Кое-кто поговаривает, что Эрик-ярл больше не вернется домой, а конунг Олав сын Харальда собирается захватить власть в Норвегии.
Гудрид была вынуждена отойти от них: она обходила гостей вдоль стола, потчуя их принесенной рыбой. Повторяя себе, что волнение ее связано только с прибытием гостей, она внутренне ощущала, что Торфинн Карлсефни сын Торда имеет над ней власть. Прежде она, отправляясь с отцом на альтинг, видела там два десятка красивых, отважных парней из хорошего рода, в самом подходящем для брака возрасте. Но едва протекали две недели альтинга и она возвращалась домой в Хеллисвеллир, черты этих юношей стирались из ее памяти. Единственное лицо, о котором она вспоминала, принадлежало человеку, которого она и видела-то лишь мельком… Пока Карлсефни будет оставаться в Братталиде, она должна держаться скромно и достойно, чтобы ее поведение не походило на дурные наклонности молоденькой девушки или на смехотворные вздыхания вдовы!
Снорри отправился в Кимбавоге навестить своего брата Торлейва, а тем временем Торбранд сын Снорри занялся кораблем Карлсефни, а сам купец торговал на Площадке тинга. Однажды туда вышла и Гудрид – обменять сукно на зерно для Бревенного Мыса. Она услышала, как Торбранд говорил своему хёвдингу, что им требуется новый парус и новая обшивка бортов, прежде чем они отправятся обратно в Исландию. Вполне возможно, что они сумеют вернуться домой до зимних штормов, но неизвестно, сколько времени у них займет починка корабля.
Карлсефни отложил в сторону счетную дощечку, в задумчивости теребя короткую, выгоревшую на солнце бородку, и ответил:
– Я скажу Лейву, что нам нужен новый парус, Торбранд. А для того, чтобы залатать корпус корабля, требуется время. Поди к Лейву и спроси у него, не уступит ли он тебе свою кузницу, чтобы успеть наковать гвоздей.
Гудрид оставила раба Ньяля сторожить тюк с сукном, а сама подошла поближе.
– Торфинн сын Торда, у меня на Бревенном мысе достаточно парусины – тебе на парус хватит. Она хранилась у меня для моего собственного корабля, но теперь я продала его Лейву. – Голос у нее слегка задрожал. Карлсефни изучающе посмотрел на нее и ответил:
– Я хорошо заплачу тебе за парусину.
Гудрид кивнула, продолжая с рассудительным видом:
– Я охотно возьму у тебя взамен овес и ячмень. А в придачу я надеюсь продать свое сукно…
Она сделала знак Ньялю, и он подошел к ним с товаром. Карлсефни довольно ощупал сукно, а потом сказал тем же будничным голосом:
– Хорошие у тебя вещи. Надеюсь, что мои товары тебе тоже понравятся. Если ты пойдешь со мной на склад…
В полумраке хранилища золотисто светились развязанные мешки с зерном, и Гудрид вспомнились истории викингов, которые бывали в Миклагарде и видели там целые палаты, наполненные золотом. В углу стоял сундук с шерстяными и шелковыми тканями, а под потолком были подвешены льняная пряжа и разноцветные шелковые нити. Гудрид вдохнула в себя запах кладовой, прежде чем она заметила, что в дверном проеме стоит Карлсефни, глядя на нее.
– Прежде чем ты выберешь, что тебе нужно, Гудрид, мне следовало бы отправиться с тобой на Бревенный Мыс и взглянуть на твою парусину. Тогда мы условимся о цене.
– Тебе не надо будет хлопотать об этом: я пошлю за парусиной одного из слуг, и он привезет ее прямо сюда.
Он взглянул ей прямо в глаза, когда она проходила мимо него на двор, и ответил:
– Мне это не хлопотно. Напротив, я охотно посмотрю на твою усадьбу. Или все дело в том, что Братталид отныне стал для тебя домом?
Гудрид слабо улыбнулась, поняв, что он имел в виду.
– Ты хочешь знать, не выйду ли я замуж за Лейва? Нет, об этом никто и думать не собирается. Я была женой его брата, Торстейна.
– Ты говоришь об этом, словно тебе есть что утаивать. Этот брак совершился против твоей воли?
– Нет, – твердо ответила Гудрид, – это не так. Торстейн был хорошим человеком и добрым мужем.
Карлсефни улыбнулся, и от его облика исходило такое тепло, что ей казалось, платок на ней вот-вот загорится. Он проговорил:
– Если я когда-нибудь женюсь, я буду надеяться, что моя жена будет говорить обо мне так же хорошо!
