— Мы хотим, чтобы ты обошел территорию лаагов, как я и говорил тогда в кабинете.— Тогда как я могу попасть в плен?— Мы хотим отправить тебя за пределы их территории, в обход с другой стороны, но насколько глубоко они продвинулись с той стороны, мы знать не можем. Рауль там уже был, так что они могут тебя поджидать. Мы не знаем, но такая возможность всегда существует. Если ты попадешь в плен, у тебя будет больше шансов сбежать, если они решат, что тебе нужен пилот.— Вы хотите, чтобы я нашел то, что нашел Пенар, — сказал Джим. — Может, все-таки скажете мне, что это?— Мы не знаем. Именно так, Джим, мы не знаем. Раулю это показалось чем-то вроде рая. Дело, однако, в том, что там был этот рай и кроме него еще что-то непонятное. Вот за этим чем-то мы тебя и посылаем.— И что это такое? Животное, растение, камень?— Вот этого-то мы и не знаем.— Не понимаю, — сказал Джим. — Ну хорошо, Рауль думает, что это рай. Если больше об этом ничего не известно...— Извини, давай начнем еще раз сначала, — сказал Моллен. — Я плохо объясняю. Нас очень интересует то, что там еще есть и связано ли оно с этим раем. Мы думаем, что это может иметь отношение к тому, как Рауль стал частью «Охотника на бабочек»; кроме того, Рауль утверждает, что лааги об этом не знают.— Не знают? — переспросил Джим. — Рауль считает, что они не знают?— Во всяком случае, так мы поняли то, что он говорит, — ответил Моллен.— Как лааги могут не знать про это, если оно прямо у их черного хода, так же как мы у их входной двери в масштабах межзвездных полетов? И они должны были бы это увидеть — ведь Рауль предположительно это увидел.— Я не знаю. Мы привлекли к этому наших лучших специалистов, и они ничего не могут предположить, — сказал Моллен. — Но можешь себе представить, каково было бы иметь кого-то или что-то в помощь, что лааги не могут даже представить, не то что увидеть? Это может наконец закончить нашу долгую войну с ними. Это может значить, что нам будет открыта дорога внутрь галактики. Глава десятая Джим-«ИДруг» лежал и думал. Человечество так долго воевало с лаагами — на протяжении более пяти поколений, — что эта борьба стала восприниматься как что-то само собой разумеющееся, как закон природы. Как будто они всегда воевали с лаагами и всегда будут воевать с ними — с инопланетянами, хотя ни один человек никогда не видел их, как и их планеты — только корпуса лаагских толстобрюхих боевых кораблей. Ощущение было такое, будто Моллен предложил изменить форму всех континентов Земли.Речь, конечно, шла не просто о его желаниях. Этого хотели все. Больше никакой войны, опустошающей ресурсы Земли и ничего не приносящей ей взамен, кроме, разве что, ощущения безопасности внутри пространства, ограниченного цепочкой боевых кораблей. Но если не надо будет воевать с лаагами, то что делать дальше?Может быть, человечество сможет начать заселение пригодных для жилья планет? Этот план родился давно, но люди обнаружили, что в пределах доступного им перемещения по фазовому переходу на пригодных для заселения планетах либо уже поселились лааги, либо они находились в той части космоса, куда лааги закрывали дорогу.Никто не знал, почему лааги воевали. Они напали сразу же, как только столкнулись с невооруженными кораблями людей. И явно собирались продолжать и напасть на саму Землю. Но встревоженное человечество объединилось и спешно оборудовало и обеспечило персоналом линию защиты в космосе — границу. Судя по всему, лааги тоже искали планеты для колонизации, и хотя люди никогда не видели их планет, Земля, должно быть, оказалась на них похожа, раз вполне подходила лаагам.Вначале, после первой встречи людей и лаагов в космосе, их корабли подходили близко — их видели сразу за пределами земной атмосферы. Но Земля в это время лихорадочно строила боевые космические корабли, и когда первые отряды землян отправились на охоту за лаагами, им пришлось дойти в поисках почти до нынешней границы.Но за пределы границы вся военная мощь Земли не смогла пробиться за сотню с лишним лет. Чем больше истребителей насчитывалось в пытавшейся прорваться эскадре, тем больше кораблей лаагов выходило им навстречу. Одна планета была населена лаагами или несколько? Можно ли договориться с этой расой? Что лааги собой представляли физически и интеллектуально? Никто не знал.