Когда пришла Линн, он уже был готов выйти к фотокорреспондентам и телерепортерам. Ей с трудом удалось убедить его, что это не самая хорошая идея. Тем более что все утро он провел на кухне с опущенными занавесками, не выпуская изо рта сигарету и разглядывая мир сквозь горлышко бутылки с болгарским вином.
– Моя мать могла думать лишь о том, что Майкл на пятнадцать лет старше меня и уже был женат. Пятнадцать лет! – Она взглянула на Линн. – Я не думаю, что это так уж много, а вы?
– Пожалуй. – Линн покачала головой.
– «Когда тебе будет тридцать, – повторяла моя мать, – ему будет уже сорок пять. Средний возраст. Ты думала об этом?» – Лоррейн встала и подошла к окну. На лужайку уселась малиновка. Она сидела так неподвижно, что ее можно было принять за пластиковую игрушку. – «Средний возраст». К нему это неприменимо. Он такой… – энергичный. Только с тех пор, как он потерял работу и вынужден был устроиться на другую, довольно далеко от дома, он немного устает. Эта постоянная дорога, она выматывает, вы понимаете. Это, конечно, естественно. Любой на его месте уставал бы. Его возраст тут ни при чем.
Линн встала и расправила юбку. Ее совершенно не интересовал Майкл, но в присутствии Лоррейн она каким-то образом чувствовала себя молодой и старой одновременно. Лоррейн относилась к той категории женщин, с которыми она терпеть не могла быть вместе в примерочной кабинке магазина. Наверняка и там, втискиваясь в двенадцатый размер, в зеркале она бы видела, как эта малышка с фигурной манекенщицы проскальзывает в десятый, оставляя в запасе еще несколько дюймов. Вроде Мишель Пфайффер в фильме «Фантастические пекари». Когда ей собираются там купить новую одежду, один из пекарей спрашивает: «Что берем? Размер десять?», а она так просто взглянула на него и говорит: «Восемь».
Линн любила этот фильм, и эта сцена врезалась ей в память. Это же надо, восемь!
Чувствовалось, что Лоррейн располагала временем и деньгами, делала прическу каждую неделю и довольно часто принимала солнечные ванны. Где бы еще она могла приобрести такой загар и блеск кожи?
– Могу ли я воспользоваться вашим телефоном, – спросила Линн, – мне надо связаться с участком.
Рей опоздал на работу на пятнадцать минут, и Хатерсадж так разнес его перед другими рабочими, что на глаза навернулись слезы и стыдно было поднять голову. Еще немного – и он, бросив все, запросил бы расчет и пошел в город с надеждой встретить Сару в обеденный перерыв. Но он отбросил эту мысль, представив, что сказал бы отец, узнав об этом поступке. Ведь именно отец и дядя устроили его на эту работу.
Рей опустил голову и пошел работать. Ничего, еще не изобрели такой день, который длился бы вечно.
Переходя с места на место, он слышал передачи потрескивающего радио, настроенного на волну 96,3. Слышно было плохо, так как мешала постоянная ругань рабочих, ноющий свист электрических пил, монотонные удары обрушивающихся вниз больших ножей. Разгружая грузовик, он не услышал имени Эмили Моррисон в выпуске новостей, но ухватил слова о том, что маленькая девочка пропала из дома. У него все посыпалось из рук.
– Посмотри на себя, неуклюжий маленький педераст! – заорал Хатерсадж, проходя мимо. – Ты думаешь о том, что делаешь?
Рей промямлил извинения, стоя на полу на карачках среди бычьей печени темно-красного цвета.
– 22 –
В Хебден Бридж чайные оказались на ремонте, а в антикварных магазинчиках сидели унылые люди с осунувшимися лицами. Возможно, городок выглядел не так мрачно летом, когда сюда приезжают отдыхающие из Манчестера и Лидса в поисках пышных пирожков и свежего воздуха. Пателю повезло: он обнаружил около канала магазинчик с пластинками религиозных напевов «Суфи» Нусрата Фатех Али Хана и был страшно доволен приобретением – двумя компакт-дисками в пластиковых коробочках.
