Зачем? Чтобы служить предателям?
Она промолчала.
– Но король не такой, – начала она робко. – Он…
– Он самый грязный из всех, реакционер до мозга костей. Да он продался Италии с головой…
– Прошу тебя, Скэндер, не занимайся политикой, – умоляюще произнесла она.
– Да разве возможно в наши дни не заниматься политикой? С ней связано абсолютно все. А те, кто утверждают, будто далеки от политики, на деле поддерживают политику предателей, которые нами правят. А им только того и надо. «Пусть каждый занимается своими делами, – говорят они, – а мы за вас, мол, будем заниматься политикой».
– Ты бы сначала закончил институт, получил диплом, стал на ноги, а потом бы и занимался политикой.
– Ну положим, я кончу институт, получу диплом, а дальше что? Разве судьбу Албании решают только те, у кого есть диплом? Как вы там вообще живете в вашем институте? Неужели никогда не разговариваете о подобных вещах?
– Нет, мы этим не интересуемся.
– Не поверю. Наверняка и у вас есть девушки, которые задумываются о судьбе своего народа, просто ты, наверно, не дружишь с ними.
– Я ни во что не вмешиваюсь и не хочу вмешиваться.
– Плохо, сестричка, ты должна всем интересоваться.
VII
Скэндер прошел через сад и поднялся по широким ступеням, ведущим к двухэтажному особняк. У входа его встретила госпожа Хава, его тетка.
Она очень походила на госпожу Рефию, только была холеная, лучше одета, волосы изящно уложены.
– Добро пожаловать! – Она расцеловала его, оставив на щеках следы неяркой помады. – Как вы там, все здоровы?
– Здоровы, тетя, спасибо. Вам большой привет от мамы, отца, от Шпресы…
– От Шпресы? Почему она не приехала?
– Приехала, тетя, приехала, только я отвез ее в интернат.
– Как же так? Ведь мы ее тут ждем!
– Мы опоздали на три дня, и ей не разрешили поехать со мной. Какие-то там формальности надо пройти перед началом учебного года.
– Скажите, пожалуйста!
Разговаривая, они вошли в гостиную. Пол был застлан большим ковром, посередине стоял круглый стол, покрытый стеклом, и несколько кожаных кресел. По углам возвышались две пальмы в больших кадках.
– А вы бы сразу приехали сюда, – продолжала госпожа Хава, – мы бы потом отвезли ее в интернат.
– Да она еще придет, ведь здесь недалеко, – сказал Скэндер, ставя за дверь чемодан и кладя на него плащ.
– Сание! Отнеси чемодан в комнату для гостей! – приказала служанке госпожа Хава. – И скажи Тефте, пусть спустится сюда.
– А вы как поживаете, тетя?
– Да неплохо.
– Поздравляю вас с помолвкой Тефты.
– Что сейчас поздравлять? Мы вас так ждали, почему вы не приехали?
– Мы слишком поздно получили телеграмму.
– Неужели к вам так долго идут телеграммы?
– Когда пришла телеграмма, нас не было дома, мы уезжали в деревню. Мама вам, наверное, писала.
– И правда. Она же мне все объяснила.
В одной из дверей гостиной показалась двоюродная сестра Скэндера – Тефта. Хорошенькая светловолосая девушка, чуть повыше матери, с кроткими, овечьими глазами. На ней было белое, в цветах платье с короткими рукавами.
– Иди сюда, Тефта, поздоровайся со Скэндером.
Она состроила обиженную гримаску, делавшую ее похожей на прелестного, но избалованного ребенка.
– Не хочу. Я сердита на него.
– За что же, что я такое сделал?
– А почему ты пришел без Шпресы?
– Я уже тете объяснил, Шпресу не отпустили из интерната.
– Не надо было вообще туда заезжать. Пришли бы прямо сюда, – все с той же миной сказала она.
– Да ты не сердись, Шпреса никуда не денется, послезавтра, в воскресенье, жди, она придет. Давай руку.
Она протянула руку и обняла его.
– Осторожней, – с укором сказала она, как будто не сама обняла брата. – Ты мне прическу испортил! Мама, сейчас Хюсен придет. Скажи Сание, пусть приготовит чай. – Она уселась в кресло.
Госпожа Хава с улыбкой посмотрела на дочь и вышла.
– Да садись же, Скэндер, что ты стоишь?
Он сел, достал сигарету.
– А мне не предложишь?
– О, извини, пожалуйста. Я не знал, что ты куришь.
– Курю, еще как. Только папе не говори, а мамы я не боюсь. Знаешь, Скэндер, я так расстроилась, когда узнала, что ты не хочешь поступать на курсы! Отец ведь с таким трудом все устроил. Почему ты не хочешь быть офицером?
– Военная карьера не для меня. Ты же меня знаешь, я не выношу муштры, люблю вольную жизнь.
