На витрине вместе с книгами лежали аудиокассеты. Я достал листок с названием композиции: «Ten Years After» 1967/Rock amp; Roll music to the World» 1972.
Подал его молоденькой продавщице. Ничего не сказав, не улыбнувшись. Против правил. Она не подала виду, что обижена. Подумала, наверное:
«Эти из России… Всегда суровы!»
«Им не понять наших проблем! — подумал я. — Как нам не понять, о чем они говорят в свои телефоны на тротуарах, из машин. В автобусах. Какие у них такие срочные дела? Наехали?! Нечем платить?! Нет работы, иврита?»
Девушка подала аудиокассету. Я проверил название.
«Она!»
—Спасибо.
Мы улыбнулись друг другу. Стало легче обоим.
Зима, по свидетельству синоптиков, в Иерусалиме выдалась необычной. Январь и февраль обещали быть теплыми, гораздо теплее обычных. Зато март — апрель виделись метеорологам холодными и дождливыми. В квартире была теплынь. Я включил магнитофон, поставил «Ten Years After» 1967/Rock amp; Roll music to the World» 1972. Довел звук до терпимого уровня. С первого раза я обычно ничего не мог сказать о достоинстве композиции…
Вечер я провел в читальном зале библиотеки Общинного дома. Я проглядел бесчисленное количество фотографий, реклам, объявлений об услугах, знакомствах, распродажах…
Самым коротким было: «Большие деньги». И номер телефона. Прямо как о новом острове сокровищ. Между тем речь шла наверняка о Гербалайфе или «кремлевской таблетке».
Внезапно я увидел то, что искал!
Сбоку вверху, в левом столбце. Фотография 10x13. Окунь — высокий, в костюме с бабочкой, крепко-телый, с маленькими ушами — придвинулся к своей пассии, стоявшей чуть впереди. Инна — такая же высокая, круглолицая — улыбалась. На ней был новый элегантный костюм. Окунь смотрел в объектив чистыми глазами шулера, за руками которого необходимо постоянно внимательно следить. Особенно если он убирает их со стола… Пленка припечатала его руку к передней части округлого даже на фотографии женского бедра.
Подпись гласила:
«НОВЫЙ РУССКИЙ СО СВОЕЙ ПОДРУГОЙ В НАРЯДАХ, КОТОРЫЕ ОН ЕЙ КУПИЛ К ЕВРЕЙСКОМУ ПРАЗДНИКУ…»
Ниже, под фотографией, стояло мелким шрифтом:
«Игорь Буран и Инна Снежневская после покупок, сделанных ими специально к празднику Ханука».
«Инна Снежневская…»
В Ташкенте в ее квартире милиция арестовала Окуня.
Команда была связана давнишними узами.
Фамилия фотографа отсутствовала.
Вместо нее стояла ссылка на газету «Едиот ахронот». Узнать имя и адрес корреспондента было несложно. Я осторожно вырвал страницу, взял ее с собой.
Фамилия фотокорреспондента, представившего снимок в редакцию «Едиот ахронот», оказалась Левит. Он жил в Иерусалиме. Мне дали номер его телефона. Я немедленно позвонил. Фотокорреспондент находился на службе. Рабочим местом его была все та же мощенная узорной плиткой пешая зона вокруг улицы Бен Иегуда. Точнее, ее часть от центральной Кинг-Джордж до площадки, где молодежь из военной полиции, парни и девчата в расстегнутых куртках на синтепоне, с автоматами на бедрах, часами болтает о своих делах… Тут же бродили туристы: французы, латиноамериканцы. Витрины блистали золотыми цепочками, колье, брелоками, сотнями сувенирных маек с гербами и видами Иерусалима, Израиля…
Левит назначил мне свидание в маленькой кофейне на улице Шамай рядом с офисом министерства внутренних дел, которое в Израиле выполняло не все, а только сугубо гражданские функции родного МВД РФ.
Как водится, я приехал раньше. Стоя на углу, я сразу вычислил Левита по фотокамере и взгляду, который он бросил в сторону кафе. Судя по всему, он был один. Догнав его в дверях, я назвал фамилию министра внутренних дел РФ:
—Куликов…
Но Левит не обратил на это внимания:
—Миша Левит.
Мы пожали друг другу руки. Свободный столик стоял в углу. Мы заговорили, словно знали друг друга сто лет.
Он был худой и смешливый. В традиционной безрукавке журналиста, обремененной десятками карманов и карманчиков. В фильме о Ходже Насреддине он мог бы сыграть роль мудреца и звездочета. Левита в кафе знали. Он успел поздороваться почти со всеми и заказать по чашке кофе афух. Разговор наш, точнее, та его часть, которая мне была важна, оказалась короткой.
