Олений топот затих, и в голубом небесном тумане закачалась увенчанная двумя ветвистыми рогами ясноглазая голова. Анэху ткнулся мягкими губами ему в лоб. Белая пена хлопьями покрывала его крутые бока. Элас с трудом взобрался ему на спину, прижался виском и щекой к его шее. Юношу закачало в ровном тяжелом галопе, понесло прочь от криков, ржания и проклятий. Пропахший травами ветер свистел в ушах. Прочь, прочь, прочь. Зелеными волнами вздымались справа и слева холмы. Наконец спустились к сонно плывущей под ветлами, пестрой от пушинок и лепестков воде. Олень вошел в реку, утомленно раздувая бока, опустил голову и стал пить буроватую воду. При дыхании ребра проступали под его мокрой, вздрагивающей шкурой. Слепни, жужжа, кружились в столбе острого потного духа. Анэху явно выбился из сил. Элас решил отпустить его, изменив намерение домчаться на нем до замка. Он заставил Анэху подойти ближе к берегу и, сделав усилие, соскочил на серую жесткую траву.
– Благодарю тебя, Анэху, – сказал он и вдруг увидел печаль в глазах оленя. Снова вспомнился предсмертный вопль женщины, которую они с Анэху заманили к обрыву… Снова тоскливо сжалось сердце.
– Что ты, Анэху? – кинулся к оленю Элас, но олень, блеснув боком, развернулся и медленно пошел прочь…
Теперь он бежал через нескончаемый ольшаник, то и дело натыкаясь на завалы валежника, который ломался под ногами с оглушительно каркающим треском. Гадкий был лесок, черный, ни одной ели, серая больная листва, все какое-то вкрадчивое и лживое. Надо миновать его быстрее, чтобы сомкнулись за спиной надежные Аргаредские ели, чтобы пружинила под ногами красноватая, в колких опавших иглах, земля. Скоро первые ели должны показаться меж этой древесной черни, словно часовые форпосты…
Он не понял, что заставило его беспокойно оглянуться – может, птица прошуршала где-то в ветвях? В чересполосице кривых стволов мелькали, сходясь, быстрые темные тени. Лисы? Велики. Волки? Слишком черны. И, разглядев, он на миг оцепенел: мэйлари – охотники на людей. Бежать!
Бег его был тяжел, точно во сне, ольхи раздавались нехотя, выгибая низкие стволы, ноги разъезжались на влажной земле. Ушей его достиг мерный низкий лай – собаки заметили его, и теперь дело у них пойдет быстрее, – подстегиваемый страхом, он побежал изо всех сил, прижав локти к бокам и закинув голову, слыша лишь шум рассеченного воздуха, тяжелый свист собственного дыхания и хруст веток – лес смазался в серо-зеленые полосы. Лай раздавался все ближе. Мэйлари, ловя ноздрями клочья человеческого запаха, настигали жертву.
Быстрее, еще быстрее… Меж стволов показался узкий прогал. Ноги то и дело проваливались в ямы под поваленными стволами. Почему-то мнилось где свет, там спасение, уже розовели сквозь ольховую листву кипрейные куртины, скоро должен был показаться Аргаредский лес и…
… Он не видел, что это было – свежий, покрытый чешуей ствол, или скользкая желтая ветка, или камень, торчащий из мокрого мха, но нога зацепилась, он споткнулся и со слабым вскриком полетел лицом в землю. Сук вонзился в плечо, еще один – в поясницу, свет померк в глазах от боли – ища опору для рук, он инстинктивно пытался подняться. Но с лаем налетели черные псы в шипастых, с золотыми жетонами ошейниках. Одна навалилась на ноги, обхватив их мощными лапами, другая всем своим весом придавила Эласу грудь и начала неторопливо рвать клыками зеленую замшевую пелерину на его правом плече. Элас скосил глаза и увидел совсем близко от себя эти ужасные белые клыки, большеухую голову, – на холке дыбился игольчатый жесткий мех, отливающий вороненой сталью… Пес жарко дышал ему в лицо.
Нож!.. Левая рука была придавлена. Элас стал шарить ею на сбившемся поясе – ножны нашлись возле крестца. Но без кинжала. Кинжал, должно быть, вылетел при падении, тонкий, без эфеса – найди теперь.
