Вслед за рассказом следовали тысячи комментариев. Из них Мария узнала, что Рудольф безумно влюблен в прекрасную цыганку, что он постоянно встречается с ней (и даже в Пратере!). Чего только еще не говорили! Его роман зашел достаточно далеко, и принцесса подумывала о том, чтобы покинуть своего ветреного супруга и вернуться в Бельгию. Эта новость сама по себе могла бы обрадовать Марию. Но теперь известие о возможном разрыве вызвало острое чувство боли. Утверждали даже – слухами земля полнится, – что в конфликт вмешался сам император.
Мария вынуждена была дышать этой атмосферой сплетен, отравлявшей ее. Графиня Лариш все еще была в деревне, далеко от Вены. Где искать поддержки или утешения? Мария только и могла плакать на груди своей беспомощной и убитой ее горем кормилицы.
Утром в понедельник 29 октября Мария была еще в постели, когда няня принесла ей завтрак. Последние дни утомленная переживаниями Мария вставала позже обычного. Кормилица показала ей лежавший на подносе конверт.
– Здесь письмо для тебя, Мария. Я была внизу одна, когда посыльный принес его. Он охотно передал его мне. Вот оно.
Мария с удивлением смотрела на конверт. Корреспонденция всего дома, ее в том числе, сначала проходила через руки матери. На конверте из прекрасной бумаги стояло – „Баронессе Марии Ветцера“. Письмо было из Вены. Кто же мог отправить его с посыльным? Таких писем она ни разу не получала.
Вскрыв конверт, Мария развернула письмо. В углу стоял гриф „Хофбург“ и под ним императорский герб. Мария не верила собственным глазам. Она начала читать:
„Дорогая мадемуазель Ветцера, не доставите ли вы мне удовольствие прогуляться с вами в Пратере завтра, во вторник? Мы могли бы встретиться в четыре часа в том месте, где я имел счастье вас увидеть, и пойти в не столь многолюдную часть парка. Моя просьба покажется вам, быть может, странной. Примите ее как выражение горячего желания наконец познакомиться с той, которой я уже давно восхищаюсь издали.
Ваш Рудольф“.
Марии пришлось дважды перечесть письмо, прежде чем она поняла его такой ясный смысл. Потом поспешно спрятала конверт под подушку. В любой момент могли войти ее мать или сестра. Что бы она сказала им? Откинувшись на изголовье, чувствуя совсем близко письмо любимого, широко открыв глаза, Мария пыталась размышлять. Но не могла остановить вихрем несущиеся в голове мысли. Десятки раз она повторяла: „Он написал мне, написал мне!.. Принц-наследник написал баронессе Марии Ветцера… Рудольф написал Марии… Он не забыл меня! Он думает обо мне и желает увидеть… Боже, он желает меня видеть… Он назначает мне свидание, хочет прогуляться со мной. Я, наверное, услышу нежные слова. Я умру от счастья! В Пратере, совсем одни в Пратере. После четырех начинает темнеть… Действительно ли он любит меня? Или я только предмет его очередного увлечения? Это ведь так естественно. Но не все ли равно – я люблю его, я его увижу, буду говорить с ним и смогу до него дотронуться…“ Она немного успокоилась. „Это чудо, что письмо попало ко мне, – думала она. – Все, что я получаю, проходит через руки маман, и, подумать только, одно это письмо… Бог за нас“.
Она еще витала в мечтах, когда вошла няня, чтобы забрать поднос с нетронутым завтраком.
– Что-то случилось, дитя мое? – спросила она.
Мария подняла глаза.
– Мне не до завтрака. Надо вставать, я больше не хочу оставаться в постели.
Впервые за полгода кормилица видела ее такой радостной. Любящее сердце возликовало.
– Я вижу, ты получила приятное письмо, – сказала она, наклоняясь за подносом. Когда ее голова оказалась рядом с подушкой, Мария шепнула ей на ухо:
– Он написал мне!
Старая няня едва не опрокинула поднос на кровать. Подхватив его и покачивая головой, она заметила:
– Вот вы уже и переписываетесь! Мария птицей летала по комнате.
Когда позже она пришла наконец в себя, то обнаружила, что упустила из виду маленькую деталь. „Я же не могу быть в Пратере, я никогда не выхожу из дома одна“, – спохватилась она.