— Помню… Двое. Он и она. Очень смешные. В магазине. Он купил ей наряд к празднику Ханука.
— Отличный получился снимок!
— А подпись?! Я поместил картинку в «Едиот», а потом «выдал замуж» еще дважды. Кстати, никто не заплатил, кроме «Едиота»…
— Там вилла?
— Трущоба богачей. К сожалению, второй снимок не пошел. Вилла прикрыта другими строениями…
— Любопытно взглянуть.
Он посмотрел испытующе:
— Хочешь прийти в гости?
«Уж не принял ли он меня за взломщика?» Я успокоил:
—Она моя школьная подруга… В каком это районе?
—Рамот.
О вилле в Рамоте говорила и Лена Милецкая, гид!
— Но смотри! Игорь Буран — мужик крутой! Чуть не разбил камеру, когда я сделал снимок. Но ей идея поправилась. «Подарок к Хануке…» Реклама лица на всю страну.
— Чем они занимаются?
— Она что-то тут продает. Или, наоборот, покупает.
— Вилла принадлежит ей?
— Не знаю. Но она там живет.
— Как ты узнал их имена?
— Он сам их назвал. — Левит проявил профессиональное любопытство. — А что в действительности? Это вымышленные имена?
Он, безусловно, заслуживал гонорара. Я честно с ним расплатился:
—Это Окунь. Российский бизнесмен. И по совместительству киллер.
—Да-а…
Он был озадачен.
— Тебе встречались они потом?
— Один раз. Инна…
— А в тот день?
— Я просто поехал за ними. Взял такси… Ты можешь легко найти дом. Каждый водитель знает. Район новых вилл. Там, на участке, российский контейнер! Его видно с дороги!
Утром служба безопасности банка обеспечивала доставление валюты. Во избежание нападения мы хранили дату инкассации в тайне до последней минуты.
Нападение на нас началось по классической схеме. На перекрестке Большой Спасской «Джип-Гранд-Чероки» неожиданно вклинился сбоку в строй… Одновременно ударили автоматные очереди. Казалось, стреляли со всех сторон. Водитель «Джипа» погиб в самом начале атаки. На крыше углового здания находилась одна из огненных снайперских точек, организованных вдоль трассы сопровождения инкассации…
Водителя опустили на дно кабины, к рулю сел один из бандитов.
Улица была забита транспортом.
Между тем инкассаторская машина, в которой сидел Виктор, мой зам, неожиданно, нарушая правила, погнала против движения, выскочила из зоны обстрела…
К нам уже мчались на помощь. Отъезжая от банка, я по рации передал дежурному, чтобы в пути было организовано усиление.
Свои девятьсот тысяч долларов, поступившие в тот день, мы доставили в целости.
Кстати, именно такая сумма была захвачена преступниками, расстрелявшими инкассаторов в Скорняжном переулке…
Вечером, перед уходом из банка, я прослушал запись вчерашних телефонных разговоров сотрудников, в том числе Наташи, помощницы Лукашовой. Изрядно обалдев от ее смешков и переливов лживого тоненького голоска, я неожиданно наткнулся на ее странный разговор с подружкой. Они болтали о том о сем, в общем, ни о чем. В приемной, видимо, в это время никого не было, никто не мешал. В конце помощница добавила без видимой связи:
—Завтра, Юля, с утра по магазинам…
Наступила пауза. Потом они снова заговорили о пустяках. Быстро свернули разговор.
«Завтра с утра по магазинам…»
Наташа работала и ни в какой магазин уйти не могла. Тем более с утра! Меня зацепила эта фраза. На утро была назначена инкассация! И помощница президента банка о ней знала!
Юля — имя супермодели.
—Есть интересные данные…
Мне неожиданно позвонил мой преемник из милиции Павелецкого.
— Можешь сейчас приехать?.. По-моему, тут интересная информация о вашем шефе.
— Салахетдинове?
— Да. У вас телефон защищен?
— Можешь говорить. Что там?
— Его убили. В Кельне.
В банке еще никто ничего не знал.
—Сейчас буду!
Я застал своих бывших коллег за прослушиванием магнитной записи. С начальником розыска сидело несколько оперативных уполномоченных. Все здесь, меня знали. Благодаря зигзагам своей биографии и отчасти благодаря журналистике я давно уже стал вокзальной знаменитостью. Мы обнялись.
— Вы одним мужиком интересовались… Фирма «Колеса» — «Экология»…
— Пастор!
—Ну! Я сейчас поставлю сначала!
