А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

С большими реками случается следующее: когда из-за наносов скапливается много земли, река, меняя свое прежнее ложе, начинает течь в низкое место, старое ложе остается сухим, лишенным воды, а новое в изобилии ею наполняется. Искусный полководец, мой отец Алексей заметил пространство между двумя руслами: старым и вновь образовавшимся. Считая, что река обезопасит его с одной стороны, он расположился около нее лагерем и, как естественным рвом, воспользовался старым руслом, которое благодаря сильному течению превратилось в глубокий овраг (оба русла находились друг от друга на расстоянии не более двух-{70}трех стадий). Тотчас было всем приказано в течение дня отдыхать, наслаждаться сном и давать коням достаточно корма. Ведь с наступлением вечера им предстояло бодрствовать и остерегаться неожиданного нападения противника.
Мой отец, я думаю, распорядился таким образом, ибо ожидал в тот вечер наступления врагов. То ли он предчувствовал его благодаря своей многоопытности, то ли по каким-то признакам догадывался о нем. Это предвидение посетило его незадолго до событий. Предсказав ход событий, он не пренебрег необходимыми мерами, но ушел из лагеря вместе со своими воинами, оружием, конями и всем полагающимся для сражения. Он оставил там повсюду зажженные огни и одного из своих приближенных Иоанникия – человека давно избравшего монашеский образ жизни; ему он доверил свою палатку, продовольствие, которое вез с собой, и прочее имущество. Сам же Алексей, отойдя подальше, остановился вместе с вооруженным войском, ожидая развертывания событий. Он добивался, чтобы Василаки, увидев зажженные повсюду огни и освещенную палатку моего отца, решил, что Алексей отдыхает там и потому его легко будет схватить и взять в плен.
8. Мой отец Алексей не обманулся, как я сказала, в своем провидении. Василаки вместе с многочисленными конниками и пешими воинами неожиданно подошел к тому месту, где, как он думал, был расположен лагерь. Увидев повсюду освещенные шатры, а также сияющую светом императорскую палатку, он стремительно с громким устрашающим криком врывается в нее. Так как в палатке не оказалось того, кого он чаял найти, да и вообще из нее не вышел ни воин, ни стратиг (если не считать нескольких жалких слуг), Василаки закричал еще громче: «Куда делся картавый?» Он высмеивал дефект речи великого доместика. Вообще мой отец Алексей говорил хорошо (не было другого такого прирожденного оратора в рассуждениях и доказательствах), только при произнесении звука «эр» его язык чуть-чуть запинался, хотя остальные буквы и произносил плавно. Выкрикивая такие оскорбления, Василаки, начал розыски, перевернул вверх дном все сундуки, походные кровати, утварь и даже самое ложе моего отца: он искал, не спрятался ли где-нибудь там стратиг. Его взгляд неоднократно падал на монаха Иоанникия. Мать в заботах о сыне вменила Алексею в обязанность во всех походах держать при себе какого-нибудь почтенного монаха, а любящий сын подчинялся материнской воле не только в детстве, но и в юношеском возрасте – вплоть до женитьбы. Василаки, обыскав всю палатку, не прекратил, говоря словами Аристофана, {71} «исследовать тайны Эреба» и подверг Иоанникия расспросам о доместике. Так как тот упорно утверждал, что Алексей заблаговременно ушел со своим войском, Василаки понял, что он страшно обманут, и в полном отчаянии стал на разные лады кричать: «О соратники, воины, нас обманули, враг снаружи!». Он еще и не кончил, как перед покидающим лагерь противником предстал мой отец Алексей Комнин, который с несколькими воинами быстро ехал впереди своего войска. Алексей увидел человека, пытающегося привести в порядок фаланги (ибо большинство воинов Василаки занялись грабежом и хищениями; как раз на этом и строил тогда расчеты мой отец; прежде чем они успели собраться и встать в боевой порядок, великий доместик как неожиданное бедствие предстал перед ними). Итак, увидев человека, устанавливающего фаланги и приняв его то ли по росту, то ли по блеску оружия (в его латах отражалось сияние звезд) за Василаки, Алексей подъехал к нему и быстро нанес удар. Рука, державшая меч, тотчас же упала на землю, и это привело всю фалангу в сильнейшее замешательство. Этот человек был не Василаки, но один из наиболее храбрых людей его войска, ничем не уступающий в мужестве самому Василаки.