– Ты такой же, как Хюсен. Он тоже говорит: «Не выношу армейской дисциплины». А мне так нравится мундир! Он бы тебе очень пошел! Ты такой стройный, высокий, элегантный – все девушки бы по тебе обмирали!
Она так тараторила, что не давала и слова вставить. Еле дождавшись паузы, Скэндер поспешил заговорить о другом.
– Прости, Тефта, я ведь тебя еще не поздравил с помолвкой. Будь счастлива! Желаю вам побольше детей!
– Спасибо. А ты знаком с моим женихом? Нет? Его зовут Хюсен Бубули. Он юрист, учился во Франции.
– Где он работает?
– В министерстве иностранных дел. Его дядя Гафур-бей Колоньяри помог ему туда устроиться. Ты знаешь Гафур-бея?
Скэндер нахмурился. Вспомнилась встреча с Гафур-беем на болоте, и ему стало неприятно, что теперь он невольно становится родственником бея.
– Я слыхал о нем, – ответил он сухо.
– Гафур бей – депутат, друг его высокого величества, не последний человек при дворе. Хюсен сначала преподавал французский во дворце, но Гафур-бей устроил его в министерство. Не сегодня-завтра его назначат в какую-нибудь миссию за границей. Хотя быть преподавателем во дворце тоже неплохо. А ты слыхал, как там офицеры говорят по-французски? Бонжур, эй ты! У нас есть лесон сегодня апремиди? Вуй, а то нет. Добрый день… урок… после обеда… да… (искаж. франц.).
Она очень похоже передразнила офицеров, смешно скривив лицо. Скэндер засмеялся, она тоже расхохоталась.
– Над чем вы тут смеетесь? – спросила, входя, госпожа Хава. – Тефта, Хюсен пришел. Иди встречай.
– Ну! Зачем мне его встречать? Что он сам дороги не знает?
Мать укоризненно взглянула на нее и сама поспешила навстречу зятю.
– Богокур! – обратилась Тефта к жениху, показавшемуся в дверях. Продолжая сидеть в кресле, она пожала ему руку. – Знакомься, это Скэндер, мой двоюродный брат. Я тебе о нем рассказывала.
– Очень приятно. Хюсен Бубули.
– Скэндер Петани.
Хюсен был долговяз и большеголов, редкие темные волосы тщательно прилизаны и зачесаны назад, между жидкими прядями белели полоски кожи, словно следы от зубьев расчески. Его крупные, но какие-то тусклые глаза были невыразительны. «Наверно, из тех маменькиных сыночков, что еле-еле переползают из класса в класс, – подумал Скэндер. – И что в нем Тефта нашла? Или их обручили по сговору? С другой стороны, дипломатическая карьера, заграничные миссии – об этом ведь мечтает любая барышня из буржуазной семьи…»
– Знаешь, Хюсен, папа предложил устроить Скэндера на курсы офицеров жандармерии, а он не хочет. Прямо как ты: не люблю, говорит, военную службу.
– Правильно говорит.
– Ну уж и правильно. А мне нравятся военные.
– Может, тебе и военная дисциплина нравится? – засмеялся Хюсен.
– Не дай бог! Да я вообще никакую дисциплину терпеть не могу! Я обожаю мундиры. Тебе бы он тоже пошел, Хюсен! Какой бы офицер получился! Все девушки бы с ума посходили…
Она забыла, что только что говорила то же самое Скэндеру.
– Нет уж, Тефта, мундир меня ничуть не прельщает, и я очень хорошо понимаю господина Петани. Да и другие, судя по всему, тоже так думают. Вы читали объявление в газете?
– Какое объявление?
– Министерство внутренних дел сообщает, что срок приема заявлений на курсы офицеров жандармерии ввиду недобора продлевается еще на месяц.
– Чудесно! Ты еще можешь поступить, Скэндер!
– Нет, Тефта, у меня уже все решено.
– Что решено?
– Поеду учиться во Францию.
– А стипендия?
– Без стипендии.
– Разрешите вас спросить, – обратился к нему Хюсен, с таким подчеркнутым изяществом принимая из рук невесты чашку чая, будто оттачивал свои светские манеры, столь необходимые дипломату. – Что вы собираетесь изучать?
– Инженерное дело.
– Это вам нравится?
– Да.
– А мне ни капельки! – воскликнула Тефта. – Я в школе больше всего ненавижу геометрию! А уж алгебру так вообще не выношу!
– Алгебра и геометрия – основы науки.
– Ты так говоришь, потому что они тебе хорошо даются. А мне что делать?
– Ты тоже вполне можешь их одолеть, только надо немножко силы воли.
– Это не так просто, – поддержал свою невесту Хюсен. – Я сколько ни старался, все равно ничего не получалось.
– Юрист тоже неплохая профессия, – сказал Скэндер.
