А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Настроения молодежи живо воссоздаются в спорах Скэндера с друзьями, с сестрой Шпресой. Перед читателем проходят образы людей, из которых в годы второй мировой войны формировалась партизанская армия, принесшая освобождение Албании от фашистского ига и произвола внутренней реакции.
В романе четко обозначены социальные и идеологические противоречия, которые раскололи албанское общество на два непримиримых лагеря. Рассказывая трогательную, казалось бы, наивно-сентиментальную историю бедной девушки Сили, погубленной развратным Гафур-беем, М. Каламата умеет не только достоверно передать нравственную атмосферу албанской жизни, но и показать, как брат девушки Лёни начинает осмысливать происшедшее не только с личной точки зрения – он уже воспринимает трагическую смерть сестры как печальный итог общего социального бедствия, каким был для страны и народа режим Зогу. Лёни отказывается от возможности осуществить «законное» право кровной мести – тайно убить ненавистного бея – и избирает путь открытой борьбы против угнетателей.
Роман завершается трагической страницей в истории Албании – днями национального унижения, когда предательство правящих классов привело страну к итало-фашистской оккупации. Однако день 7 апреля 1939 года стал и днем начала национально-освободительной борьбы. Героическое сопротивление албанского народа в годы второй мировой войны внесло свою лепту в великую битву народов против фашизма, возглавленную Советским Союзом. 29 ноября 1944 года Албания завоевала свободу, и перед ее народом открылся путь строительства нового, социалистического общества. С мрачным миром феодально-буржуазной реакции, о котором так убедительно и с таким гневом рассказывает Мичо Каламата, было покончено навсегда.
Н. Смирнова