Затем, с силой обрушившись на врагов, Алексей осыпал их стрелами, наносил раны копьем, издавал боевые кличи и в ночной темноте вносил замешательство в ряды противника. Человек трезвого ума и ясной мысли, он принял в расчет все: место, время, оружие, и надлежащим образом использовал это для победы. Алексей опережал бегущих в разные стороны и в общей суматохе отличал врагов от друзей. Некий каппадокиец, по имени Гул, преданный слуга моего отца, человек мужественной руки и воинственного духа, увидел Василаки, мгновенно узнал его и ударил по шлему. Однако с ним случилось то, что произошло с Менелаем в битве с Александром: его меч, «в три иль четыре куска раздробившися, пал из десницы», в его руке осталась одна только рукоять. Увидев Гула, стратиг назвал его трусом и стал порицать за то, что тот без меча. Но воин, показав оставшуюся у него рукоять меча, смирил гнев великого доместика.
Другой же воин, македонец по имени Петр Торник, ворвавшись в гущу врагов, убил многих из них. Между тем фаланга двигалась, не имея представления о том, что творится: сражение велось в темноте, и воины не могли видеть происходящего. Комнин то налетал на еще сохранившие порядок отряды противника, то возвращался к своим. Он торопил их опрокинуть тех воинов Василаки, которые еще держались {72} в строю, и посылал гонцов к отстающим, приказывая им без проволочек двигаться вперед и прибыть к месту боя.
В это время какой-то кельт из числа воинов великого доместика, говоря коротко, мужественный воин, исполненный духа Арея, заметил, как мой отец с обнаженным, дымящимся кровью мечом в руке выбирается из гущи врагов и, приняв его за противника, стремительно напал на него и ударил копьем в грудь. И он наверняка выбил бы стратига из седла, если бы Алексей не уселся покрепче и не окликнул воина по имени, угрожая тотчас же отрубить ему мечом голову. Кельт сохранил себе жизнь, оправдавшись лишь тем, что не узнал полководца в ночной темноте и сумятице битвы.
9. Вот такие дела совершил той ночью доместик схол вместе со своими немногочисленными воинами. Как только забрезжил дневной свет и солнце выглянуло из-за горизонта, начальники отрядов Василаки всеми силами стали стараться собрать покинувших битву и занятых добычей воинов. Со своей стороны, великий доместик, построив войско, вновь выступил против Василаки. Издали заметив некоторых покинувших войско людей Василаки, воины доместика с силой набросились на них и одних обратили в бегство, других пленили и привели к Алексею.
Тем временем брат Василаки Мануил взошел на холм и стал ободрять войско, громко крича следующее: «Сегодня день Василаки, его победа!». Некто по имени Василий, по прозвищу Куртикий, близкий друг того Никифора Вриенния, о котором уже упоминалось в повествовании, человек чрезвычайно воинственный, выбежав из рядов войска Комнина, стал подниматься на холм. Мануил Василаки извлекает меч из ножен и во весь опор устремляется к нему. Куртикий же схватывает не меч, а висевшую у седла палицу, ударяет ею по шлему Мануила и тотчас сбрасывает его с лошади; затем Куртикий связал и поволок его как добычу к моему отцу. Тут появился Комнин со своими отрядами, и при виде его остатки войска Василаки после недолгого сопротивления, обратились в бегство. Теперь Василаки бежал, а Алексей Комнин преследовал его. Когда они достигли Фессалоники, жители этого города впустили Василаки, но тотчас заперли городские ворота перед стратигом. Однако мой отец не отступился, не совлек с себя доспехов, не снял шлема, не опустил с плеч щита, а напротив, расположился лагерем и стал угрожать городу штурмом и разрушением.
Желая сохранить жизнь Василаки, он через посредство сопровождавшего его монаха Иоанникия, мужа, знамени-{73}того своей добродетелью, предлагает Василаки мир, заверяя, что не причинит ему никакого зла, если тот сдастся сам и сдаст город Алексею. Василаки отверг это предложение, но фессалоникийцы, боясь, что город будет захвачен и испытает бедствия, открыли Комнину путь в город.
