— Я говорила Мэтту, что надо спросить у тебя разрешения.
— Я с ним поговорю, пусть только успокоится.
— Ты разрешишь Тэду пойти с нами?
Печальный тон дочери поразил Элизабет в самое сердце. Каждой девочке нужен отец, и Миган его очень не хватало.
— Конечно, он может пойти, — услышала она собственный голос и заставила себя улыбнуться.
Вымыв посуду, Элизабет отправилась искать сына и нашла его в детской. Он лежал на кровати с плюшевым медведем под мышкой. От высохших слез на щеках остались бороздки. Элизабет села на край кровати и, наклонившись, поцеловала сына.
— Извини меня. Я не должна была сердиться. — Он промолчал, едва сдерживая готовые вырваться рыдания. — Я просто удивилась, вот и все. — Элизабет объяснила, почему он должен был прежде посоветоваться с ней. — Но сейчас, я думаю, все в порядке.
Глаза Мэтта засияли.
— Значит, он может с нами пойти?
— Если захочет.
— Вот здорово!
«Да уж конечно», — подумала Элизабет. Она уложила детей и решила сходить к Тэду. Может, ему совсем не хочется идти на этот карнавал и он делает это лишь из жалости к детям, лишенным отцовской ласки. Она должна дать ему возможность достойно отказаться от приглашения, тем более что ей совсем не хочется видеть его там.
Элизабет сняла фартук, подкрасила губы и пошла по темной лужайке. Тэда она застала на веранде в кресле. Всю прошлую неделю он стеклил веранду, чтобы утеплить ее на зиму. Свет от телевизора падал на стол, где стоял поднос с остатками ужина, состоявшего из куска мяса и банки пива.
Но Тэд не смотрел телевизор, а читал какой-то журнал. Интересно, что за журнал? Может, специально для мужчин, с голыми женщинами? В таком случае время для визита самое неподходящее. Но коль скоро она зашла так далеко, необходимо довести дело до конца, и как можно скорее, чтобы раз и навсегда с этим покончить. Он заметил ее, только после того как она постучалась, и пристально посмотрел на нее своими голубыми глазами-лазерами.
Он подошел к телевизору, выключил его и лишь после этого открыл дверь. Журнал остался лежать на кресле, так что разглядеть обложку оказалось невозможным.
— Привет! — Голос ее звучал неуверенно.
— Привет. Входите, прошу вас.
— Я на минутку. Дети одни. Спят уже. — Элизабет не собиралась заходить к нему в дом. Не дай Бог увидят соседи, и тогда сплетен не оберешься. Такова человеческая природа, Элизабет это хорошо знает. А сплетни распространяются с быстротой лесного пожара.
Тэд закрыл дверь и спросил:
— Что-нибудь случилось?
— Нет. Ничего. Ничего особенного. Надеюсь. — Элизабет никак не могла собраться с мыслями. Наверняка в глазах Тэда она выглядела полной дурой, которая не в состоянии связать и двух слов. В прошлый раз было так, и до этого тоже. Собственно, не было никаких причин для волнения. Перед ней стоял просто мужчина, но Боже мой… настоящий мужчина!
— Мэтт сказал, что пригласил вас на Осенний фестиваль в школе, — выпалила Элизабет.
— Да, это так.
— И вы собираетесь пойти?
— Я обещал ему.
— Да-да. Именно так он мне и сказал. Но стоит ли связывать себя обещаниями?
Тэд внимательно посмотрел на нее и, помолчав, спросил:
— Вы не хотите, чтобы я был рядом с вами, не так ли?
— Нет! То есть да. Я имею в виду… — Она набрала в легкие побольше воздуха: — Я не против, если вам действительно хочется чего-то такого… Но ведь это начальная школа. Дети носятся как угорелые, изображая диких индейцев, родители за ними гоняются, словно безумные. Это беспорядок и… и… — Элизабет беспомощно пожала плечами. — Боюсь, вам там будет неинтересно.
— Потому что я — закоренелый, старый холостяк. Да?
Проклятье! Не хватало только оскорбить его, подумала Элизабет, когда Тэд отвернулся от нее, толкнул дверь и направился к джипу, припаркованному на подъездной дорожке.
— Это совсем не так, мистер… Тзд. Мне просто хотелось дать вам возможность не выполнить свое обещание под каким-нибудь благовидным предлогом, если, конечно, вы этого хотите. А с Мэттом я сама все улажу, вам не придется.
Тэд опустил заднюю дверцу джипа и вытащил из машины огромных размеров коробку. Затем взвалил ее на плечо и направился на задний двор. Не зная, что делать, Элизабет засеменила за ним. Тэд поставил коробку на землю.