Ни один корабль лаагов никогда не сдавался. Они сражались или отступали, но уж если вступали в бой, то не прекращали его, пока не уничтожали противника или не были уничтожены сами. Постоянные попытки взять в плен корабль лаагов еще ни разу не увенчались успехом. Складывалось впечатление, что на каждом их корабле было что-то вроде кнопки самоуничтожения, которая срабатывала, если корабль оказывался слишком поврежден, чтобы сражаться или отступать.А теперь Моллен утверждал, что если Джим сможет найти нечто непонятное, что, по их с Мэри мнению, находилось где-то на территории лаагов, то сражения могут закончиться. Гора все еще была вдали у самого горизонта, но теперь появилась дорога, которая могла привести к ней.— Джим?Это Мэри позвала его.— Да? — отозвался он.— Ты уже час как молчишь, — сказала она. — Мы хотели дать тебе время обдумать то, что рассказал Луис, но действительно уже прошел целый час.— Да? — удивился Джим. — Я теперь по-другому ощущаю время. Ты что-то у меня спросила, а я не ответил?— Ничего, — ответил Моллен, — мы только собирались задать вопрос. Как думаешь, ты сумеешь сделать прыжок в сторону от границы — неважно, с двигателями или нет, — а потом опять войти на расстоянии пятидесяти световых лет отсюда, чтобы посмотреть, проскочил ты на их территорию или нет?— Думаю, я справлюсь, — сказал Джим. — Понадобится время, но время теперь значения не имеет... Да, кстати, а где мое тело? Что с ним?— О нем заботятся, — сказал Моллен. — Если ты вернешься на протяжении срока человеческой жизни, оно будет тебя ждать. Вообще-то простой полет туда и обратно с заходом на планету должен занять не больше нескольких недель.— Тогда я готов в любой момент, — сказал Джим. — Мне же не нужно собирать вещи, правда? Вы с кораблем разговариваете, генерал, а не с пилотом.— Луис имел в виду, готов ли ты отправляться внутренне, — поправила Мэри. — За последний год мы подвергли тебя огромному напряжению. Никто не рассчитывает, что ты просто стряхнешь все это и возьмешься за дело.— Знаете, — сказал Джим, — это странно, но стряхивать нечего. Даже если бы у вас не нашлось уважительной причины засунуть меня сюда, стряхивать все равно нечего. Я теперь другой, вот и все; я даже не знаю, как это объяснить. Наверное, можно даже сказать, что я думаю как корабль, а не как человек.— Может, все-таки стоило доктору его протестировать, — проворчал Моллен себе под нос.— Чтобы проверить, целиком ли я здесь? — сказал Джим. — Целиком, я вас уверяю. Просто... просто сейчас все по-другому.— Ну не знаю, — буркнул Моллен.— Знаете, это как будто я мыслю свободно, без примеси всех телесных ощущений, которые действовали на мысли как помехи, — объяснил Джим. — Так или иначе, если хотите, я готов отправляться хоть сейчас.И он снова приподнял «ИДруга» на ладонь над полом.— Нет, подожди! Спустись обратно, — сказал Моллен.Джим опустил тело корабля обратно на пол.— Ты еще не все знаешь, — продолжил Моллен. — У нас есть записи Рауля, которые тебе раньше не давали слушать, — записи о том, что он там нашел, что так напомнило ему о рае и о том, что лааги не знают, что оно там находится. Ты готов их прослушать?— Разумеется, — сказал Джим. — хоть сейчас. Знаете, это забавно. Теперь время для меня имеет совсем другой смысл. Может, я больше не сплю, как раньше. Нет, погодите, я же спал немного, верно? Сколько я проспал?— Сколько ты спал? — переспросил Моллен. — Сорок минут. Мы думали, что ты вырубишься на несколько часов.— Сорок минут!Джим впервые пригляделся повнимательнее к Мэри и Моллену. У них были усталые и напряженные лица. Моллен, возможно из-за возраста, вообще выглядел очень уставшим.— Секундочку, — спросил Джим, — который сейчас час?— Сейчас? Раннее утро, — Моллен поглядел на наручный коммуникатор, — четыре тридцать семь.— Четыре утра! Это вы не в состоянии слушать записи, — сказал Джим. — Почему бы вам не пойти отдохнуть? Записи можете показать мне потом, когда выспитесь.— А ты что пока будешь делать? — спросила Мэри.— Я? — Вопрос удивил Джима. Он немного подумал. — Буду думать, наверное. Так или иначе, минуты, часы, дни — теперь для меня большой разницы нет.