— А что на завтрак?
— Творог и сыворотка, — с вызовом заявила Элизабет.
Дети завизжали от смеха. Но Тэд быстро их успокоил и усадил за стол, пока Элизабет готовила еду.
— Эй, все дружно за уборку, — распорядился Тзд, когда малыши, едва покончив с завтраком, ринулись к телевизору. Против ожидания, они не возразили ни слова, и Элизабет глядела, разинув рот, как они убрали все со стола, а грязные тарелки сложили в раковину.
— Как это тебе удалось? — спросила она.
— Подкуп. — Он вытащил из кармана рубашки жвачку. — Без сахара, — успокоил он Элизабет, прежде чем дать каждому по пакетику. Они очень вежливо поблагодарили, чем привели мать в еще большее восхищение.
— А что получает повар в награду?
— Повар получает поцелуй.
Миган и Мэтт как раз вовремя обернулись, чтобы увидеть, как Тэд обнимает и целует их мать.
— Тэд целует маму! — воскликнула Миган.
— О, потрясающе! — вторил ей Мэтт.
Дети носились вокруг них, как индейцы, атакующие почтовый дилижанс. Вопили, размахивали руками. Очень довольные, что дети с таким энтузиазмом восприняли новый поворот событий, Тэд и Элизабет весело смеялись, глядя на их ужимки, чем еще больше раззадорили малышей.
Как обычно, Мэтт перевозбудился и, неловко повернувшись, налетел на горку. Посуда с грохотом попадала на пол, деревянная ваза с фруктами перевернулась. Яблоки и апельсины покатились в разные стороны. Помидоры расплющились, испачкав все вокруг. Несколько листков из блокнота взлетели в воздух, как куриные перышки, и один за другим опустились на пол.
Мэтт замер, глядя на мать полными страха глазами.
— Я не хотел.
— Какой ты неловкий, — сказала Миган по праву старшей и потому главной.
Мэтт сел на пол и, не обращая внимания на помидоры, собрал листки и протянул Элизабет словно договор о мире.
— Вот, мама, твои бумаги не испачкались. Мы даже не испачкали их соусом от пиццы. Тэд убрал их со стола и положил на буфет. Он сказал, что они наверняка очень важные.
Элизабет взяла листки из рук сына, который принялся подбирать с пола фрукты.
— Брось все это, Мэтт. — Голос Элизабет был тонким и напряженным и звучал, как натянутая до предела струна. — Я сама потом уберу. А вы с Миган пойдите наверх и уберите постели.
С присущей детям чуткостью они поняли, что обстановка в комнате накалилась, но вовсе не из-за неловкости Мэтта. Произошло что-то, чего они не могли понять; это «что-то» заставило мать побледнеть, улыбка сбежала с ее губ, они были плотно сжаты и едва шевелились, когда она говорила. Дети, испуганные, тихонько вышли из кухни. Опасность повисла в воздухе, грозя нарушить равновесие, и они не хотели быть причиной этого.
Элизабет тщательно разобрала листки и аккуратно сложила, прежде чем пробежать глазами написанное. Она хорошо знала, что это за листки. Она писала их, лежа в ванне. И помнила каждую фразу.
Был там и ее пират, такой высокий и такой опасный. И его пленница, дрожавшая в тонкой ночной сорочке. Она перевернула листки. Да, именно здесь пират сорвал с пленницы сорочку и покрыл поцелуями ее грудь, а она, поддавшись его мужскому очарованию, перестала сопротивляться.
Элизабет швырнула листки на стол и, отвернувшись от Тэда, сложила на груди руки, потирая локти, словно от холода, хотя в кухне было достаточно тепло для осеннего утра.
— Ты прочел это, да?
— Послушай, Элизабет, я…
Она скова повернулась к нему.
— Читал? Говори!
— Читал, — ответил Тэд с тяжелым вздохом.
Слезы застлали ей глаза. Слезы унижения и обиды. Она прижала дрожавшую ладонь к побелевшим губам и снова отвернулась от него. Она не могла взглянуть ему в лицо — то ли из-за своей беспомощности, то ли из-за его обмана. Не могла понять, что ранит ее больнее.
Он заговорил тихо, спокойно, как врач, который сообщает печальные новости родственникам больного:
— Сначала я не понял, что это такое. Думал, незаконченное письмо. И вдруг какие-то несколько слов будто магнитом пригвоздили меня к этим листкам.
Она повернулась к нему.
— Пригвоздили к листкам? Ничего лучше ты не мог придумать? — Лицо ее было исполнено скорби.
У него хватило такта изобразить огорчение.