Он включил запись на перемотку. Сидевший рядом младший инспектор, ныне начальник над пятью камерами для задержанных, вокзальным ИВС, стукнул меня коленкой под столом, мигнул:
— Как живешь?
— Все нормально.
Мы дружили.
Николаев предпослал короткое вступление:
—Пастор только прилетел из Кельна. Это они в бане. С девками. Те сейчас придут. Тут такое начнется… Ну, понеслась!
Разговаривали двое. Запись была довольно чистая. Говорившие выпивали, но стука ножей, вилок не было слышно.
—Закусывают солеными огурцами… — Начальник ИВС снова мигнул, отсылая к близким нам обоим воспоминаниям.
Речь шла о некоем заведении.
«— Недалеко от церкви…
— Собора, что ли?
— Ну, она их вот так держит… Сто пятьдесят долларов с носа…
— А стол?»
Спрашивавший был молодой, энергичный. Голос звучал напористо. Я был уверен, что слышал его. Ему отвечал Пастор:
«— Кормежка ее. Кормит, как на убой. Девчонки даже всего не съедают…»
—Это самое начало…
Николаев отмотал добрую часть кассеты:
—Пастор, по-видимому, инспектировал бордель. И дает отчет…
Запись пошла дальше.
Снова о том о сем. По-видимому, в помещение кто-то входил. Но вот они остались одни. Это сразу почувствовалось.
«— Ты говорил с ним?» — Тот же молодой голос. Я подумал вдруг, что он принадлежит кавказцу, который безукоризненно говорит по-русски.
Пастор задумался. Собеседник не торопил.
«—Да…
— А он?!
— У адвоката записан весь их разговор с О'Брайеном. На аудиокассету. Но он клянется, что ничего об этом не знал!»
Оба замолчали. На этот раз надолго.
Разговор о Камале Салахетдинове выглядел как продолжение темы об аудиокассете…
После выезда из России каждый шаг Камала за границей контролировался структурами «Алькада». Некоторое время он обитал в маленьком городке Клодт на берегу Женевского озера в провинции Во. Снимал стоявший особняком дом. Пастор несколько дней жил у него. Потом они оба уехали в Германию. В дороге Салахетдинов что-то заподозрил. Дважды поменяли машину, а затем и вовсе пересели в поезд.
«— …Совсем охренел. Думал, что опускает полку в купе. Дернул шнур. А это стоп-кран… Встали! А по поезду уже забегали… „Где? Кто?“ Камал сунул проводнику сотню…»
Пастор засмеялся.
«— Бир, шнелер! Пива! Показал: сдачи, мол, не надо… Короче, обошлось…»
Раздался легкий звон хрусталя.
— Вот это место… — шепнул Николаев.
«— А что в Кельне?»
Пастор продолжил отчет:
«— Отель маленький, тихий. Ни одного человека. Ни внизу, ни в коридорах. Хозяин — в другом здании… Тут Окунь прибыл. Без него какой разбор?!»
Ребятам с Павелецкого это все было до лампочки. Бойцов Николаева интересовала судьба похищенных контейнеров с сигаретами.
К убийству Камала Салахетдинова перешли внезапно:
«— …Я только ступил на тротуар — и сразу трата-та… Камала с ходу в решето… Лежу. Еще очередь над головой! Чувствую, водила меня сзади тянет…»
На пленке послышались голоса приближающихся девиц. Разговор прекратился…
Оперативники сразу обрели интерес.
—Сейчас… — сказал начальник ИВС, — самое интересное!
На фоне женских голосов был слышен вопрос:
«— Отари еще в Москве?
— Он отбыл сразу. Я не видел его. Думаю, он в Израиле.
— Он знает обо всем?»
Речь шла об аудиокассете, про которую мне рассказал Джамшит: разговор О'Брайена с киллером.
Ответ мы не услышали.
Пьяные голоса женщин прозвучали близко и громко:
«—Будто у нее мыши в руках трахаются!
—Все! Ни капли в рот, ни сантиметра в жопу…»
Оперативники засмеялись.
Запись кончилась.
Мы продолжили разговор с Николаевым вдвоем.
— Мне нужен Пастор…
— У нас он проходит как Виннер. Немец. Впрочем, какой он немец! Наш российский мошенник. Дважды судим. Со связями. В основном сексуальными. Полный извращенец. Ну, вы слышали! Мы его прихватили в микроавтобусе, набитом крадеными сигаретами. Задокументировали…
— Будешь задерживать?
— Основания есть.
Мой преемник прошелся по кабинету. Юркий, невысокий мужик, таежный охотник. С началом охотничьего сезона он всеми правдами-неправдами отпрашивался на несколько дней. Уезжал на Алтай. Потом возвращался, пахал месяцами без выходных.
