Кожа покрыта прыщами, одежда запачкана. Узнать ее было невозможно.
Она набросилась на него с упреками: «Ты не ответил ни на одно мое письмо! А на все мои выстраданные звонки ты вешал трубку, не произнеся ни слова».
Если бы он тогда сразу не ушел, то, наверное, ударил бы ее. И слава Богу, что ушел, потому что никогда не смог бы простить себе этого.
Вот почему Резнику совсем не хотелось танцевать. Он попрощался с Марианной, коснувшись губами ее напудренной щеки. Дома его с нетерпением ждут коты. Они вспрыгнут на каменную ограду, чтобы он поскорее погладил их теплой руной, будут крутиться у ног, когда он подойдет к двери. Конечно, он накормил их перед уходом, но, раз он вернулся, значит, будут и «Вискас», и сырные обрезки от его бутерброда, а если у него будет хорошее настроение, то и подогретое молоко.
Темные зерна никарагуанского кофе отливали в его ладони маслянистым блеском. Было около десяти часов. Из темноты времени Элен вновь вошла в его жизнь, в его дом, в его воспоминания. Он совсем не хотел этого. Она воскрешала только боль и вызывала злость. Но, после того как она рассказала ему о своем неудачном втором замужестве и о том, что последовало за этим, у него остались только жалость и единственное желание – прижать ее к себе и попросить прощения за все, случившееся с ними. Но он не сделал этого. И она снова ушла, не сказав ему куда. С тех пор о ней не было ни слуху ни духу.
Резник отнес кофе в гостиную, налил шотландского виски и поставил стакан и кружку на пол по обеим сторонам высокого кресла. Он не стал включать свет, в темноте лишь ярко горел огонек стереопроигрывателя. Непонятно, почему он поставил Телониуса Монка. Мелодия пианино, в которую иногда врывались контрабас и барабан. Руки атаковали мелодию хаотично, со всех сторон, беспорядочно. «Хорошо, тебе не нужно», «Не трогай малолетку», «Доказательство», «Попроси меня сейчас». Однажды Элен пренебрежительно заметила: «Звучит так, как если бы он играл локтями». По правде говоря, он иногда так и делал.
Рей хотел выпить напоследок в «Нельсоне», но один из вышибал отказался впустить его. В результате он оказался в том самом трактире, где встретил напавшего на него парня ровно неделю назад. Набравшись к этому позднему часу вместе с пивом храбрости, он надеялся снова увидеть там своего обидчика снова. Но его там не оказалось. Рей стоял у самого края, прижатый к стойке. Девушку он заметил, только когда смог немного подвинуться влево. Она не выглядела проституткой или недотрогой, как та девица в «Молт-Хаус». У нее были прямые, подстриженные рамкой вокруг лица темные волосы. Да и личико было простоватым.
Она сидела за общим столом, но ее стул был отодвинут в сторону, как бы свидетельствуя, что она сама по себе. Черная юбка не закрывала сжатых коленок, а белая свободная кофта навыпуск была такой шелковистой, что ее хотелось погладить рукой. Содержимое полупинтовой кружки, стоявшей у ее локтя, было странного красного цвета, и Рей догадался, что это, должно быть, смесь пива с черносмородинным сиропом. Когда девушка заметила, что Рей наблюдает за ней, она не отвернулась.
– 5 –
– Так тебя зовут Сара?
– Да, Сара.
– Мою двоюродную сестру тоже зовут Сара.
– О!
Рей не мог поверить в свою удачу. Когда она допила свой напиток и направилась к двери, он, набравшись смелости, догнал ее.
– Привет.
– Привет.
Они остановились у телефонных будок. Люди, направляющиеся в клубы «Живаго» и «Мэдисон», были вынуждены обходить их стороной. Урча мотором, у обочины ждал полицейский фургон с собакой внутри. Рей знал: Сара ждет, когда он заговорит, но не знал, что сказать.
– Если хочешь, мы могли бы…
– Что?
– Пойти поесть пиццу.
– Нет!
– Тогда еще что-нибудь. Может, чипсы?
– Нет, ничего не надо. Я не хочу есть.
– А-а…
– Почему бы нам просто не пройтись? – Ее лицо оживилось. – Ну, просто прогуляться.
Они пошли по Маркет-стрит, потом дошли до середины Куин-стрит и вновь повернули на Кинг-стрит. Затем на Кламбер-стрит присоединились к стоящим у «Макдональдса», встали в очередь из двенадцати или четырнадцати человек. Работало шесть линий, и везде были небольшие очереди. Рей удивился. «Какие они должны загребать деньги!» Он взял стограммовый гамбургер, жареный картофель, стаканчик коки и кусок яблочного пирога, Сара – молочный коктейль с шоколадом. Все места были заняты, так что им пришлось прислониться к стене, ведущей к боковому выходу. Откусывая котлету, Рей смотрел, как Сара оторвала крышку от картонной банки и стала пить коктейль через край – он был слишком густым, чтобы сосать его через соломинку.