— Разве тебе не приходилось перелистывать книгу прямо на прилавке? Наткнешься на какие-то фразы и не можешь оторваться, пока не прочитаешь несколько абзацев. А то и несколько страниц. Наверняка с тобой такое случалось. Ты же нормальный человек!
— Речь не обо мне. А о том хитреце, том манипуляторе, который использовал меня самым низким, подлым и отвратительным образом! Как ты мог?
— Я делал все, чего ты от меня ждала. Элизабет сжала кулаки и зажмурилась.
— Я знала, что ничего хорошего из этого не получится. Напрасно я послушалась Лайлу. Это она вовлекла меня в этот ужас!
Он выглядел смущенным.
— Лайла уговорила тебя придумывать такие истории?
— Не только придумывать, но и записывать. Она хочет, чтобы их опубликовали!
— Ну и что в них плохого? Наоборот! Это чертовски здорово!
Глаза ее потемнели от гнева. Она буквально сверлила его взглядом.
— Ну да, ты прочел и использовал их в своих гнусных целях. Теперь я понимаю, почему ты сорвал с меня сорочку. Ведь это так на тебя не похоже. Ты совсем не такой.
— Откуда ты знаешь? — воскликнул Тэд. — Мы же раньше никогда не занимались любовью! А я был буквально взбешен от ревности и изрядно выпил, вполне достаточно, чтобы позволить себе грубость. — Он приблизился к ней и произнес тихим, проникновенным голосом: — И тебе это нравилось.
Она с отвращением отшатнулась от него.
— Ты сказал, что я заслуживаю большего, чем просто… — Она осеклась. — Но, прочитав это, — она кивнула на листки, — вообразил, что имеешь на меня все права, что я жажду найти себе любовника не только в своих фантазиях, но и в жизни. Или же подумал, что уже нашла, и не одного? И после этого из Доброго Соседа Сэма превратился в Джина Лафитта?
— Нет. Все это не так. У каждого человека, Элизабет, есть второе «я». И может быть, даже не одно. Твое «я» дало о себе знать в твоих фантастических историях. Мое — прошлой ночью. Я даже не думал об этих чертовых листках, когда входил к тебе в спальню.
— О, пожалуйста, не надо, — почти простонала она с сарказмом. — Ты действовал в точности так, как там написано.
— Может быть, но подсознательно. Я был зол и буквально кипел от ревности к женщине, которую дьявольски хотел затащить в постель. Да, твои фантазии помогли мне решиться на это. И к тому же взбесили меня. В роли пирата я видел Кэйвано. И вообразил, что все написанное тобой, в таких подробностях и так сексуально, ты проделала с ним.
— Нет, ничего подобного не было. Потому что он не подлец и не лжец, и… — В голову ей пришла еще одна ужасная мысль. — Ты только это прочел? — Он смотрел на нее с искренним удивлением. — Да или нет? Или еще про летчика и деревенскую девушку? Отвечай! Теперь понятно, почему ты прикинулся больным, когда я вошла!
Она прижала ладони к пылающим щекам, пораженная своей догадкой. Его интерес к ней появился именно в то время, когда она начала записывать свои фантазии. А она вечно разбрасывала черновики.
— Зачем ты каждое утро рылся в мусорном ящике, как кот, выискивающий, чем бы поживиться?
Сколько исписанных листков из-за ее неосторожности попали в ящик? А он наверняка их нашел и читал, смакуя каждый абзац, хихикая.
— Странно, что тебе вдруг пришла в голову идея с гамаком. Я ведь об этом еще не писала.
Он стоял подбоченившись, с вызывающим видом, но по-прежнему привлекательный, и это лишний раз напоминало Элизабет о том, как глупа и безрассудна она была.
— Я не имею ни малейшего представления, о чем ты говоришь, — сказала он. — Что там еще о летчике? И о моей болезни? Неужели ты думаешь, что я притворялся? При температуре тридцать восемь и шесть?
— Ты способен на все! — заявила Элизабет, исполненная презрения, и крикнула: — Вон из моего дома! — вложив в эти слова всю свою злость.
Он покачал головой.
— Я не уйду, пока ты злишься. Пока мы не решим этот вопрос.
— Он уже решен. Я больше не хочу тебя видеть! Никогда! Даже как соседа!
— Вот так просто? — Он щелкнул пальцами.
— Именно так.
— После вчерашней ночи?
— Все это было ненастоящее!
— Настоящее! — он коротко рассмеялся. — Об этом говорят оставшиеся на твоем теле следы.
