Оба они не раз пытались убедить варваров речами: «Зачем, – говорили они, – готовите вы нам смертельный напиток, если вам нет в этом никакой выгоды! Все другие получат от самодержца {297} богатые дары и ежегодные выплаты, вы же сами себя их лишаете. Итак, не злоумышляйте против самих себя; имея возможность избавиться от всех опасностей, вернуться домой богатыми людьми и, возможно, владельцами земель, вы сами подвергаете себя явной опасности. Вы можете даже попасть где-нибудь в засаду к ромеям, – тут они рукой указывали на ручьи и болота, – и погибнуть ни за что, потерять жизнь. Ведь вас подстерегает множество врагов: не только кельты и варвары, но и неизмеримое число ромеев. Если же вы послушаетесь нас, мы вместе, повернув коней, отправимся к самодержцу. Клянемся богом, вы получите от императора несметные дары, и вас беспрепятственно отпустят куда захотите как свободных».
Их слова убедили турок. Обменявшись клятвами, они отправились к императору. Когда они прибыли в Пелекан, самодержец, увидев Радомира и Монастру, ласково на них взглянул – а ведь в душе он был очень сердит на них – и отправил их отдыхать.
На другой день те из турок, которые захотели остаться на службе у императора, получили бесчисленные награды, но и те, которые надумали вернуться домой, тоже сподобились немалых даров, и им разрешили поступать по их желанию. Лишь после этого император стал сурово бранить Радомира и Монастру за неблагоразумие; но видя, что они не могут смотреть ему в лицо от стыда, он изменил тон и поспешил ободрить их уже иными речами. Вот все о Радомире и Монастре.
Кельты обратились к Вутумиту, которого самодержец назначил дукой Никеи, с просьбой впустить их в город, чтобы посетить в нем храмы и поклониться им. Но он, как уже было сказано, хорошо знал нрав кельтов и не согласился впустить их всех скопом, а разрешил входить по десять человек в открытые ворота.
3. Самодержец, все еще находясь под Пелеканом и желая получить клятву от графов, которые не поклялись ему, написал Вутумиту, чтобы тот посоветовал всем графам не трогаться в путь на Антиохию, не вступив в договор с императором, – в этом случае они получат еще более щедрые дары. Раньше всех других, едва услышав о деньгах и подарках, склонился на предложение Вутумита Боэмунд, который посоветовал и другим отправиться к императору: такова была его неудержимая страсть к наживе. Когда графы прибыли в Пелекан, самодержец торжественно встретил их и удостоил своей заботы. Затем, собрав их, он сказал: «Вам известно, {298} какую клятву вы мне принесли, если вы ее еще не нарушили, посоветуйте принести клятву тем, кто этого не сделал». Графы тотчас же позвали тех, кто еще не клялся; те собрались и принесли клятву.
Однако племянник Боэмунда, Танкред, отличавшийся независимостью характера, твердил о том, что он обязан верностью только одному Боэмунду и намерен хранить ее до самой смерти. Все окружающие, и даже родственники императора, принялись убеждать его, а он с притворным равнодушием взглянул на палатку, в которой сидел самодержец (подобной по величине никто никогда не видел), и сказал: «Если ты дашь ее мне, полную золота, и к тому же все, что ты дал остальным графам, то и я принесу клятву». Палеолог, очень ревностно относившийся к императору, не смог стерпеть притворных слов Танкреда и с презрением оттолкнул его. Неукротимый Танкред бросился на Палеолога. При виде этого император сошел с трона и встал между ними. Боэмунд тоже удержал племянника и сказал: «Не подобает бесстыдно нападать на родственников императора». Тогда Танкред, устыдившись, что он точно пьяный бросился на Палеолога, уступил уговорам Боэмунда и тоже дал клятву.
Когда все латиняне принесли клятвы, император дал им Татикия, в то время великого примикирия, с войском, чтобы он во всем помогал латинянам, делил с ними опасности и принимал, если бог это пошлет, взятые города. И вот кельты снова переправились через пролив и на следующий день выступили по дороге на Антиохию. Император догадывался, что не все в силу необходимости уйдут с графами, и дал знать Вутумиту, чтобы он нанял для охраны Никеи кельтов, отставших от войска.