Ее лицо опечалилось. Ничего не получится. У нее не было никакой возможности выйти из дома одной хотя бы на час. Увы, ей не удастся его увидеть, поговорить, пройтись с ним рука об руку! Только один человек в мире мог прийти ей на помощь – ее дорогая графиня Лариш! Она бы все устроила. Мадам Ветцера без колебаний доверила бы ей свою дочь. Они могли бы отправиться в Пратер вдвоем, и тогда… и тогда… Но об этом можно было только мечтать. Графиня по-прежнему была за городом… Так Мария в несколько минут пережила и отчаянную радость, и острое горе.
Несмотря на волнение, ясные и практические мысли взяли наконец верх в ее голове. Сначала следовало написать принцу, чтобы он завтра напрасно ее не ждал, а затем, не медля – графине Лариш и попросить ее возвратиться как можно скорее в Вену. Как только та приедет, все обернется к лучшему. Уверенность, что она скоро встретится с Рудольфом, помогла Марии пережить жестокое разочарование и смириться с невозможностью завтрашнего свидания.
Она взяла лист бумаги и, не раздумывая, написала принцу следующее письмо:
„Мой принц, как я была бы счастлива увидеть вас завтра в Пратере! К несчастью, я вынуждена отказаться от этой великой радости, так как не могу выйти одна. Это доставляет мне столько горя…
Ах, если бы здесь была графиня Лариш! Она бы не отказалась сопровождать меня. Я напишу ей тотчас же и попрошу вернуться в Вену.
Поверьте, мой принц, я глубоко опечалена этим препятствием“.
Она не знала, как следовало закончить письмо, и подписалась просто – „Мария“. Перечитав, она нашла письмо холодным и неловким. Но чем больше размышляла, тем яснее видела, что, как бы она ни написала, будет одинаково недовольна. Наконец вложила письмо в конверт, с невыразимой радостью написала адрес принца в Хофбурге так, как он указал в постскриптуме своего письма, с тем чтобы корреспонденция попала лично ему в руки.
Письмо к графине вышло подлиннее – сплошной радостный крик души, повторявшийся и так и эдак на четырех страницах и прерываемый настоятельными просьбами вернуться в Вену, не откладывая приезд ни на один день.
Окончив письмо, она подумала, что его доставят к графине в Пардубицы только завтра, и решила послать ей телеграмму. Старая няня тотчас отправилась на почту.
VI
3 НОЯБРЯ 1888 ГОДА
Получив письмо от своей молодой приятельницы, графиня Лариш через два дня приехала в Вену. Накануне отъезда она получила еще одно письмо, и весьма настоятельное – от наследного принца. Ей хотелось оказать услугу кузену, и она немедля отправилась в столицу, добравшись туда в день праздника Всех Святых. По своему обыкновению, она остановилась в „Гранд-отеле“. Там ее ждала записка от Рудольфа: будучи в тот день на охоте, он приглашал ее на завтра к полудню. Она улыбнулась, обнаружив в отделе и второе письмо: Мария приглашала ее на Залецианергассе, где рассчитывала быть одна тем же утром после одиннадцатичасовой мессы. Графиня отправилась туда пешком.
Мария не находила себе места. Каждую минуту крепла ее уверенность, что вскоре она увидит человека, который вот уже шесть месяцев владел ее чувствами. Она даже не задавалась вопросом, во что может вылиться их встреча. Она увидит его, услышит его голос, коснется его руки. Это ли не высшее счастье? Она бросилась на шею к графине, беспрерывно щебетала, не давая той вставить слово. А что с ней стало, когда она узнала, что Рудольф также написал графине и назначил ей встречу завтра в полдень!
– Я пойду с вами? – осмелилась она спросить.
Графиня рассмеялась.
– Вы представляете себя в Хофбурге, Мария? Это слишком опасно. Скорее уж пустынная аллея в Пратере. Да и то…
Перед расставанием они условились, что графиня попытается организовать свидание ближе к полудню – мадам Ветцера в это время охотнее отпустит с ней свою дочь.
На следующий день графиня только мельком смогла повидаться с кузеном. Он поблагодарил ее за то, что ради него она пожертвовала своим отдыхом. Принц говорил с ней в своем обычном ироническом тоне.
– К чему вам деревня, графиня, вы ведь горожанка с ног до головы. Сознайтесь, что я помешал вам скучать. Я же, напротив, стремлюсь вон из города, но вынужден жить здесь… Нет ничего утомительнее.
