Мои мысли снова неслись вскачь. За этот и предыдущий дни образ Наташи как-то отступил на второй план: слишком многое происходило еще, меня буквально захлестнули новые впечатления. К тому же я считал, что, покинув Сайгус, расстался с таинственной незнакомкой навсегда. А теперь здесь, на Менигуэне, меня находит какой-то человек и передает от нее привет.
Если мне после всего этого предложат какие-нибудь выкладки в духе теории вероятностей, то я… Ладно, ограничусь тем, что пошлю наглеца подальше.
Но человек не только передает привет. Он еще и бесследно исчезает сразу после этого. Как хотите, а все действительно смахивает на какую-то чертовщину. Может, там, в преисподней, с запахом серы научились бороться? То, что Клод как-то связан с Наташей и что наша с ним встреча далеко не случайность, стало бы понятно даже дураку. Проблема заключалась в том, что мне было понятно не больше, чем дураку…
М-да. Похоже, в последнее время я стал немного сомневаться в своих умственных способностях. Да и не только в них. Мне уже временами начинало казаться, что твердая асфальтовая дорожка, по которой я шагаю, на самом деле вовсе не твердая и к тому же никакая не дорожка. А высокие дома вокруг – отнюдь не высокие и далеко не дома. Может, я иду по какому-нибудь лесу? Или по болоту? Что, если все вокруг – лишь иллюзии?..
А может, меня вообще нет?
Тпру. Приехали.
Я приостановил ход своих мыслей, видя, что ни к чему путному они все равно не ведут. Не хватало мне еще прямо сейчас стать верным последователем древнегреческих скептиков. Отказ от суждений – не лучший способ осмысления реальности. По крайней мере, я так думаю. Конечно, возможно, я просто привык рассуждать, а от привычек трудно избавляться.
Постепенно в голове прояснилось. Мысли перестали жить бесконтрольной жизнью и роиться вокруг предмета, который им больше нравится, и я занялся наведением порядка. Случай с Клодом я отложил на потом, понимая, что сейчас все равно ничего не придумаю: будут мешать эмоции. К тому же маловато информации. Наташа? Ладно, тоже откладываем. Ага, я хотел связаться с Майком.
Почувствовав себя сытым, я решил не спешить возвращаться домой, так что моя прогулка продолжилась – теперь уже в поисках переговорного пункта. Далеко идти не пришлось. Уже метрах в двухстах от кафе я заметил грандиозную вывеску: «Калголинк. Говорите со всей Вселенной!» Она располагалась на таком же, как и все остальные вокруг, многоэтажном сером здании, а сам пункт переговоров занимал лишь одно маленькое помещение на первом этаже. В общем, получилось так, что по площади вывеска примерно равнялась помещению. Я хмыкнул: пожалуй, такое встретишь только на Менигуэне.
Пункт был полностью автоматизированный. В помещении стояли в ряд пять звукоизолированных кабинок со сквилтурами внутри, а напротив, возле единственного окна, кто-то счел нужным разместить мягкую кушетку – то ли для удобства ожидающих своей очереди позвонить, то ли заботясь о бездомных, которые наверняка водятся в Калго. Но в этот послеобеденный час я оказался единственным посетителем.
Выяснилось, что найти Майка не так просто. Я знал несколько мест, где он чаще всего бывает, в том числе знал, как выйти на «Туман», однако везде повторялось одно и то же: «Абонент не отвечает». Впрочем, если они на «Тумане», а «Туман» в гиперпространстве, то у меня ничего и не получится. Мне не хотелось думать о том, что еще может означать отсутствие ответа со стороны Майка. Да и вряд ли нашлись бы такие неприятности, которые мой давний приятель не смог бы обойти.
После очередной неудачной попытки я забросил эту идею и снова вышел на улицу. Солнце уже начало клониться к горизонту, заволакивавшая небо дымка стала еще более осязаемой, но облаков по-прежнему не было. Тени, спрятавшиеся в полдень от палящих лучей, потихоньку выползали из-под громадин-домов и блаженно простирались на нагретом асфальте. На Калго незаметно, но неуклонно опускался вечер.
Мысленно я прикинул маршрут, которым добрался до кафе, и решил возвращаться по другим улицам. В самом деле, какой смысл заново рассматривать дома, которые уже видел?.. А уж чувство направления меня не подведет, тем более что планировка Калго близка к прямоугольной.