– Разве тебя дома в Исландии не ждет жена? – Гудрид почувствовала, будто на нее вылили ушат холодной воды: она ощутила прилив сил и необычайную радость. Синие глаза прищурились, и в улыбке блеснули белоснежные зубы.
– Нет, я пока не женат. Моя мать все хлопочет об этом. Но если я когда-нибудь возьму себе жену, я хочу, чтобы она сопровождала меня в моих путешествиях, пока я не состарюсь и не буду сидеть дома у огня. А таких женщин не очень-то много.
– А может быть, многие женщины как раз годятся для дальних плаваний, просто мужчины не спрашивают их об этом, – сказала Гудрид. – Теперь, когда ты уже видел мое сукно, можно, я оставлю его у тебя в кладовой, чтобы Ньяль не ходил с ним понапрасну?
– Конечно.
Карлсефни велел одному из своих рабов положить тюк сукна на складе, а сам достал плоские деревянные палочки для обмера. Гудрид крикнула, стоя в дверях:
– Я принесу свои палочки, Торфинн!
Она вернулась с длинной палочкой, на которой искусно были вырезаны руны: «Гудрид и Торкатла сделали из меня 120 локтей». Она наблюдала, как Торфинн мерял ее сукно, а потом они вышли вместе на двор.
– Ты многое умеешь, – сказал он. Похоже было, что он радуется.
– Отец научил меня считать, и ему всегда нравилось вырезать собственные палочки для обмера. Он говорил, что никогда неизвестно, как могут поступить другие, – ответила Гудрид.
– Да, Торбьёрн сын Кетиля оставил после себя добрую память, – сказал Торфинн Карлсефни.
Когда Гудрид вместе с Ньялем возвращалась в дом, она думала о том, когда же Карлсефни соберется поехать на Бревенный Мыс, чтобы взглянуть на ее парусину. Ей хотелось, чтобы к его приезду дом выглядел ухоженным и прибранным. И сумеет ли она выменять себе немного пшеницы к йолю? Нужно будет посоветоваться об этом с Торкатлой и Стейном.
А Карлсефни не торопился ни с торговлей, ни с починкой корабля. Когда Лейв узнал, как обстоят дела с «Рассекающим волны», он предложил Карлсефни и части его людей перезимовать в Братталиде. У Снорри и Торбранда были в Кимбавоге родичи, а остальных можно было разместить у соседей, поблизости. Карлсефни принял приглашение Лейва и велел перенести мешки с зерном и ячменем в кладовую Братталида, в придачу к тем подаркам, которые он преподнес хозяину дома еще по прибытии.
Гудрид как раз осматривала новые запасы в кладовой, когда, выйдя к дому, она повстречалась с Карлсефни. Они поздоровались и вместе пошли к главному входу.
– Ты очень щедр, Торфинн, – сказала ему Гудрид. – Я думаю, не отдать ли тебе парусину даром!
– Нет, разве такому торгу учил тебя Торбьёрн! И потом, мы с тобой условились посмотреть Бревенный Мыс. Я рассчитываю поехать туда через три дня.
Карлсефни остановился, прислушиваясь к протяжному вою на другой стороне фьорда, и сказал;
– Похоже, рядом с вами завелся волк!
– Это не волк, – улыбнулась Гудрид, – а моя собака на Бревенном Мысе. Ее зовут Гилли. Он просит поесть у Харальда Конской гривы.
– Надеюсь, этот Харальд покормит пса к моему появлению. А то я не мастер штопать порванные чулки.
– Я починю тебе их, если собака порвет их, – добродушно сказала Гудрид. – Но, как правило, все ограничивается одним лаем. И потом, Гилли хорошо охраняет дом и двор.
В тот вечер Гудрид легла рано. Уже засыпая, она слышала в отдалении собачий вой, который то замирал, то возобновлялся с новой силой. Сперва она решила, что это только сон, обрывки воспоминаний о дневном разговоре с Карлсефни, но потом услышала, что в доме поднялись люди. Гудрид расправила сорочку и потянулась за плащом. Спала она теперь в комнатке Тьодхильд. Открыв дверь, Гудрид увидела, что Лейв, Карлсефни и другие берут с собой оружие, а Ньяль зажигает лампы и достает факелы. С другой стороны фьорда доносился непрерывный вой.
Гудрид кинулась к Лейву.
– Ты собираешься на Бревенный Мыс?
– Надо посмотреть, в чем там дело. Гилли обычно ведет себя спокойно по ночам, как говорит Стейн.
– И я с вами, – сказала Гудрид, взяв у Ньяля часть фитиля и обвязав ею волосы, чтобы они не падали на лицо. Карлсефни стоял и смотрел на нее, и она вдруг осознала, что выглядит неряшливо. Но страх заглушил все другие чувства. Гудрид одна из первых добежала до небольшой шестивесельной лодки, в которой Лейв обычно плавал по фьорду. Она уже устраивалась в этой лодке, как вдруг услышала позади себя голос Карлсефни:
– Разве тебе не следует подождать нас в Братталиде, Гудрид? Мы ведь не знаем, что происходит на том берегу. Может, там сражаются.
