Для вас разумнее построить еще, а не уничтожать существующие. Слишком много Преображенных гибнут на Кратосе напрасно.
– Хорошо, – сказал я. – Неучастие двух ваших линкоров меня вполне устроит.
Мы встали и пожали друг другу руки, ощущение почти такое же, как от прикосновения цертиса, словно наши ладони на мгновение слились и стали одним.
Я веду флот к Рэму, чтобы сразу нанести удар. Я не собираюсь вести переговоры с махдийцами, старинными врагами Кратоса, хотя самому странно, что мне легче договориться с метаморфами, чем с людьми. Хотя, а я кто?
Уже видна туча черных точек на орбите желтой планеты. Это значит, что и они видят нас: россыпь далеких звездочек.
Но для боя еще слишком далеко.
Мы поднимаемся вверх над плоскостью эклиптики. Иначе наша позиция будет слишком невыгодной: снова против солнца и слишком близко к нему.
Я различаю типы их кораблей, вспыхнувших над солнечной стороной планеты. И тогда мы наносим удар. Слава богу, успеваем первыми!
В первые минуты боя они теряют линкор и восемь легких кораблей. Горящие обломки совершают медленный оборот вокруг планеты и тонут в ее раскаленной атмосфере.
Рассредоточиться не успеваем. Они отвечают. Почти столь же слаженно, как и мы.
Воронкой Тракля слизывает линкор и два легких корабля.
Их хватает на час активного боя. За это время они теряют еще два линкора и четыре легких корабля. Мы – линкор и пять кораблей. Преимущество явно на нашей стороне.
И тогда один из их линкоров «Аиша» вдруг уходит в сторону, сбивается с курса, переходит на слишком низкую орбиту и сгорает в атмосфере Рэма, раскалываясь на сотню частей.
Мы накрываем еще один линкор. У меня создается впечатление, что кораблями управляет компьютер. Их действия слишком легко предугадать, мы играючи уходим от ударов.
Но ведь десять минут назад было не так!
Неужели?
У них есть зараженные Т-синдромом? Но я считал, что Т-синдром – изобретение махдийской теократии. Почему же у них нет иммунитета. Значит, залезли в имперскую Сеть с целью шпионажа и подцепили болезнь.
Я предусмотрителен. На моих кораблях есть люди, которые в случае приступа могут подменить теосов. К тому же при активизированных верхних чакрах болезнь протекает по-другому. За несколько месяцев до конца приступы прекращаются. Их сменяют медленные, но необратимые изменения организма: плывут черты, синеет кожа и земля, кажется, тянет меньше.
Они снова меняют тактику. Их действия становятся менее предсказуемыми, и мы теряем два корабля. Перешли на ручное управление, понимаю я, и поручили его теосам.
Но палка о двух концах. Один из их кораблей вращается и летит в пространство. Мы точно рассчитываем удар и сжигаем еще один тяжелый корабль. Теперь им не выстоять. Мы предлагаем переговоры.
Со мной выходит на связь некий адмирал Али абу Касим. Я почему-то четко представляю этого Касима, которому он отец. Мальчик лет двенадцати верхом на лошади, хотя на самом деле он наверняка водит гравиплан.
– Мы предлагаем вам покинуть систему Кратоса, – говорю я. – И вернуться на Махди.
– Мы не можем вернуться. У нас на борту неизвестная болезнь. Нас не примут.
– Известная болезнь. Тогда мы предлагаем сдачу. Возможно, части из вас мы сможем помочь.
– Да, мы согласны.
Я поражаюсь, насколько все легко. Признаться, я ожидал от них каких-нибудь самоубийственных действий. Значит, плохо дело. На форме адмирала полковничьи нашивки. Где же настоящий командующий? Спит после приступа беспробудным сном?
– Хорошо, мы вас принимаем. Лечь в дрейф.
Все проходит без осложнений. Наш десант занимает их корабли. Махдийцев распределяем по гауптвахтам и запираем в каютах. Пленников много, и большинство не в самом лучшем состоянии. По крайней мере у половины Т-синдром. Я приказал быть предельно вежливыми, они не осужденные преступники.
Империя – не владение какой-либо нации, империя – это общий дом. И я буду рад, если махдийцы найдут в нем свое место.
Это второй флот, который я привожу на Кратос.
Мы приземлились на посадочную полосу космодрома Кратоса и спустились на титанобетон. Нас встречают как героев с музыкой и ковровой дорожкой от трапа. Если бы Хазаровский не выставил оцепление, наверняка бы несли на руках. Он и сам здесь: стоит, склонив голову, в группе встречающих.