Старший инспектор Данстан давно уехал в Галифакс, оставив в помощь Пателю двух констеблей в форме и зловещее напутствие: «Удачи вам, солнышко. Она вам понадобится. Постарайтесь найти здесь что-либо, помимо простуды и мозолей на ногах».
Прохожие останавливались на секунду, чтобы бросить взгляд на смазанное изображение Дианы Виллс, отрицательно качали головой и продолжали свой путь. В трактирах, продовольственных магазинах и аптеках, где работали женщины с приятными лицами в безупречно чистых розовых одеждах и черных ботинках, все обстояло таким же образом. Даже сторож спиритуалистской церкви долины Кальдер не смог узнать ее. И, только когда Патель, уставший от непрерывного мелкого дождя, спускавшегося волнами с окрестных холмов, зашел в кафе в поисках теплого уголка и крыши над головой, ему повезло. Он заказал за стойкой чайник чая, два куска поджаренного хлеба и сел за столик. Кроме него, единственным посетителем была женщина в толстом шерстяном пальто, которая, машинально покачивая за ручку коляску, не переставала орудовать вилкой над большим куском торта.
Женщина из-за стойки принесла на подносе заказ Пателя. Она уже ставила чайник на круглый столик, когда ее рука застыла в воздухе.
– Что это у вас там?
Она смотрела на тоненькую стопку фотографий около руки Пателя.
Когда Патель объяснил ей, она продолжила освобождать поднос.
– О да! – Она расставила все на столе и опустила поднос. – Эта женщина регулярно приходит сюда.
– Вы уверены?
– Да. По субботам и воскресеньям.
– Каждую неделю?
– Нет, – она сняла с фартука приставшую к нему нитку, – не каждую. Может быть, через неделю.
– Она была здесь в последнее время?
– Дайте подумать, я… Нет. Точно нет, я бы помнила. Она берет чайник, как и вы, но только без заварки, просто кипяток. Как только я его ставлю на стол, тут же вытаскивает пакетик с чаем. Я не одобряю, чтобы платили за то, что не имеет никакого вкуса, но сюда наведываются и такие, у кого привычки и похуже. Так что я молчу. Только: «Доброе утро», «Привет», может быть, несколько слов о погоде. Да, ее еда – чайник чая и кусочек морковного пирога.
– Диана Виллс? – Патель вопросительно смотрел на нее.
– Это ее имя? Я редко знаю имена посетителей.
– Но вы уверены, что это женщина с фотографии? Она взяла одну из фотографий и вновь внимательно ее рассмотрела.
– Ужасное качество, но это она, совершенно точно.
– А когда эта женщина приезжает сюда, как вы думаете, где она может останавливаться?
– Что она сделала, эта – как вы ее назвали? – Диана Виллис?
– Виллс.
– Виллс. Извините.
– Ничего.
– А не слишком ли много шума из ничего?
– Мы, полиция, хотим связаться с ней, нам надо кое-что передать. Это важно.
– Я обычно люблю слушать такие послания по радио. – Женщина взяла стул и уселась напротив Пателя. – После новостей. «У нас срочное послание для такого-то, находящегося сейчас в автомобиле или на отдыхе там-то и там-то… пожалуйста, свяжитесь с больницей такой-то, где находится ваша серьезно заболевшая мать – миссис такая-то». Теперь почему-то таких посланий стало очень мало. Интересно, почему это так?
Патель глубоко вздохнул.
– Значит, вы не знаете, где она останавливается?
– Я этого не говорила, – поднялась женщина, – но почему бы вам не спросить в книжном магазине на главной дороге? Там работает ее приятельница.
– А какой именно магазин? – Патель помнил, что их было три или четыре.
– Вверх по холму у поворота на Хептонстол, мимо ресторана.
– Думаю, они не закроются и не разойдутся в ближайшие пять – десять минут, – она положила руку на плечо начавшему вставать Пателю, – а тем временем ваш чай остынет и хлеб зачерствеет.
Вопреки советам жены и Линн Майкл Моррисон решил все-таки выйти из дома. Он отмахнулся от репортеров и пригрозил ударить человека с камерой, пристроившегося у гаража и не желающего отойти. Он вернулся через двадцать минут, после того как, пересекая по мосту небольшой залив, увидел людей с палками, медленно прочесывающих лес.