Она вспыхнула, вспомнив о маленьких синяках на грудях и бедрах, которые заметила, принимая душ. Еще час назад она гордилась ими, мысленно сравнивая с подписью художника на созданном им шедевре. А сейчас буквально сгорала от стыда, вспомнив, что эти синяки — следы его губ.
— Послушай, Элизабет, — проговорил он, теряя терпение. — Возможно, ты вправе сильно разозлиться. И даже истолковать случившееся подобным образом. Я не должен был читать эти листки, посягнув тем самым на что-то очень личное, сокровенное. Но, — он намеренно сделал паузу, — после того, что я прочел, ты стала для меня еще более желанной.
Она ткнула пальцем в лежавшие на столе листки:
— Я вовсе не пленница, а ты не пират. Она — плод моего воображения. Она никто. Она выдумана.
Он возразил, медленно покачав головой:
— Она — это ты. Ты чувствуешь, как она. Так же, как она, сексуальна. Так же понимаешь любовь и страсть и знаешь, чего хочешь в постели. Только ни за что не скажешь об этом. У каждого из нас есть обратная сторона, как у луны, не видимая миру. Она таится в самых глубинах нашего существа, и этого не надо стыдиться.
Тэд загнал ее в угол.
— Нет, я не такая. — Элизабет испуганно и в то же время решительно покачала головой.
— Только с виду. С виду — ты настоящая леди. Но не в этом твоя привлекательность, твое очарование! Неужели ты не понимаешь? Неужели не понимаешь, почему я так хотел тебя прошлой ночью?
Она вспомнила, как Тэд говорил, что хотел бы влюбиться в женщину, с которой приятно проснуться утром в одной постели, и вновь испытала жестокое унижение. Она никогда больше ему не поверит, не позволит вновь одурачить себя!
— Да ты просто хотел использовать меня, пока я окончательно не прозрела!
Нахмурившись, Тэд положил руки ей на бедра и наклонился. Элизабет невольно откинула голову.
— Ты злишься не потому, что это прочли. Для того ты и писала. А потому, что человек, не чужой тебе, раскрыл твою анонимность Узнал, что под твоей холодной, чопорной внешностью пылает неугасимый огонь.
Слова эти падали в душу Элизабет, как капли воды на раскаленную сковородку. И она буквально кипела от гнева. Рука ее как-то сама собой поднялась и влепила Тэду пощечину.
Оба были поражены происшедшим. Тэд прищурился и стал медленно от нее отдаляться. Взгляд его не предвещал ничего хорошего. Даже детей она шлепала лишь в крайнем случае и никогда не была агрессивной, как Лайла, с детства шла на любые уступки, только бы дело не доходило до драки. А сейчас влепила пощечину мужчине, который превосходил ее в весе по крайней мере на семьдесят пять фунтов и нависал над ней подобно башне.
Но даже после пощечины гнев ее не прошел. Она никогда не простит ему презренного трюка, с помощью которого он затащил ее в постель. Ее тошнило при мысли, что все его слова и поступки были лишь плодом грязного любопытства.
Элизабет не двинулась с места, когда Тэд, рассерженный, ринулся к двери и рванул ее с такой силой, что едва не сорвал с петель. «Что это так рассердило тебя?» — хотелось ей крикнуть ему вслед. С ним обошлись лучше, чем он того заслужил.
Но она ничего не сказала. Не могла выдавить из себя ни единого слова. Рухнула на стоявший рядом стул, уронила голову на стол и разрыдалась. Горько, безутешно, упиваясь своим горем.
Время шло, но настроение Элизабет нисколько не изменилось, оставаясь, если так можно сказать, похоронным. Свою досаду она срывала на детях, а они в отместку вели себя наихудшим образом. Как-то она увидела, что Мэтт и Миган играют со щенками в гамаке Тэда, и велела им немедленно возвратиться домой. Они вошли, требуя от матери объяснений, но, не услышав ничего вразумительного, весь вечер дулись на Элизабет. Миган даже заявила, что лучше бы они жили с кем-нибудь вроде Тэда, по крайней мере он веселый. Тут Элизабет не выдержала и отослала дочь в ее комнату. Потом она нагрубила Лайле, когда та позвонила, чтобы узнать, как прошло свидание с Кэйвано, чуть ли не обвинив сестру во всех своих бедах.
После нескольких попыток разговорить Элизабет Лайла наконец не выдержала:
— Ты просто невыносима. Приди в себя, я позвоню позже.
Элизабет не хотелось никого видеть, даже самых близких ей людей. Не хотелось ни с кем говорить. Как колдунья добавляет в зелье все новые травы, перемешивая и наблюдая, как оно закипает, так Элизабет, упиваясь своим горем, вспоминала все новые и новые обиды. Но постепенно одиночество стало ее тяготить, и она обрадовалась, когда однажды, ближе к полудню, увидела Адама Кэйвано, с шумом входившего в магазин.
