Результатом этого явилось полное уничтожение целой армии под Сталинградом.
В этой связи Динглер приводит выдержку из Клаузевица:
«Положение наступающего, находящегося в конце намеченного им себе пути, часто бывает таково, что даже выигранное сражение может побудить его к отступлению, ибо у него нет уже ни необходимого напора, чтобы завершить и использовать победу, ни возможности пополнить понесенные потери»{172}.
Это изречение совпадает с замечанием Наполеона по поводу Бородинского сражения 1812 года: «Если бы я довел победу до конца, для достижения других побед у меня не осталось бы солдат». Подобная обстановка легко может сложиться при ведении операций в России с ее необъятной территорией, суровым климатом и огромными ресурсами.
Динглер рассказывает о том, что 21 августа 1942 года 15-я танковая дивизия и 3-я моторизованная дивизия 14-го танкового корпуса наступали на Дону с плацдарма у Песковатки, стремясь выйти к Волге севернее Сталинграда. 14-му танковому корпусу была поставлена задача прикрывать северное крыло главных немецких сил, продвигающихся между Волгой и Доном на Сталинград. Расстояние между двумя реками составляло примерно 70 км. 16-я танковая дивизия должна была организовать оборону фронтом на север, примыкая правым флангом к западному берегу Волги. Предполагалось, что левее 16-й дивизии расположится 3-я моторизованная дивизия, а промежуток между 3-й моторизованной дивизией и Доном займут пехотные дивизии.
Местность между Доном и Волгой представляет собой степь, напоминающую пустыню. Высота отметок над уровнем моря колеблется в пределах 70 – 150 метров, продвижению войск мешают многочисленные балки, перерезающие степь в разных направлениях, главным образом с севера на юг. Сопротивление, оказанное русскими между Доном и Волгой, было сравнительно слабым. Как правило, наши подвижные войска обходили узлы сопротивления противника, подавлением которых занималась шедшая следом пехота. 14-й танковый корпус без особого труда выполнил поставленную задачу, заняв оборонительные позиции фронтом на север. Однако в полосе 3-й моторизованной дивизии находились одна высота и одна балка, где русские не прекращали сопротивления и в течение нескольких недель доставляли немало неприятностей немецким войскам.
Динглер указывает, что сперва этой высоте не придавали серьезного значения, полагая, что она будет занята, как только подтянется вся дивизия. Он говорит: «Если бы мы знали, сколько хлопот доставит нам эта самая высота и какие большие потери мы понесем из-за нее в последующие месяцы, мы бы атаковали более энергично». Динглер делает следующий вывод:
«Этот случай послужил нам полезным уроком. Если нам не удавалось выбить русских с их позиций, осуществить прорыв или окружение в момент, когда мы еще быстро продвигались вперед, то дальнейшие попытки сломить сопротивление противника обычно приводили к тяжелым потерям и требовали сосредоточения больших сил. Русские – мастера окапываться и строить полевые укрепления. Они безошибочно выбирают позиции, имеющие важное значение для предстоящих боевых действий. Так было и с этой высотой, где русские могли долго обороняться и держать под наблюдением наши тылы».
Балка, удерживаемая русскими, находилась в тылу 3-й моторизованной дивизии. Она была длинной, узкой и глубокой; проходили недели, а ее все никак не удавалось захватить. Изложение Динглером боевых действий показывает, какой стойкостью отличается русский солдат в обороне:
«Все наши попытки подавить сопротивление русских в балке пока оставались тщетными. Балку бомбили пикирующие бомбардировщики, обстреливала артиллерия. Мы посылали в атаку все новые и новые подразделения, но они неизменно откатывались назад с тяжелыми потерями – настолько прочно русские зарылись в землю. Мы предполагали, что у них было примерно 400 человек. В обычных условиях такой противник прекратил бы сопротивление после двухнедельных боев. В конце концов русские были полностью отрезаны от внешнего мира. Они не могли рассчитывать и на снабжение по воздуху, так как наша авиация в то время обладала полным превосходством. В ночное время одноместные открытые самолеты с большим риском часто прорывались к окруженным русским и сбрасывали незначительное количество продовольствия и боеприпасов.