– А почему бы вам не пойти на юридический?
– Мне кажется, наша страна больше нуждается в инженерах.
Все замолчали, но Тефта не умела долго молчать, она поставила на стол свою чашку и заговорила снова:
– А ты слыхал песню «Черное воскресенье»?
– Нет.
– Что ты! Я ее уже раз сто слушала! Она мне так нравится! Я даже слова выучила! Вот послушай:
Ах, воскресенье печали,
В этот вечер унылый
Вся в цветах я вернулась,
И захлопнула двери,
И, рыдая, внимала
Завыванию ветра…
Представляешь, в Будапеште из-за этой песни покончили с собой двадцать человек! Ее даже запретили в Венгрии.
– С чего это они покончили с собой?
– Откуда я знаю. Послушают песню, а потом бултых с моста в воду или приходят домой и пулю в висок. Не могу понять, как это можно. Я сколько раз ее слушаю, и мне даже в голову не приходит кончать с собой!
– Конечно, глупости, – сказал Скэндер.
– Сантименты, – добавил Хюсен.
– Мы позавчера с Хюсеном смотрели хороший фильм. Не помнишь, как звали того артиста? Ах да, Дон Хосе Мохика! Такой красавец! Только не вздумай ревновать: он мне понравился как актер, а вовсе не как мужчина.
Хюсен улыбнулся.
– А артистка такая прелесть! Как же ее звали? И ее не помнишь? Ну ладно, артисток можешь не запоминать. Она была в таком длинном платье. Хюсен говорит, мне бы тоже очень пошло длинное платье. Скажу папе, пусть купит такое. Оно мне скоро понадобится, ведь Хюсена иногда приглашают во дворец. И меня тоже будут приглашать, правда?
– Конечно.
– Нет, лучше куплю материал и выберу модный фасон…
Вошел отец Тефты, плотный мужчина с мясистыми щеками и густыми, коротко подстриженными усами.
– А я сердит на тебя, – сразу обратился он к Скэндеру, повторяя в точности слова дочери. – Ты меня расстроил.
Скэндер поднялся ему навстречу, не зная, что ответить. Господин Зетир протянул ему руку и, добродушно посмеиваясь, продолжал:
– Ну да ладно, ничего. Давай руку. Как вы там? Как отец, мать?
– Спасибо, хорошо! Вам большой привет.
– А ты как поживаешь, Хюсен?
– Хорошо, благодарю вас.
– Я, Скэндер, рассуждал так, будто речь шла обо мне, – принялся объяснять господин Зетир, усаживаясь в кресло, которое ему уступил Хюсен. – В молодости я мечтал стать офицером, вот и подумал, что, может, я тебе это поправится. А оказалось, ты со мной не согласен.
– Нынче молодежь не та, что раньше, – вмешалась госпожа Хава. – Так что оставь этот разговор.
– Хюсена тоже не привлекает военная служба, – вставила Тефта.
– Неужели? Выходит, газеты правы, когда критикуют нас, стариков, за непонимание молодежи.
Господин Зетир Дема занимал солидный пост в министерстве просвещения и еще с двадцать первого года был личным другом Ахмета Зогу. Причисляя себя к «старикам», сам он не совсем ясно представлял себе, кого имеют в виду газеты, толкуя о «молодежи» и «стариках».
– По-моему, старики тут ни при чем, господин Зетир, – поддержал Скэндера Хюсен. – Тут дело вкуса: сейчас очень многие молодые люди мечтают о военной карьере.
– Значит, нынешняя молодежь все-таки в чем-то походит на нас, стариков, а?
– Безусловно, господин Зетир.
– Только она посовременнее, – добавила Тефта, не очень-то понимая, что хотела этим выразить.
– Ну и прекрасно. Закуривайте! А мне не нальете чаю?
– Ох, прости, папа. – Тефта и Хюсен потянулись за чайником, руки их столкнулись. – Дай я налью.
– Твой отец пишет, что сам будет оплачивать твое учение, так?
– Да.
– А документы привез для паспорта?
– Да, они все со мной.
– И куда же ты решил ехать?
– В Париж.
– На кого собираешься учиться?
– На инженера-строителя.
– Что ж, дело хорошее. Хава, свари-ка мне лучше кофе, – попросил господин Зетир, отставляя чай. – Я больше кофе люблю. Да, место неплохое.
– В Париже есть чему поучиться, – подтвердил Хюсен.
– Я только один раз был в Париже. В девятнадцатом году, месяца два пробыл там с албанской делегацией на мирной конференции.
– Вы попали в самое неудачное время, – заметил Хюсен. – Только что кончилась война, многого не хватало.
– А мне больше нравится Стамбул, – продолжал господин Зетир. – Конечно, Стамбул – не Париж, но мы, албанцы, как-то уютнее там себя чувствуем.