Заклятие!.. Стараясь говорить твердо и четко, Элас произнес несколько слов. Все напрасно! Для собак он был просто дичь, жертва, они не слышали его голоса. Он попытался еще что-то произнести в ухо той твари, что трудилась над его плечом. Собака не залаяла, не зарычала – она продолжала рвать одежду…
Ноги начали неметь – лежащая на них бестия весила, как человек. Дышать было трудно, шея болела от неудобного положения, поднять голову было еще больнее. Он дернулся, пытаясь передвинуться и лечь хоть чуть-чуть поудобнее, – мэйлари свирепо рявкнули, оба одновременно, клыки больно сжали правое плечо. Именно правое. Умные собачки. Оружие всегда в правой. Скоро должны подойти те, кто натравил собак. Что он им скажет? Можно попробовать их заколдовать – здесь, в лесу, наедине… Может подействовать.
Затрещал валежник – кто-то шел по следу собак. Двое рослых парней в черном – Тайная Канцелярия. И с ними офицер – что это? Провалился в яму? Одна шляпа торчит. Или это?.. Из-под плаща блеснула нарядная чешуя, звякнула тоненько шпора на сапоге, когда офицер перелезал через бревно. Да и не офицер вовсе, а Гирш Ниссагль с улыбкой на искусанных от возбуждения губах!
– Так-как… Благородный магнат Элас сказался больным, а сам шляется по лесу. Очень интересно. – Ниссагль издевался, и Элас не стерпел:
– Сейчас же уберите собак! Я не виллан, чтобы травить меня этими тварями. – Голос у него, впрочем, был не слишком уверенным.
– Кэрго, – Ниссагль поманил пса, – посиди, детка, в сторонке. Дай людям поговорить. Видишь, обижаются. Хотя умный человек не стал бы обижаться на простого солдата, который выполняет приказ, а ты ведь солдат, Кэрго, правда? Ты верно служишь королеве…
Элас поднялся – в рваной одежде, измазанный в грязи, – хромая на поврежденную ногу, он подошел к стволу ольхи, прислонился.
– Да, я был болен. Потом стал лучше себя чувствовать, пошел прогуляться в своем собственном лесу и, простите, не знал, что вы отнюдь не на зверей охотились. Если б знал, что будет так интересно, пренебрег бы болезнью и явился бы по приглашению.
– Хорошо, хорошо. Сейчас все разъяснится. Вы, магнат Элас, ведь были там на опушке, у речки? Вы там, случайно, оленя не видели? Большой, красивый, с рогами, у нас такие не водятся.
– Нет, большого, красивого и с рогами я там не видел. Может, не заметил – олени ходят тихо, а я пребывал в задумчивости. А что вообще происходит, почему вы ходите тут с мэйлари и натравливаете их на меня? Оленя берут с гончими, ежели вам, конечно, нужен именно олень.
– Магнат Элас, поверьте, я знаю, как охотятся на оленя. Ладно, еще один пустой вопрос. Если вы вышли просто прогуляться, то зачем натирали подошвы папоротником, а?
Этот дурацкий папоротник совершенно вылетел из головы Эласа. Глупая уловка грошовых браконьеров… Он еще подумал, что не стоит брать с них пример, ненадежно, лучше прихватить побольше того особого настоя, что уничтожает запахи… А то он его весь истратил, пока пробирался по холмам в засаду. Последними каплями спрыснул одежду.
– Молчите? Ну-ну. Тогда уж не взыщите на моих молодцев. Обыскать! Лучники кинулись к Эласу, один завел ему руки назад, другой общупал, словно девку в закуте.
– Вот тут только что-то. – Лучник подал Ниссаглю рог, маленький, черный, с золотой оковкой, в которую была вправлена фигурка оленя.
– Ага. – Ниссагль деловито взял рог и протрубил в него – звук отнесло до самых дальних краев леса, и Элас зажмурил глаза, заранее с ужасом предвидя развязку, а внутренний его слух, содрогаясь, уже улавливал топот несущегося на зов Анэху.
Жесткий голос откуда-то сбоку или из-за спины сказал:
– Ну, посмотри, чего испугался? – Анэху ходил невдалеке, поводя вздутыми боками, и в глазах его была теперь уже самая настоящая скорбь.
***
Ниссагль едва успел высвободить носок сапога из стремени, как навстречу ему рванулись пажи:
– Ваше сиятельство! Вас ждет королева!
– Бегу! – Он спешился, запахнул обеими руками плащ, с которого так и не стряхнул оставшиеся после леса сухие листья, иголки, и бросился через двор к башне, откуда начиналась навесная галерея в Цитадель. Пока он бежал, мысли его метались от самого хорошего к самому дурному, вплоть до осиянного скорбными свечами смертного наказа.