Лейв ухмыльнулся.
– Напрасно волнуешься, Торфинн. Однажды Гудрид у себя на дворе убила из лука непрошеного гостя.
Карлсефни умолк, а Гудрид осталась на своем месте. Лейв отплыл от берега. Блестящие капли на веслах, свечение моря вызывали у нее ощущение, что она грезит. Постепенно стали различимы темные очертания берега впереди. Громко каркали вороны, с разных сторон лаяли собаки, и все эти звуки перекрывал один яростный вой Гилли.
Когда лодка причалила к берегу, в доме на Бревенном Мысе зажглись огни. Гудрид узнала квадратную фигуру Стейна, выскочившего из дома, и даже не обратила внимания на то, что Карлсефни помог ей сойти на берег. Подобрав юбку, она взбежала на тропинку и чуть не наткнулась на Фафни, который несся навстречу гостям, заливаясь радостным лаем. К ним подошел Стейн, и Гудрид успела разглядеть в дверях побелевшее от страха лицо Торкатлы. У стены молча сидели Стотри-Тьорви и Кольскегги, а в постели лежала Финна дочь Эрпа, и рыдания ее вплетались в завывание Гилли.
Стейн закрыл за гостями дверь и тяжело выдохнул:
– Спасибо, Лейв, что приехал сюда со своими людьми. Так мне будет легче заявить об убийстве, которое произошло у нас на дворе.
Он повернулся к Гудрид и продолжил:
– Гудрид, мне очень жаль, что такое случилось в твоей усадьбе сегодня ночью, но ты поймешь, что я заботился только о твоем добром имени, и ты можешь взять виру в три марки серебра за Харальда Конскую гриву. А если Лейв захочет, чтобы дело это разбирали на тинге, то пусть на то будет его воля.
Гудрид села на близстоящую скамью.
– Мое доброе имя?… Ты хочешь сказать, что убил Харальда Конскую гриву из-за меня?
Веревочка фитиля, которой она подвязала себе волосы, лопнула, и Гудрид в нетерпении тряхнула головой.
– Скажи, что случилось, Стейн. И попроси кого-нибудь успокоить Гилли.
Стотри-Тьорви вышел на двор и через некоторое время вернулся. Вой за домом прекратился.
Стейн продолжал все тем же спокойным голосом, будто он рассказывал об улове:
– Только Торкатла успела сложить древесный уголь у очага, как мы услышали, что снаружи кричит Финна. Обычно по вечерам она дожидается Торкатлу, чтобы вместе с ней идти в отхожее место, но на этот раз вышла на двор одна, и на нее напал Харальд Конская грива. Вряд ли он успел повредить девушке, ибо я сразу же выскочил из дома и ткнул его своим ножом. Если же ты думаешь, Гудрид, что я вел себя неправильно, то представь себе сперва, что было бы, если бы Финну дочь Эрпа взял силой один из твоих слуг. Конечно же, Эрп потребовал бы виру с Лейва, но люди стали бы показывать на тебя, говоря, что ты не можешь навести порядка у себя в усадьбе.
Людская молва… И некому защитить ее: нет ни мужа, ни отца, ни брата… Гудрид вздрогнула и поднялась со скамьи.
– Я хочу поговорить с Финной.
Финна натянула на голову одеяло, чтобы заглушить рыдания. Но Гудрид отвернула угол, схватила девушку за руки и встряхнула ее.
– Прекрати, Финна! И расскажи мне, что с тобой случилось.
– Нет, я не могу… ааа, ай…
– Скажи мне только, что сделал тебе Харальд. Он взял тебя силой, Финна?
– Он… он попытался поцеловать меня… Ая не хотела…
– Понимаю, – сказала Гудрид, представив себе широкое лицо Харальда, покрытое шрамами, искаженное похотью. Холодея от страха, она подумала, что ни одна женщина, пожалуй, не смогла бы защитить себя от такого нападения, не убив мужчину. Но все равно она спросила:
– А ты сказала ему, что не хочешь?
– Я… я ничего не сказала. Я только закричала. И тут прибежал Стейн. Я очень испугалась, Гудрид.
– Да, – тихо произнесла Гудрид. – На твоем месте мне тоже было бы страшно. Я рада, что он не навредил тебе.
Она дала Финне попить и вышла к остальным. Она чувствовала себя бесконечно усталой, и голос ее звучал грустно и слабо.