– Вы ищете тело! – заорал он на Линн Келлог, ворвавшись в дом. – Вы уже все решили, черт возьми!
– Вы ошибаетесь.
– Ошибаюсь? А что тогда они там делают?
– Что вы имеете в виду?
– Поисковые группы, вот что я имею в виду. Вы же не посылаете их, если считаете, что человек еще жив.
– Майкл! – взмолилась Лоррейн. – Пожалуйста, не надо.
– Главное – Эмили! – закричал он прямо в лицо Линн. – Все остальное меня не интересует. А вы думаете, что она мертва.
– Мистер Моррисон, Майкл, это не так.
– Не лгите мне. Я ее отец и хочу знать правду. – На какое-то мгновение Линн показалось, что Майкл сейчас набросится на нее, но вместо этого он выскочил из комнаты.
Лоррейн кинулась за ним на кухню, где он схватил новую бутылку вина.
– Ты полагаешь, что тебе следует?.. – начала она, но он повернулся, и выражения его глаз было достаточно, чтобы слова застряли у нее в горле.
– Ничего страшного, – примирительно обратилась к ней Линн, когда та возвратилась в комнату. – В подобных случаях такие срывы нередки.
Лоррейн медленно кивнула, ей было неприятно слышать это.
– Это все от нервного напряжения. – Ей хотелось оправдать поведение мужа. – Раньше Майкл почти совсем не пил. До тех пор, пока не потерял работу и ему пришлось искать новое место.
На кухне Майкл закурил сигарету и вновь наполнил стакан вином. Он сидел, поставив локти на стол, за которым они обычно завтракали. Сегодня стол был не убран. Майкл вспомнил, как, придя в больницу, увидел на лице Дианы правду о том, что случилось, до того как врач или сестра сумели перехватить его и объяснить все в сторонке. «Нам предельно жаль, мистер Моррисон. Мы сделали все, что только возможно. Но, к нашему сожалению, Джеймс ушел от нас».
«Ушел от нас».
На какое-то мгновение Майкл снова почувствовал на своей ладони влажную жирную землю, услышал, как она разлетелась, ударившись о крошечный гробик.
«Успокойся, Диана. Диана, все будет нормально. Должно пройти какое-то время, и ты увидишь – все будет нормально. Мы сможем иметь еще ребенка, когда будем готовы к этому. Когда ты будешь готова. Вот увидишь».
Но впоследствии уже ничего не было нормально. Даже когда родилась Эмили. Каждое ее хныканье перед кормежкой постоянно напоминало Диане о Джеймсе. Каждое кормление было живым укором.
Майкл облился вином, уронив стакан, и ободрал коленку о табурет, пока добрался до двери из кухни. Он уже выводил машину задом на дорожку, когда из дома выскочила Лоррейн. Камеры работали, не переставая. Линн смотрела из дверей. Обе женщины знали, куда направился Майкл.
– Я звоню относительно Моррисона, сэр, – сообщила Линн Резнику по телефону. – Он сорвался с места, словно на старте «Гран При». До этого он много пил. Думаю, он направился к дому своей первой жены.
Положив трубку на место, она заметила, что Лоррейн наблюдает за ней глазами, полными слез. Линн взяла ее за руки и, когда та попыталась освободиться, не отпустила.
– Не знаю, как вы, но я голодна. Интересно, у вас найдется что-нибудь, что можно положить на поджаренный хлеб?
И она не отпускала руки Лоррейн, пока та не сказала: – Вареные бобы. У нас всегда есть запас вареных бобов. А еще сыр и сардины.
– 23 –
«Жаклин Вердон, продажа книг» – гласила надпись над дверью. Книги были везде. Под навесом перед магазином. Всего по десять центов в бумажных переплетах, здесь же, в корзинах, мокрые и растрепанные. Дорогие – по астрологии и астрономии, материнству и диете, о жизни великих композиторов и забытых актрис – в витрине. Когда Патель вошел, над дверью звякнул колокольчик.