Не следует забывать, что русские не похожи на обычных солдат, для которых снабжение всем необходимым имеет большое значение. Мы неоднократно имели возможность убедиться в том, как немного им нужно.
Балка мешала нам, словно бельмо на глазу, но нечего было и думать о том, чтобы заставить противника сдаться под угрозой голодной смерти.
Нужно было что-то придумать.
Истощив весь запас хитроумных уловок, которым нас, штабных офицеров, в свое время учили, мы пришли к выводу, что нужно обратиться за помощью к боевым командирам, непосредственно выполняющим задачу. Поэтому мы вызвали наших лейтенантов и попросили трех из них разобраться в обстановке и предложить что-либо полезное. Через три дня они представили свой план. По этому плану предполагалось разделить балку на несколько участков и расположить танки и противотанковые орудия прямо против окопов русских, после чего наши штурмовые подразделения должны были подползти к окопам и выбить оттуда противника.
Все произошло согласно плану – русские даже не ожидали, что к ним вот так просто придут и попросят из окопов, но несколько ручных гранат и орудийных выстрелов оказались убедительным приглашением. Мы были поражены, когда, сосчитав пленных, обнаружили, что вместо 400 человек их оказалось около тысячи. Почти четыре недели эти люди питались травой и листьями, утоляя жажду ничтожным количеством воды из вырытой ими в земле глубокой ямы. Однако они не только не умерли с голоду, но еще и вели ожесточен-ные бои до самого конца».
А в это время немецкие войска продолжали наступление на Сталинград стремясь овладеть городом. Русские.оказывали решительное сопротивление, и наступающим частям приходилось вести бои за каждую улицу, за каждый квартал, за каждый дом. Потери были огромны, боевой состав частей угрожающе сокращался.
Сталинград находится на западном берегу Волги, имеющей здесь ширину свыше 3 км, и тянется с севера на юг более чем на 30 км. В центральной части города расположены заводы, а на окраинах находятся, вернее находились, небольшие деревянные жилые дома. Крутой берег реки представляет прекрасную позицию для обороны, и небольшие очаги сопротивления держались здесь до тех пор, пока Сталинград вновь не перешел в руки русских. Русские умело использовали в своей обороне прочные заводские здания, и выбить их оттуда можно было лишь ценой огромных потерь. По личному приказу Гитлера в Сталинград были срочно переброшены по воздуху пять саперных батальонов, но через несколько дней от них почти ничего не осталось. Правда, все эти очаги сопротивления не оказывали никакого влияния на общую обстановку в районе Сталинграда, но Гитлер считал ликвидацию противника в городе вопросом политического престижа. Так были принесены в жертву многие лучшие соединения, и немецкие войска понесли невосполнимые потери.
В ходе этих боев части 14-го танкового корпуса удерживали оборонительные позиции на северном участке Сталинградского фронта. Местность была ровной и открытой, слегка повышающейся к северу, но зато в полосе 3-й моторизованной дивизии было трудно выбрать позицию, которая не просматривалась бы русскими, – они все еще удерживали упомянутую выше высоту. Шгаб дивизии расположился в неглубокой балке, и Динглер в связи с этим отмечает: «Мы просидели там два месяца и пережили не один неприятный момент». И добавляет: «Наша балка обладала единственным преимуществом: ни один из старших начальников не рисковал появиться в нашем расположении».