– Девушка осталась невредима, но она насмерть перепугана. Никак не могу понять, о чем думал Харальд. Недавно я говорила ему, что Финна помолвлена с другим парнем, и он воспринял эту новость с большим облегчением. Когда Финна успокоится, надо будет сказать ей, что она нравилась Харальду. – Гудрид остановилась и продолжала дальше, глядя на Лейва: – Лейву решать, как быть дальше, но мне кажется, что предложение Стейна справедливо. И я надеюсь, что Лейв похоронит Харальда в Братталиде, потому что тот крестился еще в Исландии.
Затем Гудрид повернулась к Тьорви.
– Я рада, что ты утихомирил Гилли. Он был так привязан к Харальду, что провыл бы всю ночь напролет…
– Мне пришлось перерезать ему горло, – пробормотал Тьорви. – Он успел дважды укусить меня…
Гудрид украдкой взглянула на Карлсефни, но в синих глазах его, которые покоились на ней, не было ни тени усмешки.
В Братталид возвращались молча. Все тихо вошли в дом и улеглись спать. Едва Гудрид забралась под одеяло, как осознала, что все это время она проходила босой. Она закутала замерзшие ноги в овчину и наконец уснула. Всякий раз во сне ей казалось, что Карлсефни придет утешить ее, но он не приходил.
В следующие дни Карлсефни ни словом не обмолвился о парусине, обещанной ему Гудрид, и она уже решила, что он просто забыл об этом. Сама же Гудрид бывала на Бревенном Мысе гораздо чаще, чем прежде, помогая Финне и Торкатле. На третий день после смерти Харальда Гудрид вытаскивала лодку на берег и вдруг услышала за спиной голос, который просил ее подождать. По каменистому склону к ней сбегал Карлсефни.
– Ты не забыла, что обещала взять меня с собой и показать парусину, Гудрид? И еще, я хотел увидеть твой двор…
– Я не думала, что ты захочешь отправиться на Бревенный Мыс после всего, что там произошло, – пролепетала Гудрид, стараясь скрыть замешательство.
– Нет, почему же… А кто будет грести?
– Я сама. Здесь недалеко, и потом, все остальные заняты.
Он сделал ей знак, чтобы она садилась в лодку, резко оттолкнулся от берега, вставил весла в уключины и принялся медленно, но споро грести.
Волосы его растрепались, и он казался юным и беззаботным. Голые ноги почернели от солнца, покрытые золотистыми волосками, похожими на лепестки гусиной лапчатки. Гудрид вспомнила, как она со своей сестричкой Ингвилль играла в детстве, когда они вместе оказывались друг напротив друга в одной лодке: девочки старались ухватить друг друга пальцами босых ножек, словно это были руки. Гудрид почувствовала, что краснеет, и проговорила как можно спокойнее:
– Старайся держаться подальше от устья реки, там опасное течение.
– Я вижу.
Гудрид поняла, что сказала глупость. Ей ли учить мужчину, который умеет управлять большим кораблем в открытом море, ведя его через бесчисленные чужеземные реки и порты…
Словно угадав, о чем она думает, он сказал:
– Только глупец может броситься в незнакомые воды.
Долгое время они молчали. За широкой спиной Карлсефни Гудрид стал виден ее двор: они подплывали все ближе к берегу. Сперва Гудрид боялась показаться глупой, а теперь она чувствовала, как внутри поднимается радость, и она ощутила себя молодой, впервые с тех пор, как Торстейн уплыл к берегам Виноградной Страны.
Карлсефни вглядывался в берег, направляя к нему лодку, а потом взглянул прямо в глаза Гудрид, заставив ее встретиться с ним взглядом. Ей казалось, что она заглянула в глубокий омут, в котором мерно покачиваются водоросли, и пришлось бороться с искушением броситься в глубину и утонуть в ней. Ни один из них не проронил ни слова.
На берегу залаял Фафни, и к гостям поспешили навстречу Стейн и Халльдор. Гудрид объяснила им цель приезда Карлсефни, и все четверо двинулись к дому. Там все было по-прежнему. Финна мирно ткала, а Торкатла вышла из молочной кладовой, окутанная запахом сыра, чтобы поприветствовать гостей. Гудрид подумала, что служанка не одобрит этого молодого богатого купца Карлсефни. Однако она, напротив, держалась с ним почтительно, выказывая ему уважение, словно это был сам Лейв сын Эрика, и следуя за ним по пятам в амбар, чтобы показать ему красно-белую парусину.