Татикий с войском и все графы с бесчисленной толпой кельтов за два дня дошли до Левк. Боэмунду по его просьбе позволили идти в авангарде, остальные двигались за ним медленным шагом, сохраняя строй. Когда Боэмунд проходил равнину Дорилея, его увидели турки и, решив, что они наткнулись на все кельтское войско, исполнились презрения и сразу же завязали бой. Тот самый надменный латинянин, который дерзнул сесть на императорский трон, расположился, забыв совет самодержца, на краю строя Боэмунда, потерял выдержку и выехал вперед. При этом погибли сорок его воинов, а он сам, смертельно раненный, обратил врагам тыл и бросился в середину строя; дело показало, насколько разумен был совет императора, которым пренебрег этот латинянин. {299}
Боэмунд, видя, с каким упорством сражаются турки, послал за помощью к кельтским отрядам. Они быстро подоспели, и началась тяжелая и страшная битва. Победу одержало ромейское и кельтское войско. Построившись отрядами, они отправились дальше. Возле Гебраики навстречу им попались султан Данишменд и Хасан во главе восьмидесяти тысяч гоплитов. Завязался упорный бой, где участвовало много войск с обеих сторон и ни одна их них не хотела уступить другой. Турки храбро сражались с врагами; Боэмунд, который командовал правым флангом, видя это, отделился от остального войска и отважно напал на самого султана Килич Арслана, – «как лев, могуществом гордый», по словам поэта. Устрашенные турки обратили кельтам тыл. Помня советы самодержца, кельты не стали далеко преследовать врага, а захватили траншеи и, отдохнув там немного, снова настигли турок у Августополя, напали на них и обратили в бегство. Варварское войско было разгромлено, те же, кто спасся, рассеялись кто куда, оставив жен и детей. После этого они уже были не в состоянии противостоять латинянам и искали спасения в бегстве.
4. Что же было потом? Латиняне вместе с ромейским войском подошли к Антиохии по так называемому «Быстрому потоку», оставив без внимания окрестные области. Они выкопали ров у городских стен, сложили снаряжение и начали осаду города, продолжавшуюся три месяца. Турки, напуганные нахлынувшим на них бедствием, обратились к султану Хорасана с просьбой прислать им большое войско, чтобы помочь антиохийцам и прогнать латинян, осаждающих город.
На одной из башен некий армянин охранял часть стены, доставшуюся Боэмунду. Он часто выглядывал из-за стены; Боэмунд умаслил его и, прельстив множеством обещаний, уговорил предать город. Армянин сказал: «Когда пожелаешь, дай мне знак, и я сразу же передам тебе эту башню. Будь же со своими людьми наготове и имей при себе лестницы. Не только сам будь наготове, а пусть все войско вооружится, чтобы турки, видя, как вы с боевыми кличами взбираетесь на стены, испугались и обратились в бегство».
Этот план Боэмунд до поры до времени хранил в тайне. Пока он его обдумывал, явился вестник с сообщением, что уже приближается из Хорасана огромное множество агарян под командованием военачальника Кербоги. Боэмунд не хотел отдавать город Татикию во исполнение клятвы императору, он сам домогался Антиохии, а узнав об агарянах, задумал дурную {300} думу: волей или неволей принудить Татикия отступить от города. И вот Боэмунд пришел к нему и сказал: «Заботясь о твоей безопасности, я хочу открыть тебе тайну. До графов дошел слух, который смутил их души. Говорят, что войско из Хорасана султан послал против нас по просьбе императора. Графы поверили и покушаются на твою жизнь. Я исполнил свой долг и известил тебя об опасности. Теперь твое дело позаботиться о спасении своего войска». Татикий, видя, что начался сильный голод (бычья голова продавалась за три золотых статира), отчаялся взять Антиохию, снялся с лагеря, погрузил войско на ромейские корабли, стоявшие в порту Суди, и переправился на Кипр.