Перед покоями Беатрикс был выставлен тройной караул. В малой приемной важно кивали головами засевшие в кресла местные медики. Личные врачи королевы, близнецы Гаскерро, остались без мест – они шептались у окна, склонив друг к другу бронзовые горбоносые лица. Двери были плотно закрыты. Гирш задержал дыхание, стиснул зубы и толкнул створки от себя.
С королевой был только Раин. Он угрюмо ссутулился на табурете возле обширного ложа. Край балдахина был спущен, и виднелось только сползающее пушистыми складками верхнее меховое одеяло. Ниссагль продвигался к ложу, стараясь держаться в тени, но Беатрикс увидела его, узнала, показала Раину взглядом – вон! Тот тяжело поднялся и удалился вразвалку, ничего не сказав и ни на кого не глядя.
Ее дыхание было прерывистым и хриплым. Больно дышать… на глазах непросыхающие слезы, рот кривится. Левая половина лица – в кровавых ссадинах.
– Не дозовешься тебя… Где шлялся? – Его встревожил непривычный придушенный голос королевы. Больно дышать… И говорить, значит?
– Служу тебе, Беатрикс. – Он устремил на нее твердый взгляд. – Что говорят медики?
Свеча стояла в ногах. Лицо Беатрикс покрывали бурые тени, и оттого оно казалось больше изувеченным, чем было на самом деле. Она попыталась улыбнуться – получилась болезненная гримаса.
– А… Ребра поломала… Как курва в потасовке. Руку вывихнула, рука эта неподвижно лежала поперек груди, распухшая, синеватая, расшиблась, одно слово. Ты где пропадал-то? Ты мне нужен был. Я так без тебя орала… Когда эти чертовы медики прощупывали мои кости… Ох.
– Ах, ну чем бы я тебе помог?..
– Стоял бы рядом и слушал. – Она закашлялась, пытаясь засмеяться, резко откинулась и замерла с расширенными глазами, невнятно что-то шепча посеревшим ртом. – Стоял бы рядом и слушал, – глуше и прерывистей зазвучал ее голос, – как больно… Нет, пронесло. Ох, какая я дура! Ох, какая дура!
– Может, выпороть этих коновалов?
– Медиков? С ума сошел? За что? Они же не виноваты, что мне больно.
– Да это я так. Для смеха. Знаешь, ведь я тебя люблю.
– Ага, любит он… Шлялся где-то.
– Беатрикс, – он осторожно погладил ее по плечу, – Беатрикс, тебя хотели убить.
Ее лицо напряглось, глаза стали суше.
– Тебя хотели убить. Элас Аргаред и Кэри Варрэд. У меня есть доказательства. С мэйлари и гончими я прошел по следу оленя. Скажем так, обнаружил кое-что занимательное. След ведет до лесной речки и там прерывается. Олень уходит по воде, как делает вообще всякий старый умный олень. А на берегу начинается другой след – человечий. Я пустил по нему мэйлари, и они выследили Эласа. Да, у Кэри я обнаружил черный с золотом рожок. Второй такой же висит у Эласа на шее. Подул я в него – тут и прибежал ко мне волшебный олень как миленький. Вот тебе и вся история. Значит, Элас нас с тобой заманил к оврагу посредством оленя и знал заранее, что олень может его перескочить, а мы-то нет.
– Что же это за олень? Вправду, что ли, волшебный?
– Да нет, вполне нормальный олень. Только здоровенный. И ученый. Что-то вроде подсадной утки. На нем магнатские детки охоте учатся. Учились по крайней мере. Это мне Кэри рассказывал, зубы заговорить хотел. Так вот, он идет на звуки охоты, верней, его подзывает егерь особый, дудит в рожок. Короче, Эласа я сюда на нем привез. Лишних лошадей у меня не было. Выздоровеешь – посмотришь.
До Беатрикс начало доходить, что ей грозила смерть, неизбежная, как отражение в зеркале, и такая же хитрая, какую готовила она своим врагам. Разгадаешь в первый раз, второй, но попадешься в третий и погибнешь в четвертый. Этарет объявили ей войну – значит, нежные юноши и гордые мужи все-таки признали себя людьми. По крайней мере, они сравнялись с людьми в коварстве, что гнездилось среди горячих извилин в их раздраженных мозгах.
– Ладно. Поглядим. – Она старалась выговаривать слова как можно спокойнее, чтобы не надрывать разбитую грудь. – Поглядим. Но уж этого прощать не буду. Ребра мне ломать – не рожу за плечом у соседа корчить! Ублюдки… Ох, черт! – вскрикнула она, бледнея и обмирая с полуоткрытым ртом. На ресницах снова заблестели слезы.