В начале сентября русские с целью облегчить положение защитников Сталинграда стали предпринимать атаки на фронте 14-го танкового корпуса. Ежедневно свыше 100 танков в сопровождении крупных сил пехоты (массирование пехоты вообще было характерно для действий русских) атаковали позиции немецких войск. Наступление велось по принятому у русских принципу: уж если «Иван» решил что-то захватить, он бросает в бой крупные массы войск до тех пор, пока не достигнет поставленной цели или не исчерпает всех своих резервов. Атаки против северного участка продолжались до конца октября, и Динглер по этому поводу делает следующие замечания:
«Я не преувеличиваю, утверждая, что во время этих атак мы не раз оказывались в безнадежном положении. Тех пополнений в живой силе и технике, которые мы получали из Германии, было совершенно недостаточно. Необстрелянные солдаты не приносили в этих тяжелых боях никакой пользы. Потери, которые они несли с первого же дня пребывания на передовой, были огромны. Мы не могли постепенно „акклиматизировать“ этих людей, направив их на спокойные участки, потому что таких участков в то время не было. Невозможно было также и отозвать с фронта ветеранов, чтобы организовать должную подготовку новичков».
Огонь русской артиллерии действительно был очень сильным. Русские не только обстреливали наши передовые позиции, но и вели огонь из дальнобойных орудий по глубоким тылам. Пожалуй, следует хотя бы коротко сказать и об опыте, полученном нами в эти напряженные дни. Вскоре артиллерия заняла первостепенное место в системе нашей обороны. Поскольку потери росли и сила нашей пехоты истощалась, основная тяжесть в отражении русских атак легла на плечи артиллеристов. Без эффективного огня артиллерии было бы невозможно так долго противостоять настойчиво повторяющимся массированным атакам русских. Как правило, мы использовали только сосредоточенный огонь и старались нанести удар по исходным позициям русских до того, как они могли перейти в атаку. Интересно отметить, что русские ни к чему не были так чувствительны, как к артиллерийскому обстрелу.
Мы пришли также к выводу, что нецелесообразно оборудовать позиции на передних скатах, поскольку их нельзя было оборонять от танковых атак. Не следует забывать, что основу нашей противотанковой обороны составляли танки, и мы сосредоточивали все танки в низинах непосредственно у переднего края. С этих позиций они легко могли поражать русские танки, как только те достигали гребня высоты. В то же время наши танки были в состоянии оказать поддержку пехоте, обороняющейся на обратных скатах, при отражении танковых атак русских.
Эффективность нашей тактики доказывается тем фактом, что за два месяца боев наша дивизия вывела из строя свыше 200 русских танков.
Командир 14-го танкового корпуса генерал фон Витерсгейм понимал, что положение резко ухудшается. Его корпус с каждым днем слабеет, тогда как атаки русских становятся все более ожесточенными. Скоро должен был наступить такой момент, когда 14-й танковый корпус уже не смог бы больше обеспечивать северный фланг наступающих в районе Сталинграда войск. Генерал фон Витерсгейм доложил об этих соображениях и предложил отвести соединения, участвующие в рискованной сталинградской авантюре, на западный берег Дона в случае, если не будут получены достаточные подкрепления. Если бы его предложение было принято, катастрофы под Сталинградом не произошло бы. Но оно не было принято, так же как не были направлены на фронт и подкрепления. Единственным результатом доклада фон Витерсгейма явилось освобождение его от должности, так как наверху считали, что он слишком пессимистически смотрит на вещи{173}. В октябре русские ослабили свои атаки против 14-го танкового корпуса. Противник перегруппировывал войска и готовился к большому контрнаступлению.
Штабы дивизий и даже корпусов, действовавших в районе Сталинграда, очень мало знали об общей обстановке – по приказу Гитлера никому не полагалось знать больше того, что было абсолютно необходимо для выполнения поставленной ему конкретной задачи. Не удивительно, что среди рядового состава распространялись фантастические слухи. Однако стратегическая обстановка в самом деле была очень серьезной. В десяти километрах южнее Сталинграда русские продолжали удерживать крупный плацдарм у Бекетовки, кроме того, они сохранили плацдармы на западном берегу Дона. Стало известно, что венгерская, итальянская и румынская армии заняли позиции на Дону на юг от Воронежа. Этот факт не мог, конечно, придать бодрости немецким войскам: боевые качества наших союзников никогда не переоценивались, а их жалкая техника не могла способствовать повышению их репутации. Кроме того, никто не мог понять, почему румынские соединения оставили участок в огромной излучине Дона. Они мотивировали свой отход необходимостью высвободить войска для других целей, но в действительности оставили такой участок, удержание которого не требовало особых усилий. Теперь же в руках русских оказался очень важный плацдарм.