— У меня никогда не было детей, Элизабет, но я не настолько стар, чтобы не помнить своего детства.
От этого «Элизабет» у нее защекотало в животе.
Словно Тэд поскреб там пальцем.
— Я совершенно не имела в виду, что…
— Я даже помню несколько школьных карнавалов и то, с каким нетерпением ждал их и как радовался. Мне повезло, у меня были мама и папа, и они ходили со мной на все карнавалы.
Элизабет с тяжелым вздохом прислонилась к дереву.
— Я виновата перед вами, Тэд. И перед Мэттом тоже. Отругала его за то, что он пригласил вас. Я просто была не в себе. Мне не хотелось, чтобы вы чувствовали себя обязанным. И малыш сказал, что я самая плохая мама на свете. Тэд усмехнулся:
— Никогда не поверю, что это действительно так. Я не чувствую себя обязанным, более того, уверен, что мне там очень понравится. И пожалуйста, не чувствуйте себя виноватой. Хорошо? Ну а теперь хватит извинений, да? И не будем больше к этому возвращаться. Согласны?
Он опустился на колени и пододвинул коробку поближе. Элизабет тоже встала рядом с ним и принялась разглядывать картинку на одной ее стороне.
— Гамак! Как мило!
— В самом деле?
— Да. Мне всегда хотелось иметь гамак, точь-в-точь такой, как этот.
Судя по картинке, он был сплетен из белой джутовой веревки и украшен по краям бахромой.
— Я тоже о таком мечтал. Повешу его между двумя этими деревьями. — Тэд показал, какими именно.
— О да. И летом будет замечательно… — Она не договорила.
— Что замечательно? — спросил он мягко, внимательно следя за выражением ее лица, и, не дождавшись ответа, произнес: — Вы имели в виду, что в нем замечательно будет лежать?
— Разве гамаки не для этого предназначены?
— Ага. Можете отдыхать в моем, когда пожелаете.
— Благодарю вас.
— Но вы не воспользуетесь моим приглашением, не так ли?
Элизабет бросила на Тэда быстрый взгляд, удивленная его проницательностью.
— Скорее всего, нет.
— Почему же?
— Не хочу ловить вас на слове.
Тэд покачал головой.
— Не-ет. Дело не в этом. Вы просто боитесь сплетен. Ведь соседи могут подумать, что с таким же успехом вы ложитесь ко мне в постель.
У нее вдруг засосало под ложечкой, а тело стало невесомым, как заполненный гелием шар, готовый взлететь и парить в воздухе.
— У соседей нет никаких оснований для сплетен.
— И вы стараетесь изо всех сил, чтобы их и впредь не было?
— Вы осуждаете меня?
— Осуждаю? — нахмурился он. — Не то слово. Я просто считаю, что с вашей стороны глупо из кожи вон лезть, избегая меня.
Возразить было нечего, и Элизабет молчала. Он припер ее к стенке, и ока предпочла с ним не спорить, чтобы не выглядеть в его глазах полной дурой.
— Мне понятно, почему вы ведете себя подобным образом, — тихо промолвил он. — Бережете свою репутацию. Люди только и ждут, чтобы вы оступились, проявили безответственность по отношению к детям, совершили что-нибудь предосудительное.
— Вы же знаете, что говорят о молодых вдовушках…
— Изголодавшихся по сексу, — продолжал Тэд без обиняков. — А тут рядом холостяк, живет совсем один. Сам этот факт делает меня подозрительной личностью. И если вы вдруг зайдете ко мне с какой-либо безобидной просьбой, например, занять стакан песку, то обязательно начнутся разговоры о том, что мы быстренько перепихнулись прямо на кухонном столе. — Он хохотнул. — Немало есть охотников до такого рода удовольствий, но я к ним не отношусь. Ведь это все равно что залпом выпить бутылку превосходного вина. Но пьют его не для того, чтобы утолить жажду, а ради удовольствия. — Он устремил горящий взгляд на ее губы. — Есть вещи, которые нужно смаковать, и чем дольше, тем лучше.
К горлу Элизабет подкатил комок, и если бы даже на ум ей сейчас пришло нужное слово, она не смогла бы его произнести. Зато сердце стучало так громко, что Тэд наверняка слышал, как оно бьется о ребра.
— Вы вся дрожите. — Он коснулся ее выше локтя, где кожа стала гусиной.
— Мне холодно. Надо было взять с собой свитер.
— Пойдемте, я провожу вас до дома.
— Не нужно.
— А мне нужно.