Вокруг космодрома в основном местная растительность. Ветер закручивает красные вихри из лепестков цветущих растений и бросает к нам под ноги. Запах их пьянит не меньше, чем победа. Я обнимаю Юлю за плечи. На тыльной стороне моей кисти – небольшое синее пятно. Это значит, что скоро я стану таким же, как Михаэль, получеловеком-полуцертисом. Это значит, что осталось совсем недолго. Уже ясно, что открытый недавно замедлитель действует только в первые месяцы болезни, но все же я смог остановить вымирание Кратоса. Население планеты сократится процентов на тридцать, все же не на девяносто. На Дарте и Тессе, боюсь, ситуация гораздо хуже.
Хазаровский почтительно пристраивается за нами. Я поражаюсь тому, как этот блестящий вельможа умеет соблюдать субординацию. Даже одет скромнее, чем обычно, чтобы не казаться разряженным попугаем на фоне императора в простой военной форме. Впрочем, он не первый год при дворе.
Под звуки гимна империи и залпы салюта мы садимся в императорский гравиплан и отрываемся от земли.
Вечер. Небо расцвечено разноцветными огнями. Юля развлекает гостей беседой. Я стою с бокалом шампанского возле дворцового окна. Это уже было. Только тогда императором был Страдин.
Ввысь летят петарды, похожие на огненных головастиков. Их пути так же извилисты, а в зените они распадаются на тысячи звезд и проливаются дождем из пылающих капель. Полное впечатление, что это ты летишь в небеса, а не они падают на землю. Фейерверк длится непрерывно, по крайней мере полчаса. Зрелище зачаровывает. Я с трудом отрываю взгляд.
Дверь на балкон открыта, пахнет жасмином. Там Хазаровский любезничает с какой-то дамой. Выхожу и встаю рядом. Он тут же извиняется перед собеседницей, и она упархивает в зал. Черт возьми! Да он передо мной, как школьник перед учителем. И я испытываю от этого скорее разочарование, чем удовольствие. Я считал его сильнее и независимее.
– Из вас отличный устроитель фейерверков, – замечаю я.
– Вы думаете, я ни на что более не способен?
– Да, нет. Просто пир во время чумы.
– Чума идет на убыль. А я искренне восхищен вашей победой. И не я один. Если вы не верите в меня – возьмите кольцо.
Он снимает малое кольцо и протягивает мне на раскрытой ладони.
– Завещание императрицы уже ничего не значит. После ваших побед вы можете назначить себе любого преемника, хоть Анри Вальдо! Народ съест все что угодно. Ну, берите!
Я усмехаюсь.
– А что, Анри Вальдо – это мысль. Лидер, харизматическая личность. И Психологический центр за плечами, так же как у вас. Интересно, отпустит ли он Тессу. Впрочем, там уже нечего отпускать.
Рядом с нами большой вазон с красными цветами. Хазаровский втыкает кольцо в землю и поворачивается, чтобы уйти. Рискованное представление. Я держу паузу. Опираюсь спиной на балюстраду балкона, пробую шампанское.
Он берется за ручку двери.
– Леонид Аркадьевич, такими вещами не бросаются, – замечаю я.
Хазаровский оборачивается, и я вижу ужас в его глазах. И только тогда чувствую боль. Пуля прошивает меня насквозь, входит в сердце и разрывается на сотни частей. Все заволакивает синее сияние, и сквозь это марево я совершенно четко вижу путь каждого осколка. Они пробивают кожу и камзол и разлетаются в стороны, словно я состою из воды, а не из плоти. Я падаю. Рядом растет лужица крови и светится синим. Я не человек. Я теос. Вспоминаю слова Германа: «Если хочешь покончить самоубийством – возьми аннигилятор». Тогда было рано, теперь стало актуальным. Трансформация практически закончена.
Гремят выстрелы, возле балконной двери падает Хазаровский. У него плечо в крови: Вазон с цветами разлетается вдребезги, по полу звенит малое кольцо. Лео протягивает к нему руку.
Я усмехаюсь. Ничего, я уже прихожу в себя. Тело быстро восстанавливается, зарастают ходы, проделанные осколками, и сердце все увереннее гонит по жилам голубую кровь. У меня осталась только оболочка человека, и, наверное, будут шрамы на еще живой коже. Они исчезнут позже, когда вся она приобретет синий оттенок и станет светиться серебром, как тело цертиса.