В ноябре новый танковый корпус в составе одной немецкой и одной румынской дивизий был выдвинут в излучину Дона. Это был 48-й танковый корпус; в конце ноября я был назначен в этот корпус на дслжность начальника штаба. К этому времени русские уже вели наступление, обладая подавляющим численным превосходством и всеми преимуществами, которые дает внезапность действий.
19 ноября танковая армия генерала Рокоссовского{174} начала намного превосходящими силами наступление со своего плацдарма у Кременской в излучине Дона. Наступление проводилось во взаимодействии с ударом с плацдарма у Бекетовки южнее Сталинграда. Оба удара были нанесены по румынским войскам – их 3-я армия удерживала излучину Дона, а 4-я армия находилась южнее Сталинграда. Я не буду говорить о той панике, которую вызвало среди них новое русское наступление{175}. Русские быстро продвигались вперед, и вскоре их войска соединились у Калача на реке Дон.
Вот как были получены, по словам полковника Динглера, в 3-й моторизованной дивизии известия об этих событиях:
«20 ноября 16-я танковая дивизия, наш правый сосед, получила приказ немедленно оставить занимаемые позиции и переправиться на западный берег Дона у Калача. Видимо, случилось что-то очень серьезное.
21 ноября мы узнали от наших тыловых частей, которые располагались на восточном берегу Дона и южнее Калача, что русские танки приближаются к городу с юга. Из других тыловых частей, находившихся западнее Дона, нам по радио сообщили, что русские подходят к Калачу с севера. Было ясно, что Сталинград вскоре будет окружен. Мы понимали, как трудно будет прорвать это кольцо имевшимися в нашем распоряжении силами – их слабость была совершенно очевидна.
Если русские решили перейти в наступление западнее Дона крупными силами, то вырваться из окружения будет очень тяжело. Однако, несмотря на эти опасения, не было никаких признаков паники – ведь большинство из нас имело за спиной опыт одного, а то и двух окружений. Мы думали, что и на этот раз все в конце концов обойдется.
На северном участке фронта все было спокойно. 24 ноября стало совершенно ясно, что мы окружены крупными силами русских. В ходе широкого наступления противник, наступавший с севера, прорвался в излучину Дона. У южной.границы излучины он был на некоторое время задержан, но затем ему удалось продвинуться крупными танковыми силами в район Калача. Самым неприятным был тот факт, что противник, используя момент внезапности и замешательство немецких войск, сумел захватить неповрежденный мост через Дон{176}. В то же время русские, начавшие наступление с плацдарма у Бекетовки, легко преодолели степной район, в котором находились только немецкие тыловые части».
Противник теснил наши соединения, сражавшиеся на западном берегу Дона, в восточном направлении, и, переправившись через реку по еще исправному мосту около Вертячего, они соединились с окруженными у Сталинграда немецкими войсками. Штаб 6-й армии, располагавшийся на берегу Дона, оказался прямо на пути русских танков и был вынужден переместиться на некоторое время к реке Чир западнее Дона. Однако через несколько дней он был переброшен по воздуху в район Сталинграда и расположился около Гумрака.
Теперь 6-й армии было необходимо произвести перегруппировку. 14-й танковый корпус должен был оттянуть назад войска своего левого фланга, занимавшие позиции на Дону, а 3-я моторизованная дивизия получила приказ пробиться к Калачу. Однако противник оказался гораздо сильнее, чем предполагалось, и дивизия была остановлена западнее Мариновки.