Они долго спорили, пока Элизабет не сдалась. Уходя из дому, она оставила на кухне свет и, когда они шли в темноте по соседским лужайкам, с удивлением обнаружила, что через освещенное окно видно буквально все. Элизабет даже в голову не приходило опускать шторы, ей нравилось, когда в окно светило солнце.
Видно ли Тэду с его зарешеченной веранды, что происходит у нее в доме? На всякий случай лучше не выходить по ночам на кухню в неглиже, не доставлять Тэду такое удовольствие, пусть смотрит журналы с голыми женщинами.
— Я кажется, не поблагодарила вас за то, что вы подстригли живую изгородь вокруг моего дома?
— Вы заметили?
— Заметила. Спасибо. Как поживают щенки?
— Прекрасно. Растут помаленьку.
— Отлично!
Они подошли к черному ходу дома, и можно было, слава Богу, закончить этот бессмысленный разговор.
— В котором часу в субботу?
— Помнится, дети говорили, в семь. Если вы действительно настроились идти.
— Конечно. Я заеду за вами.
Она хотела было возразить, но по решительно вздернутому подбородку Тэда поняла, что это бесполезно.
— Хорошо. Значит, договорились, Тэд. Ну, спокойной ночи.
— Элизабет. — Он взял ее за руку, прежде чем она успела скрыться за дверью.
— Да?
— Они в порядке? — Тэд провел большим пальцем по ее ладони. От мягкого, как перышко, прикосновения по телу Элизабет пробежал ток.
— Мои руки? Да, в порядке. Все прошло.
Тэд поднес ее руку поближе к глазам, внимательно оглядел и, не выпуская, сказал:
— Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь, что бы ни случилось, и плюньте на соседей, черт возьми.
Когда Тэд снова посмотрел ей в глаза, у нее перехватило дыхание. Но прежде чем она смогла что-нибудь ответить ему или еще раз пожелать спокойной ночи, он отпустил ее руку и растворился в ночи.
4
Незнакомец возник из ночного мрака. Порожденный темнотой, он был неотъемлемой ее частью. Он материализовался передо мной — высокий, широкоплечий, узкобедрый, с дельтообразным торсом и мощной мускулатурой.
Я не могла рассмотреть его лица, но узнала моментально. И поэтому его внезапное появление меня не испугало, а скорее взволновало и даже возбудило. Он стоял передо мной с грозным видом, но страха я не ощущала.
Супермен молчал, не произнося ни слова. Я тоже молчала. Слова были излишни. Оба знали, чего хотят. Под покровом ночи мы исступленно занимались любовью. Нас объединяло безудержное желание. Все остальное отступало перед инстинктом. Не существовало ни прошлого, ни будущего. Только настоящее, проникнутое страстью. Страсть бросала нас в объятия друг друга, и мы ничего не хотели, только удовлетворить ее.
Он погладил меня по волосам, медленно вынул единственную булавку, чудом удерживающую шелковую копну волос на затылке, и его пальцы утонули в шелковистых волнах. Я знала, что это доставляет ему удовольствие, что ему нравится ощущать мои волосы, в своих ладонях. И даже сейчас мне было трудно различить черты, его лица, хотя я знала, что мужчина улыбается, скользя пальцами по густым прядям.
Я положила руки ему на грудь. Я не стыдилась. В этом царстве, окутанном бархатом ночи, робость была неуместна. Мы побуждали друг друга к бесстыдству, зная, что никто ничего не увидит и не узнает. Темнота была нашей союзницей, под ее покровом мы могли позволить себе абсолютно все, потеряв над собой контроль, забыв о правилах приличия, о долге. Здесь царила страсть. И единственным нашим желанием было удовлетворить ее.
Я даже не смогла ущипнуть его, такой упругой оказалась грудь, будто состоявшая из одних мышц. Почему он не снял рубашку? Стоило мне подумать об этом, как рубашка исчезла.
Я медленно, не пропустив ни единого бугорка, ни единой впадинки, провела пальцами по волосам у него на груди. Соски были твердыми и упругими. Я провела языком по одному, потом по другому. Он застонал от наслаждения. Обхватив ладонями мое лицо, резко приподнял. Провел пальцами по моим влажным губам, чуть раздвинул их и погладил зубы. Я легонько укусила его.
Его ладони скользнули вниз, к моей шее, потом еще ниже, к грудям. Он нежно сжал их и ласкал соски до тех пор, пока они не стали упругими.