Я встаю, вызываю охрану через перстень. Приказываю оцепить императорский дворец вместе с садом. В глазах Хазаровского страх, Лео отдернул руку от кольца и закрывает рану на плече. Поздно, мой милый! Я связываюсь с Германом, он здесь же, на банкете, объясняю, в чем дело, и наклоняюсь за кольцом.
Императорские гвардейцы распахивают двери на балкон, с ужасом смотрят на меня.
– Произошло покушение, – говорю я. – Хазаровского арестовать, доставить в СБК и под допросное кольцо немедленно. Они предупреждены.
На мне белый камзол, и синие пятна моей измененной крови, наверное, смотрятся впечатляюще.
Леонид с трудом поднимается на ноги, устало смотрит на меня, между пальцев течет кровь, настоящая, красная. И я завидую этому цвету.
– Государь, – говорит он. – Я невиновен.
Игнорирую.
– Выполняйте приказ, – бросаю гвардейцам. – И двое со мной. Я уезжаю.
К бабе Насте на расстегаи. Я не сказал этого вслух, хотя вряд ли они помнят, кто такая баба Настя. Была когда-то императрица Анастасия Павловна. Только с ней одной во всей империи я могу беседовать на равных, а мне нужен сейчас именно такой человек.
Я выхожу в зал в сопровождении охраны. Публика застыла в ожидании. Они слышали выстрелы и смотрят на меня как на восставшего из гроба. Они почти правы. Сотни глаз прикованы к синим пятнам и дырам на моем камзоле.
– Все в порядке, господа, – объявляю я. – Произошел инцидент, расследование которого уже поручено СБК, прошу вас быть настолько любезными, чтобы дождаться сотрудников этого ведомства и ответить на их вопросы. А я вынужден вас покинуть. Веселитесь.
И прохожу через безмолвный зал.
Уже у выхода встречаю Германа. Он торопится вернуться в СБК и направляется к гравиплану. С ним, видимо, еще один службист. Я мельком вижу его лицо, он слишком быстро отворачивается, едва успев пробормотать положенное приветствие. Он кажется застигнутым врасплох. Это лицо мне определенно знакомо.
Где же я его видел?
Анастасия Павловна ждет, несмотря на поздний час. Служанка проводила меня на второй этаж. Императрица сидит за столом, руки на скатерти, пальцы сплетены. Синие пальцы.
Перед ней мясной пирог распространяет дивный аромат. Нетронут. Мне тоже не хочется есть. Я подхожу к столу. Анастасия Павловна единственный человек на Кратосе, который не встает в моем присутствии, и я нимало этим не возмущаюсь.
– Добрый вечер, Даня, садись, – говорит она. – Пирога хочешь?
– Нет, спасибо.
Она кивает.
– Угу. А ешь еще?
– Что?
До меня не сразу дошел смысл вопроса.
– На последней стадии Т-синдрома потребность в еде практически исчезает, – говорит она. – Может, мы от голода умираем?
Она отпускает служанку, и мы остаемся вдвоем.
– Ну что, Даня, арестовал первого, кто под руку подвернулся? – спрашивает она. – Слава Александра Филипповича покоя не дает, Даниил Андреевич? Скоро на пирах убивать начнешь?
Информация о покушении еще не успела просочиться в прессу, но я не сомневаюсь, что у императрицы собственные осведомители.
– Какой из меня Александр Филиппович! – усмехаюсь я. – Я защитник, а не завоеватель. А по поводу убийств на пирах – преувеличение, Анастасия Павловна. От допросного кольца не умирают. Невиновен – выпущу.
– А с чего тебе вообще эта мысль в голову взбрела?
– Ему это выгодно. Он понял, что я сомневаюсь в нем, как в возможном претенденте, и испугался, что найду другого. Протестировал. Устроил спектакль с отказом от должности принца империи, увидел, что я не ползаю перед ним на коленях, умоляя принять кольцо, и отдал приказ стрелять через устройство связи.
– Складно у тебя получается. Только Лео на это не способен. Был способен еще год назад, не спорю. Но в Центре ему основательно прочистили мозги. Спасибо Евгению Львовичу. Действительно спасибо, совершенно искренне, а то бы я тоже сомневалась. А самолюбие у него болезненное, это да! И всегда было. От меня-то с трудом терпел упреки. А уж от тебя! Ты же его в два раза моложе и неизвестно откуда взялся, – она усмехнулась. – Что ты ему сказал?
– Что он отличный мастер фейерверков.
Она рассмеялась.
– Вот он и взбеленился. Ох, телки молодые. Что за злая судьба поручать власть мужчинам! Тестостерон покоя не дает? Что он с кольцом-то сделал? В помойку выбросил?