—Как соучастник, запросто может пойти по делу…
Я обдумал ситуацию, пока слушал запись разговора, сделанную в бане.
—Дай мне побыть с ним в камере!
Я предвидел его первую реакцию. Предвидя неизбежные возражения, поднял руку:
— Знаю: приказ! Голову оторвут! Во всем мире офицеров полиции используют как агентов! Ты меня знаешь. Я лишнего не позволю. Но поговорю как профессионал с полной выкладкой…
— Выгонят в двадцать четыре часа!
— Я сяду в пятницу вечером. В воскресенье уйду. Оформим туфту. Кормежку не выпишем. Об одежде не беспокойся: я приеду в ней. Никто не узнает…
Николаев посмотрел на меня с любопытством, как в те времена, когда был опером, а я — его наставником…
Когда я вернулся к себе, в банке уже было полно слухов о гибели Камала Салахетдинова. Обстоятельств никто точно не знал. Ссылались на анонимный звонок из-за рубежа…
На второй день хлынул обильный поток информации.
О разборке русской мафии в Кельне сообщили все крупные немецкие газеты, а в «Кельнише рундшау» были помещены даже вполне различимые снимки убитого.
Камал не был увезен, похищен.
С ним вместе покинул город Клодт российский гражданин К.М. Виннер, известный в кругах, близких к российско-немецкой мафии, под кличкой Пастор. Все было так, как на магнитной записи Пастор поведал своему собеседнику.
По данным, полученным детективами «Лайнса», Пастор был представлен Камалу в качестве посредника братвы в Кельне… Может, Пастор убедил Камала в том, что именно в тихой Швейцарии его поджидает опасность… В Кельне следы обоих пассажиров прослеживались частными детективами не очень четко. В тот злополучный вечер они втроем приехали в небольшой ресторан, который полиция давно уже держала под наблюдением. Всю группу к месту действия доставил джип. По предположению корреспондента газеты, у Салахетдинова возникли споры со стороной, получившей в последнее время большой валютный кредит в банке «Независимость». Представителям сторон была назначена в ресторане встреча с проживающим в ФРГ известным в о р о м в з а к о н е , разбиравшим споры российской мафии. Однако у входа в ресторан Камала Салахетдинова уже ждали двое киллеров, которые без предупреждения открыли огонь из автоматического оружия. Человек, ждавший Камала и его спутников внутри ресторана, исчез с первыми звуками выстрелов. Немецкая полиция полагала, что именно его обезглавленный труп она обнаружила через неделю в чемодане, оставленном недалеко от обочины скоростной четырехполосной магистрали… В полуста километрах от этого места был оставлен и джип. Машина оказалась украденной в Бельгии. Труп Камала Салахетдинова прибыл на родину через день.
Среди присутствующих, подметавших пол длинными, до земли, кожаными пальто, были и те, кто организовал убийство.
Я видел Окуня, Ваху, Ургина. Пастор, по счастью, не появился…
О'Брайен приехал в окружении профессиональных боевиков-наемников, воевавших всегда на стороне тех, кто мог платить.
Многих бизнесменов сопровождали боевики из личной охраны, откровенные преступники, по которым плакала зона…
Очередная громада металла, напичканная электроникой и людьми, с грохотом взмыла в небо. Валил снег.
Расслабляться было нельзя…
Я поймал на себе мимолетный взгляд одного из обернувшихся кавказцев. Это был телохранитель, периодически появлявшийся то в обществе О'Брайена, то Ламма, заказывавший как-то в «Бизнес-клубе» за соседним столиком бугламу с ткемали.
Мулла, склонившись, что-то шепнул ему на ухо.
Боевик меланхолично жевал…
В пятницу вечером я был на Павелецком. Мы еще раз обговорили все детали задуманной мной комбинации.
«А что делать?..»
Лукашова, Джамшит, даже криминальный Камал Салахетдинов при жизни действовали в соответствии с условиями, сложившимися на нашем рынке бизнеса. Мы не стреляли, не рекламировали акции, разорившие пол-России. Не обокрали людей, доверивших нам свои сбережения. Банк «Независимость» был обороняющейся стороной. Агрессивной была сторона О'Брайена.
Закон не мог нам помочь.
Российское правосудие шевелилось, когда к нему в клетку бросали хищника обессиленного, в железе, с перебитым хребтом… Юстиции тогда оставалось только поднять лапу и в соответствии с буквой закона, убедившись, что самой ей ничего не грозит, благословить мучение.