И я зашагал, по-прежнему никуда не торопясь. Маргарет просила зайти к ней вечером, но в нашем мире общепринято, что вечер начинается с шести часов, а сейчас было только начало пятого. Пожалуй, я еще успею и к себе…
Есть ни с чем не сравнимое удовольствие – прогуливаться по послеобеденному Калго, наблюдая за снующими туда-сюда машинами, за сосредоточенными лицами пешеходов, взгляды которых свободно проходят сквозь тебя, ни на миг не задерживаясь, словно ты невидимка. А еще самому бесцельно блуждать взглядом по ничего для тебя не значащим вывескам, смотреть, как какая-нибудь сердобольная старушка, остановившись перед подъездом, роется в своей сумочке, а рядом застыла в ожидании бездомная собака; следить за полицейским, что-то терпеливо объясняющим юному нарушителю дорожного движения. И при этом осознавать, что вся эта суета – это здесь и сейчас, что в других местах все не так, все по-другому, что жизнь – это не только видимое тобой.
В общем, на сытый желудок в голову всегда начинают лезть умные мысли. Но я снова и снова возвращался к тому, на что обратил мое внимание Клод – к цели моей жизни. К чему я стремлюсь?
Лет тридцать назад я бы с легкостью ответил на этот вопрос. Я бы сказал, что моя цель – достичь совершенства, узнать и увидеть как можно больше, стать эдаким суперменом, умеющим все. За этим я отправился в путешествия, к этому я шел. Вначале.
Были радости побед, были горести поражений, было удивление при виде чего-нибудь нового. Я с головой погружался в изучение различных премудростей, даже обзаводился собственными учениками, которые подчас едва ли не боготворили меня, считая чуть ли не Мессией, знающим Истину. Но я всегда видел, как мне далеко до Истины. И я бросал учеников, снова собираясь в путь. Я искал.
Проходили годы. Постепенно я осознал, что невозможно охватить бесконечность, и так же постепенно мое движение потеряло смысл. Я продолжал вести привычный образ жизни, но что-то во мне неуловимо изменилось. Обнаружилось, что где-то там, впереди, исчезла цель.
Теперь, оглядываясь назад, я понимаю: в действительности цели у меня никогда и не было. Настоящей, глубокой цели, ради которой стоило бы жить. Не потому ли я постоянно пытался лезть на рожон, не потому ли так любил поиграть со смертью? Ведь та моя юношеская цель замыкалась на мне самом, а цель не может быть внутри нас. Какой смысл был бы в существовании Бога, если бы Он не творил?..
Не знаю, зачем Клод спросил, но его вопрос заставил меня признаться самому себе в том, на что я всегда старался не обращать внимания. Я вдруг остро почувствовал пустоту. Для чего нужны все те знания, которые я добывал в своих скитаниях? Почему я продолжаю что-то искать, теперь уже толком не представляя даже, что именно? Когда же я смогу остановиться? И если когда-нибудь остановлюсь, то снова-таки для чего?
Весь остаток дороги до своего временного жилища я размышлял над этим. Похоже, странный незнакомец затронул больную для меня тему. Я опять ощутил себя беспомощным подростком, который только что увидел, как велик и сложен мир, и еще не решил для себя, где же его место в этом мире. Прожив почти треть жизни, я снова вернулся к тому, с чего начинал. Значит ли это, что годы потрачены впустую?
Нет, возразил я сразу же. Я не жалею о прожитых годах, тем более что они отнюдь не были пустыми. Но вот к чему стремиться дальше?
Я зашел домой, еще раз принял душ, подождал, пока просохнут волосы, переоделся и направился к Маргарет. Было около шести.
Она уже ждала меня. Едва я прикоснулся к кнопке звонка, как дверь распахнулась.
– Проходи, Алексей, – Марго, как и вчера, сделала пригласительный жест, однако теперь он выглядел по-другому. Так приглашают старых друзей, с которыми знакомы не один десяток лет и: которых всегда рады видеть в своем доме. Это не проскользнуло мимо моего внимания.
На ней было шелковое вечернее платье темно-зеленого цвета, открывавшее плечи и даже не пытавшееся достать до колен, правое запястье по-прежнему украшал браслет, а волосы были уложены причудливыми волнами. Сейчас она совсем не походила на сказочную фею, как утром, но зато в ней появилась совершенно новая притягательность.
– Как я тебе? – Марго плавно, как в танце, повернулась, чтобы я смог рассмотреть ее со всех сторон.
– Великолепно, – честно признался я. – Впрочем, тебе хорошо в любом платье.