При виде этой ткани на Гудрид нахлынули воспоминания. А Торкатла тем временем давала свои пояснения:
– Просто чудо, что мы не успели использовать этот кусок парусины. Подумать только, мы пережили такое ужасное путешествие по морю! Никакая сила не заставит больше меня пересечь фьорд в обратном направлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Гудрид была вынуждена отойти от них: она обходила гостей вдоль стола, потчуя их принесенной рыбой. Повторяя себе, что волнение ее связано только с прибытием гостей, она внутренне ощущала, что Торфинн Карлсефни сын Торда имеет над ней власть. Прежде она, отправляясь с отцом на альтинг, видела там два десятка красивых, отважных парней из хорошего рода, в самом подходящем для брака возрасте. Но едва протекали две недели альтинга и она возвращалась домой в Хеллисвеллир, черты этих юношей стирались из ее памяти. Единственное лицо, о котором она вспоминала, принадлежало человеку, которого она и видела-то лишь мельком… Пока Карлсефни будет оставаться в Братталиде, она должна держаться скромно и достойно, чтобы ее поведение не походило на дурные наклонности молоденькой девушки или на смехотворные вздыхания вдовы!
Снорри отправился в Кимбавоге навестить своего брата Торлейва, а тем временем Торбранд сын Снорри занялся кораблем Карлсефни, а сам купец торговал на Площадке тинга. Однажды туда вышла и Гудрид – обменять сукно на зерно для Бревенного Мыса. Она услышала, как Торбранд говорил своему хёвдингу, что им требуется новый парус и новая обшивка бортов, прежде чем они отправятся обратно в Исландию. Вполне возможно, что они сумеют вернуться домой до зимних штормов, но неизвестно, сколько времени у них займет починка корабля.
Карлсефни отложил в сторону счетную дощечку, в задумчивости теребя короткую, выгоревшую на солнце бородку, и ответил:
– Я скажу Лейву, что нам нужен новый парус, Торбранд. А для того, чтобы залатать корпус корабля, требуется время. Поди к Лейву и спроси у него, не уступит ли он тебе свою кузницу, чтобы успеть наковать гвоздей.
Гудрид оставила раба Ньяля сторожить тюк с сукном, а сама подошла поближе.
– Торфинн сын Торда, у меня на Бревенном мысе достаточно парусины – тебе на парус хватит. Она хранилась у меня для моего собственного корабля, но теперь я продала его Лейву. – Голос у нее слегка задрожал. Карлсефни изучающе посмотрел на нее и ответил:
– Я хорошо заплачу тебе за парусину.
Гудрид кивнула, продолжая с рассудительным видом:
– Я охотно возьму у тебя взамен овес и ячмень. А в придачу я надеюсь продать свое сукно…
Она сделала знак Ньялю, и он подошел к ним с товаром. Карлсефни довольно ощупал сукно, а потом сказал тем же будничным голосом:
– Хорошие у тебя вещи. Надеюсь, что мои товары тебе тоже понравятся. Если ты пойдешь со мной на склад…
В полумраке хранилища золотисто светились развязанные мешки с зерном, и Гудрид вспомнились истории викингов, которые бывали в Миклагарде и видели там целые палаты, наполненные золотом. В углу стоял сундук с шерстяными и шелковыми тканями, а под потолком были подвешены льняная пряжа и разноцветные шелковые нити. Гудрид вдохнула в себя запах кладовой, прежде чем она заметила, что в дверном проеме стоит Карлсефни, глядя на нее.
– Прежде чем ты выберешь, что тебе нужно, Гудрид, мне следовало бы отправиться с тобой на Бревенный Мыс и взглянуть на твою парусину. Тогда мы условимся о цене.
– Тебе не надо будет хлопотать об этом: я пошлю за парусиной одного из слуг, и он привезет ее прямо сюда.
Он взглянул ей прямо в глаза, когда она проходила мимо него на двор, и ответил:
– Мне это не хлопотно. Напротив, я охотно посмотрю на твою усадьбу. Или все дело в том, что Братталид отныне стал для тебя домом?
Гудрид слабо улыбнулась, поняв, что он имел в виду.
– Ты хочешь знать, не выйду ли я замуж за Лейва? Нет, об этом никто и думать не собирается. Я была женой его брата, Торстейна.
– Ты говоришь об этом, словно тебе есть что утаивать. Этот брак совершился против твоей воли?
– Нет, – твердо ответила Гудрид, – это не так. Торстейн был хорошим человеком и добрым мужем.
Карлсефни улыбнулся, и от его облика исходило такое тепло, что ей казалось, платок на ней вот-вот загорится. Он проговорил:
– Если я когда-нибудь женюсь, я буду надеяться, что моя жена будет говорить обо мне так же хорошо!
– Разве тебя дома в Исландии не ждет жена? – Гудрид почувствовала, будто на нее вылили ушат холодной воды: она ощутила прилив сил и необычайную радость. Синие глаза прищурились, и в улыбке блеснули белоснежные зубы.