Мы не могли ждать, когда О'Брайена, Окуня, Ваху и Пастора, а заодно и Ламма — всю их бригаду — добрые смелые дяди из РУОПа на носилках внесут в зал суда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Подал его молоденькой продавщице. Ничего не сказав, не улыбнувшись. Против правил. Она не подала виду, что обижена. Подумала, наверное:
«Эти из России… Всегда суровы!»
«Им не понять наших проблем! — подумал я. — Как нам не понять, о чем они говорят в свои телефоны на тротуарах, из машин. В автобусах. Какие у них такие срочные дела? Наехали?! Нечем платить?! Нет работы, иврита?»
Девушка подала аудиокассету. Я проверил название.
«Она!»
—Спасибо.
Мы улыбнулись друг другу. Стало легче обоим.
Зима, по свидетельству синоптиков, в Иерусалиме выдалась необычной. Январь и февраль обещали быть теплыми, гораздо теплее обычных. Зато март — апрель виделись метеорологам холодными и дождливыми. В квартире была теплынь. Я включил магнитофон, поставил «Ten Years After» 1967/Rock amp; Roll music to the World» 1972. Довел звук до терпимого уровня. С первого раза я обычно ничего не мог сказать о достоинстве композиции…
Вечер я провел в читальном зале библиотеки Общинного дома. Я проглядел бесчисленное количество фотографий, реклам, объявлений об услугах, знакомствах, распродажах…
Самым коротким было: «Большие деньги». И номер телефона. Прямо как о новом острове сокровищ. Между тем речь шла наверняка о Гербалайфе или «кремлевской таблетке».
Внезапно я увидел то, что искал!
Сбоку вверху, в левом столбце. Фотография 10x13. Окунь — высокий, в костюме с бабочкой, крепко-телый, с маленькими ушами — придвинулся к своей пассии, стоявшей чуть впереди. Инна — такая же высокая, круглолицая — улыбалась. На ней был новый элегантный костюм. Окунь смотрел в объектив чистыми глазами шулера, за руками которого необходимо постоянно внимательно следить. Особенно если он убирает их со стола… Пленка припечатала его руку к передней части округлого даже на фотографии женского бедра.
Подпись гласила:
«НОВЫЙ РУССКИЙ СО СВОЕЙ ПОДРУГОЙ В НАРЯДАХ, КОТОРЫЕ ОН ЕЙ КУПИЛ К ЕВРЕЙСКОМУ ПРАЗДНИКУ…»
Ниже, под фотографией, стояло мелким шрифтом:
«Игорь Буран и Инна Снежневская после покупок, сделанных ими специально к празднику Ханука».
«Инна Снежневская…»
В Ташкенте в ее квартире милиция арестовала Окуня.
Команда была связана давнишними узами.
Фамилия фотографа отсутствовала.
Вместо нее стояла ссылка на газету «Едиот ахронот». Узнать имя и адрес корреспондента было несложно. Я осторожно вырвал страницу, взял ее с собой.
Фамилия фотокорреспондента, представившего снимок в редакцию «Едиот ахронот», оказалась Левит. Он жил в Иерусалиме. Мне дали номер его телефона. Я немедленно позвонил. Фотокорреспондент находился на службе. Рабочим местом его была все та же мощенная узорной плиткой пешая зона вокруг улицы Бен Иегуда. Точнее, ее часть от центральной Кинг-Джордж до площадки, где молодежь из военной полиции, парни и девчата в расстегнутых куртках на синтепоне, с автоматами на бедрах, часами болтает о своих делах… Тут же бродили туристы: французы, латиноамериканцы. Витрины блистали золотыми цепочками, колье, брелоками, сотнями сувенирных маек с гербами и видами Иерусалима, Израиля…
Левит назначил мне свидание в маленькой кофейне на улице Шамай рядом с офисом министерства внутренних дел, которое в Израиле выполняло не все, а только сугубо гражданские функции родного МВД РФ.
Как водится, я приехал раньше. Стоя на углу, я сразу вычислил Левита по фотокамере и взгляду, который он бросил в сторону кафе. Судя по всему, он был один. Догнав его в дверях, я назвал фамилию министра внутренних дел РФ:
—Куликов…
Но Левит не обратил на это внимания:
—Миша Левит.
Мы пожали друг другу руки. Свободный столик стоял в углу. Мы заговорили, словно знали друг друга сто лет.
Он был худой и смешливый. В традиционной безрукавке журналиста, обремененной десятками карманов и карманчиков. В фильме о Ходже Насреддине он мог бы сыграть роль мудреца и звездочета. Левита в кафе знали. Он успел поздороваться почти со всеми и заказать по чашке кофе афух. Разговор наш, точнее, та его часть, которая мне была важна, оказалась короткой.