– Воткнул в вазон к маргариткам.
– Ну, что ж. Узнаю старого знакомого. Ну, что поделаешь, самолюбив, ты уж его щади.
– Хочет быть императором, пусть засунет свое самолюбие куда подальше.
– Да уж. Здесь не до самолюбия. Кстати, в твоей версии еще пара нестыковок. Он ведь ранен, не так ли?
– Для убедительности, – сказал я. – Чтобы отвести подозрения.
– Ты врача-то ему вызвал?
– Нет. Сами догадаются. Я им не «скорая помощь».
– Ох, Даня. Говорят, что власть портит, но не думала, что так быстро. Не вызовут. Если император не вызвал – они не посмеют. Так что у него хороший шанс умереть от потери крови.
– Ничего, он крепкий. И биомодераторы в порядке, потерпит. Что за вторая нестыковка?
– Он здесь был пару дней назад. И я ему кое-что показала. Смотри!
Она взяла маленький столовый нож, вытянула руку и провела им от основания кисти до локтевого сгиба. Кожа раскрылась, но вместо крови в ране бьется серебристо-синий огонь.
– Смотри, Даня! Это то существо, что живет внутри нас. Мое уже готово вырваться на свободу. Твое уже способно пропустить через себя пули без всякого вреда. Я думаю, зачем нужны храмы? Может быть, для того, чтобы убить его, не дать натворить непоправимого?
– Это исключено, Анастасия Павловна. Сыворотка, которую вводили метаморфы при регистрации, позволяет ему развиться. Они говорят о противоядии, но это вранье и ничего больше. Они лишь направляют болезнь в определенное русло, чтобы она не приводила к простой дезинтеграции, а давала максимальное могущество. Зачем же убивать выпестованное существо? Но человеческое тело несовместимо с ним. Оно убивает нашу плоть, но и само исчезает без нее.
– Ты так уверен, что метаморфы знали, что делают? Мне кажется, что Т-синдром – это глобальный проект уничтожения человечества, и метаморфы просто исполнители, они сами не понимают смысл храма.
– Кто же автор проекта?
– Не знаю.
Рана на ее руке начала затягиваться тонкой синей пленкой.
– Скоро исчезнет совсем, – сказала она. – Даже следа не останется.
– Я некоторое время думал, что код написали махдийцы, – сказал я. – Но они сами заражены.
– Может быть, и махдийцы, Даня. У них вечно левая рука не знает, что делает правая. Сверхсекретный проект, жертвой которого пала часть их же воинов. А может быть, ими пожертвовали умышленно. От них всего можно ожидать. А может быть, цертисы. Слишком много их стало. Очень похоже на заселение освобожденных земель.
Рана императрицы затянулась, и она снова сложила руки перед собой.
– Ну и при чем тут Хазаровский? – спросил я.
– Леонид знает, что теоса нельзя убить из обычного оружия, Даня. Зачем ему использовать разрывные пули? Он что, Иглу Тракля не может достать?
– Может, не сомневаюсь. Но тогда могло задеть его. А это не кусочек свинца в плечевой мышце, это смертельно. И, во-вторых, так он отведет подозрения. Хазаровский знает, что у меня был вшит микроаннигилятор, но не знает, что его удалили. По тому, с какой осторожностью его извлекали, я подозреваю, что его можно активизировать с помощью обычного оружия. Вы не объективны по отношению к Хазаровскому, Анастасия Павловна.
– Ладно, что мы спорим. Допрос уж, наверное, закончен. Увидишь.
Меня вызывают по кольцу. Герман.
– Государь, у Хазаровского заблокированы некоторые фрагменты памяти. Возможно, высокие степени секретности…
– Ломайте к чертовой матери, – приказал я. – Как предварительные результаты?
– Пока мы склоняемся к тому, что Леонид Аркадьевич невиновен.
– Понятно. Аккуратно ломайте. Врача ему вызвали?
– Государь, вы не приказывали.
– Вы что, идиоты? Человек истекает кровью! Пусть ему окажут помощь. Потом продолжите.
– Да, государь.
Императрица вопросительно смотрит на меня.
– Ну что?
– Увидим.
– Будешь выпускать – пришли ко мне.
– Договорились.
Около двух часов ночи. Я распрощался с Анастасией Павловной и полетел в СБК.
– Спасать Хазаровского от потери крови, – прокомментировал я на прощание.
По дороге Герман скинул мне полный протокол допроса. Я не поленился изучить его весь. Хазаровский был чист как стеклышко, если не считать старых грехов, совершенных еще до Центра, на основании которых я заключил, что пребывание в последнем было отнюдь не лишним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– Хорошо, – сказал я. – Неучастие двух ваших линкоров меня вполне устроит.