– Нет, я пока не женат. Моя мать все хлопочет об этом. Но если я когда-нибудь возьму себе жену, я хочу, чтобы она сопровождала меня в моих путешествиях, пока я не состарюсь и не буду сидеть дома у огня. А таких женщин не очень-то много.
– А может быть, многие женщины как раз годятся для дальних плаваний, просто мужчины не спрашивают их об этом, – сказала Гудрид. – Теперь, когда ты уже видел мое сукно, можно, я оставлю его у тебя в кладовой, чтобы Ньяль не ходил с ним понапрасну?
– Конечно.
Карлсефни велел одному из своих рабов положить тюк сукна на складе, а сам достал плоские деревянные палочки для обмера. Гудрид крикнула, стоя в дверях:
– Я принесу свои палочки, Торфинн!
Она вернулась с длинной палочкой, на которой искусно были вырезаны руны: «Гудрид и Торкатла сделали из меня 120 локтей». Она наблюдала, как Торфинн мерял ее сукно, а потом они вышли вместе на двор.
– Ты многое умеешь, – сказал он. Похоже было, что он радуется.
– Отец научил меня считать, и ему всегда нравилось вырезать собственные палочки для обмера. Он говорил, что никогда неизвестно, как могут поступить другие, – ответила Гудрид.
– Да, Торбьёрн сын Кетиля оставил после себя добрую память, – сказал Торфинн Карлсефни.
Когда Гудрид вместе с Ньялем возвращалась в дом, она думала о том, когда же Карлсефни соберется поехать на Бревенный Мыс, чтобы взглянуть на ее парусину. Ей хотелось, чтобы к его приезду дом выглядел ухоженным и прибранным. И сумеет ли она выменять себе немного пшеницы к йолю? Нужно будет посоветоваться об этом с Торкатлой и Стейном.
А Карлсефни не торопился ни с торговлей, ни с починкой корабля. Когда Лейв узнал, как обстоят дела с «Рассекающим волны», он предложил Карлсефни и части его людей перезимовать в Братталиде. У Снорри и Торбранда были в Кимбавоге родичи, а остальных можно было разместить у соседей, поблизости. Карлсефни принял приглашение Лейва и велел перенести мешки с зерном и ячменем в кладовую Братталида, в придачу к тем подаркам, которые он преподнес хозяину дома еще по прибытии.
Гудрид как раз осматривала новые запасы в кладовой, когда, выйдя к дому, она повстречалась с Карлсефни. Они поздоровались и вместе пошли к главному входу.
– Ты очень щедр, Торфинн, – сказала ему Гудрид. – Я думаю, не отдать ли тебе парусину даром!
– Нет, разве такому торгу учил тебя Торбьёрн! И потом, мы с тобой условились посмотреть Бревенный Мыс. Я рассчитываю поехать туда через три дня.
Карлсефни остановился, прислушиваясь к протяжному вою на другой стороне фьорда, и сказал;
– Похоже, рядом с вами завелся волк!
– Это не волк, – улыбнулась Гудрид, – а моя собака на Бревенном Мысе. Ее зовут Гилли. Он просит поесть у Харальда Конской гривы.
– Надеюсь, этот Харальд покормит пса к моему появлению. А то я не мастер штопать порванные чулки.
– Я починю тебе их, если собака порвет их, – добродушно сказала Гудрид. – Но, как правило, все ограничивается одним лаем. И потом, Гилли хорошо охраняет дом и двор.
В тот вечер Гудрид легла рано. Уже засыпая, она слышала в отдалении собачий вой, который то замирал, то возобновлялся с новой силой. Сперва она решила, что это только сон, обрывки воспоминаний о дневном разговоре с Карлсефни, но потом услышала, что в доме поднялись люди. Гудрид расправила сорочку и потянулась за плащом. Спала она теперь в комнатке Тьодхильд. Открыв дверь, Гудрид увидела, что Лейв, Карлсефни и другие берут с собой оружие, а Ньяль зажигает лампы и достает факелы. С другой стороны фьорда доносился непрерывный вой.
Гудрид кинулась к Лейву.
– Ты собираешься на Бревенный Мыс?
– Надо посмотреть, в чем там дело. Гилли обычно ведет себя спокойно по ночам, как говорит Стейн.
– И я с вами, – сказала Гудрид, взяв у Ньяля часть фитиля и обвязав ею волосы, чтобы они не падали на лицо. Карлсефни стоял и смотрел на нее, и она вдруг осознала, что выглядит неряшливо. Но страх заглушил все другие чувства. Гудрид одна из первых добежала до небольшой шестивесельной лодки, в которой Лейв обычно плавал по фьорду. Она уже устраивалась в этой лодке, как вдруг услышала позади себя голос Карлсефни:
– Разве тебе не следует подождать нас в Братталиде, Гудрид? Мы ведь не знаем, что происходит на том берегу. Может, там сражаются.