Когда он сказал ей, что работает у оптового торговца мясом, она просто пожала плечами. Но позднее, когда они шли к Лонг-роуд, она вдруг спросила:
– На работе ты… ну, там мясо… ты должен это резать?
– Ты имеешь в виду – рубить на куски?
– Угу.
– Туши?
– Да.
– Это квалифицированная работа. – Рей покачал головой. – Я, конечно, мог бы. Хотел бы. За такую работу платят гораздо больше. Но мне не дают ее. Я в основном перетаскиваю куски мяса на спине, загружаю, паную, ну, в общем, всякие такие вещи.
Сара работала в кондитерском магазине близ Брод-Марш. Это была яркая, розовая с зеленым стекляшка, где посетитель сам проходит мимо открытой витрины и набирает конфеты в пакет. При выходе продавец взвешивает все, что вы набрали. «Вот здесь-то, – засмеялась Сара, – и бывают самые забавные моменты. Покупатель неожиданно для себя обнаруживает, что должен заплатить больше, чем думал. Тогда он начинает просить вынуть из пакета часть конфет, а она, улыбаясь и не повышая голоса, но настойчиво, как учила заведующая, объясняет, что «это очень сложно сделать, ведь конфеты взяты из десятка разных мест и весьма затруднительно укладывать теперь каждую в свой ящик. Вы уверены, что не хотите заплатить за выбранные вами конфеты, хотя бы в этот раз? Я уверена, вы не пожалеете об этом, все конфеты такие вкусные, я сама не могу удержаться и то и дело таскаю их по одной»
Рей не очень-то вслушивался в ее рассказ. Все его внимание уходило на то, чтобы обходить компании развлекающихся парней. Поэтому они постоянно лавировали, переходя с одного тротуара на другой, а иногда шагая даже по проезжей части дороги. К тому же его глаза то и дело опускались на ее юбочку, при ходьбе не закрывавшую колен, на отблески шелковой кофточки на маленьких грудях под незастегнутым жакетом. Когда они остановились у светофора в конце Хокли, он впервые дотронулся до нее. Он обнял ее повыше талии и стал легонько поглаживать.
– Спасибо, что проводил до дома, – улыбнулась Сара.
– Да не за что.
Она плотнее прижала локоть, и ладонь Рея почувствовала ее теплое тело.
По другую сторону улицы тянулся полуразрушенный, превращенный в свалку квартал. Когда-то дядя Терри говорил ему, что раньше все это принадлежало железной дороге. Мрачная картина ветхих строений, развалюх с грудами мусора между ними. Небольшим компаниям было выгоднее привозить и сбрасывать здесь весь ненужный им хлам, что они и делали, как только темнело. А по утрам сюда съезжались бедняки со старыми детскими колясками или ручными тележками. Они копались в мусоре, выискивая, что еще можно было бы использовать или продать.
Сара замерзла, ее дыхание застывало в воздухе, и Рей взял в ладони ее руку. Косточки ее пальцев были тоненькие и хрупкие, как у ребенка.
– Пошли, – позвал он и потянул ее мимо груды разбитого кирпича к громаде заброшенного склада, поднявшего свои стены к самому небу.
– Зачем нам идти туда?
– Не бойся.
Рей подобрал камень и запустил им куда-то вверх. Послышался слабый звук разбитого стекла, и на землю упали осколки. С шумом взлетели потревоженные голуби.
Взглянув налево, Рей заметил вдалеке огонек сигареты. Он просунул руку под жакет Сары и стал гладить ее по шелковистой кофточке, чувствуя каждый выступающий позвонок. Войдя внутрь склада, он наклонился и поцеловал ее, сначала в волосы, а когда она повернулась, его губы наткнулись на ее рот. Сперва он попал в уголок, а затем они жадно прильнули друг к другу. У пушка над ее верхней губой был привкус шоколада.
– А дома тебя тоже зовут Рей?
– Рей-о, – улыбнулся он, поглаживая ее грудь.
– Рей-о?
– Ага.
– Как-то странно.
– Да.
Он снял с себя куртку, потом с нее жакет и постелил их на пол, а точнее, на бетонную плиту, так как доски были уже давно сорваны.
– Что это?
– Где?
– Врезается мне в спину.