Он потянулся за папироской и продолжал:
– Я хотел бы познакомиться с вашей молоденькой приятельницей. Недавно я встретил ее в Пратере. Она показалась мне такой красивой и такой юной! Действительно редкостное создание… Хотел бы рассмотреть ее поближе. Она того стоит… Прошу вас, приведите ее сюда.
Графиня рассмеялась.
– Привести сюда, так запросто, молоденькую девушку! О чем вы говорите, мой дорогой кузен? Слишком велик риск, что вас увидят.
Рудольф отметил про себя, что графиня говорила лишь о рискованности свидания. Он понял, что добился главного, и ему оставалось лишь ободрить кузину.
– Вы предпочли бы ваши апартаменты в „Гранд-отеле“? Это все равно что назначить свидание в полдень на центральной площади. А вот Хофбург, если умело им воспользоваться, – самое укромное место во всей Вене. Вы там никого, кроме меня, не встретите. Приходите обе завтра утром. Нет ничего проще. Братфиш будет ждать вас около полудня позади „Гранд-отеля“, затем довезет до входа на Йозефсплац. Вы пройдете под аркой и в двух шагах, повернув направо, увидите маленькую железную дверь, которая будет приоткрыта. За ней будет ждать Лошек, он проведет вас сюда надежной дорогой.
Графиня еще попробовала протестовать. Рудольф прервал ее.
– Не заставляйте упрашивать себя, дорогая. Я знаю, что вы самая доброжелательная женщина на свете и будете счастливы сделать мне приятное.
Это было произнесено бесстрастным тоном. Графине ничего не оставалось, как согласиться.
В тот же вечер она снова посетила Ветцера и попросила доверить ей Марию на завтра, чтобы вместе походить по магазинам. Так случилось, что накануне Мария договорилась утром в субботу побывать у фотографа. Она вдруг обнаружила, что у нее нет подходящего портрета, который она могла бы подарить Рудольфу! Полная, приземистая баронесса Ветцера была только рада, что ей не придется подниматься на четвертый этаж в фотоателье.
– Как хорошо, – сказала она графине, – что вы избавляете меня от этой тяжелой повинности. Проследите, чтобы перед объективом Мария не выглядела нахохленной. Рассмешите ее. И не оставляйте ее ни на минуту, она самое ценное, что есть у меня.
Субботним утром графиня была на Залецианергассе в половине одиннадцатого. Мария блистала свежестью и румянцем. Графиня сделала ей комплимент в присутствии мадам Ветцера, которая с гордостью смотрела на свою дочь.
В коляске Мария говорила мало. Фотосеанс оказался долгим; было сделано три фото: одно – в зеленой бархатной шляпе и меховом жакете, второе – в декольтированном платье, третье – с распущенными волосами.
– Я выгляжу усталой, – говорила она мадам Лариш. – Он найдет меня уродливой…
Но вместе с тем она была рада, что сможет вскоре подарить принцу свою фотографию.
– Постарайтесь, чтобы я выглядела очень красивой, – сказала она фотографу и добавила, смеясь: – Но я должна быть и похожа на себя.
Каждую минуту она смотрела на часы; нельзя заставлять принца ждать. Около полудня они были в отеле. Никем не замеченные, они вышли из него через служебную дверь. Братфиш ждал их, восседая на своей повозке. Хотя в глубине темного ландо их вряд ли могли увидеть, тем не менее обе спрятали лица в боа.
Через пять минут Братфиш высадил их у условленного входа в Хофбург. В двух десятках шагов направо они увидели приоткрытую железную дверь. Толкнув ее, оказались в вестибюле, где их ждал Лошек. Они шли вслед за ним по длинным коридорам, поднимались по лестницам, пересекали пустынные салоны. „Покинутый дворец, – думала Мария, – дворец очарованного принца“. Ее вера в Рудольфа была так велика, что она совсем не опасалась нежелательной встречи. Если он указал дорогу, значит, она абсолютно надежна.
Наконец они остановились перед дверью. Лошек открыл ее, и они вошли в салон для приемов, меблированный в холодном, свойственном Хофбургу стиле. Из соседней комнаты донесся голос принца:
– Еще несколько шагов, дамы, я здесь. Внезапно Мария очутилась прямо перед принцем, который протягивал ей руку. Она присела в красивом реверансе. Графиня рассмеялась:
– Вы бы и перед императрицей не присели так глубоко, Мария.