Здесь пахло ладаном, из глубины доносилась мелодичная музыка. На столе, стоявшем в центре комнаты, вокруг ваз с засушенными цветами, были разложены карты. Почти вся стена слева от входа была занята томиками с синими корешками – изданиями «Вираго».
– Я могу вам помочь? – Женщина сняла очки и приветливо улыбнулась. Патель подумал, что ей немногим за сорок. Ее каштановые волосы аккуратно уложены. Это была одна из типично английских дам, чье хорошее воспитание предусматривает расовую терпимость и борьбу за отмену смертной казни. Когда Патель начинал работать на участке, он вначале поселился у одной такой женщины. На завтрак она давала овсянку на воде, а унитаз в туалете блестел, как зеркало. В тот день, когда она застала в его комнате девушку, то повела себя так, словно Патель занимался сексом с ее маленьким пинчером.
– Здесь немало книг, и вы, если захотите, можете покопаться в них. Но если вы спешите, то вам лучше сказать мне, что вы хотите, и я помогу вам.
Ее слегка близорукие глаза выражали доверчивость и доброжелательность. Она снова улыбнулась и слегка наклонила голову, при этом ее сережки качнулись и блеснули в лучах лампы.
– Вы Жаклин Вердон? – спросил Патель.
– Да? – Ответ прозвучал уже не так уверенно и с вопросительной интонацией.
– Я думаю, вы можете рассказать мне о Диане Виллс?
Ее правая рука резко дернулась, выронив авторучку, которая покатилась по столу, оставляя дорожку чернильных пятен на бумагах.
Патель обошел стол и достал из кармана служебное удостоверение.
– Что-то случилось? – спросила Жаклин Вердон. – Что-то случилось с Дианой? – В ее глазах и голосе была тревога.
Проезжая через мост Бобберс Милл, Резник оказался за громадным грузовиком-бетономешалкой, а так как движение на этом участке было однорядным, ему пришлось тащиться за ним вплоть до Басворд Колледж. Из радиоприемника неслись голоса стариков, звонивших на радиостанцию Ноттингема и делившихся воспоминаниями о «настоящих» рождественских елках, ветках «настоящего» остролиста, о пирожках с мясом по полдюжине за старую полукрону. До Рождества еще Бог знает сколько времени, а они уже начали скулить! Один старичок начал рассказ о счастливом времени, когда в каждом магазине города был свой Дед Мороз. Резник вспомнил, что последний раз он общался с Дедом Морозом, когда против одного из таких «дедов» было выдвинуто обвинение в приставаниях к детям.
Резник переключил приемник на другую станцию, прослушал шестнадцать тактов музыки Нейла Седана и без всякого сожаления выключил радио. Впереди появился просвет, и он, газанув, быстро занял его, заработав мало приятный жест средним пальцем от крашеной блондинки из машины «Доставки запасных автодеталей».
Он успел в Кимберли вовремя. Молодой констебль сидел на бордюре тротуара, держа каску между ног, а женщина, угощавшая Пателя кофе с коньяком, протирала порез на его лбу ватным тампоном с перекисью водорода.
– Что здесь произошло, черт побери?
– О, этот бедный мальчик…
– Он достаточно взрослый, чтобы отвечать самому, – прервал ее Резник. – Ну?
– Извините, сэр. Он, должно быть, забрался внутрь сзади.
– Кто?
– Моррисон, сэр. По крайней мере, я так думаю.
– Как он мог забраться туда?
– В двери есть окошко, сэр, в которое можно просунуть руку, а ключ, видимо, был вставлен в замочную скважину изнутри.
– И вы не видели и не слышали его?
– Только когда он уже был внутри, сэр. Видите ли… – он осторожно взглянул на женщину, закреплявшую куском пластыря вату на ранке, – я немного отвлекся.
– То есть?
– Всего лишь на чашку чая и кусочек сыра, – вмешалась женщина.
– Это заняло не больше пяти минут, сэр.
– А потом, наверное, еще и отдохнули?
– Не будьте таким суровым к парню.
– По крайней мере, – продолжал Резник, – времени было достаточно, чтобы Диана Виллс пришла и ушла.