— Помню… Двое. Он и она. Очень смешные. В магазине. Он купил ей наряд к празднику Ханука.
— Отличный получился снимок!
— А подпись?! Я поместил картинку в «Едиот», а потом «выдал замуж» еще дважды. Кстати, никто не заплатил, кроме «Едиота»…
— Там вилла?
— Трущоба богачей. К сожалению, второй снимок не пошел. Вилла прикрыта другими строениями…
— Любопытно взглянуть.
Он посмотрел испытующе:
— Хочешь прийти в гости?
«Уж не принял ли он меня за взломщика?» Я успокоил:
—Она моя школьная подруга… В каком это районе?
—Рамот.
О вилле в Рамоте говорила и Лена Милецкая, гид!
— Но смотри! Игорь Буран — мужик крутой! Чуть не разбил камеру, когда я сделал снимок. Но ей идея поправилась. «Подарок к Хануке…» Реклама лица на всю страну.
— Чем они занимаются?
— Она что-то тут продает. Или, наоборот, покупает.
— Вилла принадлежит ей?
— Не знаю. Но она там живет.
— Как ты узнал их имена?
— Он сам их назвал. — Левит проявил профессиональное любопытство. — А что в действительности? Это вымышленные имена?
Он, безусловно, заслуживал гонорара. Я честно с ним расплатился:
—Это Окунь. Российский бизнесмен. И по совместительству киллер.
—Да-а…
Он был озадачен.
— Тебе встречались они потом?
— Один раз. Инна…
— А в тот день?
— Я просто поехал за ними. Взял такси… Ты можешь легко найти дом. Каждый водитель знает. Район новых вилл. Там, на участке, российский контейнер! Его видно с дороги!
Утром служба безопасности банка обеспечивала доставление валюты. Во избежание нападения мы хранили дату инкассации в тайне до последней минуты.
Нападение на нас началось по классической схеме. На перекрестке Большой Спасской «Джип-Гранд-Чероки» неожиданно вклинился сбоку в строй… Одновременно ударили автоматные очереди. Казалось, стреляли со всех сторон. Водитель «Джипа» погиб в самом начале атаки. На крыше углового здания находилась одна из огненных снайперских точек, организованных вдоль трассы сопровождения инкассации…
Водителя опустили на дно кабины, к рулю сел один из бандитов.
Улица была забита транспортом.
Между тем инкассаторская машина, в которой сидел Виктор, мой зам, неожиданно, нарушая правила, погнала против движения, выскочила из зоны обстрела…
К нам уже мчались на помощь. Отъезжая от банка, я по рации передал дежурному, чтобы в пути было организовано усиление.
Свои девятьсот тысяч долларов, поступившие в тот день, мы доставили в целости.
Кстати, именно такая сумма была захвачена преступниками, расстрелявшими инкассаторов в Скорняжном переулке…
Вечером, перед уходом из банка, я прослушал запись вчерашних телефонных разговоров сотрудников, в том числе Наташи, помощницы Лукашовой. Изрядно обалдев от ее смешков и переливов лживого тоненького голоска, я неожиданно наткнулся на ее странный разговор с подружкой. Они болтали о том о сем, в общем, ни о чем. В приемной, видимо, в это время никого не было, никто не мешал. В конце помощница добавила без видимой связи:
—Завтра, Юля, с утра по магазинам…
Наступила пауза. Потом они снова заговорили о пустяках. Быстро свернули разговор.
«Завтра с утра по магазинам…»
Наташа работала и ни в какой магазин уйти не могла. Тем более с утра! Меня зацепила эта фраза. На утро была назначена инкассация! И помощница президента банка о ней знала!
Юля — имя супермодели.
—Есть интересные данные…
Мне неожиданно позвонил мой преемник из милиции Павелецкого.
— Можешь сейчас приехать?.. По-моему, тут интересная информация о вашем шефе.
— Салахетдинове?
— Да. У вас телефон защищен?
— Можешь говорить. Что там?
— Его убили. В Кельне.
В банке еще никто ничего не знал.
—Сейчас буду!
Я застал своих бывших коллег за прослушиванием магнитной записи. С начальником розыска сидело несколько оперативных уполномоченных. Все здесь, меня знали. Благодаря зигзагам своей биографии и отчасти благодаря журналистике я давно уже стал вокзальной знаменитостью. Мы обнялись.
— Вы одним мужиком интересовались… Фирма «Колеса» — «Экология»…
— Пастор!
—Ну! Я сейчас поставлю сначала!
Он включил запись на перемотку. Сидевший рядом младший инспектор, ныне начальник над пятью камерами для задержанных, вокзальным ИВС, стукнул меня коленкой под столом, мигнул:
— Как живешь?