– Очень больно?
– Очень… – уже не было сил скрывать. Она перевела дух. – Интересно, – начала шепотом, – интересно, тем, кого ты пытаешь, им так же больно?..
– Клянусь рыцарской клятвой, за тебя им будет больнее, Беатрикс, свирепея, отозвался Ниссагль. – Клянусь, пораскрываю все окна в Страже Ночей, пусть внемлют господа магнаты, у кого еще головы остались, как орет и визжит этот ублюдок Элас!
Глава третья
СКУПОЙ ПЛАТИТ ДВАЖДЫ
Элас сидел на голом полу, поглаживая больное колено. Оно опухло, на ногу он теперь совсем наступить не мог, даже просто пошевелить было больно. Надо бы заклясть боль, отслоить дух от тела, но вместо этого в голову лезли какие-то нескладные, суетливые оправдания. Горло было как песком и солью посыпано, до того пить хотелось, в желудке словно лежал острый булыжник, по уставшей спине разливалось ноющее колючее тепло, а от кончиков пальцев полз липкий озноб.
От ткнулся лбом в колени, стараясь сосредоточиться, собраться, отрешить сознание от плоти. Тогда пытка будет бессильна. Боль пройдет стороной, лишь сообщая о новых ранах, но не заставляя биться и вопить с пеной у рта. В узкой бойнице вечерело, свет тускло отливал на боковинах чугунных прутьев, издалека несся вороний грай. Уже совсем стемнело, когда ему удалось отрешиться. Серая пустота заполнила сознание. Он прислонился к стене и опустил веки.
С грохотом и скрежетом явились четверо в черных бесформенных балахонах из колючего казенного сукна и в войлочных бахилах, подвязанных сыромятными шнурами. Еще были на них перчатки из шершавой прочной кожи то ли для того, чтобы лучше держать, то ли для того, чтобы не запачкаться. Они сняли с Эласа кандалы и вывели его в коридор, крепко подхватив под локти.
Стол Ниссагля был освобожден от привычных на нем свитков, листочков и цидулок. Несколько самых важных рескриптов торчали, клонясь, из поставленного сбоку темного резного перегородчатого ящика, напоминавшего домик без крыши. Медленно колебались в нагретом воздухе длинные очиненные перья. Ниссагль откинулся в кресле, с преувеличенным вниманием разглядывая широкие, плетенные из золота нашивки на своей одежде. Подбородок его упирался в грудь, кисти рук покоились на резных шишечках подлокотников, и перстни на пальцах казались тяжелыми каплями расплавленного золота.
– А вот и господин Элас. – Он раздвинул в улыбке сухие губы. – Добро пожаловать.
– Прошу титуловать меня как должно, – отозвался Элас, – иначе я не скажу ни слова.
– Хорошо, высокий магнат Элас. Спасибо за науку, высокий магнат Элас. Но покорнейше прошу вас учесть, что здесь титулы не имеют ни малейшего значения. Кроме моего и королевского. Вот так. Теперь вы согласны приступить к разговору?
Элас отрешенно кивнул. Слова звучали как бы со стороны. Смысл их не отпечатывался в его холодном сознании.
– Я хотел бы объяснить вам, Ниссагль, то, что вы не дали мне объяснить в лесу, напустив на меня ваших людей и собак, как будто я беглый убийца. – Голос звучал бесстрастно. Ниссагль склонил голову к плечу и нарочито высоко поднял брови. Это выглядело смешно, но Элас, отрешившись от всего, не мог засмеяться.
– Да? – запоздало повисло в воздухе.
– Рожок, который вы изволили найти, действительно служил для того, чтобы подозвать оленя. Я действительно почувствовал себя лучше и отправился в лес. По пути увидел этого оленя, подозвал. Я вообще не хотел бы про него рассказывать, потому что боюсь, как бы он не оказался в королевском зверинце. К сожалению, раз уж дело идет о моей жизни, придется открыть секрет. Он шел со мной, время от времени отдаляясь. Иногда я его подзывал, и он рано или поздно появлялся. Этот рожок слышен далеко.
– Вы любите этого оленя?
– Да.
– Тогда почему, зная о королевской охоте и даже попросив вашу сестру поехать вместо вас…
– На нее было особое приглашение.
– Пусть так. Я не о том. Почему в опасной близости от охоты вы стали отпускать от себя прирученного оленя, да еще такого красивого? Его могли убить. Очень легко. Вам было бы обидно.
– Во-первых, я не рассчитывал, что Анэху отбежит так далеко. Во-вторых, он обучен спасаться от охоты.