– Сэр, я так не думаю…
– «Не думаю» – это точно. Откуда мы знаем, что она сейчас не там, с ним? А?
Констебль с несчастным видом разглядывал верхушку своего шлема. – Мы не знаем, сэр.
– Вот именно.
– Но никаких криков не было, сэр. Ничего такого.
– А что было?
– Звуки, будто что-то ломают, сэр. Бросаются вещами.
– Похоже, одну или две бросили в вас.
– Бедный ягненочек… – начала женщина, но выражение лица Резника заставило ее замолчать.
– Я просунул голову в окошко в двери, сэр. Кричал, чтобы он выходил.
Резник медленно покачал головой, скорее жалея парня, чем сердясь.
– Вы сообщили о случившемся?
– Да, сэр. Они сказали, что кто-то уже в пути.
– Это был я, – кивнул Резник и повернулся в сторону дома. – Если с вами кончили нянчиться, пойдемте посмотрим, что там происходит.
– Он еще внутри. – Человек в фуражке наблюдал за происходящим, стоя за забором позади дома.
Резник благодарно кивнул и прошел на задний двор. В окнах комнаты и кухни не было никаких признаков жизни, но на полу в комнате валялись разбросанные листы из альбома с газетными вырезками. Фотографии небрежной кучкой валялись на столе. Осколки вазы, вероятно, той, что попала в лоб констеблю, лежали на каменных плитках кухни.
– Мистер Моррисон?
Стояла настораживающая тишина, которую лишь изредка нарушали лай собаки на улице и шум проезжавших машин.
– Майкл Моррисон? Это инспектор-детектив Резник. Мы разговаривали с вами вчера. – Молчание. – Почему бы вам не открыть дверь и не дать нам возможность войти?
Никакого ответа.
– Идите кругом и следите за передней частью дома, – тихо приказал Резник констеблю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Моя мать могла думать лишь о том, что Майкл на пятнадцать лет старше меня и уже был женат. Пятнадцать лет! – Она взглянула на Линн. – Я не думаю, что это так уж много, а вы?
– Пожалуй. – Линн покачала головой.
– «Когда тебе будет тридцать, – повторяла моя мать, – ему будет уже сорок пять. Средний возраст. Ты думала об этом?» – Лоррейн встала и подошла к окну. На лужайку уселась малиновка. Она сидела так неподвижно, что ее можно было принять за пластиковую игрушку. – «Средний возраст». К нему это неприменимо. Он такой… – энергичный. Только с тех пор, как он потерял работу и вынужден был устроиться на другую, довольно далеко от дома, он немного устает. Эта постоянная дорога, она выматывает, вы понимаете. Это, конечно, естественно. Любой на его месте уставал бы. Его возраст тут ни при чем.
Линн встала и расправила юбку. Ее совершенно не интересовал Майкл, но в присутствии Лоррейн она каким-то образом чувствовала себя молодой и старой одновременно. Лоррейн относилась к той категории женщин, с которыми она терпеть не могла быть вместе в примерочной кабинке магазина. Наверняка и там, втискиваясь в двенадцатый размер, в зеркале она бы видела, как эта малышка с фигурной манекенщицы проскальзывает в десятый, оставляя в запасе еще несколько дюймов. Вроде Мишель Пфайффер в фильме «Фантастические пекари». Когда ей собираются там купить новую одежду, один из пекарей спрашивает: «Что берем? Размер десять?», а она так просто взглянула на него и говорит: «Восемь».
Линн любила этот фильм, и эта сцена врезалась ей в память. Это же надо, восемь!
Чувствовалось, что Лоррейн располагала временем и деньгами, делала прическу каждую неделю и довольно часто принимала солнечные ванны. Где бы еще она могла приобрести такой загар и блеск кожи?
– Могу ли я воспользоваться вашим телефоном, – спросила Линн, – мне надо связаться с участком.
Рей опоздал на работу на пятнадцать минут, и Хатерсадж так разнес его перед другими рабочими, что на глаза навернулись слезы и стыдно было поднять голову. Еще немного – и он, бросив все, запросил бы расчет и пошел в город с надеждой встретить Сару в обеденный перерыв. Но он отбросил эту мысль, представив, что сказал бы отец, узнав об этом поступке. Ведь именно отец и дядя устроили его на эту работу.