– В Стамбуле неплохо, но с Парижем его не сравнить.
– А я и не сравниваю. Как это вы говорите? Дело вкуса, верно? А то еще скажете, что я рассуждаю, как «старик».
Все засмеялись. Госпожа Хава принесла кофе. Он выпил его маленькими глотками и снова обратился к Скэндеру:
– Теперь главное – получить паспорт. Давай-ка твои документы.
Скэндер достал конверт из внутреннего кармана пиджака.
– Здесь все в порядке? – Он открыл конверт. – Прошение, справка о социальном положении, свидетельство об окончании школы… По-моему, все как надо.
– Как вы думаете, получится что-нибудь? – спросил Скэндер.
– Постараюсь. При желании все получится.
– Дело в том, что господину Петани паспорт нужен как можно скорее, – выступил ходатаем Хюсен, которому Скэндер понравился с первого взгляда. – Занятия уже начались, а пока выдадут паспорт, пока он пароходом и поездом доберется до Парижа, его могут не принять, год будет потерян.
– Постараемся все сделать побыстрее.
VIII
Скэндер вошел на Старый рынок и поначалу заблудился в лабиринте узких грязных улочек. Потом узнал переулок мастеров по выделыванию телешей, прошел мимо медников и оказался у кофейни Хаджи Реки. В ушах стоял звон от стука и грохота мастерских, да и в кофейне его продолжало преследовать громыхание кузнечного молота, доносившееся откуда-то неподалеку.
Сидевший за стойкой уста Мастер, хозяин. Здесь: уважительное обращение.
Хаджи, дородный, черноусый, в белой телеше, проводил Скэндера любопытным взглядом. Только когда тот подсел к двум юношам, ожидавшим его за столиком у окна, он занялся своим делом.
– Еще кофе, уста!
– Сию минуту, Хаки.
– Присаживайся, Скэндер. Знакомься, товарищ Хамди.
Скэндер поставил чемодан, бросил сверху плащ и протянул руку.
– Скэндер Петани.
– Хамди Зека.
– Как жизнь?
– Хорошо, Хаки, хорошо. Джемаль еще не пришел?
– Он немножко запоздает. Просил подождать.
– Он нашел машину?
– Нашел.
– Значит, отправляешься, Скэндер?
– Да.
– Первый раз за границу?
– Первый.
– Как хорошо, что едешь вместе с Джемалем!
– Мы с ним вместе только до Рима, а дальше поеду один.
– Ничего. Он все расскажет. Закуривай.
Скэндер закурил и оглядел кофейню уста Хаджи. Тесное помещение, шесть-семь непокрытых столиков, стоящих почти вплотную, старые стулья и табуретки. За прилавком бутылки раки и другие напитки, разномастные стаканы и рюмки. Стойку уста Хаджи украсил множеством фотографий киноактеров, над которыми возвышалась фотокарточка короля Зогу в военном мундире – вся грудь в орденах, фуражка набекрень, как у заправского громилы.
За соседним столиком два парня в потрепанной одежде, видимо, подмастерья, увлеченно слушали старика в сдвинутой на затылок соломенной шляпе. Облокотившись на край столика, он негромко рассказывал им что-то смешное, а они то и дело покатывались со смеху.
– Пожалуйте кофе. Откуда господин к нам пожаловал?
– Это, уста, наш друг, Скэндер Петани.
– Очень рад.
Уста Хаджи заметил чемодан.
– Уезжаете?
– Далеко уезжает, уста Хаджи, во Францию.
– Вот как! Учиться?
– Да.
– Давай поставлю чемодан за стойку. – Не дожидаясь согласия, он взял чемодан. – А плащ оставь тут. – И аккуратно повесил плащ на спинку стула.
Скэндер вопросительно посмотрел на Хаки, тот улыбнулся.
– Да он свой человек.
Скэндер отхлебнул кофе и прислушался, стараясь уловить, о чем говорит за соседним столиком старик в соломенной шляпе. Его друзья тоже умолкли.
– …и едет в Тирану к своему другу. Тогда как раз сменилось правительство. Покупает старик газету и идет прямо к Фейзи-бею.
– Как дела, Хасан-эфенди, как жизнь, – расспрашивает его бей. Друг ведь, не как-нибудь.
– Да все хорошо, Фейзи-бей, кругом покой и тишина.
– Его высокое величество – вот кого надо благодарить. Он принес нам спокойствие.
– Уж такое спокойствие, Фейзи-бей, что вот уезжал из деревни к тебе, так детей отправил к брату, а дом оставил как есть, даже запирать не стал.
– Да ну! И воров не боишься?
– Да какие у нас воры, Фейзи-бей. Они ж теперь все в Тиране собрались.
Сказал, как припечатал.
Фейзи-бей стоит, только губы кусает.