Василаки, узнав о том, что сделала толпа, переходит в акрополь и из него совершает набеги на город. Он не прекратил боевых действий, хотя доместик и гарантировал ему безопасность. И в тяжких обстоятельствах, в беде проявил себя Василаки настоящим героем. Он не желал поступиться даже малой толикой своей доблести, пока жители и стражи акрополя сообща насильно не изгнали его оттуда, не схватили и не выдали великому доместику.
Алексей тотчас же сообщил императору о пленении Василаки, на короткое время задержался в Фессалонике и, устроив там все дела, покрытый славой победителя, отправился в обратный путь. Между Филиппами и Амфиполем посланцы императора встречают моего отца и, вручив ему императорскую грамоту, забирают Василаки. Отведя его к местечку под названием Хлебина, они вблизи находящегося там источника вырывают ему глаза. С тех пор до настоящего времени этот источник называется именем Василаки. Таков был третий подвиг, который совершил этот новый Геракл – великий Алексей, до того как стал императором. Ведь не греша против истины, можно назвать Василаки Эриманфским вепрем, а моего храбрейшего отца – Гераклом. Таковы были успехи Алексея Комнина до вступления на трон. В награду за все это он получил от императора титул севаста и был провозглашен севастом синклитом.
10. Телесные недуги, как мне кажется, иногда развиваются от внешних причин, а иногда причины болезней коренятся в самом организме. Часто мы считаем источником горячки неровность климата и плохое качество пищи, в других случаях мы виним испорченность наших жизненных соков. Точно так же и в то время причиной появления губительных язв – упомянутых мною людей (я имею в виду руселей, василаки и все множество тиранов) – иногда была порочность ромеев, иногда же судьба приносила неодолимое зло и неизлечимую болезнь в виде иноземных тиранов извне. Так это было с известным своей склонностью к тирании хвастуном Робертом, которого породила Нормандия, взрастили и воспитали всевозможные пороки.
Ромейское государство само навлекло на себя такого врага и дало ему повод для войны. Этим поводом явился совсем {74} не подходящий для нас брачный контракт с чужеземкой и варваркой, а особенно беззаботность властвовавшего тогда Михаила, связанного нитями родства с Дуками. Пусть никто не возмущается, если я порицаю кого-либо из своих кровных родственников (ведь и я принадлежу к этому роду со стороны матери), ибо я решила прежде всего писать правду, а что касается этого человека, то я лишь выразила всеобщее осуждение. Упомянутый самодержец Михаил Дука обручил своего сына Константина с дочерью этого варвара. Поэтому и разразилась война. В свое время я поведаю об императорском сыне Константине, о соглашении, касающемся его женитьбы, и вообще о брачном контракте с варваркой, а также о красоте Константина, о его росте и о том, каким он был по своим природным качествам. Я сделаю это, когда оплачу свою судьбу, сразу же после рассказа об этом браке, о поражении всей варварской армии и гибели норманнских тиранов, которых Михаил по своему неразумию обратил против Ромейского государства. Прежде, однако, следует мне вернуться назад и рассказать о Роберте, какого он был рода и звания и до какой степени могущества и на какую высоту подняло его течение событий или, чтобы выразиться более благочестиво, куда вознесло его провидение, снисходительное к его злокозненным стремлениям и коварству.
Этот Роберт происходил из Нормандии, был человеком незнатного рода, властолюбивого характера и мерзкой души. Он был доблестен, весьма ловко домогался богатства и могущества знатных людей, действовал упрямо и, несмотря ни на какие препятствия, преследовал свою цель. Он был большого роста – выше самых высоких людей, у него была розовая кожа, белокурые волосы, широкие плечи... глаза – только что огонь не искрился из них. Его фигура отличалась изяществом там, где ей полагалось раздаваться вширь, и обладала хорошими пропорциями в узких местах. Этот муж, как я не раз слышала от многих людей, был идеального сложения с головы до пят. А его голос! Гомер говорил об Ахилле, что услышавшим его крик казалось, будто шумит целая толпа. Крик же этого мужа, как рассказывают, обращал в бегство многие тысячи. Будучи человеком такого положения, таких физических и душевных качеств, он, естественно, не терпел никакого порабощения и никому не подчинялся. Таково, говорят, свойство великих натур, если даже они происходят из низкого звания.