— Почему? — заинтересовалась Мэри. — Можешь объяснить почему?Джим обдумал это.— Нет, — сказал он наконец. — Просто нет разницы, и все. Это как я сейчас поднялся с пола, чтобы показать вам, что я могу это сделать. Я не знаю, как я это делаю. Тут я вроде дикаря каменного века. Я знаю, что я могу делать, но не знаю как или почему.— И все же попробуй ответить...— Мэри, — сказал Джим. — Если хочешь, оставайся, и мы поговорим сколько угодно. Мне все равно. Ты можешь продолжать, пока не упадешь, но генерал упадет раньше тебя. И наверняка тебе нужно поспать не меньше, чем ему. Пойди поспи; вернешься, когда отдохнешь. Я буду тут, и ничего не изменится.— А ты не пытаешься просто от нас избавиться и остаться в одиночестве?— Да не особенно, — сказал Джим. — Я даже не знаю, действительно ли буду думать, пока вас не будет. Наверное, буду, но точно не узнаю, пока не останусь один. Вы выяснили, спал Пенар или просто размышлял?Моллен пробурчал что-то неразборчивое.— Нет, — сказала Мэри, — проверить это было невозможно.— Ну вот, — ответил Джим. — Делайте как знаете. Но правда, почему бы вам не пойти поспать?— Хорошо, я-то уж точно иду, — решительно произнес Моллен. — Мэри, а ты?— Наверное, — она перевела взгляд с Джима на генерала, потом опять на Джима, — я и правда устала.— Приятных сновидений, — вежливо сказал Джим. — Только не забудьте заговорить со мной, когда вернетесь, а то вдруг я сам усну или задумаюсь.— Тогда спокойной ночи, — хрипло проговорил Моллен.— Спокойной ночи, — сказала Мэри, и Джиму впервые в жизни пришло в голову, насколько приятнее эти слова звучат в устах женщины.— Спокойной ночи, — сказал он и пронаблюдал за тем, как они уходят.Он так и не понял, думал ли он в те часы, что прошли до возвращения Мэри и Моллена, или просто спал. Он знал, что вспомнил многое из своей жизни, как это обычно вспоминают перед тем, как уснуть, — с особой ясностью, будто проживая все заново. Если он и рассуждал или разрешал логически какую-нибудь проблему, потом он этого не помнил. Джим даже намеревался что-нибудь предпринять, чтобы выяснить, как разум работает в таких условиях; но времени было полно, и он не торопился.Но теперь он понимал, как Рауль мог заблудиться в воспоминаниях. Он так привык к постоянному ощущению своего тела, его усилий, его веса при земной или искусственной гравитации, даже, наверное, ритмам смены дня и ночи, что разум свой считал свободным для мыслей или мечтаний. А на самом деле разум все время получал доклады о состоянии своего физического носителя. Быть только разумом оказалось очень приятно. Джиму пришло в голову, что такое самодостаточное одиночество может оказывать благотворное воздействие на какие-нибудь психические заболевания.Он никогда так хорошо себя не чувствовал. Но вопрос о сне так и остался вопросом. Он не помнил ни засыпания, ни пробуждения, впрочем, без тела, которое посылало бы сигналы о них, он мог этого и не заметить. Он мог, например, от воспоминаний о событии из прошлого перейти к сну о нем и не заметить этого. Но Джим не помнил и абсурдных происшествий и бессвязности, обычно свойственных снам. Кроме того, он бодрствовал, когда Мэри и Моллен ушли, и когда они снова прошли через клапан шатра и приблизились к нему, он тоже бодрствовал.— Как дела? — спросила Мэри, подойдя к его корпусу.— Все по-прежнему, — ответил он. — У меня не было повода меняться. А как вы двое? Отдохнули?— Да, — ответила Мэри.— А вы, генерал?— Да, спасибо. Мне и правда надо было выспаться, — признал Моллен.У Мэри в руке был небольшой ящик. Она вытянула кабель с одной его стороны и поднесла свободный конец к корпусу; кабель прилип.— Это те части записей Рауля, которые касаются рая и лаагов, — сказала она.В корпусе корабля раздался звук голоса Рауля, слышимый только Джиму, если только никто заранее не подсоединил к нему подслушивающее устройство. Джим проверил свои ощущения и ничего не почувствовал.Но в записях содержалось мало такого, чего бы он уже не знал от Мэри и Моллена. Как правило, это были обрывки фраз, где лааги или рай использовались для сравнения.«...Лаурентиды. Рай был прекрасен, но лучше дома места нет...»«...безобразные, вроде этих лаагов. Ну ладно, не безобразные, но ничего прекрасного, прямо как лааги — они не могут себе представить прекрасного...»