Принц, не обращая внимания на кузину, уже вел Марию к креслу около дивана.
– Усаживайтесь здесь, мадемуазель, – сказал он. – Вы так молоды, что яркий свет вам не страшен. Я уже давно восхищаюсь вами издали. Позвольте мне теперь рассмотреть вас вблизи.
Каждое слово принца воспринималось Марией как ласка. Она осмелилась взглянуть ему в глаза. Они показались ей ласковыми и насмешливыми.
Между всеми тремя завязалась беседа.
К своему великому удивлению, Мария не испытывала никакого замешательства. Вот уже полгода она жила как бы рядом с принцем, посвящала его в тысячу тайн, ему единственному открывала всю глубину своей души. А теперь их диалог лишь продолжался. Даже присутствие графини не стало препятствием. Ведь она так часто говорила с ней о Рудольфе!
Но появилось нечто, чего она не представляла себе раньше и что смущало ее. Она чувствовала взгляд принца, который почти не отрывался от нее и охватил ее всю. Глаза принца то были обращены на ее лоб, то на щеки, то задерживались на губах, то спускались ниже, на грудь. И всякий раз она почти физически ощущала что-то похожее на легкий ожог, который, едва коснувшись ее плоти, утихал. Это ощущение дивной неловкости становилось временами настолько сильным, что Марии с трудом удавалось следить за темой беседы. При каждом удобном случае она поглядывала на принца. Он был еще прекраснее и обворожительнее, нежели она себе представляла. Его улыбка казалась ей неотразимой. Но его усталое лицо и тщательно скрываемая тревога вызывали ее беспокойство. Время от времени его лоб прорезала глубокая складка.
Он поблагодарил графиню за то, что она привела в Хофбург такую красивую девушку.
– Это единственное надежное место, – как бы невзначай сказала Мария.
– Логовище льва, – возразил принц насмешливо.
Вмешалась графиня:
– Мария воображает, что способна приручить диких животных.
– Не смейтесь надо мной, – ответила Мария. – Я хотела только сказать, что любое другое место чревато риском нежелательной встречи, а здесь я чувствую себя в полной безопасности.
Графиня обронила:
– Вот каковы молоденькие девушки в наши дни, мой дорогой кузен.
Едва графиня произнесла последние слова, как принц поднялся. Мария последовала его примеру.
– Нет-нет, – сказал принц, – сидите. Здесь между вами и мной этикет неуместен. Я прошу у вас прощения, что отлучусь на минуту, мне надо переговорить с кузиной. Могу я просить вас? – произнес принц, обратившись к графине.
Они вышли через маленькую дверцу в деревянной панели, которую Мария и не заметила. Оставшись одна, она могла беспрепятственно осмотреть помещение. Это был небольшой приватный салон, смежный с комнатой, где уже долгое время спал принц. Она поднялась и подошла к окну. Ее удивило, что окно выходило на Амалиенгоф, прямо на апартаменты императрицы. Только теперь до нее дошло, что она находилась в императорском дворце, в доме императора и императрицы. До этого мгновения она была просто-напросто у человека, которого про себя называла Рудольфом… Мария приблизилась к столу. Ее внимание привлек гримасничающий череп. „Как можно жить рядом с образом смерти?“ – подумала она. Внезапно вспомнила ту сцену пьесы, в которой Гамлет беседует с черепом Йорика. Рудольф в тот вечер был в театре. В какой-то момент образы Рудольфа и несчастного датского принца слились для нее воедино. Тогда ее охватила жалость, и до сих пор это чувство наполняло ее… Мария сделала еще шаг и заметила револьвер. Она питала инстинктивный страх к огнестрельному оружию и не переносила даже звук выстрела. Можно ли оставлять такое опасное оружие на столе? Она живо отпрянула… Вошел Рудольф, он был один.
– А где же графиня? – спросила Мария. Рудольф отметил, что ее голос, выразивший удивление, оставался спокойным.
– Мне стоило труда отделаться от нее, – ответил принц, смеясь. – Но я знаю, как с ней обращаться, и в конце концов она всегда поступает так, как мне нужно.
Он приблизился к Марии.
– Поскольку вы имели мужество прийти сюда…
Мария прервала его:
– Никакого мужества мне не потребовалось, уверяю вас.
Она произнесла это так искренне, что на секунду Рудольф почувствовал неловкость.