ЕГО ВЫСОКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО


I

Автомобиль остановился у высоких решетчатых ворот президентского дворца.
Двое часовых в красных мундирах с черной оторочкой встали по стойке «смирно» и, вскинув длинные винтовки, неумело взяли «на караул». Придерживая волочащийся по земле парадный палаш, к машине подбежал офицер. Он распахнул дворцу и приложил руку к феске с огромным орлом, над которым колыхался великолепный султан из конского волоса.
Из открытой дверцы автомобиля сначала показались лакированные необычайного размера туфли, затем ноги, длинные и тонкие, как ходули, беловолосая голова, похожая на пук шерсти, какую обычно прядут пастушки, и наконец перед офицером выпрямилась долговязая фигура сухого, как пастуший посох, старика.
– Пожалуйста, ваше превосходительство, – обратился к нему офицер по-французски. – Господин президент ждет вас.
Его превосходительство оскалил зубы, изобразив улыбку, водрузил на голову черный цилиндр и последовал за офицером, четко печатавшим шаг по мощенной гравием аллее дворцового парка. Его превосходительство попробовал было идти с ним в ногу, но тут же оставил эту затею и засеменил дальше, с любопытством оглядываясь по сторонам. Он заметил, что парк полон гвардейцев: то тут, то там из-за розовых кустов вдруг появлялись часовые, словно вырастая из-под земли. Они вытягивались в струнку и отдавали честь. В ответ его превосходительство небрежно касался цилиндра белыми перчатками, зажатыми в правой руке.
Неожиданно они столкнулись чуть ли не нос к носу с двумя часовыми, которые растерянно попятились и застыли неподвижно. Рука его превосходительства уже потянулась было к цилиндру, как вдруг он заметил на лице часового постарше улыбку, что явно нарушало воинский устав президентской гвардии. Его превосходительство, остановившись, протянул солдату руку.
– Здравствуйте! – с трудом выговорил он по-албански, потом добавил на английском языке: – How do you do?
Гвардеец сжал его руку в своей и, сильно тряхнув, пробормотал:
– Здравствуйте, господин посланник.
Офицер тоже остановился, круто повернулся и сердито взглянул на часовых, однако лицо посланника выражало неподдельное удовольствие.
– Пожалуйте, ваше превосходительство, – снова сказал офицер и, так же печатая шаг, двинулся дальше.
Проводив их взглядом, часовой помоложе спросил того, что постарше:
– Кто это?
– А ты не знаешь?
– Нет.
– Это Джейриз.
– Дериз?
– Какой Дериз, что ты мелешь! Эх ты, дубина! Это господин Джейриз, английский бей.
– Английский бей?
– Ну да, друг нашего паши.
Тем временем сэр Джон Джейриз, кавалер шотландского рыцарского ордена и кавалер ордена Бани Второй степени, шагал за офицером, не отрывая взволнованного взгляда от президентского дворца, походившего, как ему казалось, на крепость. И в самом деле, недоставало лишь рва с водой, чтобы дворец, обнесенный высокой стеной с бойницами, приобрел вид настоящей средневековой цитадели. Повсюду часовые, полно солдат и офицеров.
Сэр Джейриз много раз бывал в этой крепости и спокойно обошелся бы без провожатого, он даже с закрытыми глазами нашел бы кабинет президента. Но пусть все будет так, как положено!
У подъезда навстречу им бросился старший адъютант президента, красавец в блестящем мундире, расшитом золотыми галунами и с красно-черной перевязью на груди. Сопровождавший англичанина офицер отдал честь, щелкнул каблуками и удалился. Старший адъютант не успел вымолвить ни единого слова приветствия высокому гостю: на площадке появился сам президент республики.
В коричневом костюме, ладно облегающем его стройную, высокую фигуру, он по-спортивному легко сбежал по ступеням.
Сэр Джейриз на мгновение застыл в изумлении. Он хорошо знал президента, и уж ему-то было известно, как педантично тот следовал правилам протокола. Рассказывали, что с тех пор, как его провозгласили президентом, он окружил себя поистине королевской пышностью и так вознесся, что даже самых высокопоставленных иностранных персон принимал в своем кабинете сидя, неукоснительно соблюдая правила протокола, прямо как наследственный монарх или глава какого-нибудь крупного государства. А вот сейчас, для него, сэра Джейриза, старого друга, он сделал исключение, без всяких церемоний сам вышел навстречу с обнаженной головой, с радушной улыбкой, протянув для рукопожатия руку. Такой прием очень польстил сэру Джону, пощекотал его самолюбие, но только на какой-то миг: он тут же вспомнил, что это не официальный визит, а сугубо частная встреча. Так что, приветствуя старого посланника не как представителя его величества короля Великобритании, а как своего друга, президент и в самом деле придерживался протокола. Он просто выполнял обязанности хозяина дома, вот и все!
– Добро пожаловать! – приветливо улыбаясь, сказал по-французски президент, крепко пожимая гостю руку.
– Здравствуйте, ваше превосходительство. Очень рад вас видеть. – Произнеся эту стереотипную формулу приветствия, сэр Джон склонился в почтительном поклоне.
Старый дипломат с удовольствием отметил, что его молодой друг и впрямь выглядел английским джентльменом. Правда, он излишне франтоват, но так безукоризненно вежлив и корректен, словно воспитывался в Итоне и Оксфорде. Да и помещение, куда они вошли, было обставлено со вкусом, хотя и, возможно, чересчур роскошно, принимая во внимание не очень-то высокое происхождение хозяина, его более чем скромное образование и великую бедность народа, которым он правил.
Как только адъютант, поставив на стол чай и коньяк, удалился, бывший посланник закурил и начал разговор по-турецки. Он знал, что президент плохо говорит по-французски, тогда как турецким они оба владели хорошо.
– Примите мои поздравления, ваше превосходительство! – заговорил он таким тоном, словно они только что встретились. – Вы добились блестящих успехов! Сколько я не был в вашей стране? Каких-то два-три года! И за это время произошло так много примечательного, что я даже затрудняюсь, с чего начать: поздравлять ли вас со стабилизацией вашего режима, с заслуженным избранием на пост президента или с блестящими успехами вашей дипломатической деятельности?
– Благодарю вас! – Президент приложил руку к сердцу.
И в это мгновение бывшему посланнику показалось вдруг, что вернулось то славное время, когда он держал в кулаке этого «байрактара Начальник байрака, территориальной единицы в Северной и Северо-Восточной Албании во времена турецкого господства. – Здесь и далее примечания переводчика.

бандитов», как его тогда называли, и учил его «цивилизованной политике».
– Я с особым удовольствием поздравляю вас с тем, как вы удачно отделались от коварного старика! – продолжал сэр Джейриз. – Ну и ловко же вы его провели!
Собеседники рассмеялись. Однако президент через минуту был уже снова серьезен, а бывший посланник все не мог сдержать самодовольного смеха. Он считал делом своих рук вызволение этой «птицы», Ахмета Зогу, Зогу означает по-албански «птица».