Он отпустил ее, расстегнул молнию внутреннего кармана куртки и вытащил оттуда нож.
– Рей, что это?
– Да тан.
В темноте она с трудом разбирала выражение лица Рея и взглянула на металлический предмет в его руке.
– Это нож, правда? Реймонд? Правда?
Он смотрел на нее сверху вниз. Глаза постепенно приспосабливались к слабому освещению и уже различали ее острые, хорошенькие черты лица.
– Что это? Нож?
– Ну и что.
– Зачем тебе нож?
– Не беспокойся. – Он засунул нож в карман брюк и снова наклонился к ней.
А еще через пять минут, расстегнув молнию на брюках, он почувствовал ее руку. Потом они лежали, не говоря ни слова, и он видел, как поднимается и опускается в такт дыханию ее грудь.
– Рей-о. Что это?
Он перевернулся и сел, а она достала из сумочки бумажную салфетку.
– Что теперь?
– Какой-то запах.
Он почувствовал, что краснеет, и торопливо поднялся на ноги.
– Я ничего не чувствую, – проговорил он смущенным голосом.
Она смотрела в глубину склада, туда, где кучами валялись прогнившие коробки, мокрые мешки и поломанные ящики. Рею очень не хотелось в этом признаваться, но он тоже чувствовал тот самый запах, который исходил от лоханей, наполненных кишками, требухой и легкими у него на работе.
– Куда ты? – спросил Рей с тревогой.
– Я хочу посмотреть.
– Зачем?
– Хочу, вот и все.
Зажав нос одной рукой, он пошел следом за ней, а в его голове все время вертелась мысль, что надо бы повернуться и уйти, бросив ее здесь.
– Черт побери! Сара, это может быть все, что угодно!
– Зачем ругаться?
– Дохлая собака, кошка – что угодно.
Сара достала из сумочки зажигалку, подняла ее высоко над головой и зажгла. Вонь уже заставила слезиться ее глаза. В дальнем углу у стены стояла деревянная дверь, за которой были свалены сломанные доски и картон.
– Сара, пойдем отсюда.
Ее зажигалка погасла, и, когда она зажгла ее снова, они увидели, как небольшая крыса выскочила из-под кучи и побежала вдоль стены, волоча по земле набитый живот.
– Я ухожу.
И, когда Рей уже поплелся назад, Сара неожиданно сделала несколько шагов вперед, пытаясь что-то рассмотреть. Она остановилась, убедившись, что не ошиблась: оттуда торчал каблучок детского синего ботинка и то, что могло быть пальцами руки.
– 6 –
– В чем дело, Чарли? Вы стали рассеянны.
Резник сидел на одном из трех стульев у стола суперинтенданта, закинув ногу на ногу и сжав ладонями кружку чуть теплого кофе.
– Нет, сэр. Я в порядке.
– Ваше любимое выражение, не так ли?
Резник перехватил взгляд Скелтона и тоже взглянул на свои ноги. На одной из них был тонкий черный носок из нейлона, на другой – застиранный серый. Резник опустил ногу на пол, выпрямившись на стуле.
Телефонный звонок, поднявший его сегодня, не сразу вырвал из сна, он был с Элен в больничной палате. Его бывшая жена была привязана к койке, в глазах – ужас и мольба. Сам он, в белом докторском халате, смотрел на нее сверху вниз и качал головой. При этом он давал инструкции сестре: «Обнажите руку, подготовьте вену, я буду делать инъекцию».
Даже контрастный душ – горячий – холодный – снова горячий – не мог освежить его. Его угнетало чувство вины.
– Начинайте, Чарли. Что у нас есть?
Кроме Резника и Джека Скелтона в комнате находились Том Паркер, старший детектив-инспектор с центрального участка, и Ленни Лоренс, заместитель Скелтона. Тому Паркеру оставалось девять месяцев до выхода на пенсию, и все его помыслы были устремлены в Ланкашир, в маленький домик с несколькими дюжинами цыплят, поросенком и, возможно, парой коз. Его жена всегда хотела иметь коз. Если бы не происшествие, он бы в это воскресное утро возился на своем участке земли. Дел не так уж и много, но все равно следовало выкопать немного картофеля, побросать вилами компост и вообще потренировать свою спину для будущей работы лопатой. Ленни Лоренс уйдет на пенсию примерно в то же самое время. В его планах было помочь зятю управляться с трактиром на окраине Окленда в Новой Зеландии. Он уже зарезервировал билеты и внес аванс. Менее всего эти двое хотели, чтобы подобное случилось в их последнюю зиму в полиции.