Лейв ухмыльнулся.
– Напрасно волнуешься, Торфинн. Однажды Гудрид у себя на дворе убила из лука непрошеного гостя.
Карлсефни умолк, а Гудрид осталась на своем месте. Лейв отплыл от берега. Блестящие капли на веслах, свечение моря вызывали у нее ощущение, что она грезит. Постепенно стали различимы темные очертания берега впереди. Громко каркали вороны, с разных сторон лаяли собаки, и все эти звуки перекрывал один яростный вой Гилли.
Когда лодка причалила к берегу, в доме на Бревенном Мысе зажглись огни. Гудрид узнала квадратную фигуру Стейна, выскочившего из дома, и даже не обратила внимания на то, что Карлсефни помог ей сойти на берег. Подобрав юбку, она взбежала на тропинку и чуть не наткнулась на Фафни, который несся навстречу гостям, заливаясь радостным лаем. К ним подошел Стейн, и Гудрид успела разглядеть в дверях побелевшее от страха лицо Торкатлы. У стены молча сидели Стотри-Тьорви и Кольскегги, а в постели лежала Финна дочь Эрпа, и рыдания ее вплетались в завывание Гилли.
Стейн закрыл за гостями дверь и тяжело выдохнул:
– Спасибо, Лейв, что приехал сюда со своими людьми. Так мне будет легче заявить об убийстве, которое произошло у нас на дворе.
Он повернулся к Гудрид и продолжил:
– Гудрид, мне очень жаль, что такое случилось в твоей усадьбе сегодня ночью, но ты поймешь, что я заботился только о твоем добром имени, и ты можешь взять виру в три марки серебра за Харальда Конскую гриву. А если Лейв захочет, чтобы дело это разбирали на тинге, то пусть на то будет его воля.
Гудрид села на близстоящую скамью.
– Мое доброе имя?… Ты хочешь сказать, что убил Харальда Конскую гриву из-за меня?
Веревочка фитиля, которой она подвязала себе волосы, лопнула, и Гудрид в нетерпении тряхнула головой.
– Скажи, что случилось, Стейн. И попроси кого-нибудь успокоить Гилли.
Стотри-Тьорви вышел на двор и через некоторое время вернулся. Вой за домом прекратился.
Стейн продолжал все тем же спокойным голосом, будто он рассказывал об улове:
– Только Торкатла успела сложить древесный уголь у очага, как мы услышали, что снаружи кричит Финна. Обычно по вечерам она дожидается Торкатлу, чтобы вместе с ней идти в отхожее место, но на этот раз вышла на двор одна, и на нее напал Харальд Конская грива. Вряд ли он успел повредить девушке, ибо я сразу же выскочил из дома и ткнул его своим ножом. Если же ты думаешь, Гудрид, что я вел себя неправильно, то представь себе сперва, что было бы, если бы Финну дочь Эрпа взял силой один из твоих слуг. Конечно же, Эрп потребовал бы виру с Лейва, но люди стали бы показывать на тебя, говоря, что ты не можешь навести порядка у себя в усадьбе.
Людская молва… И некому защитить ее: нет ни мужа, ни отца, ни брата… Гудрид вздрогнула и поднялась со скамьи.
– Я хочу поговорить с Финной.
Финна натянула на голову одеяло, чтобы заглушить рыдания. Но Гудрид отвернула угол, схватила девушку за руки и встряхнула ее.
– Прекрати, Финна! И расскажи мне, что с тобой случилось.
– Нет, я не могу… ааа, ай…
– Скажи мне только, что сделал тебе Харальд. Он взял тебя силой, Финна?
– Он… он попытался поцеловать меня… Ая не хотела…
– Понимаю, – сказала Гудрид, представив себе широкое лицо Харальда, покрытое шрамами, искаженное похотью. Холодея от страха, она подумала, что ни одна женщина, пожалуй, не смогла бы защитить себя от такого нападения, не убив мужчину. Но все равно она спросила:
– А ты сказала ему, что не хочешь?
– Я… я ничего не сказала. Я только закричала. И тут прибежал Стейн. Я очень испугалась, Гудрид.
– Да, – тихо произнесла Гудрид. – На твоем месте мне тоже было бы страшно. Я рада, что он не навредил тебе.
Она дала Финне попить и вышла к остальным. Она чувствовала себя бесконечно усталой, и голос ее звучал грустно и слабо.