В конце ноября генерал-полковник Паулюс, командующий 6-й армией, решил предпринять наступление в западном направлении с тем, чтобы прорвать кольцо окружения и соединиться с немецкими и румынскими частями, ведущими бои западнее Дона. Однако в это время был получен приказ Гитлера:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
В этой связи Динглер приводит выдержку из Клаузевица:
«Положение наступающего, находящегося в конце намеченного им себе пути, часто бывает таково, что даже выигранное сражение может побудить его к отступлению, ибо у него нет уже ни необходимого напора, чтобы завершить и использовать победу, ни возможности пополнить понесенные потери»{172}.
Это изречение совпадает с замечанием Наполеона по поводу Бородинского сражения 1812 года: «Если бы я довел победу до конца, для достижения других побед у меня не осталось бы солдат». Подобная обстановка легко может сложиться при ведении операций в России с ее необъятной территорией, суровым климатом и огромными ресурсами.
Динглер рассказывает о том, что 21 августа 1942 года 15-я танковая дивизия и 3-я моторизованная дивизия 14-го танкового корпуса наступали на Дону с плацдарма у Песковатки, стремясь выйти к Волге севернее Сталинграда. 14-му танковому корпусу была поставлена задача прикрывать северное крыло главных немецких сил, продвигающихся между Волгой и Доном на Сталинград. Расстояние между двумя реками составляло примерно 70 км. 16-я танковая дивизия должна была организовать оборону фронтом на север, примыкая правым флангом к западному берегу Волги. Предполагалось, что левее 16-й дивизии расположится 3-я моторизованная дивизия, а промежуток между 3-й моторизованной дивизией и Доном займут пехотные дивизии.
Местность между Доном и Волгой представляет собой степь, напоминающую пустыню. Высота отметок над уровнем моря колеблется в пределах 70 – 150 метров, продвижению войск мешают многочисленные балки, перерезающие степь в разных направлениях, главным образом с севера на юг. Сопротивление, оказанное русскими между Доном и Волгой, было сравнительно слабым. Как правило, наши подвижные войска обходили узлы сопротивления противника, подавлением которых занималась шедшая следом пехота. 14-й танковый корпус без особого труда выполнил поставленную задачу, заняв оборонительные позиции фронтом на север. Однако в полосе 3-й моторизованной дивизии находились одна высота и одна балка, где русские не прекращали сопротивления и в течение нескольких недель доставляли немало неприятностей немецким войскам.
Динглер указывает, что сперва этой высоте не придавали серьезного значения, полагая, что она будет занята, как только подтянется вся дивизия. Он говорит: «Если бы мы знали, сколько хлопот доставит нам эта самая высота и какие большие потери мы понесем из-за нее в последующие месяцы, мы бы атаковали более энергично». Динглер делает следующий вывод:
«Этот случай послужил нам полезным уроком. Если нам не удавалось выбить русских с их позиций, осуществить прорыв или окружение в момент, когда мы еще быстро продвигались вперед, то дальнейшие попытки сломить сопротивление противника обычно приводили к тяжелым потерям и требовали сосредоточения больших сил. Русские – мастера окапываться и строить полевые укрепления. Они безошибочно выбирают позиции, имеющие важное значение для предстоящих боевых действий. Так было и с этой высотой, где русские могли долго обороняться и держать под наблюдением наши тылы».
Балка, удерживаемая русскими, находилась в тылу 3-й моторизованной дивизии. Она была длинной, узкой и глубокой; проходили недели, а ее все никак не удавалось захватить. Изложение Динглером боевых действий показывает, какой стойкостью отличается русский солдат в обороне:
«Все наши попытки подавить сопротивление русских в балке пока оставались тщетными. Балку бомбили пикирующие бомбардировщики, обстреливала артиллерия. Мы посылали в атаку все новые и новые подразделения, но они неизменно откатывались назад с тяжелыми потерями – настолько прочно русские зарылись в землю. Мы предполагали, что у них было примерно 400 человек. В обычных условиях такой противник прекратил бы сопротивление после двухнедельных боев. В конце концов русские были полностью отрезаны от внешнего мира. Они не могли рассчитывать и на снабжение по воздуху, так как наша авиация в то время обладала полным превосходством. В ночное время одноместные открытые самолеты с большим риском часто прорывались к окруженным русским и сбрасывали незначительное количество продовольствия и боеприпасов.