11. Таким был этот человек; не вынося над собой никакой власти, он вместе с несколькими всадниками (всего их {75} было пять конных и тридцать пеших) покинул Нормандию. Выйдя за пределы отечества, он обосновался в нагорьях, пещерах и горах Лонгивардии, во главе разбойничьего отряда нападал на путников и захватывал коней, имущество и оружие. Начало его жизни ознаменовалось потоками крови и многочисленными убийствами.
Находясь в областях Лонгивардии, он привлек к себе внимание Вильгельма Маскавела, который в то время управлял большой частью прилегающих к Лонгивардии земель. Ежегодно получая оттуда большие доходы и содержа на них значительные военные силы, Маскавел был знаменитым военачальником. Разузнав о Роберте, о том, что тот собой представляет (я имею в виду его душевные и телесные качества), Маскавел необдуманно приблизил его к себе и обручил с ним одну из своих дочерей. Маскавел скрепил эту брачную связь, восхищаясь природными качествами и военной опытностью Роберта. Однако все вышло отнюдь не так хорошо, как он предполагал.
Маскавел отдал зятю в качестве приданого город и сделал ему в знак уважения ряд других подарков. Роберт же, вначале прикинувшись дружелюбным, затаил на него злобу, замыслил восстание и увеличил свои военные силы: конницу – в три раза, пешее войско – вдвое. С этого времени его дружелюбие стало постепенно исчезать, и мало-помалу обнажалось его злонравие.
Роберт постоянно стремился дать или получить повод к ссоре. Он непрерывно замышлял козни, из-за которых обычно возникали распри и войны. Так как названный Вильгельм Маскавел намного превосходил его богатством и силой, Роберт отказался от намерения вступить с ним в открытый бой и замыслил против него гнусный умысел. Он внешне выказывает дружелюбие и изображает раскаяние, в то же время тайно подготавливает против него страшный и коварный план, собираясь захватить города и стать обладателем владений Маскавела. Прежде всего Роберт просит его о мире и через послов предлагает лично встретиться для переговоров. Маскавел же, который более всего на свете любил свою дочь, радуется предложенному миру и назначает беседу на следующий день. Роберт извещает его о месте, где они должны встретиться для беседы и заключить договор.
В этом месте расположены были один против другого два холма, одинаково высоко поднимающиеся над долиной; между ними находилась болотистая местность, поросшая всевозможными деревьями и кустарником. Там-то и устроил хитрец Ро-{76}берт засаду. Он приказал четырем отважным вооруженным воинам внимательно смотреть во все стороны и немедля бежать к нему, когда они увидят, что он схватился с Вильгельмом. Закончив предварительные приготовления, злодей Роберт оставил тот холм, который он показал Маскавелу как удобный для переговоров, а себе облюбовал другой, куда и поднялся вместе с пятнадцатью конными воинами и примерно пятьюдесятью шестью пешими. Построив их там, Роберт поделился своим замыслом с наиболее храбрыми из воинов, а одному из них, чтобы иметь возможность быстро вооружиться, приказал принести оружие: щит, шлем и акинак. Четверым же, находящимся в засаде, Роберт настоятельно наказал, чтобы они, едва увидев, как он схватился с Маскавелом, быстро бежали к нему.
В условленный день Вильгельм отправился заключить договор на вершину холма, на то место, которое ему еще раньше показал Роберт. Увидев приближающегося Маскавела, Роберт верхом поспешил к нему навстречу, радушно приветствовал и принял весьма сердечно. Они оба остановились на склоне холма, немного ниже его вершины, беседуя о том, что им предстояло сделать. Этот хитрец Роберт тянул время, переходя в разговоре с одного предмета на другой, а затем сказал Вильгельму: «Зачем мы утомляем себя, оставаясь на конях? Сойдем, сядем на землю и спокойно поговорим обо всем необходимом». Наивный Маскавел послушался, не подозревая о хитрости и о той опасности, которой он подвергается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67