— Все нормально.
Мы дружили.
Николаев предпослал короткое вступление:
—Пастор только прилетел из Кельна. Это они в бане. С девками. Те сейчас придут. Тут такое начнется… Ну, понеслась!
Разговаривали двое. Запись была довольно чистая. Говорившие выпивали, но стука ножей, вилок не было слышно.
—Закусывают солеными огурцами… — Начальник ИВС снова мигнул, отсылая к близким нам обоим воспоминаниям.
Речь шла о некоем заведении.
«— Недалеко от церкви…
— Собора, что ли?
— Ну, она их вот так держит… Сто пятьдесят долларов с носа…
— А стол?»
Спрашивавший был молодой, энергичный. Голос звучал напористо. Я был уверен, что слышал его. Ему отвечал Пастор:
«— Кормежка ее. Кормит, как на убой. Девчонки даже всего не съедают…»
—Это самое начало…
Николаев отмотал добрую часть кассеты:
—Пастор, по-видимому, инспектировал бордель. И дает отчет…
Запись пошла дальше.
Снова о том о сем. По-видимому, в помещение кто-то входил. Но вот они остались одни. Это сразу почувствовалось.
«— Ты говорил с ним?» — Тот же молодой голос. Я подумал вдруг, что он принадлежит кавказцу, который безукоризненно говорит по-русски.
Пастор задумался. Собеседник не торопил.
«—Да…
— А он?!
— У адвоката записан весь их разговор с О'Брайеном. На аудиокассету. Но он клянется, что ничего об этом не знал!»
Оба замолчали. На этот раз надолго.
Разговор о Камале Салахетдинове выглядел как продолжение темы об аудиокассете…
После выезда из России каждый шаг Камала за границей контролировался структурами «Алькада». Некоторое время он обитал в маленьком городке Клодт на берегу Женевского озера в провинции Во. Снимал стоявший особняком дом. Пастор несколько дней жил у него. Потом они оба уехали в Германию. В дороге Салахетдинов что-то заподозрил. Дважды поменяли машину, а затем и вовсе пересели в поезд.
«— …Совсем охренел. Думал, что опускает полку в купе. Дернул шнур. А это стоп-кран… Встали! А по поезду уже забегали… „Где? Кто?“ Камал сунул проводнику сотню…»
Пастор засмеялся.
«— Бир, шнелер! Пива! Показал: сдачи, мол, не надо… Короче, обошлось…»
Раздался легкий звон хрусталя.
— Вот это место… — шепнул Николаев.
«— А что в Кельне?»
Пастор продолжил отчет:
«— Отель маленький, тихий. Ни одного человека. Ни внизу, ни в коридорах. Хозяин — в другом здании… Тут Окунь прибыл. Без него какой разбор?!»
Ребятам с Павелецкого это все было до лампочки. Бойцов Николаева интересовала судьба похищенных контейнеров с сигаретами.
К убийству Камала Салахетдинова перешли внезапно:
«— …Я только ступил на тротуар — и сразу трата-та… Камала с ходу в решето… Лежу. Еще очередь над головой! Чувствую, водила меня сзади тянет…»
На пленке послышались голоса приближающихся девиц. Разговор прекратился…
Оперативники сразу обрели интерес.
—Сейчас… — сказал начальник ИВС, — самое интересное!
На фоне женских голосов был слышен вопрос:
«— Отари еще в Москве?
— Он отбыл сразу. Я не видел его. Думаю, он в Израиле.
— Он знает обо всем?»
Речь шла об аудиокассете, про которую мне рассказал Джамшит: разговор О'Брайена с киллером.
Ответ мы не услышали.
Пьяные голоса женщин прозвучали близко и громко:
«—Будто у нее мыши в руках трахаются!
—Все! Ни капли в рот, ни сантиметра в жопу…»
Оперативники засмеялись.
Запись кончилась.
Мы продолжили разговор с Николаевым вдвоем.
— Мне нужен Пастор…
— У нас он проходит как Виннер. Немец. Впрочем, какой он немец! Наш российский мошенник. Дважды судим. Со связями. В основном сексуальными. Полный извращенец. Ну, вы слышали! Мы его прихватили в микроавтобусе, набитом крадеными сигаретами. Задокументировали…
— Будешь задерживать?
— Основания есть.
Мой преемник прошелся по кабинету. Юркий, невысокий мужик, таежный охотник. С началом охотничьего сезона он всеми правдами-неправдами отпрашивался на несколько дней. Уезжал на Алтай. Потом возвращался, пахал месяцами без выходных.