– Вскоре после двух часов ночи, сэр, в участок пришла парочка. Они сообщили, что видели, как им показалось, тело в покинутом здании на пустынном участке в Снейтоне.
– Почему они пришли сюда? – прервал Лоренс. – Центральный участок ближе.
– Кажется, они никак не могли решить, следует ли вообще сообщать об этом. Они обнаружили это, должно быть, на пару часов раньше, около двенадцати. Парень снимает комнату в Лентоне, который входит в наш район. Когда они окончательно решили заявить об увиденном, они находились там.
– Что с телом, Чарли? – спросил Паркер. – Его опознали?
– Это не так-то просто. – Резник покачал головой. – По-видимому, оно находилось там довольно долго. Много естественных изменений, хотя наступление холодов немного помогло. Труп остался почти нетронутым. Тем более что тот, кто положил туда тело, засунул его в два пластиковых мешка.
– Мешки для мусора? – уточнил Лоренс. Резник кивнул.
– …закрыл эти мешки куском старого брезента и набросал сверху деревяшек и досок, валяющихся вокруг – Он сделал круговое движение кружкой с кофе. – Без всего этого тело не осталось бы в таном состоянии, район кишит крысами.
– Они что же, совсем его не тронули?
– Да нет. Я этого не говорил. – Резник встал, подошел к кофеварке и налил себе еще полкружки. Пока еще он разговаривал с патологоанатомом доктором Паркинсоном только по телефону, но того, что инспектор услышал, было достаточно, чтобы его желудок сжался в комок.
– Из ваших слов мне не совсем ясно, – подал голос Том Паркер, – сможем мы провести опознание или нет?
– У нас не будет возможности сравнить лицо с портретом и сказать: да, это она. Никак не получится. – Только замолчав, Резник понял, как он повысил голос.
Том Паркер удивленно смотрел на него.
– Вы думаете, это та потерявшаяся маленькая девочка? – спросил Скелтон, поправляя фотографии жены и дочки на столе.
– Да. – Резник кивнул и сел.
– Глория…
– Да. Саммерс.
– Это случилось в сентябре, не так ли? – Ленни Лоренс поерзал на стуле. При долгом сидении в одном положении у него затекали ноги. Он никому не говорил этого, но очень боялся полета в Новую Зеландию, когда сидеть придется несколько часов.
– Да, – подтвердил Резник. – Прошло уже два месяца с небольшим.
– И никаких ниточек, – пробурчал Лоренс.
– Никаких.
– Вы не должны так утверждать, Чарли, – вмешался Скелтон, – еще не все потеряно.
– Конечно, сэр.
Но он был уверен в обратном.
Резник ощутил царящую за стенами комнаты тишину и покой этого раннего утреннего часа: почти нет движения на дорогах, не слышно телефонных звонков. Большинство людей еще не менее получаса будут нежиться в теплых постелях, а кое-кто уже спускается вниз в халате и босиком, чтобы поставить на огонь чайник, забрать газету с коврика у входной двери, выпустить собаку или кота. А они, четверо среднего возраста мужчин, сидят в этой комнате и спокойно рассуждают об убийстве. Позже, во время официального обсуждения, здесь будут карты и фотографии, компьютерные распечатки, папки с делами и много суетящихся людей. «Никому не хочется, – думал Резник, – чтобы дело вышло из тишины этого кабинета. Как только это случится, начнется новый этап в расследовании, за ходом которого будет следить слишком много народу».
– По крайней мере, это не испортило тебе аппетит. – Кевин Нейлор ткнул вилкой в сторону тарелки Марка Дивайна.
Кивнув в подтверждение справедливости сказанного, Дивайн разрезал по диагонали вторую сосиску и, подцепив ее на вилку, обмакнул в желток второго яйца, полил кетчупом и, нанизав стручки фасоли, отправил все это в рот.
– В такие моменты особенно четко понимаешь, как хороша жизнь, – философски произнес он, обтирая подбородок куском хлеба.
Нейлор, который ограничился двумя ломтиками поджаренного хлеба и большой чашкой чая, понимающе кивнул. Ему припомнилось, как однажды, в редкий момент откровенности, отец признался, что после похорон матери Кевина его занимала лишь одна мысль – как затащить Мэри, сестру покойной жены, в свою постель. Спустя девять месяцев они поженились, и, как мог судить Нейлор по редким посещениям дома в Марсдене, его отец все еще не успокоился.
– Знаешь, – продолжал Дивайн с набитым ртом. – В книге об убийце, который живьем сдирал кожу со своих жертв и носил ее на себе, как панцирь, автор утверждал, что вонь не будет выворачивать кишки, если носить с собой маленькую баночку «Викса» и втирать ее в ноздри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Она набросилась на него с упреками: «Ты не ответил ни на одно мое письмо! А на все мои выстраданные звонки ты вешал трубку, не произнеся ни слова».