Не следует забывать, что русские не похожи на обычных солдат, для которых снабжение всем необходимым имеет большое значение. Мы неоднократно имели возможность убедиться в том, как немного им нужно.
Балка мешала нам, словно бельмо на глазу, но нечего было и думать о том, чтобы заставить противника сдаться под угрозой голодной смерти.
Нужно было что-то придумать.
Истощив весь запас хитроумных уловок, которым нас, штабных офицеров, в свое время учили, мы пришли к выводу, что нужно обратиться за помощью к боевым командирам, непосредственно выполняющим задачу. Поэтому мы вызвали наших лейтенантов и попросили трех из них разобраться в обстановке и предложить что-либо полезное. Через три дня они представили свой план. По этому плану предполагалось разделить балку на несколько участков и расположить танки и противотанковые орудия прямо против окопов русских, после чего наши штурмовые подразделения должны были подползти к окопам и выбить оттуда противника.
Все произошло согласно плану – русские даже не ожидали, что к ним вот так просто придут и попросят из окопов, но несколько ручных гранат и орудийных выстрелов оказались убедительным приглашением. Мы были поражены, когда, сосчитав пленных, обнаружили, что вместо 400 человек их оказалось около тысячи. Почти четыре недели эти люди питались травой и листьями, утоляя жажду ничтожным количеством воды из вырытой ими в земле глубокой ямы. Однако они не только не умерли с голоду, но еще и вели ожесточен-ные бои до самого конца».
А в это время немецкие войска продолжали наступление на Сталинград стремясь овладеть городом. Русские.оказывали решительное сопротивление, и наступающим частям приходилось вести бои за каждую улицу, за каждый квартал, за каждый дом. Потери были огромны, боевой состав частей угрожающе сокращался.
Сталинград находится на западном берегу Волги, имеющей здесь ширину свыше 3 км, и тянется с севера на юг более чем на 30 км. В центральной части города расположены заводы, а на окраинах находятся, вернее находились, небольшие деревянные жилые дома. Крутой берег реки представляет прекрасную позицию для обороны, и небольшие очаги сопротивления держались здесь до тех пор, пока Сталинград вновь не перешел в руки русских. Русские умело использовали в своей обороне прочные заводские здания, и выбить их оттуда можно было лишь ценой огромных потерь. По личному приказу Гитлера в Сталинград были срочно переброшены по воздуху пять саперных батальонов, но через несколько дней от них почти ничего не осталось. Правда, все эти очаги сопротивления не оказывали никакого влияния на общую обстановку в районе Сталинграда, но Гитлер считал ликвидацию противника в городе вопросом политического престижа. Так были принесены в жертву многие лучшие соединения, и немецкие войска понесли невосполнимые потери.
В ходе этих боев части 14-го танкового корпуса удерживали оборонительные позиции на северном участке Сталинградского фронта. Местность была ровной и открытой, слегка повышающейся к северу, но зато в полосе 3-й моторизованной дивизии было трудно выбрать позицию, которая не просматривалась бы русскими, – они все еще удерживали упомянутую выше высоту. Шгаб дивизии расположился в неглубокой балке, и Динглер в связи с этим отмечает: «Мы просидели там два месяца и пережили не один неприятный момент». И добавляет: «Наша балка обладала единственным преимуществом: ни один из старших начальников не рисковал появиться в нашем расположении».