– Да ну? Спасибо.
– Не за что. Это простая констатация факта.
– А ты просто независимый эксперт? Брось, Алексей, при чем здесь факты?.. Тебе я нравлюсь или нет?
Как говорится, вопрос ребром. Ладно, Марго, не зарывайся.
Я состроил глупое лицо:
– А это как?
Она поняла, рассмеялась:
– Замнем для ясности. У меня есть предложение: давай поужинаем в ресторане. Скажем, в честь знакомства.
Я еще раз задумчиво осмотрел ее с ног до головы.
– Почему бы и нет? Поесть я никогда не отказываюсь, хоть в честь знакомства, хоть просто так.
– А может, в честь знакомства все-таки лучше? – Маргарет совсем не обиделась, напротив, всем своим видом показывала, что понимает и поддерживает мою достаточно грубую шутку. Мне даже стало неудобно за самого себя, и я сказал:
– Марго, честно говоря, знакомство с тобой заслуживает гораздо большего, чем простой ужин. В ее глазах блеснули хитрые искорки:
– А кто сказал, что это будет простой ужин?
У ворот стояло такси: очевидно, Марго каким-то образом сумела предугадать время моего прихода и заказать машину как раз к нужному моменту.
– Вам куда? – поинтересовался водитель, лишь мельком взглянув на нас. Правда, потом его взгляд украдкой вернулся – к Маргарет.
– Ресторан «Забытые мелодии», – не задумываясь ответила моя спутница.
Водитель кивнул и занялся своим делом. Машина поднялась, неспешно развернулась вокруг вертикальной оси, перестроилась в нужный ряд и, набирая скорость, устремилась в сторону центра города. Или, точнее, в сторону больших домов – я до сих пор не разобрался, где у Калго центр.
Ехать долго не пришлось. Вначале мы немного попетляли среди бетонных джунглей, а потом куда-то свернули, и впереди открылся простор. Я не сразу понял, что здесь заканчивается город: еще миг назад небоскребы заслоняли небо, и вот перед нами только широкая дорога с рядами одинаковых деревьев по бокам. Мы словно пересекли невидимую черту, за которую многоэтажки не смели шагнуть.
И почти сразу же наша машина стала замедлять ход. Справа показался съезд с дороги, а чуть поодаль располагалось приземистое одноэтажное здание, над которым, как мираж, колебалось свечение, сливавшееся в слова: «Забытые мелодии». Рядом с буквами так же призрачно дрожало изображение флейты.
Ночью это все, наверное, выглядело вообще грандиозно, но и сейчас, еще при свете солнца, название смотрелось.
Такси плавно опустилось на землю в сотне метров от ресторана: дальше начиналась пешеходная зона.
– Приятного вечера! – пожелал нам на прощание водитель.
Я поблагодарил, а Марго только улыбнулась, но ее улыбка стоила десятка моих благодарностей.
– Нравится? – кивнув в сторону здания, спросила Марго, когда мы уже отошли от машины.
– Симпатично сделано, – признал я.
– Это один из лучших ресторанов на всей планете. Ну, на мой вкус.
– Думаю, что соглашусь с тобой… А ты, наверное, неплохо знаешь Менигуэн, если так говоришь. Ты здесь родилась?
– Нет. На Менигуэне я работаю. Уже почти двадцать лет.
Я быстро взглянул в ее лицо. Сейчас оно было спокойным и серьезным, с легкой тенью задумчивости в глазах. Нет, моя спутница не оговорилась, а сказала именно то, что хотела сказать: она уже почти двадцать лет работает на Менигуэне. А это поднимает в моих прикидках нижний предел ее возраста сразу до сорока. Что, Марго, ты все-таки решила потешить мое любопытство?
Судя по улыбке, появившейся на ее губах, она уловила мой мысленный вопрос, однако отвечать не стала. М-да, телепатия – несправедливая штука.
Оставшуюся часть пути до входа мы прошли молча. Не скажу, что молчание было тягостным; я просто глазел по сторонам, а Марго предоставила мне возможность делать это, не отвлекаясь на разговор. А может, она что-то обдумывала.
Здание ресторана, будучи невысоким, компенсировало свой малый рост занимаемой площадью. Я подозревал, что там, кроме собственно ресторана, есть еще отдельный танцевальный зал, гараж для машин и парочка теннисных кортов. Ну и еще что-нибудь.