Если бы он тогда сразу не ушел, то, наверное, ударил бы ее. И слава Богу, что ушел, потому что никогда не смог бы простить себе этого.
Вот почему Резнику совсем не хотелось танцевать. Он попрощался с Марианной, коснувшись губами ее напудренной щеки. Дома его с нетерпением ждут коты. Они вспрыгнут на каменную ограду, чтобы он поскорее погладил их теплой руной, будут крутиться у ног, когда он подойдет к двери. Конечно, он накормил их перед уходом, но, раз он вернулся, значит, будут и «Вискас», и сырные обрезки от его бутерброда, а если у него будет хорошее настроение, то и подогретое молоко.
Темные зерна никарагуанского кофе отливали в его ладони маслянистым блеском. Было около десяти часов. Из темноты времени Элен вновь вошла в его жизнь, в его дом, в его воспоминания. Он совсем не хотел этого. Она воскрешала только боль и вызывала злость. Но, после того как она рассказала ему о своем неудачном втором замужестве и о том, что последовало за этим, у него остались только жалость и единственное желание – прижать ее к себе и попросить прощения за все, случившееся с ними. Но он не сделал этого. И она снова ушла, не сказав ему куда. С тех пор о ней не было ни слуху ни духу.
Резник отнес кофе в гостиную, налил шотландского виски и поставил стакан и кружку на пол по обеим сторонам высокого кресла. Он не стал включать свет, в темноте лишь ярко горел огонек стереопроигрывателя. Непонятно, почему он поставил Телониуса Монка. Мелодия пианино, в которую иногда врывались контрабас и барабан. Руки атаковали мелодию хаотично, со всех сторон, беспорядочно. «Хорошо, тебе не нужно», «Не трогай малолетку», «Доказательство», «Попроси меня сейчас». Однажды Элен пренебрежительно заметила: «Звучит так, как если бы он играл локтями». По правде говоря, он иногда так и делал.
Рей хотел выпить напоследок в «Нельсоне», но один из вышибал отказался впустить его. В результате он оказался в том самом трактире, где встретил напавшего на него парня ровно неделю назад. Набравшись к этому позднему часу вместе с пивом храбрости, он надеялся снова увидеть там своего обидчика снова. Но его там не оказалось. Рей стоял у самого края, прижатый к стойке. Девушку он заметил, только когда смог немного подвинуться влево. Она не выглядела проституткой или недотрогой, как та девица в «Молт-Хаус». У нее были прямые, подстриженные рамкой вокруг лица темные волосы. Да и личико было простоватым.
Она сидела за общим столом, но ее стул был отодвинут в сторону, как бы свидетельствуя, что она сама по себе. Черная юбка не закрывала сжатых коленок, а белая свободная кофта навыпуск была такой шелковистой, что ее хотелось погладить рукой. Содержимое полупинтовой кружки, стоявшей у ее локтя, было странного красного цвета, и Рей догадался, что это, должно быть, смесь пива с черносмородинным сиропом. Когда девушка заметила, что Рей наблюдает за ней, она не отвернулась.
– 5 –
– Так тебя зовут Сара?
– Да, Сара.
– Мою двоюродную сестру тоже зовут Сара.
– О!
Рей не мог поверить в свою удачу. Когда она допила свой напиток и направилась к двери, он, набравшись смелости, догнал ее.
– Привет.
– Привет.
Они остановились у телефонных будок. Люди, направляющиеся в клубы «Живаго» и «Мэдисон», были вынуждены обходить их стороной. Урча мотором, у обочины ждал полицейский фургон с собакой внутри. Рей знал: Сара ждет, когда он заговорит, но не знал, что сказать.
– Если хочешь, мы могли бы…
– Что?
– Пойти поесть пиццу.
– Нет!
– Тогда еще что-нибудь. Может, чипсы?
– Нет, ничего не надо. Я не хочу есть.
– А-а…
– Почему бы нам просто не пройтись? – Ее лицо оживилось. – Ну, просто прогуляться.
Они пошли по Маркет-стрит, потом дошли до середины Куин-стрит и вновь повернули на Кинг-стрит. Затем на Кламбер-стрит присоединились к стоящим у «Макдональдса», встали в очередь из двенадцати или четырнадцати человек. Работало шесть линий, и везде были небольшие очереди. Рей удивился. «Какие они должны загребать деньги!» Он взял стограммовый гамбургер, жареный картофель, стаканчик коки и кусок яблочного пирога, Сара – молочный коктейль с шоколадом. Все места были заняты, так что им пришлось прислониться к стене, ведущей к боковому выходу. Откусывая котлету, Рей смотрел, как Сара оторвала крышку от картонной банки и стала пить коктейль через край – он был слишком густым, чтобы сосать его через соломинку.