Мы встали и пожали друг другу руки, ощущение почти такое же, как от прикосновения цертиса, словно наши ладони на мгновение слились и стали одним.
Я веду флот к Рэму, чтобы сразу нанести удар. Я не собираюсь вести переговоры с махдийцами, старинными врагами Кратоса, хотя самому странно, что мне легче договориться с метаморфами, чем с людьми. Хотя, а я кто?
Уже видна туча черных точек на орбите желтой планеты. Это значит, что и они видят нас: россыпь далеких звездочек.
Но для боя еще слишком далеко.
Мы поднимаемся вверх над плоскостью эклиптики. Иначе наша позиция будет слишком невыгодной: снова против солнца и слишком близко к нему.
Я различаю типы их кораблей, вспыхнувших над солнечной стороной планеты. И тогда мы наносим удар. Слава богу, успеваем первыми!
В первые минуты боя они теряют линкор и восемь легких кораблей. Горящие обломки совершают медленный оборот вокруг планеты и тонут в ее раскаленной атмосфере.
Рассредоточиться не успеваем. Они отвечают. Почти столь же слаженно, как и мы.
Воронкой Тракля слизывает линкор и два легких корабля.
Их хватает на час активного боя. За это время они теряют еще два линкора и четыре легких корабля. Мы – линкор и пять кораблей. Преимущество явно на нашей стороне.
И тогда один из их линкоров «Аиша» вдруг уходит в сторону, сбивается с курса, переходит на слишком низкую орбиту и сгорает в атмосфере Рэма, раскалываясь на сотню частей.
Мы накрываем еще один линкор. У меня создается впечатление, что кораблями управляет компьютер. Их действия слишком легко предугадать, мы играючи уходим от ударов.
Но ведь десять минут назад было не так!
Неужели?
У них есть зараженные Т-синдромом? Но я считал, что Т-синдром – изобретение махдийской теократии. Почему же у них нет иммунитета. Значит, залезли в имперскую Сеть с целью шпионажа и подцепили болезнь.
Я предусмотрителен. На моих кораблях есть люди, которые в случае приступа могут подменить теосов. К тому же при активизированных верхних чакрах болезнь протекает по-другому. За несколько месяцев до конца приступы прекращаются. Их сменяют медленные, но необратимые изменения организма: плывут черты, синеет кожа и земля, кажется, тянет меньше.
Они снова меняют тактику. Их действия становятся менее предсказуемыми, и мы теряем два корабля. Перешли на ручное управление, понимаю я, и поручили его теосам.
Но палка о двух концах. Один из их кораблей вращается и летит в пространство. Мы точно рассчитываем удар и сжигаем еще один тяжелый корабль. Теперь им не выстоять. Мы предлагаем переговоры.
Со мной выходит на связь некий адмирал Али абу Касим. Я почему-то четко представляю этого Касима, которому он отец. Мальчик лет двенадцати верхом на лошади, хотя на самом деле он наверняка водит гравиплан.
– Мы предлагаем вам покинуть систему Кратоса, – говорю я. – И вернуться на Махди.
– Мы не можем вернуться. У нас на борту неизвестная болезнь. Нас не примут.
– Известная болезнь. Тогда мы предлагаем сдачу. Возможно, части из вас мы сможем помочь.
– Да, мы согласны.
Я поражаюсь, насколько все легко. Признаться, я ожидал от них каких-нибудь самоубийственных действий. Значит, плохо дело. На форме адмирала полковничьи нашивки. Где же настоящий командующий? Спит после приступа беспробудным сном?
– Хорошо, мы вас принимаем. Лечь в дрейф.
Все проходит без осложнений. Наш десант занимает их корабли. Махдийцев распределяем по гауптвахтам и запираем в каютах. Пленников много, и большинство не в самом лучшем состоянии. По крайней мере у половины Т-синдром. Я приказал быть предельно вежливыми, они не осужденные преступники.
Империя – не владение какой-либо нации, империя – это общий дом. И я буду рад, если махдийцы найдут в нем свое место.
Это второй флот, который я привожу на Кратос.
Мы приземлились на посадочную полосу космодрома Кратоса и спустились на титанобетон. Нас встречают как героев с музыкой и ковровой дорожкой от трапа. Если бы Хазаровский не выставил оцепление, наверняка бы несли на руках. Он и сам здесь: стоит, склонив голову, в группе встречающих.