Перед входом была устроена довольно просторная асфальтированная площадка, окруженная живой изгородью аккуратно подстриженных кустов, за которыми примерно на равном друг от друга расстоянии росли невысокие деревья, формой и размерами похожие на кипарисы, но с листьями как у акации – феронны. Вечернее солнце уже придало зелени листвы красноватый оттенок, и на фоне глубокого сине-голубого неба феронны казались необычайно прекрасными. И какими-то… одинокими.
Мною вдруг овладела гложущая тоска: вспомнился другой похожий вечер, когда последними солнечными лучами так же в багровый цвет была окрашена листва… действительно последними для того, кто был рядом со мной. Но ведь тогда мы думали по-другому.
– Алексей, – Маргарет мягко коснулась моего плеча, словно почувствовав изменение настроения. Воспоминание, уже собравшееся было затопить собой сознание, испуганно отхлынуло в глубины памяти.
– Что? – рассеянно спросил я, возвращаясь в реальный мир.
– Давай все-таки войдем, – улыбнулась моя спутница.
Только сейчас я заметил, что мы остановились совсем рядом со входом и Марго в ожидании смотрит на меня.
– Конечно.
Внутри зал ресторана выглядел вовсе необъятным. Этому впечатлению, кроме собственно размеров, способствовала еще и планировка: массивные колонны, поддерживавшие низкий потолок, беспорядочно изломанные стены – так что, глядя вдаль, было невозможно определить, действительно ли там заканчивается помещение, или это только обман зрения. Я попробовал подсчитать, сколько же здесь может собраться людей, а потом бросил: цифра получалась фантастическая. Впрочем, я уже заметил, что гигантомания является неотъемлемой чертой отдельных перенаселенных планет вроде Менигуэна.
Некоторые столики были заняты, но основная часть зала еще пустовала. Тихо играла музыка, создавая мягкий фон, и так же еле слышно переговаривались между собой посетители. Мы с Маргарет выбрали себе место возле одной из колонн, откуда прекрасно была видна эстрада.
– Что ты будешь? – спросила моя спутница, вертя в руках меню.
– Полагаюсь на твой вкус.
– В еде или в напитках?
– Во всем.
По ее лицу пробежала улыбка:
– Опрометчиво. А вдруг я ем живых лягушек под соусом из сметаны и томата?
– Тогда я тоже их буду есть, – развел я руками. – К тому же это, наверное, вкуснее, чем живые лягушки без соуса.
Марго недоверчиво отвела взгляд от меню:
– Алексей, ты… в самом деле пробовал живых лягушек?
– Не скажу, что мне понравилось. Впрочем, тогда выбирать было особенно не из чего. А обычно я предпочитаю что-нибудь менее радикальное. Но если это твое любимое блюдо, то я присоединюсь. Тем более, говорят, сырое мясо полезнее.
Несколько секунд она пристально смотрела на меня, потом сдалась:
– Не могу понять, шутишь ты или говоришь серьезно.
– И то, и другое. Сейчас я шучу, но лягушек ел в самом деле.
– Живых?
– Они только сначала живые. В принципе, если им предварительно оторвать голову и вытащить внутренности, то они очень даже ничего. По крайней мере, вкуснее, чем сверчки. Правда, я не всегда был настолько сыт, чтобы так перебирать.
– Перебирать?..
Я впервые видел Марго в растерянности. Наверное, не так уж много она знала о моей жизни, которая местами была довольно-таки собачья, и не так уж хорошо читала мысли. Наконец она справилась с собой.
– Честное слово, никогда бы не подумала.
Я молча пожал плечами.
Подошел официант, и Марго сделала заказ. Большинство названий мне не были знакомы, что само по себе неудивительно: я ведь в первый раз на Менигуэне. Когда официант удалился, моя собеседница вновь повернулась ко мне. Теперь в ее глазах была улыбка, но лицо оставалось серьезным:
– Раз лягушками тебя не удивишь, то попробуем что-нибудь другое.
– С удовольствием.
– Но ты же не знаешь, что я заказала.
– Зато я доверяю твоему вкусу. – Она улыбнулась, и я вдруг понял, что уже привык видеть ее улыбающейся. Эта улыбка – доброжелательная, открытая, мягкая, понимающая, нежная – успела сформировать в моем сознании какой-то цельный образ, наделенный теми же качествами. Мысленный образ Маргарет. И я не мог уже представить ее другой – злой, угрюмой, жестокой, коварной, упрямой. Воображение просто отказывалось работать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36