– Ага. Прыгая через овраг. Кстати, выходить к охотникам, насколько я понимаю, он тоже обучен. Но, поскольку вы в этом не были уверены, вы дали Кэри второй рожок, чтобы…
– Я ничего не давал Кэри. Этих рогов несколько, это ведь не талисман. Их часто дарят на совершеннолетие. Согласитесь, очень милый подарок. У этого рога чистый звук, его легко использовать вместо охотничьего. У Кэри мог быть собственный.
– Ладно, Господь с вами, все это похоже на правду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Благодарю тебя, Анэху, – сказал он и вдруг увидел печаль в глазах оленя. Снова вспомнился предсмертный вопль женщины, которую они с Анэху заманили к обрыву… Снова тоскливо сжалось сердце.
– Что ты, Анэху? – кинулся к оленю Элас, но олень, блеснув боком, развернулся и медленно пошел прочь…
Теперь он бежал через нескончаемый ольшаник, то и дело натыкаясь на завалы валежника, который ломался под ногами с оглушительно каркающим треском. Гадкий был лесок, черный, ни одной ели, серая больная листва, все какое-то вкрадчивое и лживое. Надо миновать его быстрее, чтобы сомкнулись за спиной надежные Аргаредские ели, чтобы пружинила под ногами красноватая, в колких опавших иглах, земля. Скоро первые ели должны показаться меж этой древесной черни, словно часовые форпосты…
Он не понял, что заставило его беспокойно оглянуться – может, птица прошуршала где-то в ветвях? В чересполосице кривых стволов мелькали, сходясь, быстрые темные тени. Лисы? Велики. Волки? Слишком черны. И, разглядев, он на миг оцепенел: мэйлари – охотники на людей. Бежать!
Бег его был тяжел, точно во сне, ольхи раздавались нехотя, выгибая низкие стволы, ноги разъезжались на влажной земле. Ушей его достиг мерный низкий лай – собаки заметили его, и теперь дело у них пойдет быстрее, – подстегиваемый страхом, он побежал изо всех сил, прижав локти к бокам и закинув голову, слыша лишь шум рассеченного воздуха, тяжелый свист собственного дыхания и хруст веток – лес смазался в серо-зеленые полосы. Лай раздавался все ближе. Мэйлари, ловя ноздрями клочья человеческого запаха, настигали жертву.
Быстрее, еще быстрее… Меж стволов показался узкий прогал. Ноги то и дело проваливались в ямы под поваленными стволами. Почему-то мнилось где свет, там спасение, уже розовели сквозь ольховую листву кипрейные куртины, скоро должен был показаться Аргаредский лес и…
… Он не видел, что это было – свежий, покрытый чешуей ствол, или скользкая желтая ветка, или камень, торчащий из мокрого мха, но нога зацепилась, он споткнулся и со слабым вскриком полетел лицом в землю. Сук вонзился в плечо, еще один – в поясницу, свет померк в глазах от боли – ища опору для рук, он инстинктивно пытался подняться. Но с лаем налетели черные псы в шипастых, с золотыми жетонами ошейниках. Одна навалилась на ноги, обхватив их мощными лапами, другая всем своим весом придавила Эласу грудь и начала неторопливо рвать клыками зеленую замшевую пелерину на его правом плече. Элас скосил глаза и увидел совсем близко от себя эти ужасные белые клыки, большеухую голову, – на холке дыбился игольчатый жесткий мех, отливающий вороненой сталью… Пес жарко дышал ему в лицо.
Нож!.. Левая рука была придавлена. Элас стал шарить ею на сбившемся поясе – ножны нашлись возле крестца. Но без кинжала. Кинжал, должно быть, вылетел при падении, тонкий, без эфеса – найди теперь.
Заклятие!.. Стараясь говорить твердо и четко, Элас произнес несколько слов. Все напрасно! Для собак он был просто дичь, жертва, они не слышали его голоса. Он попытался еще что-то произнести в ухо той твари, что трудилась над его плечом. Собака не залаяла, не зарычала – она продолжала рвать одежду…
Ноги начали неметь – лежащая на них бестия весила, как человек. Дышать было трудно, шея болела от неудобного положения, поднять голову было еще больнее. Он дернулся, пытаясь передвинуться и лечь хоть чуть-чуть поудобнее, – мэйлари свирепо рявкнули, оба одновременно, клыки больно сжали правое плечо. Именно правое. Умные собачки. Оружие всегда в правой. Скоро должны подойти те, кто натравил собак. Что он им скажет? Можно попробовать их заколдовать – здесь, в лесу, наедине… Может подействовать.