Вокруг космодрома в основном местная растительность. Ветер закручивает красные вихри из лепестков цветущих растений и бросает к нам под ноги. Запах их пьянит не меньше, чем победа. Я обнимаю Юлю за плечи. На тыльной стороне моей кисти – небольшое синее пятно. Это значит, что скоро я стану таким же, как Михаэль, получеловеком-полуцертисом. Это значит, что осталось совсем недолго. Уже ясно, что открытый недавно замедлитель действует только в первые месяцы болезни, но все же я смог остановить вымирание Кратоса. Население планеты сократится процентов на тридцать, все же не на девяносто. На Дарте и Тессе, боюсь, ситуация гораздо хуже.
Хазаровский почтительно пристраивается за нами. Я поражаюсь тому, как этот блестящий вельможа умеет соблюдать субординацию. Даже одет скромнее, чем обычно, чтобы не казаться разряженным попугаем на фоне императора в простой военной форме. Впрочем, он не первый год при дворе.
Под звуки гимна империи и залпы салюта мы садимся в императорский гравиплан и отрываемся от земли.
Вечер. Небо расцвечено разноцветными огнями. Юля развлекает гостей беседой. Я стою с бокалом шампанского возле дворцового окна. Это уже было. Только тогда императором был Страдин.
Ввысь летят петарды, похожие на огненных головастиков. Их пути так же извилисты, а в зените они распадаются на тысячи звезд и проливаются дождем из пылающих капель. Полное впечатление, что это ты летишь в небеса, а не они падают на землю. Фейерверк длится непрерывно, по крайней мере полчаса. Зрелище зачаровывает. Я с трудом отрываю взгляд.
Дверь на балкон открыта, пахнет жасмином. Там Хазаровский любезничает с какой-то дамой. Выхожу и встаю рядом. Он тут же извиняется перед собеседницей, и она упархивает в зал. Черт возьми! Да он передо мной, как школьник перед учителем. И я испытываю от этого скорее разочарование, чем удовольствие. Я считал его сильнее и независимее.
– Из вас отличный устроитель фейерверков, – замечаю я.
– Вы думаете, я ни на что более не способен?
– Да, нет. Просто пир во время чумы.
– Чума идет на убыль. А я искренне восхищен вашей победой. И не я один. Если вы не верите в меня – возьмите кольцо.
Он снимает малое кольцо и протягивает мне на раскрытой ладони.
– Завещание императрицы уже ничего не значит. После ваших побед вы можете назначить себе любого преемника, хоть Анри Вальдо! Народ съест все что угодно. Ну, берите!
Я усмехаюсь.
– А что, Анри Вальдо – это мысль. Лидер, харизматическая личность. И Психологический центр за плечами, так же как у вас. Интересно, отпустит ли он Тессу. Впрочем, там уже нечего отпускать.
Рядом с нами большой вазон с красными цветами. Хазаровский втыкает кольцо в землю и поворачивается, чтобы уйти. Рискованное представление. Я держу паузу. Опираюсь спиной на балюстраду балкона, пробую шампанское.
Он берется за ручку двери.
– Леонид Аркадьевич, такими вещами не бросаются, – замечаю я.
Хазаровский оборачивается, и я вижу ужас в его глазах. И только тогда чувствую боль. Пуля прошивает меня насквозь, входит в сердце и разрывается на сотни частей. Все заволакивает синее сияние, и сквозь это марево я совершенно четко вижу путь каждого осколка. Они пробивают кожу и камзол и разлетаются в стороны, словно я состою из воды, а не из плоти. Я падаю. Рядом растет лужица крови и светится синим. Я не человек. Я теос. Вспоминаю слова Германа: «Если хочешь покончить самоубийством – возьми аннигилятор». Тогда было рано, теперь стало актуальным. Трансформация практически закончена.
Гремят выстрелы, возле балконной двери падает Хазаровский. У него плечо в крови: Вазон с цветами разлетается вдребезги, по полу звенит малое кольцо. Лео протягивает к нему руку.
Я усмехаюсь. Ничего, я уже прихожу в себя. Тело быстро восстанавливается, зарастают ходы, проделанные осколками, и сердце все увереннее гонит по жилам голубую кровь. У меня осталась только оболочка человека, и, наверное, будут шрамы на еще живой коже. Они исчезнут позже, когда вся она приобретет синий оттенок и станет светиться серебром, как тело цертиса.
Я встаю, вызываю охрану через перстень. Приказываю оцепить императорский дворец вместе с садом. В глазах Хазаровского страх, Лео отдернул руку от кольца и закрывает рану на плече. Поздно, мой милый! Я связываюсь с Германом, он здесь же, на банкете, объясняю, в чем дело, и наклоняюсь за кольцом.