Дважды окликнув ее по имени, он рассмеялся, заметив тревогу на ее лице.
— Такое впечатление, будто вы всегда где-то витаете. Позвольте полюбопытствовать где?
Усилием воли она заставила себя вернуться к действительности. Они не виделись с того момента, как он проводил ее до дома и сдержанно поцеловал в лоб. Он не воспользовался случаем, как некоторые. А Тэд еще посмел обозвать его «плейбоем»!
— У меня с детства осталась дурная привычка мечтать. Вечно витаю в облаках. Сестра постоянно донимает меня этим.
При упоминании о Лайле он нахмурился.
— Как поживает ваша бестактная сестра?
— Бестактная, — словно эхо, повторила Элизабет, подумав, что пора бы помириться с Лайлой. В конце концов, это не ее вина, что Тэд оказался таким.
— Давайте пообедаем вместе? — предложил Адам, выводя ее из задумчивости.
— Пообедаем? О нет, Адам. Мне некого оставить в магазине. Я и здесь могу перекусить.
— Закройте на часок. Прошу вас. После того вечера я о многом думал. — Голос его звучал интригующе, а в глазах играли огоньки. — Мне нужно обсудить с вами кое-что очень важное.
Получасом позже Элизабет ковыряла вилкой в салате, сидя в буфете Садовой гостиницы. Они с Адамом разместились за угловым столиком, сквозь стеклянные стены открывался вид на город.
— Ну что скажете?
— Не знаю, Адам. Вы застали меня врасплох.
— Не стоит удивляться моему предложению.
— Но я и вправду удивлена. — Она подняла на него свои фарфорово-голубые глаза, встретившись с его вопрошающим взглядом. — Мне и в голову не приходило открыть еще одну «Фантазию». Даже эта отнимает слишком много времени и сил.
— Понимаю, — ответил Адам, выпив глоток воды со льдом. — Несомненно, вдове с двумя детьми сложно управлять делом сразу в нескольких городах. Но уверен, вы справитесь.
Хотя предложение открыть еще несколько магазинов «Фантазия» явилось для Элизабет полной неожиданностью и вызвало возражения с ее стороны, она была польщена. Это льстило ее честолюбию, о котором она и не подозревала.
Перегнувшись через столик, Адам выкладывал свои аргументы.
— «Фантазия» оказалась самой доходной и выгодной из всех наших предприятий. Это поразило меня. И вы тоже меня поразили. Я не обнаружил у вас ни единого недостатка, разве что мечтательность, — поддразнил он. — Вы вошли в уникальный рынок. Закупаете товары, полагаясь на интуицию. И она не обманывает вас. А за хорошие товары платят хорошие деньги. Согласно статистике, постояльцы в моих гостиницах покупают только самое дорогое, все по высшему разряду.
— Но я…
Адам поднял руки, как бы предвосхищая все ее возражения.
— Я резервирую для вас место в вестибюле моего нового отеля в Чикаго. А очень скоро и в других городах.
Он так долго и пространно рассуждал о целесообразности своего предложения, что у Элизабет разболелась голова и она попросила дать ей время на размышления.
— Я часами раздумываю над тем, что приготовить на обед — бифштексы или свиные отбивные, — смеясь, проговорила она. — Надеюсь, вы не ждете от меня ответа сегодня?
— Конечно нет. Завтра.
Ее лицо стало напряженным, но она тут же поняла, что он шутит.
— Можете подумать. Время работает на меня. С каждым днем моя идея будет нравиться вам все больше и больше, — с уверенностью заявил Адам.
Уходя, уже в дверях, он сказал:
— Я пришлю вам свои предложения в письменном виде. Подумайте над ценами. Позвоню примерно через неделю. Но если возникнут вопросы, звоните сами без всяких церемонии. — Вынув из кармана пиджака визитку, он протянул ее Элизабет. — Вот здесь мой прямой, личный номер, звоните.
Как всегда после разговора с Адамом, Элизабет чувствовала себя совершенно обессиленной. Она завидовала уверенности и целенаправленности, с которой он шел по жизни. Казалось, он четко знал, чего хочет, и сметал все преграды на своем пути. Вот бы ей так! Она сама не знала, готова ли расширить свой бизнес.
Бог мой! Что знает она, вдова с двумя детьми и разбитым сердцем, о большом бизнесе?
Разбитым сердцем?
Дальше думать она не могла, решила мысленно вернуться назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17