из когтей югославской «лисы». Имеется в виду югославский премьер-министр того времени Н. Пашич.

Поговаривали, что «старик» чуть не лопнул от бешенства. Он помогал Ахмет-бею советами, снабжал его деньгами, оружием, регулярными войсками, разведывательными данными. Он отправил его в Албанию в полной уверенности, что будет иметь в его лице послушного вассала. А что получилось? Этому мелкому байрактарчику пришлась не по нутру такая роль, и он, как только оказался на коне, повернулся спиной к своему благодетелю, откупившись от него каким-то жалким монастырем. Монастырь св. Наума, близ города Поградеца, подаренный Ахметом Зогу Югославии в 1925 г. в качестве вознаграждения за помощь, оказанную ему югославским правительством Н. Пашича. – Прим. автора.


И все же бывший посланник оборвал свой смех, наткнувшись на немигающий взгляд голубых глаз президента. Разумеется, не ради поздравлений и шуток по адресу югославского премьера сэр Джон Джейриз прибыл в Албанию, и уж тем более не ради охоты, как писали в те дни газеты. «Что же тебя сюда привело? – вопрошали глаза „байрактара бандитов“. – Сбрось маску, английский бей! Мы хорошо изучили друг друга, а потому можем быть откровенны. Я ведь знаю: стоит мне сделать что-нибудь неугодное его величеству королю Великобритании, ты меня из-под земли достанешь. Ты-то уж денег не пожалеешь: наймешь какого-нибудь дубину байрактара, который отправит меня к праотцам…»
Бывший посланник с самым что ни на есть серьезным видом медленно произнес:
– Прежде чем сообщить о цели моего приезда, Ахмет-бей, позвольте мне задать вам один вопрос.
Сэр Джейриз намеренно назвал президента «Ахмет-беем», дав этим понять, что хочет говорить с ним доверительно, как в былые времена.
– Я весь внимание, господин посланник! – не задумываясь, ответил президент, словно позабыв, что господин Джон Джейриз уже давно не посланник.
– Что вы намерены делать дальше?
Если бы такой вопрос задал Ахмет-бею кто-нибудь другой, он не только не удостоил бы его ответом, но, скорее всего, приказал бы своим молодцам вышвырнуть вон нахала. Но тут дело обстояло иначе. С сэром Джоном Джейризом его связывало многое: когда-то они сообща плели сети интриг, он в какой-то степени чувствовал себя должником этого маститого английского дипломата, пришедшего ему на помощь в самый критический момент его карьеры. Разве мог он забыть ежедневные встречи в двадцать четвертом году, когда они запросто приходили друг к другу обсуждать планы предстоящих действий, или время эмиграции в Югославии, когда Джейриз сделал все, чтобы вернуть Ахмет-бея к власти. Вот почему президент республики, немного помедлив, ответил:
– В принципе я собираюсь и дальше укреплять свой режим, опираясь на верных людей; хочу усилить армию и жандармерию – разумеется, я рассчитываю при этом на помощь офицеров его величества короля Великобритании, – а еще буду формировать правящий класс, не забывая, – тут президент улыбнулся, – совета вашей милости: чем меньше людей у власти, тем лучше, не так ли?
– Совершенно верно. Вы должны брать за образец мою страну. У нас власть сосредоточена в руках нескольких семейств, их можно буквально пересчитать по пальцам. Вот почему положение в Британской империи так устойчиво. Конечно, у нас демократия, но, что бы там ни говорили всякие ученые, газетчики и прочие писаки, власть всегда находится в сильных руках лордов и финансистов. Власть – это такое блюдо, которым нельзя потчевать досыта. Жажда власти должна поддерживаться постоянно! Пусть будет как можно больше жаждущих власти. А вкусить ее давай не всем, только самым надежным, но и этим лишь небольшими, точно отмеренными дозами, по каплям, как лекарство.
– Да, да.
– Но меня, Ахмет-бей, сейчас беспокоит другое. Вы провозгласили себя западниками и объявили, что установите в своей республике демократию. Это очень хорошо. Вы тем самым завоевали симпатии и поддержку цивилизованных наций. Но нам, британцам, поддерживать демократию несложно, у нас вековой опыт, мы научились маневрировать при любых обстоятельствах, у вас же совсем иное дело. С одной стороны, у вас нет такого опыта, а с другой – ваши возможности маневрировать очень ограничены, по крайней мере формально. Но уверены ли вы, что у вас и дальше все пойдет так же гладко?