Императорские гвардейцы распахивают двери на балкон, с ужасом смотрят на меня.
– Произошло покушение, – говорю я. – Хазаровского арестовать, доставить в СБК и под допросное кольцо немедленно. Они предупреждены.
На мне белый камзол, и синие пятна моей измененной крови, наверное, смотрятся впечатляюще.
Леонид с трудом поднимается на ноги, устало смотрит на меня, между пальцев течет кровь, настоящая, красная. И я завидую этому цвету.
– Государь, – говорит он. – Я невиновен.
Игнорирую.
– Выполняйте приказ, – бросаю гвардейцам. – И двое со мной. Я уезжаю.
К бабе Насте на расстегаи. Я не сказал этого вслух, хотя вряд ли они помнят, кто такая баба Настя. Была когда-то императрица Анастасия Павловна. Только с ней одной во всей империи я могу беседовать на равных, а мне нужен сейчас именно такой человек.
Я выхожу в зал в сопровождении охраны. Публика застыла в ожидании. Они слышали выстрелы и смотрят на меня как на восставшего из гроба. Они почти правы. Сотни глаз прикованы к синим пятнам и дырам на моем камзоле.
– Все в порядке, господа, – объявляю я. – Произошел инцидент, расследование которого уже поручено СБК, прошу вас быть настолько любезными, чтобы дождаться сотрудников этого ведомства и ответить на их вопросы. А я вынужден вас покинуть. Веселитесь.
И прохожу через безмолвный зал.
Уже у выхода встречаю Германа. Он торопится вернуться в СБК и направляется к гравиплану. С ним, видимо, еще один службист. Я мельком вижу его лицо, он слишком быстро отворачивается, едва успев пробормотать положенное приветствие. Он кажется застигнутым врасплох. Это лицо мне определенно знакомо.
Где же я его видел?
Анастасия Павловна ждет, несмотря на поздний час. Служанка проводила меня на второй этаж. Императрица сидит за столом, руки на скатерти, пальцы сплетены. Синие пальцы.
Перед ней мясной пирог распространяет дивный аромат. Нетронут. Мне тоже не хочется есть. Я подхожу к столу. Анастасия Павловна единственный человек на Кратосе, который не встает в моем присутствии, и я нимало этим не возмущаюсь.
– Добрый вечер, Даня, садись, – говорит она. – Пирога хочешь?
– Нет, спасибо.
Она кивает.
– Угу. А ешь еще?
– Что?
До меня не сразу дошел смысл вопроса.
– На последней стадии Т-синдрома потребность в еде практически исчезает, – говорит она. – Может, мы от голода умираем?
Она отпускает служанку, и мы остаемся вдвоем.
– Ну что, Даня, арестовал первого, кто под руку подвернулся? – спрашивает она. – Слава Александра Филипповича покоя не дает, Даниил Андреевич? Скоро на пирах убивать начнешь?
Информация о покушении еще не успела просочиться в прессу, но я не сомневаюсь, что у императрицы собственные осведомители.
– Какой из меня Александр Филиппович! – усмехаюсь я. – Я защитник, а не завоеватель. А по поводу убийств на пирах – преувеличение, Анастасия Павловна. От допросного кольца не умирают. Невиновен – выпущу.
– А с чего тебе вообще эта мысль в голову взбрела?
– Ему это выгодно. Он понял, что я сомневаюсь в нем, как в возможном претенденте, и испугался, что найду другого. Протестировал. Устроил спектакль с отказом от должности принца империи, увидел, что я не ползаю перед ним на коленях, умоляя принять кольцо, и отдал приказ стрелять через устройство связи.
– Складно у тебя получается. Только Лео на это не способен. Был способен еще год назад, не спорю. Но в Центре ему основательно прочистили мозги. Спасибо Евгению Львовичу. Действительно спасибо, совершенно искренне, а то бы я тоже сомневалась. А самолюбие у него болезненное, это да! И всегда было. От меня-то с трудом терпел упреки. А уж от тебя! Ты же его в два раза моложе и неизвестно откуда взялся, – она усмехнулась. – Что ты ему сказал?
– Что он отличный мастер фейерверков.
Она рассмеялась.
– Вот он и взбеленился. Ох, телки молодые. Что за злая судьба поручать власть мужчинам! Тестостерон покоя не дает? Что он с кольцом-то сделал? В помойку выбросил?
– Воткнул в вазон к маргариткам.