Потом достает старик газету и говорит:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Она промолчала.
– Но король не такой, – начала она робко. – Он…
– Он самый грязный из всех, реакционер до мозга костей. Да он продался Италии с головой…
– Прошу тебя, Скэндер, не занимайся политикой, – умоляюще произнесла она.
– Да разве возможно в наши дни не заниматься политикой? С ней связано абсолютно все. А те, кто утверждают, будто далеки от политики, на деле поддерживают политику предателей, которые нами правят. А им только того и надо. «Пусть каждый занимается своими делами, – говорят они, – а мы за вас, мол, будем заниматься политикой».
– Ты бы сначала закончил институт, получил диплом, стал на ноги, а потом бы и занимался политикой.
– Ну положим, я кончу институт, получу диплом, а дальше что? Разве судьбу Албании решают только те, у кого есть диплом? Как вы там вообще живете в вашем институте? Неужели никогда не разговариваете о подобных вещах?
– Нет, мы этим не интересуемся.
– Не поверю. Наверняка и у вас есть девушки, которые задумываются о судьбе своего народа, просто ты, наверно, не дружишь с ними.
– Я ни во что не вмешиваюсь и не хочу вмешиваться.
– Плохо, сестричка, ты должна всем интересоваться.
VII
Скэндер прошел через сад и поднялся по широким ступеням, ведущим к двухэтажному особняк. У входа его встретила госпожа Хава, его тетка.
Она очень походила на госпожу Рефию, только была холеная, лучше одета, волосы изящно уложены.
– Добро пожаловать! – Она расцеловала его, оставив на щеках следы неяркой помады. – Как вы там, все здоровы?
– Здоровы, тетя, спасибо. Вам большой привет от мамы, отца, от Шпресы…
– От Шпресы? Почему она не приехала?
– Приехала, тетя, приехала, только я отвез ее в интернат.
– Как же так? Ведь мы ее тут ждем!
– Мы опоздали на три дня, и ей не разрешили поехать со мной. Какие-то там формальности надо пройти перед началом учебного года.
– Скажите, пожалуйста!
Разговаривая, они вошли в гостиную. Пол был застлан большим ковром, посередине стоял круглый стол, покрытый стеклом, и несколько кожаных кресел. По углам возвышались две пальмы в больших кадках.
– А вы бы сразу приехали сюда, – продолжала госпожа Хава, – мы бы потом отвезли ее в интернат.
– Да она еще придет, ведь здесь недалеко, – сказал Скэндер, ставя за дверь чемодан и кладя на него плащ.
– Сание! Отнеси чемодан в комнату для гостей! – приказала служанке госпожа Хава. – И скажи Тефте, пусть спустится сюда.
– А вы как поживаете, тетя?
– Да неплохо.
– Поздравляю вас с помолвкой Тефты.
– Что сейчас поздравлять? Мы вас так ждали, почему вы не приехали?
– Мы слишком поздно получили телеграмму.
– Неужели к вам так долго идут телеграммы?
– Когда пришла телеграмма, нас не было дома, мы уезжали в деревню. Мама вам, наверное, писала.
– И правда. Она же мне все объяснила.
В одной из дверей гостиной показалась двоюродная сестра Скэндера – Тефта. Хорошенькая светловолосая девушка, чуть повыше матери, с кроткими, овечьими глазами. На ней было белое, в цветах платье с короткими рукавами.
– Иди сюда, Тефта, поздоровайся со Скэндером.
Она состроила обиженную гримаску, делавшую ее похожей на прелестного, но избалованного ребенка.
– Не хочу. Я сердита на него.
– За что же, что я такое сделал?
– А почему ты пришел без Шпресы?
– Я уже тете объяснил, Шпресу не отпустили из интерната.
– Не надо было вообще туда заезжать. Пришли бы прямо сюда, – все с той же миной сказала она.
– Да ты не сердись, Шпреса никуда не денется, послезавтра, в воскресенье, жди, она придет. Давай руку.
Она протянула руку и обняла его.
– Осторожней, – с укором сказала она, как будто не сама обняла брата. – Ты мне прическу испортил! Мама, сейчас Хюсен придет. Скажи Сание, пусть приготовит чай. – Она уселась в кресло.
Госпожа Хава с улыбкой посмотрела на дочь и вышла.
– Да садись же, Скэндер, что ты стоишь?
Он сел, достал сигарету.
– А мне не предложишь?
– О, извини, пожалуйста. Я не знал, что ты куришь.
– Курю, еще как. Только папе не говори, а мамы я не боюсь. Знаешь, Скэндер, я так расстроилась, когда узнала, что ты не хочешь поступать на курсы! Отец ведь с таким трудом все устроил. Почему ты не хочешь быть офицером?
– Военная карьера не для меня. Ты же меня знаешь, я не выношу муштры, люблю вольную жизнь.