– Я оговорился. Поскольку вы оказались столь любезны и пришли сюда, мне трудно делить с кем-либо ваше присутствие. Наверное, вы знаете английскую поговорку „Two is а company, three is none„.
– О, конечно, – живо отозвалась Мария, – ни с чем не сравнимо удовольствие быть вдвоем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Мария вынуждена была дышать этой атмосферой сплетен, отравлявшей ее. Графиня Лариш все еще была в деревне, далеко от Вены. Где искать поддержки или утешения? Мария только и могла плакать на груди своей беспомощной и убитой ее горем кормилицы.
Утром в понедельник 29 октября Мария была еще в постели, когда няня принесла ей завтрак. Последние дни утомленная переживаниями Мария вставала позже обычного. Кормилица показала ей лежавший на подносе конверт.
– Здесь письмо для тебя, Мария. Я была внизу одна, когда посыльный принес его. Он охотно передал его мне. Вот оно.
Мария с удивлением смотрела на конверт. Корреспонденция всего дома, ее в том числе, сначала проходила через руки матери. На конверте из прекрасной бумаги стояло – „Баронессе Марии Ветцера“. Письмо было из Вены. Кто же мог отправить его с посыльным? Таких писем она ни разу не получала.
Вскрыв конверт, Мария развернула письмо. В углу стоял гриф „Хофбург“ и под ним императорский герб. Мария не верила собственным глазам. Она начала читать:
„Дорогая мадемуазель Ветцера, не доставите ли вы мне удовольствие прогуляться с вами в Пратере завтра, во вторник? Мы могли бы встретиться в четыре часа в том месте, где я имел счастье вас увидеть, и пойти в не столь многолюдную часть парка. Моя просьба покажется вам, быть может, странной. Примите ее как выражение горячего желания наконец познакомиться с той, которой я уже давно восхищаюсь издали.
Ваш Рудольф“.
Марии пришлось дважды перечесть письмо, прежде чем она поняла его такой ясный смысл. Потом поспешно спрятала конверт под подушку. В любой момент могли войти ее мать или сестра. Что бы она сказала им? Откинувшись на изголовье, чувствуя совсем близко письмо любимого, широко открыв глаза, Мария пыталась размышлять. Но не могла остановить вихрем несущиеся в голове мысли. Десятки раз она повторяла: „Он написал мне, написал мне!.. Принц-наследник написал баронессе Марии Ветцера… Рудольф написал Марии… Он не забыл меня! Он думает обо мне и желает увидеть… Боже, он желает меня видеть… Он назначает мне свидание, хочет прогуляться со мной. Я, наверное, услышу нежные слова. Я умру от счастья! В Пратере, совсем одни в Пратере. После четырех начинает темнеть… Действительно ли он любит меня? Или я только предмет его очередного увлечения? Это ведь так естественно. Но не все ли равно – я люблю его, я его увижу, буду говорить с ним и смогу до него дотронуться…“ Она немного успокоилась. „Это чудо, что письмо попало ко мне, – думала она. – Все, что я получаю, проходит через руки маман, и, подумать только, одно это письмо… Бог за нас“.
Она еще витала в мечтах, когда вошла няня, чтобы забрать поднос с нетронутым завтраком.
– Что-то случилось, дитя мое? – спросила она.
Мария подняла глаза.
– Мне не до завтрака. Надо вставать, я больше не хочу оставаться в постели.
Впервые за полгода кормилица видела ее такой радостной. Любящее сердце возликовало.
– Я вижу, ты получила приятное письмо, – сказала она, наклоняясь за подносом. Когда ее голова оказалась рядом с подушкой, Мария шепнула ей на ухо:
– Он написал мне!
Старая няня едва не опрокинула поднос на кровать. Подхватив его и покачивая головой, она заметила:
– Вот вы уже и переписываетесь! Мария птицей летала по комнате.
Когда позже она пришла наконец в себя, то обнаружила, что упустила из виду маленькую деталь. „Я же не могу быть в Пратере, я никогда не выхожу из дома одна“, – спохватилась она.
Ее лицо опечалилось. Ничего не получится. У нее не было никакой возможности выйти из дома одной хотя бы на час. Увы, ей не удастся его увидеть, поговорить, пройтись с ним рука об руку! Только один человек в мире мог прийти ей на помощь – ее дорогая графиня Лариш! Она бы все устроила. Мадам Ветцера без колебаний доверила бы ей свою дочь. Они могли бы отправиться в Пратер вдвоем, и тогда… и тогда… Но об этом можно было только мечтать. Графиня по-прежнему была за городом… Так Мария в несколько минут пережила и отчаянную радость, и острое горе.