Рей опустил голову и пошел работать. Ничего, еще не изобрели такой день, который длился бы вечно.
Переходя с места на место, он слышал передачи потрескивающего радио, настроенного на волну 96,3. Слышно было плохо, так как мешала постоянная ругань рабочих, ноющий свист электрических пил, монотонные удары обрушивающихся вниз больших ножей. Разгружая грузовик, он не услышал имени Эмили Моррисон в выпуске новостей, но ухватил слова о том, что маленькая девочка пропала из дома. У него все посыпалось из рук.
– Посмотри на себя, неуклюжий маленький педераст! – заорал Хатерсадж, проходя мимо. – Ты думаешь о том, что делаешь?
Рей промямлил извинения, стоя на полу на карачках среди бычьей печени темно-красного цвета.
– 22 –
В Хебден Бридж чайные оказались на ремонте, а в антикварных магазинчиках сидели унылые люди с осунувшимися лицами. Возможно, городок выглядел не так мрачно летом, когда сюда приезжают отдыхающие из Манчестера и Лидса в поисках пышных пирожков и свежего воздуха. Пателю повезло: он обнаружил около канала магазинчик с пластинками религиозных напевов «Суфи» Нусрата Фатех Али Хана и был страшно доволен приобретением – двумя компакт-дисками в пластиковых коробочках.
Старший инспектор Данстан давно уехал в Галифакс, оставив в помощь Пателю двух констеблей в форме и зловещее напутствие: «Удачи вам, солнышко. Она вам понадобится. Постарайтесь найти здесь что-либо, помимо простуды и мозолей на ногах».
Прохожие останавливались на секунду, чтобы бросить взгляд на смазанное изображение Дианы Виллс, отрицательно качали головой и продолжали свой путь. В трактирах, продовольственных магазинах и аптеках, где работали женщины с приятными лицами в безупречно чистых розовых одеждах и черных ботинках, все обстояло таким же образом. Даже сторож спиритуалистской церкви долины Кальдер не смог узнать ее. И, только когда Патель, уставший от непрерывного мелкого дождя, спускавшегося волнами с окрестных холмов, зашел в кафе в поисках теплого уголка и крыши над головой, ему повезло. Он заказал за стойкой чайник чая, два куска поджаренного хлеба и сел за столик. Кроме него, единственным посетителем была женщина в толстом шерстяном пальто, которая, машинально покачивая за ручку коляску, не переставала орудовать вилкой над большим куском торта.
Женщина из-за стойки принесла на подносе заказ Пателя. Она уже ставила чайник на круглый столик, когда ее рука застыла в воздухе.
– Что это у вас там?
Она смотрела на тоненькую стопку фотографий около руки Пателя.
Когда Патель объяснил ей, она продолжила освобождать поднос.
– О да! – Она расставила все на столе и опустила поднос. – Эта женщина регулярно приходит сюда.
– Вы уверены?
– Да. По субботам и воскресеньям.
– Каждую неделю?
– Нет, – она сняла с фартука приставшую к нему нитку, – не каждую. Может быть, через неделю.
– Она была здесь в последнее время?
– Дайте подумать, я… Нет. Точно нет, я бы помнила. Она берет чайник, как и вы, но только без заварки, просто кипяток. Как только я его ставлю на стол, тут же вытаскивает пакетик с чаем. Я не одобряю, чтобы платили за то, что не имеет никакого вкуса, но сюда наведываются и такие, у кого привычки и похуже. Так что я молчу. Только: «Доброе утро», «Привет», может быть, несколько слов о погоде. Да, ее еда – чайник чая и кусочек морковного пирога.
– Диана Виллс? – Патель вопросительно смотрел на нее.
– Это ее имя? Я редко знаю имена посетителей.
– Но вы уверены, что это женщина с фотографии? Она взяла одну из фотографий и вновь внимательно ее рассмотрела.
– Ужасное качество, но это она, совершенно точно.
– А когда эта женщина приезжает сюда, как вы думаете, где она может останавливаться?