Наши уста слились. Исступленно! Неистово! Его язык переплелся с моим. Казалось, нет предела нашей страсти. Вдруг он буквально вжал меня в стену, о которой я и не подозревала. Первобытная жажда мужчины обладать женщиной еще больше возбудила меня, и я вся дрожала. А он обхватил губами сосок и стал сосать, исторгнув из моей груди стон. Я знала, хоть и не видела, что глаза у него закрыты и что он сдерживает рвущееся наружу желание.
Видимо, это доставляло ему удовольствие. В этот момент мне больше всего хотелось утолить его жажду, и я пожалела, что в груди у меня нет молока. И когда сказала ему об этом, он был глубоко тронут.
Я почувствовала, как его ласковые руки, сжимавшие мою талию, спустились к бедрам. Стоило мне сказать, что я не в силах больше терпеть, и он тотчас же выполнил бы мое желание. Но я не произносила ни слова. Зачем? Мне хотелось продлить эти сладостные мгновения. Мой обожатель и так предупреждал любое мое желание.
Партнер был великолепный. Он точно выбрал момент и вошел в меня неожиданно, быстро, уверенно. Словно раскаленный до бела стилет, заполнив, казалось, все мое тело, так что я чуть не потеряла сознание. Его руки, его горячие губы ласкали меня всю. Приличия, совесть были для него просто химерой. Он был создан для наслаждений.
Сексуальный, охваченный страстью, он желал лишь одного: доставить мне радость и наслаждение. Только с ним я испытала настоящий оргазм.
Наконец я в изнеможении прижалась к нему вся потная. Он нежно провел рукой по моим волосам, убрал их с моих влажных плеч, и растворился во все поглощающей темноте.
Я никогда не видела его лица. Не слышала его голоса. Но появись он снова, тотчас узнала бы его.
Непрерывный звон в ушах не исчез вместе с безликим возлюбленным, а еще долгое время действовал подобно болеутоляющему наркотику.
Обессиленная и совершенно потерянная, Элизабет наконец проснулась и с трудом открыла глаза. Господи, она чувствовала тяжесть во всем теле, словно оно было налито свинцом. Счастливая улыбка блуждала на влажных губах. Совершенно обессиленная, прикованная к постели безмерной усталостью, Элизабет не могла пошевельнуться. На коже блестели капельки пота. Измятая ночная рубашка прилипла к телу, от которого шел жар, скапливаясь между ног. Соски напряглись. Их покалывало.
Окончательно проснувшись, Элизабет вдруг поняла, что звон в ушах не имел ничего общего с тем, что она пережила во сне, просто где-то поблизости работала электропила. Любовника не было, ни тайного ни явного. Она лежала одна в своей вдовьей постели. Сквозь жалюзи в комнату проникали солнечные лучи. Была суббота. Сегодня под вечер ей предстояла встреча с Тэдом Рэндольфом.
При мысли об этом Элизабет вздрогнула. Потом вздохнула, опустила ноги на пол и села на кровати. Часы на тумбочке показывали начало десятого. Она потянулась за халатом, лежавшим на краю постели, накинула его, прикрыв груди и убеждая себя в том, что соски больше не болят и от них не исходит жар. С трудом поднявшись, Элизабет ощутила слабость в коленях.
— Лайле наверняка понравился бы мой сон, — пробормотала Элизабет, направляясь в ванную. О Господи! И после этого говорить о фантазиях! Нежданная встреча с безымянным, безликим, безголосым незнакомцем не могла быть лишь плодом воображения. В этом сне нашли свое воплощение самые сокровенные мечты любой женщины. Все было легко и просто, как не бывает в реальной жизни, где каждый шаг влечет за собой осложнения.
Да она просто больна. За такие фантазии, суд лишил бы ее материнства.
Элизабет приняла ледяной душ и направилась на кухню. Дети уже сидели за столом и ели кашу, обильно сдобренную сахаром. В борьбе с этим злом Элизабет отступила, отказавшись от сражений. Она поцеловала детей, приласкала, прежде чем включить кофеварку.
— Сегодня вечером карнавал, мам, — напомнил Мэтт между двумя ложками совершенно бесполезных калорий и чего-то липкого, вредного для зубов.
— Это точно, — произнесла Элизабет с наигранным восторгом. Всю неделю она старалась не думать о субботнем мероприятии и не придавать ему особого значения.
Элизабет не виделась с Тэдом с того самого вечера, когда он проводил ее до дому. Она регулярно получала от детей информацию о щенятах и Пенни, ко ни разу не спросила о Тэде. Наступление злополучной субботы Элизабет встретила с облегчением. Завтра в это время все будет позади. Надо покончить с этим раз и навсегда.
— Не задерживайся на работе, мам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17