Несмотря на волнение, ясные и практические мысли взяли наконец верх в ее голове. Сначала следовало написать принцу, чтобы он завтра напрасно ее не ждал, а затем, не медля – графине Лариш и попросить ее возвратиться как можно скорее в Вену. Как только та приедет, все обернется к лучшему. Уверенность, что она скоро встретится с Рудольфом, помогла Марии пережить жестокое разочарование и смириться с невозможностью завтрашнего свидания.
Она взяла лист бумаги и, не раздумывая, написала принцу следующее письмо:
„Мой принц, как я была бы счастлива увидеть вас завтра в Пратере! К несчастью, я вынуждена отказаться от этой великой радости, так как не могу выйти одна. Это доставляет мне столько горя…
Ах, если бы здесь была графиня Лариш! Она бы не отказалась сопровождать меня. Я напишу ей тотчас же и попрошу вернуться в Вену.
Поверьте, мой принц, я глубоко опечалена этим препятствием“.
Она не знала, как следовало закончить письмо, и подписалась просто – „Мария“. Перечитав, она нашла письмо холодным и неловким. Но чем больше размышляла, тем яснее видела, что, как бы она ни написала, будет одинаково недовольна. Наконец вложила письмо в конверт, с невыразимой радостью написала адрес принца в Хофбурге так, как он указал в постскриптуме своего письма, с тем чтобы корреспонденция попала лично ему в руки.
Письмо к графине вышло подлиннее – сплошной радостный крик души, повторявшийся и так и эдак на четырех страницах и прерываемый настоятельными просьбами вернуться в Вену, не откладывая приезд ни на один день.
Окончив письмо, она подумала, что его доставят к графине в Пардубицы только завтра, и решила послать ей телеграмму. Старая няня тотчас отправилась на почту.
VI
3 НОЯБРЯ 1888 ГОДА
Получив письмо от своей молодой приятельницы, графиня Лариш через два дня приехала в Вену. Накануне отъезда она получила еще одно письмо, и весьма настоятельное – от наследного принца. Ей хотелось оказать услугу кузену, и она немедля отправилась в столицу, добравшись туда в день праздника Всех Святых. По своему обыкновению, она остановилась в „Гранд-отеле“. Там ее ждала записка от Рудольфа: будучи в тот день на охоте, он приглашал ее на завтра к полудню. Она улыбнулась, обнаружив в отделе и второе письмо: Мария приглашала ее на Залецианергассе, где рассчитывала быть одна тем же утром после одиннадцатичасовой мессы. Графиня отправилась туда пешком.
Мария не находила себе места. Каждую минуту крепла ее уверенность, что вскоре она увидит человека, который вот уже шесть месяцев владел ее чувствами. Она даже не задавалась вопросом, во что может вылиться их встреча. Она увидит его, услышит его голос, коснется его руки. Это ли не высшее счастье? Она бросилась на шею к графине, беспрерывно щебетала, не давая той вставить слово. А что с ней стало, когда она узнала, что Рудольф также написал графине и назначил ей встречу завтра в полдень!
– Я пойду с вами? – осмелилась она спросить.
Графиня рассмеялась.
– Вы представляете себя в Хофбурге, Мария? Это слишком опасно. Скорее уж пустынная аллея в Пратере. Да и то…
Перед расставанием они условились, что графиня попытается организовать свидание ближе к полудню – мадам Ветцера в это время охотнее отпустит с ней свою дочь.
На следующий день графиня только мельком смогла повидаться с кузеном. Он поблагодарил ее за то, что ради него она пожертвовала своим отдыхом. Принц говорил с ней в своем обычном ироническом тоне.
– К чему вам деревня, графиня, вы ведь горожанка с ног до головы. Сознайтесь, что я помешал вам скучать. Я же, напротив, стремлюсь вон из города, но вынужден жить здесь… Нет ничего утомительнее.
Он потянулся за папироской и продолжал:
– Я хотел бы познакомиться с вашей молоденькой приятельницей. Недавно я встретил ее в Пратере. Она показалась мне такой красивой и такой юной! Действительно редкостное создание… Хотел бы рассмотреть ее поближе. Она того стоит… Прошу вас, приведите ее сюда.