– Что она сделала, эта – как вы ее назвали? – Диана Виллис?
– Виллс.
– Виллс. Извините.
– Ничего.
– А не слишком ли много шума из ничего?
– Мы, полиция, хотим связаться с ней, нам надо кое-что передать. Это важно.
– Я обычно люблю слушать такие послания по радио. – Женщина взяла стул и уселась напротив Пателя. – После новостей. «У нас срочное послание для такого-то, находящегося сейчас в автомобиле или на отдыхе там-то и там-то… пожалуйста, свяжитесь с больницей такой-то, где находится ваша серьезно заболевшая мать – миссис такая-то». Теперь почему-то таких посланий стало очень мало. Интересно, почему это так?
Патель глубоко вздохнул.
– Значит, вы не знаете, где она останавливается?
– Я этого не говорила, – поднялась женщина, – но почему бы вам не спросить в книжном магазине на главной дороге? Там работает ее приятельница.
– А какой именно магазин? – Патель помнил, что их было три или четыре.
– Вверх по холму у поворота на Хептонстол, мимо ресторана.
– Думаю, они не закроются и не разойдутся в ближайшие пять – десять минут, – она положила руку на плечо начавшему вставать Пателю, – а тем временем ваш чай остынет и хлеб зачерствеет.
Вопреки советам жены и Линн Майкл Моррисон решил все-таки выйти из дома. Он отмахнулся от репортеров и пригрозил ударить человека с камерой, пристроившегося у гаража и не желающего отойти. Он вернулся через двадцать минут, после того как, пересекая по мосту небольшой залив, увидел людей с палками, медленно прочесывающих лес.
– Вы ищете тело! – заорал он на Линн Келлог, ворвавшись в дом. – Вы уже все решили, черт возьми!
– Вы ошибаетесь.
– Ошибаюсь? А что тогда они там делают?
– Что вы имеете в виду?
– Поисковые группы, вот что я имею в виду. Вы же не посылаете их, если считаете, что человек еще жив.
– Майкл! – взмолилась Лоррейн. – Пожалуйста, не надо.
– Главное – Эмили! – закричал он прямо в лицо Линн. – Все остальное меня не интересует. А вы думаете, что она мертва.
– Мистер Моррисон, Майкл, это не так.
– Не лгите мне. Я ее отец и хочу знать правду. – На какое-то мгновение Линн показалось, что Майкл сейчас набросится на нее, но вместо этого он выскочил из комнаты.
Лоррейн кинулась за ним на кухню, где он схватил новую бутылку вина.
– Ты полагаешь, что тебе следует?.. – начала она, но он повернулся, и выражения его глаз было достаточно, чтобы слова застряли у нее в горле.
– Ничего страшного, – примирительно обратилась к ней Линн, когда та возвратилась в комнату. – В подобных случаях такие срывы нередки.
Лоррейн медленно кивнула, ей было неприятно слышать это.
– Это все от нервного напряжения. – Ей хотелось оправдать поведение мужа. – Раньше Майкл почти совсем не пил. До тех пор, пока не потерял работу и ему пришлось искать новое место.
На кухне Майкл закурил сигарету и вновь наполнил стакан вином. Он сидел, поставив локти на стол, за которым они обычно завтракали. Сегодня стол был не убран. Майкл вспомнил, как, придя в больницу, увидел на лице Дианы правду о том, что случилось, до того как врач или сестра сумели перехватить его и объяснить все в сторонке. «Нам предельно жаль, мистер Моррисон. Мы сделали все, что только возможно. Но, к нашему сожалению, Джеймс ушел от нас».
«Ушел от нас».
На какое-то мгновение Майкл снова почувствовал на своей ладони влажную жирную землю, услышал, как она разлетелась, ударившись о крошечный гробик.
«Успокойся, Диана. Диана, все будет нормально. Должно пройти какое-то время, и ты увидишь – все будет нормально. Мы сможем иметь еще ребенка, когда будем готовы к этому. Когда ты будешь готова. Вот увидишь».
Но впоследствии уже ничего не было нормально. Даже когда родилась Эмили. Каждое ее хныканье перед кормежкой постоянно напоминало Диане о Джеймсе. Каждое кормление было живым укором.