Когда он сказал ей, что работает у оптового торговца мясом, она просто пожала плечами. Но позднее, когда они шли к Лонг-роуд, она вдруг спросила:
– На работе ты… ну, там мясо… ты должен это резать?
– Ты имеешь в виду – рубить на куски?
– Угу.
– Туши?
– Да.
– Это квалифицированная работа. – Рей покачал головой. – Я, конечно, мог бы. Хотел бы. За такую работу платят гораздо больше. Но мне не дают ее. Я в основном перетаскиваю куски мяса на спине, загружаю, паную, ну, в общем, всякие такие вещи.
Сара работала в кондитерском магазине близ Брод-Марш. Это была яркая, розовая с зеленым стекляшка, где посетитель сам проходит мимо открытой витрины и набирает конфеты в пакет. При выходе продавец взвешивает все, что вы набрали. «Вот здесь-то, – засмеялась Сара, – и бывают самые забавные моменты. Покупатель неожиданно для себя обнаруживает, что должен заплатить больше, чем думал. Тогда он начинает просить вынуть из пакета часть конфет, а она, улыбаясь и не повышая голоса, но настойчиво, как учила заведующая, объясняет, что «это очень сложно сделать, ведь конфеты взяты из десятка разных мест и весьма затруднительно укладывать теперь каждую в свой ящик. Вы уверены, что не хотите заплатить за выбранные вами конфеты, хотя бы в этот раз? Я уверена, вы не пожалеете об этом, все конфеты такие вкусные, я сама не могу удержаться и то и дело таскаю их по одной»
Рей не очень-то вслушивался в ее рассказ. Все его внимание уходило на то, чтобы обходить компании развлекающихся парней. Поэтому они постоянно лавировали, переходя с одного тротуара на другой, а иногда шагая даже по проезжей части дороги. К тому же его глаза то и дело опускались на ее юбочку, при ходьбе не закрывавшую колен, на отблески шелковой кофточки на маленьких грудях под незастегнутым жакетом. Когда они остановились у светофора в конце Хокли, он впервые дотронулся до нее. Он обнял ее повыше талии и стал легонько поглаживать.
– Спасибо, что проводил до дома, – улыбнулась Сара.
– Да не за что.
Она плотнее прижала локоть, и ладонь Рея почувствовала ее теплое тело.
По другую сторону улицы тянулся полуразрушенный, превращенный в свалку квартал. Когда-то дядя Терри говорил ему, что раньше все это принадлежало железной дороге. Мрачная картина ветхих строений, развалюх с грудами мусора между ними. Небольшим компаниям было выгоднее привозить и сбрасывать здесь весь ненужный им хлам, что они и делали, как только темнело. А по утрам сюда съезжались бедняки со старыми детскими колясками или ручными тележками. Они копались в мусоре, выискивая, что еще можно было бы использовать или продать.
Сара замерзла, ее дыхание застывало в воздухе, и Рей взял в ладони ее руку. Косточки ее пальцев были тоненькие и хрупкие, как у ребенка.
– Пошли, – позвал он и потянул ее мимо груды разбитого кирпича к громаде заброшенного склада, поднявшего свои стены к самому небу.
– Зачем нам идти туда?
– Не бойся.
Рей подобрал камень и запустил им куда-то вверх. Послышался слабый звук разбитого стекла, и на землю упали осколки. С шумом взлетели потревоженные голуби.
Взглянув налево, Рей заметил вдалеке огонек сигареты. Он просунул руку под жакет Сары и стал гладить ее по шелковистой кофточке, чувствуя каждый выступающий позвонок. Войдя внутрь склада, он наклонился и поцеловал ее, сначала в волосы, а когда она повернулась, его губы наткнулись на ее рот. Сперва он попал в уголок, а затем они жадно прильнули друг к другу. У пушка над ее верхней губой был привкус шоколада.
– А дома тебя тоже зовут Рей?
– Рей-о, – улыбнулся он, поглаживая ее грудь.
– Рей-о?
– Ага.
– Как-то странно.
– Да.
Он снял с себя куртку, потом с нее жакет и постелил их на пол, а точнее, на бетонную плиту, так как доски были уже давно сорваны.
– Что это?
– Где?
– Врезается мне в спину.