После его ухода Боэмунд, все еще державший в тайне обещание армянина и питавший сладкие надежды обеспечить себе власть над Антиохией, сказал графам: «Смотрите, сколько уже времени мы здесь бедствуем и не только ничего не достигли, но и вот-вот падем жертвой голода, если чего-нибудь не придумаем для своего спасения». На вопрос, что именно он имеет в виду, Боэмунд ответил: «Не все победы бог дает одержать нам, полководцам, оружием, и не всегда они добываются в сражении. То, что не дает бон, нередко дарит слово, и лучшие трофеи воздвигает приветливое и дружеское обхождение. Поэтому не будем понапрасну терять время, а лучше до прихода Кербоги разумными и мужественными действиями обеспечим себе спасение. Пусть каждый на своем участке постарается уговорить стража-варвара. А тот, кому первому удастся это, если хотите, станет командовать в городе до тех пор, пока не придет человек от самодержца и не примет от нас Антиохию. Но, возможно, мы сумеем добиться успеха как-нибудь иначе».
Так сказал хитрый Боэмунд, который жаждал власти не ради латинян и общего блага, а ради собственного честолюбия. Его замыслы, речи и обман не остались безрезультатными, но об этом я скажу ниже. Все графы дали свое согласие и приступили к делу. На рассвете Боэмунд подошел к башне, и армянин согласно уговору открыл ворота. Боэмунд со своими воинами сразу же, быстрей, чем слово сказывается, взобрался наверх; стоя на башне на виду у осажденных и осаждающих, он приказал подать трубой сигнал к бою. Это было необычайное зрелище: охваченные страхом турки тотчас бросились бежать через противоположные ворота, и лишь немногие смельчаки остались защищать акрополь; кельты же, следуя по пятам Боэмунда, взбирались по лестницам и быстро захватили город Антиоха. Танкред сразу же во главе большого отряда {301} кельтов стал преследовать бегущих; многие были убиты, многие ранены.
Между тем Кербога с многотысячным войском прибыл на помощь Антиохии и, обнаружив, что она уже взята, разбил лагерь, выкопал ров и, сложив свое снаряжение, решил осаждать город. Но едва он приступил к делу, как на неги напали вышедшие из города кельты и завязалась большая битва. Победу одержали турки; латиняне оказались запертыми за воротами, и им пришлось сражаться на два фронта: с защитниками акрополя (его удерживали варвары) и с турками, расположившимися за стеной. Боэмунд, человек ловкий, желая присвоить себе власть в Антиохии, вновь обратился к графам и сказал под видом совета: «Не следует нам одновременно сражаться на два фронта – с теми, кто внутри и кто снаружи. Разделимся на две неравные части в соответствии с числом врагов и так будем вести бой с ними. Если вы согласны, я буду сражаться с защитниками акрополя, остальные схватятся в жестоком бою с врагами, наступающими извне».
Все согласились с Боэмундом. Он сразу же приступил к делу и быстро соорудил напротив акрополя поперечную стену, отделившую его от всей Антиохии, – надежнейший оплот на случай, если бы война затянулась. Он сам стал неусыпным стражем этой стены и при малейшей возможности храбро вступал в бой. Другие графы тоже прилагали большие усилия, и каждый на своем участке неустанно охранял город, следил за предстенными укреплениями и зубцами, чтобы варвары не взобрались как-нибудь ночью по лестницам и не захватили Антиохию и чтобы кто-нибудь из жителей не поднялся тайком на стену и, договорившись с варварами, не предал город.
5. Вот все об Антиохии. Самодержец в это время очень хотел прийти на помощь кельтам, но его вопреки желанию удерживали грабеж и полное разорение, которым подверглись приморские города и земли. Чакан, как собственной вотчиной, распоряжался Смирной, а некто по имени Тэнгри-Бэрмиш– городом эфесян у моря, где был некогда сооружен храм апостола Иоанна Богослова. Другие сатрапы захватывали крепость за крепостью, обращались с христианами, как с рабами, и все грабили. Они овладели даже островами Хиосом, Родосом и всеми остальными и сооружали там пиратские корабли. Поэтому самодержец решил прежде всего заняться делами на море и Чаканом, оставить на материке необходимое войско и изрядный флот, чтобы сдерживать набеги и отгонять прочь варваров, а уж затем со всем остальным войском направиться {302} к Антиохии и по пути при любой возможности сражаться с варварами.
Самодержец позвал к себе Иоанна Дуку, своего шурина, передал ему войска, набранные в различных областях, и флот, достаточно сильный для осады приморских городов; он передал ему и дочь Чакана, взятую в плен со всеми, кто оказался в то время в Никее; Алексей велел Иоанну повсюду объявлять о взятии Никеи, а если ему не будут верить, показывать дочь Чакана турецким сатрапам и живущим на побережье варварам, чтобы те, которые владели названными выше городами, увидя ее и удостоверившись во взятии Никеи, отдали города без боя. Снабдив Иоанна всем необходимым, император отослал его. Какой трофей воздвиг Иоанн в память победы над Чаканом и каким образом он прогнал турка, покажет мой дальнейший рассказ.