– Уверен.
– Я тоже в этом не сомневаюсь, пока во главе государства стоите вы. Но одно из условий демократии – периодические выборы. Они, естественно, должны проводиться и у вас. Через три-четыре года вам предстоят выборы президента. Можете ли вы их себе позволить? Уверены ли вы, что вас изберут на следующий срок?
Президент усмехнулся.
Да, сейчас его друг говорил откровенно, без недомолвок, совсем как в былые времена.
– Депутаты – мои люди, – ответил он коротко.
– Не сомневаюсь, Ахмет-бей, но всегда ли они будут вашими?
Президент нахмурился. Он и сам не слишком был уверен в этом. Он знал, что большинство из них, да что там большинство – все как один уже служили до него трем, а то и четырем хозяевам, так что при случае предадут и его.
– Кроме того, Ахмет-бей, надо учитывать и внешние обстоятельства, меняющуюся конъюнктуру, – продолжал бывший посланник.
Президент, крайне заинтригованный, смотрел на него, не отрывая глаз. После небольшой паузы сэр Джейриз опять заговорил спокойно и неторопливо:
– Простите меня, Ахмет-бей, но мы с вами привыкли говорить начистоту, а поэтому, я надеюсь, вы позволите мне и сейчас быть с вами откровенным, как прежде. Но имейте в виду, я здесь никого не представляю и приехал к вам в гости просто как ваш старый друг.
– Разумеется, – ответил президент, и в глазах его промелькнула хитрая искорка. Он прекрасно понимал, что, будучи посланником, сэр Джейриз представлял лишь правительство его величества короля Великобритании, а сейчас, в качестве «старого друга», он, возможно, представляет нечто большее. – Я счастлив, что имею возможность снова беседовать с вами и воспользоваться вашими ценными советами, – подтвердил он, хотя эти стереотипные слова из дипломатического лексикона никак не подходили для задушевной беседы двух старых друзей.
Сэр Джейриз мгновенно перешел на такой же тон, отбросив задушевность.
– Итак, ваше превосходительство, я буду говорить прямо, зная, что все, что я скажу, будет воспринято как советы друга, желающего вам добра, чем они и являются на самом деле, а не как официальное мнение моего правительства, которое я некоторое время имел честь представлять в вашей стране.
– Я, разумеется, понимаю, сэр Джейриз, что вы сейчас не представляете никого и что, приехав к нам, нанесли мне любезный визит по своему личному желанию. Я вам признателен за это. И рад выслушать своего старого друга.
– В таком случае, Ахмет-бей, позвольте сказать вам, что меня глубоко волнует будущее вашей страны, и в особенности ваше лично.
– Очень вам признателен!
– И отнюдь не процедура предстоящих выборов беспокоит меня больше всего, я почти уверен в вашей победе. Меня беспокоят внешние обстоятельства, изменчивая политическая ситуация, которую зачастую невозможно предугадать и трудно удерживать под контролем.
Сэр Джейриз на минуту умолк, затягиваясь сигаретой, а президент, откинувшись на спинку кресла, в нетерпении выстукивал по подлокотнику маршевый ритм.
– Что ж, Ахмет-бей, давайте проанализируем факты: за последнее время вы связали себя серией договоров и конвенций с Италией Муссолини. Эти договоры позволяют итальянцам установить определенный экономический и политический контроль над вашей страной. Я понимаю, что таким способом вы застраховали себя от посягательств своих соседей на материке, но одновременно оказались под угрозой зависимости от заморского защитника. Вряд ли можно сомневаться насчет намерений господина Муссолини в отношении вашей страны, ведь он и не скрывает своих агрессивных планов. О, я уверен, вы сделаете все, чтобы помешать их осуществлению, я глубоко верю в ваши дипломатические способности, однако господин Муссолини очень хитер, это беспардонный политик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36