Затрещал валежник – кто-то шел по следу собак. Двое рослых парней в черном – Тайная Канцелярия. И с ними офицер – что это? Провалился в яму? Одна шляпа торчит. Или это?.. Из-под плаща блеснула нарядная чешуя, звякнула тоненько шпора на сапоге, когда офицер перелезал через бревно. Да и не офицер вовсе, а Гирш Ниссагль с улыбкой на искусанных от возбуждения губах!
– Так-как… Благородный магнат Элас сказался больным, а сам шляется по лесу. Очень интересно. – Ниссагль издевался, и Элас не стерпел:
– Сейчас же уберите собак! Я не виллан, чтобы травить меня этими тварями. – Голос у него, впрочем, был не слишком уверенным.
– Кэрго, – Ниссагль поманил пса, – посиди, детка, в сторонке. Дай людям поговорить. Видишь, обижаются. Хотя умный человек не стал бы обижаться на простого солдата, который выполняет приказ, а ты ведь солдат, Кэрго, правда? Ты верно служишь королеве…
Элас поднялся – в рваной одежде, измазанный в грязи, – хромая на поврежденную ногу, он подошел к стволу ольхи, прислонился.
– Да, я был болен. Потом стал лучше себя чувствовать, пошел прогуляться в своем собственном лесу и, простите, не знал, что вы отнюдь не на зверей охотились. Если б знал, что будет так интересно, пренебрег бы болезнью и явился бы по приглашению.
– Хорошо, хорошо. Сейчас все разъяснится. Вы, магнат Элас, ведь были там на опушке, у речки? Вы там, случайно, оленя не видели? Большой, красивый, с рогами, у нас такие не водятся.
– Нет, большого, красивого и с рогами я там не видел. Может, не заметил – олени ходят тихо, а я пребывал в задумчивости. А что вообще происходит, почему вы ходите тут с мэйлари и натравливаете их на меня? Оленя берут с гончими, ежели вам, конечно, нужен именно олень.
– Магнат Элас, поверьте, я знаю, как охотятся на оленя. Ладно, еще один пустой вопрос. Если вы вышли просто прогуляться, то зачем натирали подошвы папоротником, а?
Этот дурацкий папоротник совершенно вылетел из головы Эласа. Глупая уловка грошовых браконьеров… Он еще подумал, что не стоит брать с них пример, ненадежно, лучше прихватить побольше того особого настоя, что уничтожает запахи… А то он его весь истратил, пока пробирался по холмам в засаду. Последними каплями спрыснул одежду.
– Молчите? Ну-ну. Тогда уж не взыщите на моих молодцев. Обыскать! Лучники кинулись к Эласу, один завел ему руки назад, другой общупал, словно девку в закуте.
– Вот тут только что-то. – Лучник подал Ниссаглю рог, маленький, черный, с золотой оковкой, в которую была вправлена фигурка оленя.
– Ага. – Ниссагль деловито взял рог и протрубил в него – звук отнесло до самых дальних краев леса, и Элас зажмурил глаза, заранее с ужасом предвидя развязку, а внутренний его слух, содрогаясь, уже улавливал топот несущегося на зов Анэху.
Жесткий голос откуда-то сбоку или из-за спины сказал:
– Ну, посмотри, чего испугался? – Анэху ходил невдалеке, поводя вздутыми боками, и в глазах его была теперь уже самая настоящая скорбь.
***
Ниссагль едва успел высвободить носок сапога из стремени, как навстречу ему рванулись пажи:
– Ваше сиятельство! Вас ждет королева!
– Бегу! – Он спешился, запахнул обеими руками плащ, с которого так и не стряхнул оставшиеся после леса сухие листья, иголки, и бросился через двор к башне, откуда начиналась навесная галерея в Цитадель. Пока он бежал, мысли его метались от самого хорошего к самому дурному, вплоть до осиянного скорбными свечами смертного наказа.
Перед покоями Беатрикс был выставлен тройной караул. В малой приемной важно кивали головами засевшие в кресла местные медики. Личные врачи королевы, близнецы Гаскерро, остались без мест – они шептались у окна, склонив друг к другу бронзовые горбоносые лица. Двери были плотно закрыты. Гирш задержал дыхание, стиснул зубы и толкнул створки от себя.
С королевой был только Раин. Он угрюмо ссутулился на табурете возле обширного ложа. Край балдахина был спущен, и виднелось только сползающее пушистыми складками верхнее меховое одеяло. Ниссагль продвигался к ложу, стараясь держаться в тени, но Беатрикс увидела его, узнала, показала Раину взглядом – вон! Тот тяжело поднялся и удалился вразвалку, ничего не сказав и ни на кого не глядя.
