верить, что спала только вместе с ним. Они оба были лишены тел, так что привычные физические сигналы пробуждения большей частью отсутствовали.Джим сосредоточился на том, чтобы научиться распознавать в себе признаки пробуждения. Постепенно он сумел их определить. Он чувствовал легкую утомленность, не обычную тяжесть тела после пробуждения, а краткий период, в который разум должен разогнаться до сознательных мыслительных процессов после бессознательного существования в стране снов.Кроме того, когда он начал замечать периоды своего сна именно как сон, то заметил, что осознает то, чего раньше не ощущал, — период бездействия сознания, пробел в памяти. Когда он это заметил, то стал вспоминать свои сновидения, как человек, который записывает их по пробуждении.Запоминая сновидения, он сумел приблизительно определять продолжительность своего сна по количеству запомненного. Измерение было неточное, но Джим получил базу для оценки продолжительности своего сна.В процессе этих наблюдений Джим впервые заметил, что после сна он чувствовал себя лучше. Его разум получал передышку от постоянной деятельности во время бодрствования. Заметив это, Джим сделал следующий шаг и начал осознавать признаки умственной усталости, говорившие ему, что пора спать. Это было странное внетелесное ощущение нервного напряжения, сродни натянутой резинке, иногда предшествующего головной боли. Ощущение слабое, но оно возникало, когда требовалось. Джим обнаружил, что, когда оно появлялось, достаточно было перевести взгляд, отвести внимание от сцены, за которой он наблюдал, или занимавшей его задачи — и он немедленно засыпал.После всех этих открытий в себе самом Джим научился приблизительно измерять время в этих странных обстоятельствах. Он начал учиться замечать признаки усталости и пробуждения в Мэри. Если его подозрения были верны, она постепенно убивала себя. Глава двадцать первая — ...Хотя на основе немногих наблюдений за лаагами, возможных за такое короткое время, допустимо лишь делать догадки, — диктовала Мэри, — есть несколько предположительных причин, объясняющих непонятные до сих пор элементы поведения лаагов.Например, такие действия лаагов, как поведение их кораблей на общей с нами пространственной границе: иногда большое количество истребителей лаагов отступают при куда меньшем количестве истребителей людей или, наоборот, горстка их кораблей атакует только что встреченные крупные силы людей даже тогда, когда такая атака кажется самоубийственной и, следовательно, бессмысленной.Она перестала диктовать. Последовала долгая пауза, и Джим уже начал думать, что продолжать Мэри не будет.— Следовательно... следовательно, — продолжила она резко, — мы должны рассмотреть вариант, что эти на первый взгляд беспричинные действия пилотов-лаагов были вызваны системой расовых императив, которая отсутствует у людей, и они даже не в силах осознать ее существование. Другими словами, то, что людям кажется беспричинным, для лаагов при определенных условиях имеет свои причины.Из того, что видела я и что видел Джим Уандер, который вместе со мной участвует в наблюдательной экспедиции на территорию лаагов, они могут более сильно, чем мы, подвергаться влиянию унаследованных рефлексов, обеспечивших выживание их предков.Лааги, как я уже неоднократно замечала, по сути своей кажутся общинной расой, как пчелы в улье или муравьи в муравейнике. Но для того, чтобы такая раса разработала технологию, сравнимую с нашей, на каком-то этапе она должна была позволить своим членам развить какой-то уровень индивидуальности. Технология требует изобретений. Изобретения требуют оригинальности. Оригинальность — это свойство уникальной личности, отличающейся от всех других родственных индивидуумов. Как я уже упоминала выше, у лаагов нет зон отдыха и способов отдыха; их работа и есть их отдых. Даже наш носитель, которого мы назвали сквонком, принадлежащий к местному виду с более низким, чем у лаагов, интеллектом, чувствует себя несчастным, если не работает в часы бодрствования. То же самое происходит и с самими лаагами. Они рождаются для работы и до самой смерти работают. Они и умирают на рабочем месте, как рабочие пчелы загоняют себя до смерти. Я... — Она снова прервалась, но через несколько секунд продолжила: — ...Я несколько раз пыталась выяснить, предопределяются ли занятия лаагов генетически, как у рабочих пчел. Пока что я не смогла собрать подтверждений. Однако и у меня, и у Джима Уандера сложилось впечатление, что у современных цивилизованных лаагов занятие не выбирается генетически при рождении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36