Графиня рассмеялась.
– Привести сюда, так запросто, молоденькую девушку! О чем вы говорите, мой дорогой кузен? Слишком велик риск, что вас увидят.
Рудольф отметил про себя, что графиня говорила лишь о рискованности свидания. Он понял, что добился главного, и ему оставалось лишь ободрить кузину.
– Вы предпочли бы ваши апартаменты в „Гранд-отеле“? Это все равно что назначить свидание в полдень на центральной площади. А вот Хофбург, если умело им воспользоваться, – самое укромное место во всей Вене. Вы там никого, кроме меня, не встретите. Приходите обе завтра утром. Нет ничего проще. Братфиш будет ждать вас около полудня позади „Гранд-отеля“, затем довезет до входа на Йозефсплац. Вы пройдете под аркой и в двух шагах, повернув направо, увидите маленькую железную дверь, которая будет приоткрыта. За ней будет ждать Лошек, он проведет вас сюда надежной дорогой.
Графиня еще попробовала протестовать. Рудольф прервал ее.
– Не заставляйте упрашивать себя, дорогая. Я знаю, что вы самая доброжелательная женщина на свете и будете счастливы сделать мне приятное.
Это было произнесено бесстрастным тоном. Графине ничего не оставалось, как согласиться.
В тот же вечер она снова посетила Ветцера и попросила доверить ей Марию на завтра, чтобы вместе походить по магазинам. Так случилось, что накануне Мария договорилась утром в субботу побывать у фотографа. Она вдруг обнаружила, что у нее нет подходящего портрета, который она могла бы подарить Рудольфу! Полная, приземистая баронесса Ветцера была только рада, что ей не придется подниматься на четвертый этаж в фотоателье.
– Как хорошо, – сказала она графине, – что вы избавляете меня от этой тяжелой повинности. Проследите, чтобы перед объективом Мария не выглядела нахохленной. Рассмешите ее. И не оставляйте ее ни на минуту, она самое ценное, что есть у меня.
Субботним утром графиня была на Залецианергассе в половине одиннадцатого. Мария блистала свежестью и румянцем. Графиня сделала ей комплимент в присутствии мадам Ветцера, которая с гордостью смотрела на свою дочь.
В коляске Мария говорила мало. Фотосеанс оказался долгим; было сделано три фото: одно – в зеленой бархатной шляпе и меховом жакете, второе – в декольтированном платье, третье – с распущенными волосами.
– Я выгляжу усталой, – говорила она мадам Лариш. – Он найдет меня уродливой…
Но вместе с тем она была рада, что сможет вскоре подарить принцу свою фотографию.
– Постарайтесь, чтобы я выглядела очень красивой, – сказала она фотографу и добавила, смеясь: – Но я должна быть и похожа на себя.
Каждую минуту она смотрела на часы; нельзя заставлять принца ждать. Около полудня они были в отеле. Никем не замеченные, они вышли из него через служебную дверь. Братфиш ждал их, восседая на своей повозке. Хотя в глубине темного ландо их вряд ли могли увидеть, тем не менее обе спрятали лица в боа.
Через пять минут Братфиш высадил их у условленного входа в Хофбург. В двух десятках шагов направо они увидели приоткрытую железную дверь. Толкнув ее, оказались в вестибюле, где их ждал Лошек. Они шли вслед за ним по длинным коридорам, поднимались по лестницам, пересекали пустынные салоны. „Покинутый дворец, – думала Мария, – дворец очарованного принца“. Ее вера в Рудольфа была так велика, что она совсем не опасалась нежелательной встречи. Если он указал дорогу, значит, она абсолютно надежна.
Наконец они остановились перед дверью. Лошек открыл ее, и они вошли в салон для приемов, меблированный в холодном, свойственном Хофбургу стиле. Из соседней комнаты донесся голос принца:
– Еще несколько шагов, дамы, я здесь. Внезапно Мария очутилась прямо перед принцем, который протягивал ей руку. Она присела в красивом реверансе. Графиня рассмеялась:
– Вы бы и перед императрицей не присели так глубоко, Мария.
Принц, не обращая внимания на кузину, уже вел Марию к креслу около дивана.
– Усаживайтесь здесь, мадемуазель, – сказал он. – Вы так молоды, что яркий свет вам не страшен. Я уже давно восхищаюсь вами издали. Позвольте мне теперь рассмотреть вас вблизи.