Ее дыхание было прерывистым и хриплым. Больно дышать… на глазах непросыхающие слезы, рот кривится. Левая половина лица – в кровавых ссадинах.
– Не дозовешься тебя… Где шлялся? – Его встревожил непривычный придушенный голос королевы. Больно дышать… И говорить, значит?
– Служу тебе, Беатрикс. – Он устремил на нее твердый взгляд. – Что говорят медики?
Свеча стояла в ногах. Лицо Беатрикс покрывали бурые тени, и оттого оно казалось больше изувеченным, чем было на самом деле. Она попыталась улыбнуться – получилась болезненная гримаса.
– А… Ребра поломала… Как курва в потасовке. Руку вывихнула, рука эта неподвижно лежала поперек груди, распухшая, синеватая, расшиблась, одно слово. Ты где пропадал-то? Ты мне нужен был. Я так без тебя орала… Когда эти чертовы медики прощупывали мои кости… Ох.
– Ах, ну чем бы я тебе помог?..
– Стоял бы рядом и слушал. – Она закашлялась, пытаясь засмеяться, резко откинулась и замерла с расширенными глазами, невнятно что-то шепча посеревшим ртом. – Стоял бы рядом и слушал, – глуше и прерывистей зазвучал ее голос, – как больно… Нет, пронесло. Ох, какая я дура! Ох, какая дура!
– Может, выпороть этих коновалов?
– Медиков? С ума сошел? За что? Они же не виноваты, что мне больно.
– Да это я так. Для смеха. Знаешь, ведь я тебя люблю.
– Ага, любит он… Шлялся где-то.
– Беатрикс, – он осторожно погладил ее по плечу, – Беатрикс, тебя хотели убить.
Ее лицо напряглось, глаза стали суше.
– Тебя хотели убить. Элас Аргаред и Кэри Варрэд. У меня есть доказательства. С мэйлари и гончими я прошел по следу оленя. Скажем так, обнаружил кое-что занимательное. След ведет до лесной речки и там прерывается. Олень уходит по воде, как делает вообще всякий старый умный олень. А на берегу начинается другой след – человечий. Я пустил по нему мэйлари, и они выследили Эласа. Да, у Кэри я обнаружил черный с золотом рожок. Второй такой же висит у Эласа на шее. Подул я в него – тут и прибежал ко мне волшебный олень как миленький. Вот тебе и вся история. Значит, Элас нас с тобой заманил к оврагу посредством оленя и знал заранее, что олень может его перескочить, а мы-то нет.
– Что же это за олень? Вправду, что ли, волшебный?
– Да нет, вполне нормальный олень. Только здоровенный. И ученый. Что-то вроде подсадной утки. На нем магнатские детки охоте учатся. Учились по крайней мере. Это мне Кэри рассказывал, зубы заговорить хотел. Так вот, он идет на звуки охоты, верней, его подзывает егерь особый, дудит в рожок. Короче, Эласа я сюда на нем привез. Лишних лошадей у меня не было. Выздоровеешь – посмотришь.
До Беатрикс начало доходить, что ей грозила смерть, неизбежная, как отражение в зеркале, и такая же хитрая, какую готовила она своим врагам. Разгадаешь в первый раз, второй, но попадешься в третий и погибнешь в четвертый. Этарет объявили ей войну – значит, нежные юноши и гордые мужи все-таки признали себя людьми. По крайней мере, они сравнялись с людьми в коварстве, что гнездилось среди горячих извилин в их раздраженных мозгах.
– Ладно. Поглядим. – Она старалась выговаривать слова как можно спокойнее, чтобы не надрывать разбитую грудь. – Поглядим. Но уж этого прощать не буду. Ребра мне ломать – не рожу за плечом у соседа корчить! Ублюдки… Ох, черт! – вскрикнула она, бледнея и обмирая с полуоткрытым ртом. На ресницах снова заблестели слезы.
– Очень больно?
– Очень… – уже не было сил скрывать. Она перевела дух. – Интересно, – начала шепотом, – интересно, тем, кого ты пытаешь, им так же больно?..
– Клянусь рыцарской клятвой, за тебя им будет больнее, Беатрикс, свирепея, отозвался Ниссагль. – Клянусь, пораскрываю все окна в Страже Ночей, пусть внемлют господа магнаты, у кого еще головы остались, как орет и визжит этот ублюдок Элас!