– Ну, что ж. Узнаю старого знакомого. Ну, что поделаешь, самолюбив, ты уж его щади.
– Хочет быть императором, пусть засунет свое самолюбие куда подальше.
– Да уж. Здесь не до самолюбия. Кстати, в твоей версии еще пара нестыковок. Он ведь ранен, не так ли?
– Для убедительности, – сказал я. – Чтобы отвести подозрения.
– Ты врача-то ему вызвал?
– Нет. Сами догадаются. Я им не «скорая помощь».
– Ох, Даня. Говорят, что власть портит, но не думала, что так быстро. Не вызовут. Если император не вызвал – они не посмеют. Так что у него хороший шанс умереть от потери крови.
– Ничего, он крепкий. И биомодераторы в порядке, потерпит. Что за вторая нестыковка?
– Он здесь был пару дней назад. И я ему кое-что показала. Смотри!
Она взяла маленький столовый нож, вытянула руку и провела им от основания кисти до локтевого сгиба. Кожа раскрылась, но вместо крови в ране бьется серебристо-синий огонь.
– Смотри, Даня! Это то существо, что живет внутри нас. Мое уже готово вырваться на свободу. Твое уже способно пропустить через себя пули без всякого вреда. Я думаю, зачем нужны храмы? Может быть, для того, чтобы убить его, не дать натворить непоправимого?
– Это исключено, Анастасия Павловна. Сыворотка, которую вводили метаморфы при регистрации, позволяет ему развиться. Они говорят о противоядии, но это вранье и ничего больше. Они лишь направляют болезнь в определенное русло, чтобы она не приводила к простой дезинтеграции, а давала максимальное могущество. Зачем же убивать выпестованное существо? Но человеческое тело несовместимо с ним. Оно убивает нашу плоть, но и само исчезает без нее.
– Ты так уверен, что метаморфы знали, что делают? Мне кажется, что Т-синдром – это глобальный проект уничтожения человечества, и метаморфы просто исполнители, они сами не понимают смысл храма.
– Кто же автор проекта?
– Не знаю.
Рана на ее руке начала затягиваться тонкой синей пленкой.
– Скоро исчезнет совсем, – сказала она. – Даже следа не останется.
– Я некоторое время думал, что код написали махдийцы, – сказал я. – Но они сами заражены.
– Может быть, и махдийцы, Даня. У них вечно левая рука не знает, что делает правая. Сверхсекретный проект, жертвой которого пала часть их же воинов. А может быть, ими пожертвовали умышленно. От них всего можно ожидать. А может быть, цертисы. Слишком много их стало. Очень похоже на заселение освобожденных земель.
Рана императрицы затянулась, и она снова сложила руки перед собой.
– Ну и при чем тут Хазаровский? – спросил я.
– Леонид знает, что теоса нельзя убить из обычного оружия, Даня. Зачем ему использовать разрывные пули? Он что, Иглу Тракля не может достать?
– Может, не сомневаюсь. Но тогда могло задеть его. А это не кусочек свинца в плечевой мышце, это смертельно. И, во-вторых, так он отведет подозрения. Хазаровский знает, что у меня был вшит микроаннигилятор, но не знает, что его удалили. По тому, с какой осторожностью его извлекали, я подозреваю, что его можно активизировать с помощью обычного оружия. Вы не объективны по отношению к Хазаровскому, Анастасия Павловна.
– Ладно, что мы спорим. Допрос уж, наверное, закончен. Увидишь.
Меня вызывают по кольцу. Герман.
– Государь, у Хазаровского заблокированы некоторые фрагменты памяти. Возможно, высокие степени секретности…
– Ломайте к чертовой матери, – приказал я. – Как предварительные результаты?
– Пока мы склоняемся к тому, что Леонид Аркадьевич невиновен.
– Понятно. Аккуратно ломайте. Врача ему вызвали?
– Государь, вы не приказывали.
– Вы что, идиоты? Человек истекает кровью! Пусть ему окажут помощь. Потом продолжите.
– Да, государь.
Императрица вопросительно смотрит на меня.
– Ну что?
– Увидим.
– Будешь выпускать – пришли ко мне.
– Договорились.
Около двух часов ночи. Я распрощался с Анастасией Павловной и полетел в СБК.
– Спасать Хазаровского от потери крови, – прокомментировал я на прощание.
По дороге Герман скинул мне полный протокол допроса. Я не поленился изучить его весь. Хазаровский был чист как стеклышко, если не считать старых грехов, совершенных еще до Центра, на основании которых я заключил, что пребывание в последнем было отнюдь не лишним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38