В начале сентября русские с целью облегчить положение защитников Сталинграда стали предпринимать атаки на фронте 14-го танкового корпуса. Ежедневно свыше 100 танков в сопровождении крупных сил пехоты (массирование пехоты вообще было характерно для действий русских) атаковали позиции немецких войск. Наступление велось по принятому у русских принципу: уж если «Иван» решил что-то захватить, он бросает в бой крупные массы войск до тех пор, пока не достигнет поставленной цели или не исчерпает всех своих резервов. Атаки против северного участка продолжались до конца октября, и Динглер по этому поводу делает следующие замечания:
«Я не преувеличиваю, утверждая, что во время этих атак мы не раз оказывались в безнадежном положении. Тех пополнений в живой силе и технике, которые мы получали из Германии, было совершенно недостаточно. Необстрелянные солдаты не приносили в этих тяжелых боях никакой пользы. Потери, которые они несли с первого же дня пребывания на передовой, были огромны. Мы не могли постепенно „акклиматизировать“ этих людей, направив их на спокойные участки, потому что таких участков в то время не было. Невозможно было также и отозвать с фронта ветеранов, чтобы организовать должную подготовку новичков».
Огонь русской артиллерии действительно был очень сильным. Русские не только обстреливали наши передовые позиции, но и вели огонь из дальнобойных орудий по глубоким тылам. Пожалуй, следует хотя бы коротко сказать и об опыте, полученном нами в эти напряженные дни. Вскоре артиллерия заняла первостепенное место в системе нашей обороны. Поскольку потери росли и сила нашей пехоты истощалась, основная тяжесть в отражении русских атак легла на плечи артиллеристов. Без эффективного огня артиллерии было бы невозможно так долго противостоять настойчиво повторяющимся массированным атакам русских. Как правило, мы использовали только сосредоточенный огонь и старались нанести удар по исходным позициям русских до того, как они могли перейти в атаку. Интересно отметить, что русские ни к чему не были так чувствительны, как к артиллерийскому обстрелу.
Мы пришли также к выводу, что нецелесообразно оборудовать позиции на передних скатах, поскольку их нельзя было оборонять от танковых атак. Не следует забывать, что основу нашей противотанковой обороны составляли танки, и мы сосредоточивали все танки в низинах непосредственно у переднего края. С этих позиций они легко могли поражать русские танки, как только те достигали гребня высоты. В то же время наши танки были в состоянии оказать поддержку пехоте, обороняющейся на обратных скатах, при отражении танковых атак русских.
Эффективность нашей тактики доказывается тем фактом, что за два месяца боев наша дивизия вывела из строя свыше 200 русских танков.
Командир 14-го танкового корпуса генерал фон Витерсгейм понимал, что положение резко ухудшается. Его корпус с каждым днем слабеет, тогда как атаки русских становятся все более ожесточенными. Скоро должен был наступить такой момент, когда 14-й танковый корпус уже не смог бы больше обеспечивать северный фланг наступающих в районе Сталинграда войск. Генерал фон Витерсгейм доложил об этих соображениях и предложил отвести соединения, участвующие в рискованной сталинградской авантюре, на западный берег Дона в случае, если не будут получены достаточные подкрепления. Если бы его предложение было принято, катастрофы под Сталинградом не произошло бы. Но оно не было принято, так же как не были направлены на фронт и подкрепления. Единственным результатом доклада фон Витерсгейма явилось освобождение его от должности, так как наверху считали, что он слишком пессимистически смотрит на вещи{173}. В октябре русские ослабили свои атаки против 14-го танкового корпуса. Противник перегруппировывал войска и готовился к большому контрнаступлению.
Штабы дивизий и даже корпусов, действовавших в районе Сталинграда, очень мало знали об общей обстановке – по приказу Гитлера никому не полагалось знать больше того, что было абсолютно необходимо для выполнения поставленной ему конкретной задачи. Не удивительно, что среди рядового состава распространялись фантастические слухи. Однако стратегическая обстановка в самом деле была очень серьезной. В десяти километрах южнее Сталинграда русские продолжали удерживать крупный плацдарм у Бекетовки, кроме того, они сохранили плацдармы на западном берегу Дона. Стало известно, что венгерская, итальянская и румынская армии заняли позиции на Дону на юг от Воронежа. Этот факт не мог, конечно, придать бодрости немецким войскам: боевые качества наших союзников никогда не переоценивались, а их жалкая техника не могла способствовать повышению их репутации. Кроме того, никто не мог понять, почему румынские соединения оставили участок в огромной излучине Дона. Они мотивировали свой отход необходимостью высвободить войска для других целей, но в действительности оставили такой участок, удержание которого не требовало особых усилий. Теперь же в руках русских оказался очень важный плацдарм.