Глава третья
СКУПОЙ ПЛАТИТ ДВАЖДЫ
Элас сидел на голом полу, поглаживая больное колено. Оно опухло, на ногу он теперь совсем наступить не мог, даже просто пошевелить было больно. Надо бы заклясть боль, отслоить дух от тела, но вместо этого в голову лезли какие-то нескладные, суетливые оправдания. Горло было как песком и солью посыпано, до того пить хотелось, в желудке словно лежал острый булыжник, по уставшей спине разливалось ноющее колючее тепло, а от кончиков пальцев полз липкий озноб.
От ткнулся лбом в колени, стараясь сосредоточиться, собраться, отрешить сознание от плоти. Тогда пытка будет бессильна. Боль пройдет стороной, лишь сообщая о новых ранах, но не заставляя биться и вопить с пеной у рта. В узкой бойнице вечерело, свет тускло отливал на боковинах чугунных прутьев, издалека несся вороний грай. Уже совсем стемнело, когда ему удалось отрешиться. Серая пустота заполнила сознание. Он прислонился к стене и опустил веки.
С грохотом и скрежетом явились четверо в черных бесформенных балахонах из колючего казенного сукна и в войлочных бахилах, подвязанных сыромятными шнурами. Еще были на них перчатки из шершавой прочной кожи то ли для того, чтобы лучше держать, то ли для того, чтобы не запачкаться. Они сняли с Эласа кандалы и вывели его в коридор, крепко подхватив под локти.
Стол Ниссагля был освобожден от привычных на нем свитков, листочков и цидулок. Несколько самых важных рескриптов торчали, клонясь, из поставленного сбоку темного резного перегородчатого ящика, напоминавшего домик без крыши. Медленно колебались в нагретом воздухе длинные очиненные перья. Ниссагль откинулся в кресле, с преувеличенным вниманием разглядывая широкие, плетенные из золота нашивки на своей одежде. Подбородок его упирался в грудь, кисти рук покоились на резных шишечках подлокотников, и перстни на пальцах казались тяжелыми каплями расплавленного золота.
– А вот и господин Элас. – Он раздвинул в улыбке сухие губы. – Добро пожаловать.
– Прошу титуловать меня как должно, – отозвался Элас, – иначе я не скажу ни слова.
– Хорошо, высокий магнат Элас. Спасибо за науку, высокий магнат Элас. Но покорнейше прошу вас учесть, что здесь титулы не имеют ни малейшего значения. Кроме моего и королевского. Вот так. Теперь вы согласны приступить к разговору?
Элас отрешенно кивнул. Слова звучали как бы со стороны. Смысл их не отпечатывался в его холодном сознании.
– Я хотел бы объяснить вам, Ниссагль, то, что вы не дали мне объяснить в лесу, напустив на меня ваших людей и собак, как будто я беглый убийца. – Голос звучал бесстрастно. Ниссагль склонил голову к плечу и нарочито высоко поднял брови. Это выглядело смешно, но Элас, отрешившись от всего, не мог засмеяться.
– Да? – запоздало повисло в воздухе.
– Рожок, который вы изволили найти, действительно служил для того, чтобы подозвать оленя. Я действительно почувствовал себя лучше и отправился в лес. По пути увидел этого оленя, подозвал. Я вообще не хотел бы про него рассказывать, потому что боюсь, как бы он не оказался в королевском зверинце. К сожалению, раз уж дело идет о моей жизни, придется открыть секрет. Он шел со мной, время от времени отдаляясь. Иногда я его подзывал, и он рано или поздно появлялся. Этот рожок слышен далеко.
– Вы любите этого оленя?
– Да.
– Тогда почему, зная о королевской охоте и даже попросив вашу сестру поехать вместо вас…
– На нее было особое приглашение.
– Пусть так. Я не о том. Почему в опасной близости от охоты вы стали отпускать от себя прирученного оленя, да еще такого красивого? Его могли убить. Очень легко. Вам было бы обидно.
– Во-первых, я не рассчитывал, что Анэху отбежит так далеко. Во-вторых, он обучен спасаться от охоты.
– Ага. Прыгая через овраг. Кстати, выходить к охотникам, насколько я понимаю, он тоже обучен. Но, поскольку вы в этом не были уверены, вы дали Кэри второй рожок, чтобы…
– Я ничего не давал Кэри. Этих рогов несколько, это ведь не талисман. Их часто дарят на совершеннолетие. Согласитесь, очень милый подарок. У этого рога чистый звук, его легко использовать вместо охотничьего. У Кэри мог быть собственный.
– Ладно, Господь с вами, все это похоже на правду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55