«...даже не пришли за мной понаблюдать. Я зря ждал. Похоже, достаточно было того, что я был там. Когда я это понял, то взлетел и двинул домой... Лучше дома места нет...»«...но они все застряли. Ненормальные лааги, застряли в космосе. Как мухи на липкой бумаге. Ну, не я...»Джим терпеливо прослушал больше четырех часов записи таких обрывков, но в итоге стал разбираться в этих загадочных упоминаниях не лучше, чем раньше. Все сводилось к тому, что уже рассказали Моллен и Мэри. Где-то за территорией лаагов — где-то, куда можно было добраться на корабле с интеграционными двигателями, то есть дальше к центру галактики, — было что-то, что Рауль считал раем — или даже несколькими.Невозможно было представить, чтобы это были планеты самих лаагов, так как Раулю их родина явно показалась непривлекательной. Кроме того, поскольку «Охотник на бабочек» явно побывал в руках лаагов, разумно было предположить, что это произошло после того, как Рауль стал частью корабля. Иначе, скорее всего, лааги заинтересовались бы прежде всего пилотом-человеком, а не кораблем; особенно учитывая то, что их корабли были примерно того же уровня, что и человеческие, если судить по результатам боев.Нет, скорее всего, лааги поймали Рауля на обратном пути из этого неизвестного рая.Это все, что можно было предположить с достаточной уверенностью. Прослушанные Джимом записи объяснили ему не больше, чем рассказали Мэри, Моллен и другие, кто их слушал.Джим так и объявил, когда записи закончились.— Придется мне все-таки отправиться туда и посмотреть, — заметил он.— Пожалуй, — согласился генерал.— Еще есть причины не отправляться немедленно? — поинтересовался Джим.— Вообще-то есть, — сказал Моллен. — Тебе, может, и не надо собирать вещи, а вот Мэри надо. Она отправляется с тобой.Во второй раз с тех пор, как его телом стал корабль, Джима переполнили чувства.— Мэри! — воскликнул он.— Да, — сказала Мэри. — Нам надо многое узнать о человеческом разуме в другом сосуде, вроде этого. Здесь я сделала все, что могла. Продолжить я могу только с тобой вместо Рауля и в космосе, где все это с ним случилось.— Но ты же не можешь полететь... — Джим уже прикидывал интересные возможности интеграционных двигателей. Когда он останется один в космосе, то сможет испробовать кое-какие маневры, технически доступные истребителям, но размазывавшие пилотов по стенкам. Без хрупкого человеческого тела истребитель мог попробовать все то, о чем мечтал любой пилот. Но если на борту окажется пассажир, то он, естественно, будет возражать против таких экспериментов.— Я хочу сказать, — продолжил Джим, — это же будет полет длиннее и опаснее, чем кто-нибудь когда-нибудь пробовал. Мне придется уходить от лаагов, и если на борту будет человек, то мои возможности будут ограничены...— У тебя на борту не будет человека, — сказала Мэри. — Я буду с тобой так же, как была с Раулем. Когда ты был под наркозом, мне имплантировали кусочек твоей живой ткани. Мы, конечно, использовали иммунные супрессанты, чтобы избежать отторжения. Ткани прижились, и теперь я готова быть с тобой.— Ну это мы еще посмотрим, — проговорил Джим, готовясь взлететь в космос прямо с пола лаборатории.— Ты не сможешь оставить меня здесь, даже если захочешь, — прервала его Мэри.Но сказала она это прямо в его мозгу. Ощущение было такое, будто ее слова были мыслью, которая внезапно возникла у него в голове. Потом ее голос опять зазвучал снаружи, как обычно.— Вот видишь, — сказала Мэри, — я уже с тобой. Я уже несколько недель с тобой, точнее, в состоянии быть с тобой. Я могу подключиться, хочешь ты того или нет. Я знаю, что не хочешь; но все было бы намного проще, если бы ты смирился с моим присутствием.Джим промолчал. Мысленно он добавил еще один пункт в список того, что с ним проделали, не дав ему шанса возразить. В глубине души он признался себе, что в этом случае мог бы и воспротивиться. Но не настаивал бы, если бы ему объяснили, что присутствие Мэри необходимо. Им следовало это знать.— Я знаю, что ты меня недолюбливаешь, — сказала Мэри с долей горечи. — Но дело важнее, чем приязнь и неприязнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36