Иоанн Дука, мой дядя по матери, простившись с императором, выступил из столицы, переправился в Авид и, призвав к себе человека по имени Каспак, поручил ему командование флотом и управление всей морской экспедицией в целом, обещав, если он будет хорошо сражаться и возьмет Смирну, сделать его правителем города со всеми окрестностями. Итак, Иоанн отправил Каспака, как я сказала, по морю в качестве талассократора флота, а сам остался на суше как тагматарх. Когда жители Смирны увидели, что к ним приближаются одновременно по морю Каспак с флотом, по суше – Иоанн Дука (в то время как Каспак вошел в гавань, Иоанн разбил лагерь на некотором расстоянии от городских стен), они, зная уже о взятии Никеи, отказались от всякого сопротивления и предпочли вступить в мирные переговоры, пообещав сдать Смирну без боя и кровопролития, если Иоанн Дука поклянется, что предоставит им возможность невредимыми вернуться на родину. Дука согласился на предложение Чакана и обещал все точно исполнить. Изгнав турок из Смирны мирным путем, он передал всю власть в ней Каспаку. В это время произошел следующий случай.
Когда Каспак возвращался от Иоанна Дуки, к нему подбежал житель Смирны и стал обвинять одного сарацина в том, что тот отнял у него пятьсот золотых статиров. Каспак велел увести обоих и разобрать спор. Когда потащили сарацина, тот решил, что его ведут убивать; отчаявшись спастись, он обнажил кинжал и всадил его Каспаку в живот, а затем, повернувшись, ранил в бедро и его брата. Поднялась паника, сарацин убежал, а все моряки и даже гребцы беспорядочной толпой ворвались в город и стали безжалостно убивать всех без раз-{303}бора. Это было ужасное зрелище – в один миг было убито около десяти тысяч человек. Иоанн Дука, погоревав над Каспаком, вновь ушел в заботы о крепости. Выйдя из Смирны, он осмотрел стены, разузнал у сведущих людей о настроении жителей и, так как на пост дуки Смирны требовался мужественный человек, он назначил Иалея, которого считал лучшим из людей, – это был очень воинственный муж.
Оставив весь флот для охраны Смирны, Дука с войском отправился к Эфесу, который был в руках сатрапов Тэнгри-Бэрмиша и Марака. Видя его приближение, варвары вооружились и выстроили свои фаланги боевыми рядами на равнине перед крепостью. Не медля ни мгновения, войска Дуки, сохраняя боевой строй, устремились на них. Завязалась битва, занявшая большую часть дня. Сражались обе стороны, и исход, битвы был неясен, но затем турки обратили тыл и устремились в паническое бегство. При этом многие были убиты, а в плен взяты не только рядовые воины, но и многие сатрапы; всего пленных было две тысячи. Узнав о пленных, император приказал рассеять их по островам. Остальные турки отправились по реке Меандр в Поливот. Настроены они были высокомерно и считали, что совсем отделались от Дуки. Но вышло все не так: оставив дукой города Пенея, он со всем войском гоплитов, следуя советам самодержца, отправился за турками не беспорядочно, а в хорошем строю, как и подобает идти на врага опытному полководцу.
Как уже было сказано, турки, держа путь по Меандру и расположенным вдоль него городам, достигли Поливота. Дука же не устремился за ними по их следам, а отправился кратчайшим путем, с налету занял Сарды и Филадельфию и поручил их охрану Михаилу Кекавмену. Затем он подошел к Лаодикии, где все жители сразу вышли к нему навстречу. За то, что они сделали это добровольно, Дука безбоязненно разрешил им самим распоряжаться городом и не назначил своего правителя. Потом он, пройдя через Хому, прибыл в Лампи и здесь назначил стратигом Евстафия Камицу. Дойдя до Поливота, он застал там множество турок, стремительно напал на них в тот момент, когда они складывали снаряжение, наголову разбил их, многих убил и взял большую добычу, соответствовавшую численности врага.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67