– Ты такой же, как Хюсен. Он тоже говорит: «Не выношу армейской дисциплины». А мне так нравится мундир! Он бы тебе очень пошел! Ты такой стройный, высокий, элегантный – все девушки бы по тебе обмирали!
Она так тараторила, что не давала и слова вставить. Еле дождавшись паузы, Скэндер поспешил заговорить о другом.
– Прости, Тефта, я ведь тебя еще не поздравил с помолвкой. Будь счастлива! Желаю вам побольше детей!
– Спасибо. А ты знаком с моим женихом? Нет? Его зовут Хюсен Бубули. Он юрист, учился во Франции.
– Где он работает?
– В министерстве иностранных дел. Его дядя Гафур-бей Колоньяри помог ему туда устроиться. Ты знаешь Гафур-бея?
Скэндер нахмурился. Вспомнилась встреча с Гафур-беем на болоте, и ему стало неприятно, что теперь он невольно становится родственником бея.
– Я слыхал о нем, – ответил он сухо.
– Гафур бей – депутат, друг его высокого величества, не последний человек при дворе. Хюсен сначала преподавал французский во дворце, но Гафур-бей устроил его в министерство. Не сегодня-завтра его назначат в какую-нибудь миссию за границей. Хотя быть преподавателем во дворце тоже неплохо. А ты слыхал, как там офицеры говорят по-французски? Бонжур, эй ты! У нас есть лесон сегодня апремиди? Вуй, а то нет. Добрый день… урок… после обеда… да… (искаж. франц.).
Она очень похоже передразнила офицеров, смешно скривив лицо. Скэндер засмеялся, она тоже расхохоталась.
– Над чем вы тут смеетесь? – спросила, входя, госпожа Хава. – Тефта, Хюсен пришел. Иди встречай.
– Ну! Зачем мне его встречать? Что он сам дороги не знает?
Мать укоризненно взглянула на нее и сама поспешила навстречу зятю.
– Богокур! – обратилась Тефта к жениху, показавшемуся в дверях. Продолжая сидеть в кресле, она пожала ему руку. – Знакомься, это Скэндер, мой двоюродный брат. Я тебе о нем рассказывала.
– Очень приятно. Хюсен Бубули.
– Скэндер Петани.
Хюсен был долговяз и большеголов, редкие темные волосы тщательно прилизаны и зачесаны назад, между жидкими прядями белели полоски кожи, словно следы от зубьев расчески. Его крупные, но какие-то тусклые глаза были невыразительны. «Наверно, из тех маменькиных сыночков, что еле-еле переползают из класса в класс, – подумал Скэндер. – И что в нем Тефта нашла? Или их обручили по сговору? С другой стороны, дипломатическая карьера, заграничные миссии – об этом ведь мечтает любая барышня из буржуазной семьи…»
– Знаешь, Хюсен, папа предложил устроить Скэндера на курсы офицеров жандармерии, а он не хочет. Прямо как ты: не люблю, говорит, военную службу.
– Правильно говорит.
– Ну уж и правильно. А мне нравятся военные.
– Может, тебе и военная дисциплина нравится? – засмеялся Хюсен.
– Не дай бог! Да я вообще никакую дисциплину терпеть не могу! Я обожаю мундиры. Тебе бы он тоже пошел, Хюсен! Какой бы офицер получился! Все девушки бы с ума посходили…
Она забыла, что только что говорила то же самое Скэндеру.
– Нет уж, Тефта, мундир меня ничуть не прельщает, и я очень хорошо понимаю господина Петани. Да и другие, судя по всему, тоже так думают. Вы читали объявление в газете?
– Какое объявление?
– Министерство внутренних дел сообщает, что срок приема заявлений на курсы офицеров жандармерии ввиду недобора продлевается еще на месяц.
– Чудесно! Ты еще можешь поступить, Скэндер!
– Нет, Тефта, у меня уже все решено.
– Что решено?
– Поеду учиться во Францию.
– А стипендия?
– Без стипендии.
– Разрешите вас спросить, – обратился к нему Хюсен, с таким подчеркнутым изяществом принимая из рук невесты чашку чая, будто оттачивал свои светские манеры, столь необходимые дипломату. – Что вы собираетесь изучать?
– Инженерное дело.
– Это вам нравится?
– Да.
– А мне ни капельки! – воскликнула Тефта. – Я в школе больше всего ненавижу геометрию! А уж алгебру так вообще не выношу!
– Алгебра и геометрия – основы науки.
– Ты так говоришь, потому что они тебе хорошо даются. А мне что делать?
– Ты тоже вполне можешь их одолеть, только надо немножко силы воли.
– Это не так просто, – поддержал свою невесту Хюсен. – Я сколько ни старался, все равно ничего не получалось.
– Юрист тоже неплохая профессия, – сказал Скэндер.