В ноябре новый танковый корпус в составе одной немецкой и одной румынской дивизий был выдвинут в излучину Дона. Это был 48-й танковый корпус; в конце ноября я был назначен в этот корпус на дслжность начальника штаба. К этому времени русские уже вели наступление, обладая подавляющим численным превосходством и всеми преимуществами, которые дает внезапность действий.
19 ноября танковая армия генерала Рокоссовского{174} начала намного превосходящими силами наступление со своего плацдарма у Кременской в излучине Дона. Наступление проводилось во взаимодействии с ударом с плацдарма у Бекетовки южнее Сталинграда. Оба удара были нанесены по румынским войскам – их 3-я армия удерживала излучину Дона, а 4-я армия находилась южнее Сталинграда. Я не буду говорить о той панике, которую вызвало среди них новое русское наступление{175}. Русские быстро продвигались вперед, и вскоре их войска соединились у Калача на реке Дон.
Вот как были получены, по словам полковника Динглера, в 3-й моторизованной дивизии известия об этих событиях:
«20 ноября 16-я танковая дивизия, наш правый сосед, получила приказ немедленно оставить занимаемые позиции и переправиться на западный берег Дона у Калача. Видимо, случилось что-то очень серьезное.
21 ноября мы узнали от наших тыловых частей, которые располагались на восточном берегу Дона и южнее Калача, что русские танки приближаются к городу с юга. Из других тыловых частей, находившихся западнее Дона, нам по радио сообщили, что русские подходят к Калачу с севера. Было ясно, что Сталинград вскоре будет окружен. Мы понимали, как трудно будет прорвать это кольцо имевшимися в нашем распоряжении силами – их слабость была совершенно очевидна.
Если русские решили перейти в наступление западнее Дона крупными силами, то вырваться из окружения будет очень тяжело. Однако, несмотря на эти опасения, не было никаких признаков паники – ведь большинство из нас имело за спиной опыт одного, а то и двух окружений. Мы думали, что и на этот раз все в конце концов обойдется.
На северном участке фронта все было спокойно. 24 ноября стало совершенно ясно, что мы окружены крупными силами русских. В ходе широкого наступления противник, наступавший с севера, прорвался в излучину Дона. У южной.границы излучины он был на некоторое время задержан, но затем ему удалось продвинуться крупными танковыми силами в район Калача. Самым неприятным был тот факт, что противник, используя момент внезапности и замешательство немецких войск, сумел захватить неповрежденный мост через Дон{176}. В то же время русские, начавшие наступление с плацдарма у Бекетовки, легко преодолели степной район, в котором находились только немецкие тыловые части».
Противник теснил наши соединения, сражавшиеся на западном берегу Дона, в восточном направлении, и, переправившись через реку по еще исправному мосту около Вертячего, они соединились с окруженными у Сталинграда немецкими войсками. Штаб 6-й армии, располагавшийся на берегу Дона, оказался прямо на пути русских танков и был вынужден переместиться на некоторое время к реке Чир западнее Дона. Однако через несколько дней он был переброшен по воздуху в район Сталинграда и расположился около Гумрака.
Теперь 6-й армии было необходимо произвести перегруппировку. 14-й танковый корпус должен был оттянуть назад войска своего левого фланга, занимавшие позиции на Дону, а 3-я моторизованная дивизия получила приказ пробиться к Калачу. Однако противник оказался гораздо сильнее, чем предполагалось, и дивизия была остановлена западнее Мариновки.
В конце ноября генерал-полковник Паулюс, командующий 6-й армией, решил предпринять наступление в западном направлении с тем, чтобы прорвать кольцо окружения и соединиться с немецкими и румынскими частями, ведущими бои западнее Дона. Однако в это время был получен приказ Гитлера:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50