– Девушка осталась невредима, но она насмерть перепугана. Никак не могу понять, о чем думал Харальд. Недавно я говорила ему, что Финна помолвлена с другим парнем, и он воспринял эту новость с большим облегчением. Когда Финна успокоится, надо будет сказать ей, что она нравилась Харальду. – Гудрид остановилась и продолжала дальше, глядя на Лейва: – Лейву решать, как быть дальше, но мне кажется, что предложение Стейна справедливо. И я надеюсь, что Лейв похоронит Харальда в Братталиде, потому что тот крестился еще в Исландии.
Затем Гудрид повернулась к Тьорви.
– Я рада, что ты утихомирил Гилли. Он был так привязан к Харальду, что провыл бы всю ночь напролет…
– Мне пришлось перерезать ему горло, – пробормотал Тьорви. – Он успел дважды укусить меня…
Гудрид украдкой взглянула на Карлсефни, но в синих глазах его, которые покоились на ней, не было ни тени усмешки.
В Братталид возвращались молча. Все тихо вошли в дом и улеглись спать. Едва Гудрид забралась под одеяло, как осознала, что все это время она проходила босой. Она закутала замерзшие ноги в овчину и наконец уснула. Всякий раз во сне ей казалось, что Карлсефни придет утешить ее, но он не приходил.
В следующие дни Карлсефни ни словом не обмолвился о парусине, обещанной ему Гудрид, и она уже решила, что он просто забыл об этом. Сама же Гудрид бывала на Бревенном Мысе гораздо чаще, чем прежде, помогая Финне и Торкатле. На третий день после смерти Харальда Гудрид вытаскивала лодку на берег и вдруг услышала за спиной голос, который просил ее подождать. По каменистому склону к ней сбегал Карлсефни.
– Ты не забыла, что обещала взять меня с собой и показать парусину, Гудрид? И еще, я хотел увидеть твой двор…
– Я не думала, что ты захочешь отправиться на Бревенный Мыс после всего, что там произошло, – пролепетала Гудрид, стараясь скрыть замешательство.
– Нет, почему же… А кто будет грести?
– Я сама. Здесь недалеко, и потом, все остальные заняты.
Он сделал ей знак, чтобы она садилась в лодку, резко оттолкнулся от берега, вставил весла в уключины и принялся медленно, но споро грести.
Волосы его растрепались, и он казался юным и беззаботным. Голые ноги почернели от солнца, покрытые золотистыми волосками, похожими на лепестки гусиной лапчатки. Гудрид вспомнила, как она со своей сестричкой Ингвилль играла в детстве, когда они вместе оказывались друг напротив друга в одной лодке: девочки старались ухватить друг друга пальцами босых ножек, словно это были руки. Гудрид почувствовала, что краснеет, и проговорила как можно спокойнее:
– Старайся держаться подальше от устья реки, там опасное течение.
– Я вижу.
Гудрид поняла, что сказала глупость. Ей ли учить мужчину, который умеет управлять большим кораблем в открытом море, ведя его через бесчисленные чужеземные реки и порты…
Словно угадав, о чем она думает, он сказал:
– Только глупец может броситься в незнакомые воды.
Долгое время они молчали. За широкой спиной Карлсефни Гудрид стал виден ее двор: они подплывали все ближе к берегу. Сперва Гудрид боялась показаться глупой, а теперь она чувствовала, как внутри поднимается радость, и она ощутила себя молодой, впервые с тех пор, как Торстейн уплыл к берегам Виноградной Страны.
Карлсефни вглядывался в берег, направляя к нему лодку, а потом взглянул прямо в глаза Гудрид, заставив ее встретиться с ним взглядом. Ей казалось, что она заглянула в глубокий омут, в котором мерно покачиваются водоросли, и пришлось бороться с искушением броситься в глубину и утонуть в ней. Ни один из них не проронил ни слова.
На берегу залаял Фафни, и к гостям поспешили навстречу Стейн и Халльдор. Гудрид объяснила им цель приезда Карлсефни, и все четверо двинулись к дому. Там все было по-прежнему. Финна мирно ткала, а Торкатла вышла из молочной кладовой, окутанная запахом сыра, чтобы поприветствовать гостей. Гудрид подумала, что служанка не одобрит этого молодого богатого купца Карлсефни. Однако она, напротив, держалась с ним почтительно, выказывая ему уважение, словно это был сам Лейв сын Эрика, и следуя за ним по пятам в амбар, чтобы показать ему красно-белую парусину.
При виде этой ткани на Гудрид нахлынули воспоминания. А Торкатла тем временем давала свои пояснения:
– Просто чудо, что мы не успели использовать этот кусок парусины. Подумать только, мы пережили такое ужасное путешествие по морю! Никакая сила не заставит больше меня пересечь фьорд в обратном направлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44