Он отпустил ее, расстегнул молнию внутреннего кармана куртки и вытащил оттуда нож.
– Рей, что это?
– Да тан.
В темноте она с трудом разбирала выражение лица Рея и взглянула на металлический предмет в его руке.
– Это нож, правда? Реймонд? Правда?
Он смотрел на нее сверху вниз. Глаза постепенно приспосабливались к слабому освещению и уже различали ее острые, хорошенькие черты лица.
– Что это? Нож?
– Ну и что.
– Зачем тебе нож?
– Не беспокойся. – Он засунул нож в карман брюк и снова наклонился к ней.
А еще через пять минут, расстегнув молнию на брюках, он почувствовал ее руку. Потом они лежали, не говоря ни слова, и он видел, как поднимается и опускается в такт дыханию ее грудь.
– Рей-о. Что это?
Он перевернулся и сел, а она достала из сумочки бумажную салфетку.
– Что теперь?
– Какой-то запах.
Он почувствовал, что краснеет, и торопливо поднялся на ноги.
– Я ничего не чувствую, – проговорил он смущенным голосом.
Она смотрела в глубину склада, туда, где кучами валялись прогнившие коробки, мокрые мешки и поломанные ящики. Рею очень не хотелось в этом признаваться, но он тоже чувствовал тот самый запах, который исходил от лоханей, наполненных кишками, требухой и легкими у него на работе.
– Куда ты? – спросил Рей с тревогой.
– Я хочу посмотреть.
– Зачем?
– Хочу, вот и все.
Зажав нос одной рукой, он пошел следом за ней, а в его голове все время вертелась мысль, что надо бы повернуться и уйти, бросив ее здесь.
– Черт побери! Сара, это может быть все, что угодно!
– Зачем ругаться?
– Дохлая собака, кошка – что угодно.
Сара достала из сумочки зажигалку, подняла ее высоко над головой и зажгла. Вонь уже заставила слезиться ее глаза. В дальнем углу у стены стояла деревянная дверь, за которой были свалены сломанные доски и картон.
– Сара, пойдем отсюда.
Ее зажигалка погасла, и, когда она зажгла ее снова, они увидели, как небольшая крыса выскочила из-под кучи и побежала вдоль стены, волоча по земле набитый живот.
– Я ухожу.
И, когда Рей уже поплелся назад, Сара неожиданно сделала несколько шагов вперед, пытаясь что-то рассмотреть. Она остановилась, убедившись, что не ошиблась: оттуда торчал каблучок детского синего ботинка и то, что могло быть пальцами руки.
– 6 –
– В чем дело, Чарли? Вы стали рассеянны.
Резник сидел на одном из трех стульев у стола суперинтенданта, закинув ногу на ногу и сжав ладонями кружку чуть теплого кофе.
– Нет, сэр. Я в порядке.
– Ваше любимое выражение, не так ли?
Резник перехватил взгляд Скелтона и тоже взглянул на свои ноги. На одной из них был тонкий черный носок из нейлона, на другой – застиранный серый. Резник опустил ногу на пол, выпрямившись на стуле.
Телефонный звонок, поднявший его сегодня, не сразу вырвал из сна, он был с Элен в больничной палате. Его бывшая жена была привязана к койке, в глазах – ужас и мольба. Сам он, в белом докторском халате, смотрел на нее сверху вниз и качал головой. При этом он давал инструкции сестре: «Обнажите руку, подготовьте вену, я буду делать инъекцию».
Даже контрастный душ – горячий – холодный – снова горячий – не мог освежить его. Его угнетало чувство вины.
– Начинайте, Чарли. Что у нас есть?
Кроме Резника и Джека Скелтона в комнате находились Том Паркер, старший детектив-инспектор с центрального участка, и Ленни Лоренс, заместитель Скелтона. Тому Паркеру оставалось девять месяцев до выхода на пенсию, и все его помыслы были устремлены в Ланкашир, в маленький домик с несколькими дюжинами цыплят, поросенком и, возможно, парой коз. Его жена всегда хотела иметь коз. Если бы не происшествие, он бы в это воскресное утро возился на своем участке земли. Дел не так уж и много, но все равно следовало выкопать немного картофеля, побросать вилами компост и вообще потренировать свою спину для будущей работы лопатой. Ленни Лоренс уйдет на пенсию примерно в то же самое время. В его планах было помочь зятю управляться с трактиром на окраине Окленда в Новой Зеландии. Он уже зарезервировал билеты и внес аванс. Менее всего эти двое хотели, чтобы подобное случилось в их последнюю зиму в полиции.
– Вскоре после двух часов ночи, сэр, в участок пришла парочка. Они сообщили, что видели, как им показалось, тело в покинутом здании на пустынном участке в Снейтоне.