Каждое слово принца воспринималось Марией как ласка. Она осмелилась взглянуть ему в глаза. Они показались ей ласковыми и насмешливыми.
Между всеми тремя завязалась беседа.
К своему великому удивлению, Мария не испытывала никакого замешательства. Вот уже полгода она жила как бы рядом с принцем, посвящала его в тысячу тайн, ему единственному открывала всю глубину своей души. А теперь их диалог лишь продолжался. Даже присутствие графини не стало препятствием. Ведь она так часто говорила с ней о Рудольфе!
Но появилось нечто, чего она не представляла себе раньше и что смущало ее. Она чувствовала взгляд принца, который почти не отрывался от нее и охватил ее всю. Глаза принца то были обращены на ее лоб, то на щеки, то задерживались на губах, то спускались ниже, на грудь. И всякий раз она почти физически ощущала что-то похожее на легкий ожог, который, едва коснувшись ее плоти, утихал. Это ощущение дивной неловкости становилось временами настолько сильным, что Марии с трудом удавалось следить за темой беседы. При каждом удобном случае она поглядывала на принца. Он был еще прекраснее и обворожительнее, нежели она себе представляла. Его улыбка казалась ей неотразимой. Но его усталое лицо и тщательно скрываемая тревога вызывали ее беспокойство. Время от времени его лоб прорезала глубокая складка.
Он поблагодарил графиню за то, что она привела в Хофбург такую красивую девушку.
– Это единственное надежное место, – как бы невзначай сказала Мария.
– Логовище льва, – возразил принц насмешливо.
Вмешалась графиня:
– Мария воображает, что способна приручить диких животных.
– Не смейтесь надо мной, – ответила Мария. – Я хотела только сказать, что любое другое место чревато риском нежелательной встречи, а здесь я чувствую себя в полной безопасности.
Графиня обронила:
– Вот каковы молоденькие девушки в наши дни, мой дорогой кузен.
Едва графиня произнесла последние слова, как принц поднялся. Мария последовала его примеру.
– Нет-нет, – сказал принц, – сидите. Здесь между вами и мной этикет неуместен. Я прошу у вас прощения, что отлучусь на минуту, мне надо переговорить с кузиной. Могу я просить вас? – произнес принц, обратившись к графине.
Они вышли через маленькую дверцу в деревянной панели, которую Мария и не заметила. Оставшись одна, она могла беспрепятственно осмотреть помещение. Это был небольшой приватный салон, смежный с комнатой, где уже долгое время спал принц. Она поднялась и подошла к окну. Ее удивило, что окно выходило на Амалиенгоф, прямо на апартаменты императрицы. Только теперь до нее дошло, что она находилась в императорском дворце, в доме императора и императрицы. До этого мгновения она была просто-напросто у человека, которого про себя называла Рудольфом… Мария приблизилась к столу. Ее внимание привлек гримасничающий череп. „Как можно жить рядом с образом смерти?“ – подумала она. Внезапно вспомнила ту сцену пьесы, в которой Гамлет беседует с черепом Йорика. Рудольф в тот вечер был в театре. В какой-то момент образы Рудольфа и несчастного датского принца слились для нее воедино. Тогда ее охватила жалость, и до сих пор это чувство наполняло ее… Мария сделала еще шаг и заметила револьвер. Она питала инстинктивный страх к огнестрельному оружию и не переносила даже звук выстрела. Можно ли оставлять такое опасное оружие на столе? Она живо отпрянула… Вошел Рудольф, он был один.
– А где же графиня? – спросила Мария. Рудольф отметил, что ее голос, выразивший удивление, оставался спокойным.
– Мне стоило труда отделаться от нее, – ответил принц, смеясь. – Но я знаю, как с ней обращаться, и в конце концов она всегда поступает так, как мне нужно.
Он приблизился к Марии.
– Поскольку вы имели мужество прийти сюда…
Мария прервала его:
– Никакого мужества мне не потребовалось, уверяю вас.
Она произнесла это так искренне, что на секунду Рудольф почувствовал неловкость.
– Я оговорился. Поскольку вы оказались столь любезны и пришли сюда, мне трудно делить с кем-либо ваше присутствие. Наверное, вы знаете английскую поговорку „Two is а company, three is none„.
– О, конечно, – живо отозвалась Мария, – ни с чем не сравнимо удовольствие быть вдвоем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17