– А почему бы вам не пойти на юридический?
– Мне кажется, наша страна больше нуждается в инженерах.
Все замолчали, но Тефта не умела долго молчать, она поставила на стол свою чашку и заговорила снова:
– А ты слыхал песню «Черное воскресенье»?
– Нет.
– Что ты! Я ее уже раз сто слушала! Она мне так нравится! Я даже слова выучила! Вот послушай:
Ах, воскресенье печали,
В этот вечер унылый
Вся в цветах я вернулась,
И захлопнула двери,
И, рыдая, внимала
Завыванию ветра…
Представляешь, в Будапеште из-за этой песни покончили с собой двадцать человек! Ее даже запретили в Венгрии.
– С чего это они покончили с собой?
– Откуда я знаю. Послушают песню, а потом бултых с моста в воду или приходят домой и пулю в висок. Не могу понять, как это можно. Я сколько раз ее слушаю, и мне даже в голову не приходит кончать с собой!
– Конечно, глупости, – сказал Скэндер.
– Сантименты, – добавил Хюсен.
– Мы позавчера с Хюсеном смотрели хороший фильм. Не помнишь, как звали того артиста? Ах да, Дон Хосе Мохика! Такой красавец! Только не вздумай ревновать: он мне понравился как актер, а вовсе не как мужчина.
Хюсен улыбнулся.
– А артистка такая прелесть! Как же ее звали? И ее не помнишь? Ну ладно, артисток можешь не запоминать. Она была в таком длинном платье. Хюсен говорит, мне бы тоже очень пошло длинное платье. Скажу папе, пусть купит такое. Оно мне скоро понадобится, ведь Хюсена иногда приглашают во дворец. И меня тоже будут приглашать, правда?
– Конечно.
– Нет, лучше куплю материал и выберу модный фасон…
Вошел отец Тефты, плотный мужчина с мясистыми щеками и густыми, коротко подстриженными усами.
– А я сердит на тебя, – сразу обратился он к Скэндеру, повторяя в точности слова дочери. – Ты меня расстроил.
Скэндер поднялся ему навстречу, не зная, что ответить. Господин Зетир протянул ему руку и, добродушно посмеиваясь, продолжал:
– Ну да ладно, ничего. Давай руку. Как вы там? Как отец, мать?
– Спасибо, хорошо! Вам большой привет.
– А ты как поживаешь, Хюсен?
– Хорошо, благодарю вас.
– Я, Скэндер, рассуждал так, будто речь шла обо мне, – принялся объяснять господин Зетир, усаживаясь в кресло, которое ему уступил Хюсен. – В молодости я мечтал стать офицером, вот и подумал, что, может, я тебе это поправится. А оказалось, ты со мной не согласен.
– Нынче молодежь не та, что раньше, – вмешалась госпожа Хава. – Так что оставь этот разговор.
– Хюсена тоже не привлекает военная служба, – вставила Тефта.
– Неужели? Выходит, газеты правы, когда критикуют нас, стариков, за непонимание молодежи.
Господин Зетир Дема занимал солидный пост в министерстве просвещения и еще с двадцать первого года был личным другом Ахмета Зогу. Причисляя себя к «старикам», сам он не совсем ясно представлял себе, кого имеют в виду газеты, толкуя о «молодежи» и «стариках».
– По-моему, старики тут ни при чем, господин Зетир, – поддержал Скэндера Хюсен. – Тут дело вкуса: сейчас очень многие молодые люди мечтают о военной карьере.
– Значит, нынешняя молодежь все-таки в чем-то походит на нас, стариков, а?
– Безусловно, господин Зетир.
– Только она посовременнее, – добавила Тефта, не очень-то понимая, что хотела этим выразить.
– Ну и прекрасно. Закуривайте! А мне не нальете чаю?
– Ох, прости, папа. – Тефта и Хюсен потянулись за чайником, руки их столкнулись. – Дай я налью.
– Твой отец пишет, что сам будет оплачивать твое учение, так?
– Да.
– А документы привез для паспорта?
– Да, они все со мной.
– И куда же ты решил ехать?
– В Париж.
– На кого собираешься учиться?
– На инженера-строителя.
– Что ж, дело хорошее. Хава, свари-ка мне лучше кофе, – попросил господин Зетир, отставляя чай. – Я больше кофе люблю. Да, место неплохое.
– В Париже есть чему поучиться, – подтвердил Хюсен.
– Я только один раз был в Париже. В девятнадцатом году, месяца два пробыл там с албанской делегацией на мирной конференции.
– Вы попали в самое неудачное время, – заметил Хюсен. – Только что кончилась война, многого не хватало.
– А мне больше нравится Стамбул, – продолжал господин Зетир. – Конечно, Стамбул – не Париж, но мы, албанцы, как-то уютнее там себя чувствуем.