– Почему они пришли сюда? – прервал Лоренс. – Центральный участок ближе.
– Кажется, они никак не могли решить, следует ли вообще сообщать об этом. Они обнаружили это, должно быть, на пару часов раньше, около двенадцати. Парень снимает комнату в Лентоне, который входит в наш район. Когда они окончательно решили заявить об увиденном, они находились там.
– Что с телом, Чарли? – спросил Паркер. – Его опознали?
– Это не так-то просто. – Резник покачал головой. – По-видимому, оно находилось там довольно долго. Много естественных изменений, хотя наступление холодов немного помогло. Труп остался почти нетронутым. Тем более что тот, кто положил туда тело, засунул его в два пластиковых мешка.
– Мешки для мусора? – уточнил Лоренс. Резник кивнул.
– …закрыл эти мешки куском старого брезента и набросал сверху деревяшек и досок, валяющихся вокруг – Он сделал круговое движение кружкой с кофе. – Без всего этого тело не осталось бы в таном состоянии, район кишит крысами.
– Они что же, совсем его не тронули?
– Да нет. Я этого не говорил. – Резник встал, подошел к кофеварке и налил себе еще полкружки. Пока еще он разговаривал с патологоанатомом доктором Паркинсоном только по телефону, но того, что инспектор услышал, было достаточно, чтобы его желудок сжался в комок.
– Из ваших слов мне не совсем ясно, – подал голос Том Паркер, – сможем мы провести опознание или нет?
– У нас не будет возможности сравнить лицо с портретом и сказать: да, это она. Никак не получится. – Только замолчав, Резник понял, как он повысил голос.
Том Паркер удивленно смотрел на него.
– Вы думаете, это та потерявшаяся маленькая девочка? – спросил Скелтон, поправляя фотографии жены и дочки на столе.
– Да. – Резник кивнул и сел.
– Глория…
– Да. Саммерс.
– Это случилось в сентябре, не так ли? – Ленни Лоренс поерзал на стуле. При долгом сидении в одном положении у него затекали ноги. Он никому не говорил этого, но очень боялся полета в Новую Зеландию, когда сидеть придется несколько часов.
– Да, – подтвердил Резник. – Прошло уже два месяца с небольшим.
– И никаких ниточек, – пробурчал Лоренс.
– Никаких.
– Вы не должны так утверждать, Чарли, – вмешался Скелтон, – еще не все потеряно.
– Конечно, сэр.
Но он был уверен в обратном.
Резник ощутил царящую за стенами комнаты тишину и покой этого раннего утреннего часа: почти нет движения на дорогах, не слышно телефонных звонков. Большинство людей еще не менее получаса будут нежиться в теплых постелях, а кое-кто уже спускается вниз в халате и босиком, чтобы поставить на огонь чайник, забрать газету с коврика у входной двери, выпустить собаку или кота. А они, четверо среднего возраста мужчин, сидят в этой комнате и спокойно рассуждают об убийстве. Позже, во время официального обсуждения, здесь будут карты и фотографии, компьютерные распечатки, папки с делами и много суетящихся людей. «Никому не хочется, – думал Резник, – чтобы дело вышло из тишины этого кабинета. Как только это случится, начнется новый этап в расследовании, за ходом которого будет следить слишком много народу».
– По крайней мере, это не испортило тебе аппетит. – Кевин Нейлор ткнул вилкой в сторону тарелки Марка Дивайна.
Кивнув в подтверждение справедливости сказанного, Дивайн разрезал по диагонали вторую сосиску и, подцепив ее на вилку, обмакнул в желток второго яйца, полил кетчупом и, нанизав стручки фасоли, отправил все это в рот.
– В такие моменты особенно четко понимаешь, как хороша жизнь, – философски произнес он, обтирая подбородок куском хлеба.
Нейлор, который ограничился двумя ломтиками поджаренного хлеба и большой чашкой чая, понимающе кивнул. Ему припомнилось, как однажды, в редкий момент откровенности, отец признался, что после похорон матери Кевина его занимала лишь одна мысль – как затащить Мэри, сестру покойной жены, в свою постель. Спустя девять месяцев они поженились, и, как мог судить Нейлор по редким посещениям дома в Марсдене, его отец все еще не успокоился.
– Знаешь, – продолжал Дивайн с набитым ртом. – В книге об убийце, который живьем сдирал кожу со своих жертв и носил ее на себе, как панцирь, автор утверждал, что вонь не будет выворачивать кишки, если носить с собой маленькую баночку «Викса» и втирать ее в ноздри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30