—Как соучастник, запросто может пойти по делу…
Я обдумал ситуацию, пока слушал запись разговора, сделанную в бане.
—Дай мне побыть с ним в камере!
Я предвидел его первую реакцию. Предвидя неизбежные возражения, поднял руку:
— Знаю: приказ! Голову оторвут! Во всем мире офицеров полиции используют как агентов! Ты меня знаешь. Я лишнего не позволю. Но поговорю как профессионал с полной выкладкой…
— Выгонят в двадцать четыре часа!
— Я сяду в пятницу вечером. В воскресенье уйду. Оформим туфту. Кормежку не выпишем. Об одежде не беспокойся: я приеду в ней. Никто не узнает…
Николаев посмотрел на меня с любопытством, как в те времена, когда был опером, а я — его наставником…
Когда я вернулся к себе, в банке уже было полно слухов о гибели Камала Салахетдинова. Обстоятельств никто точно не знал. Ссылались на анонимный звонок из-за рубежа…
На второй день хлынул обильный поток информации.
О разборке русской мафии в Кельне сообщили все крупные немецкие газеты, а в «Кельнише рундшау» были помещены даже вполне различимые снимки убитого.
Камал не был увезен, похищен.
С ним вместе покинул город Клодт российский гражданин К.М. Виннер, известный в кругах, близких к российско-немецкой мафии, под кличкой Пастор. Все было так, как на магнитной записи Пастор поведал своему собеседнику.
По данным, полученным детективами «Лайнса», Пастор был представлен Камалу в качестве посредника братвы в Кельне… Может, Пастор убедил Камала в том, что именно в тихой Швейцарии его поджидает опасность… В Кельне следы обоих пассажиров прослеживались частными детективами не очень четко. В тот злополучный вечер они втроем приехали в небольшой ресторан, который полиция давно уже держала под наблюдением. Всю группу к месту действия доставил джип. По предположению корреспондента газеты, у Салахетдинова возникли споры со стороной, получившей в последнее время большой валютный кредит в банке «Независимость». Представителям сторон была назначена в ресторане встреча с проживающим в ФРГ известным в о р о м в з а к о н е , разбиравшим споры российской мафии. Однако у входа в ресторан Камала Салахетдинова уже ждали двое киллеров, которые без предупреждения открыли огонь из автоматического оружия. Человек, ждавший Камала и его спутников внутри ресторана, исчез с первыми звуками выстрелов. Немецкая полиция полагала, что именно его обезглавленный труп она обнаружила через неделю в чемодане, оставленном недалеко от обочины скоростной четырехполосной магистрали… В полуста километрах от этого места был оставлен и джип. Машина оказалась украденной в Бельгии. Труп Камала Салахетдинова прибыл на родину через день.
Среди присутствующих, подметавших пол длинными, до земли, кожаными пальто, были и те, кто организовал убийство.
Я видел Окуня, Ваху, Ургина. Пастор, по счастью, не появился…
О'Брайен приехал в окружении профессиональных боевиков-наемников, воевавших всегда на стороне тех, кто мог платить.
Многих бизнесменов сопровождали боевики из личной охраны, откровенные преступники, по которым плакала зона…
Очередная громада металла, напичканная электроникой и людьми, с грохотом взмыла в небо. Валил снег.
Расслабляться было нельзя…
Я поймал на себе мимолетный взгляд одного из обернувшихся кавказцев. Это был телохранитель, периодически появлявшийся то в обществе О'Брайена, то Ламма, заказывавший как-то в «Бизнес-клубе» за соседним столиком бугламу с ткемали.
Мулла, склонившись, что-то шепнул ему на ухо.
Боевик меланхолично жевал…
В пятницу вечером я был на Павелецком. Мы еще раз обговорили все детали задуманной мной комбинации.
«А что делать?..»
Лукашова, Джамшит, даже криминальный Камал Салахетдинов при жизни действовали в соответствии с условиями, сложившимися на нашем рынке бизнеса. Мы не стреляли, не рекламировали акции, разорившие пол-России. Не обокрали людей, доверивших нам свои сбережения. Банк «Независимость» был обороняющейся стороной. Агрессивной была сторона О'Брайена.
Закон не мог нам помочь.
Российское правосудие шевелилось, когда к нему в клетку бросали хищника обессиленного, в железе, с перебитым хребтом… Юстиции тогда оставалось только поднять лапу и в соответствии с буквой закона, убедившись, что самой ей ничего не грозит, благословить мучение.
Мы не могли ждать, когда О'Брайена, Окуня, Ваху и Пастора, а заодно и Ламма — всю их бригаду — добрые смелые дяди из РУОПа на носилках внесут в зал суда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31