– В Стамбуле неплохо, но с Парижем его не сравнить.
– А я и не сравниваю. Как это вы говорите? Дело вкуса, верно? А то еще скажете, что я рассуждаю, как «старик».
Все засмеялись. Госпожа Хава принесла кофе. Он выпил его маленькими глотками и снова обратился к Скэндеру:
– Теперь главное – получить паспорт. Давай-ка твои документы.
Скэндер достал конверт из внутреннего кармана пиджака.
– Здесь все в порядке? – Он открыл конверт. – Прошение, справка о социальном положении, свидетельство об окончании школы… По-моему, все как надо.
– Как вы думаете, получится что-нибудь? – спросил Скэндер.
– Постараюсь. При желании все получится.
– Дело в том, что господину Петани паспорт нужен как можно скорее, – выступил ходатаем Хюсен, которому Скэндер понравился с первого взгляда. – Занятия уже начались, а пока выдадут паспорт, пока он пароходом и поездом доберется до Парижа, его могут не принять, год будет потерян.
– Постараемся все сделать побыстрее.
VIII
Скэндер вошел на Старый рынок и поначалу заблудился в лабиринте узких грязных улочек. Потом узнал переулок мастеров по выделыванию телешей, прошел мимо медников и оказался у кофейни Хаджи Реки. В ушах стоял звон от стука и грохота мастерских, да и в кофейне его продолжало преследовать громыхание кузнечного молота, доносившееся откуда-то неподалеку.
Сидевший за стойкой уста Мастер, хозяин. Здесь: уважительное обращение.
Хаджи, дородный, черноусый, в белой телеше, проводил Скэндера любопытным взглядом. Только когда тот подсел к двум юношам, ожидавшим его за столиком у окна, он занялся своим делом.
– Еще кофе, уста!
– Сию минуту, Хаки.
– Присаживайся, Скэндер. Знакомься, товарищ Хамди.
Скэндер поставил чемодан, бросил сверху плащ и протянул руку.
– Скэндер Петани.
– Хамди Зека.
– Как жизнь?
– Хорошо, Хаки, хорошо. Джемаль еще не пришел?
– Он немножко запоздает. Просил подождать.
– Он нашел машину?
– Нашел.
– Значит, отправляешься, Скэндер?
– Да.
– Первый раз за границу?
– Первый.
– Как хорошо, что едешь вместе с Джемалем!
– Мы с ним вместе только до Рима, а дальше поеду один.
– Ничего. Он все расскажет. Закуривай.
Скэндер закурил и оглядел кофейню уста Хаджи. Тесное помещение, шесть-семь непокрытых столиков, стоящих почти вплотную, старые стулья и табуретки. За прилавком бутылки раки и другие напитки, разномастные стаканы и рюмки. Стойку уста Хаджи украсил множеством фотографий киноактеров, над которыми возвышалась фотокарточка короля Зогу в военном мундире – вся грудь в орденах, фуражка набекрень, как у заправского громилы.
За соседним столиком два парня в потрепанной одежде, видимо, подмастерья, увлеченно слушали старика в сдвинутой на затылок соломенной шляпе. Облокотившись на край столика, он негромко рассказывал им что-то смешное, а они то и дело покатывались со смеху.
– Пожалуйте кофе. Откуда господин к нам пожаловал?
– Это, уста, наш друг, Скэндер Петани.
– Очень рад.
Уста Хаджи заметил чемодан.
– Уезжаете?
– Далеко уезжает, уста Хаджи, во Францию.
– Вот как! Учиться?
– Да.
– Давай поставлю чемодан за стойку. – Не дожидаясь согласия, он взял чемодан. – А плащ оставь тут. – И аккуратно повесил плащ на спинку стула.
Скэндер вопросительно посмотрел на Хаки, тот улыбнулся.
– Да он свой человек.
Скэндер отхлебнул кофе и прислушался, стараясь уловить, о чем говорит за соседним столиком старик в соломенной шляпе. Его друзья тоже умолкли.
– …и едет в Тирану к своему другу. Тогда как раз сменилось правительство. Покупает старик газету и идет прямо к Фейзи-бею.
– Как дела, Хасан-эфенди, как жизнь, – расспрашивает его бей. Друг ведь, не как-нибудь.
– Да все хорошо, Фейзи-бей, кругом покой и тишина.
– Его высокое величество – вот кого надо благодарить. Он принес нам спокойствие.
– Уж такое спокойствие, Фейзи-бей, что вот уезжал из деревни к тебе, так детей отправил к брату, а дом оставил как есть, даже запирать не стал.
– Да ну! И воров не боишься?
– Да какие у нас воры, Фейзи-бей. Они ж теперь все в Тиране собрались.
Сказал, как припечатал.
Фейзи-бей стоит, только губы кусает.
Потом достает старик газету и говорит:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36