Майкл облился вином, уронив стакан, и ободрал коленку о табурет, пока добрался до двери из кухни. Он уже выводил машину задом на дорожку, когда из дома выскочила Лоррейн. Камеры работали, не переставая. Линн смотрела из дверей. Обе женщины знали, куда направился Майкл.
– Я звоню относительно Моррисона, сэр, – сообщила Линн Резнику по телефону. – Он сорвался с места, словно на старте «Гран При». До этого он много пил. Думаю, он направился к дому своей первой жены.
Положив трубку на место, она заметила, что Лоррейн наблюдает за ней глазами, полными слез. Линн взяла ее за руки и, когда та попыталась освободиться, не отпустила.
– Не знаю, как вы, но я голодна. Интересно, у вас найдется что-нибудь, что можно положить на поджаренный хлеб?
И она не отпускала руки Лоррейн, пока та не сказала: – Вареные бобы. У нас всегда есть запас вареных бобов. А еще сыр и сардины.
– 23 –
«Жаклин Вердон, продажа книг» – гласила надпись над дверью. Книги были везде. Под навесом перед магазином. Всего по десять центов в бумажных переплетах, здесь же, в корзинах, мокрые и растрепанные. Дорогие – по астрологии и астрономии, материнству и диете, о жизни великих композиторов и забытых актрис – в витрине. Когда Патель вошел, над дверью звякнул колокольчик.
Здесь пахло ладаном, из глубины доносилась мелодичная музыка. На столе, стоявшем в центре комнаты, вокруг ваз с засушенными цветами, были разложены карты. Почти вся стена слева от входа была занята томиками с синими корешками – изданиями «Вираго».
– Я могу вам помочь? – Женщина сняла очки и приветливо улыбнулась. Патель подумал, что ей немногим за сорок. Ее каштановые волосы аккуратно уложены. Это была одна из типично английских дам, чье хорошее воспитание предусматривает расовую терпимость и борьбу за отмену смертной казни. Когда Патель начинал работать на участке, он вначале поселился у одной такой женщины. На завтрак она давала овсянку на воде, а унитаз в туалете блестел, как зеркало. В тот день, когда она застала в его комнате девушку, то повела себя так, словно Патель занимался сексом с ее маленьким пинчером.
– Здесь немало книг, и вы, если захотите, можете покопаться в них. Но если вы спешите, то вам лучше сказать мне, что вы хотите, и я помогу вам.
Ее слегка близорукие глаза выражали доверчивость и доброжелательность. Она снова улыбнулась и слегка наклонила голову, при этом ее сережки качнулись и блеснули в лучах лампы.
– Вы Жаклин Вердон? – спросил Патель.
– Да? – Ответ прозвучал уже не так уверенно и с вопросительной интонацией.
– Я думаю, вы можете рассказать мне о Диане Виллс?
Ее правая рука резко дернулась, выронив авторучку, которая покатилась по столу, оставляя дорожку чернильных пятен на бумагах.
Патель обошел стол и достал из кармана служебное удостоверение.
– Что-то случилось? – спросила Жаклин Вердон. – Что-то случилось с Дианой? – В ее глазах и голосе была тревога.
Проезжая через мост Бобберс Милл, Резник оказался за громадным грузовиком-бетономешалкой, а так как движение на этом участке было однорядным, ему пришлось тащиться за ним вплоть до Басворд Колледж. Из радиоприемника неслись голоса стариков, звонивших на радиостанцию Ноттингема и делившихся воспоминаниями о «настоящих» рождественских елках, ветках «настоящего» остролиста, о пирожках с мясом по полдюжине за старую полукрону. До Рождества еще Бог знает сколько времени, а они уже начали скулить! Один старичок начал рассказ о счастливом времени, когда в каждом магазине города был свой Дед Мороз. Резник вспомнил, что последний раз он общался с Дедом Морозом, когда против одного из таких «дедов» было выдвинуто обвинение в приставаниях к детям.
Резник переключил приемник на другую станцию, прослушал шестнадцать тактов музыки Нейла Седана и без всякого сожаления выключил радио. Впереди появился просвет, и он, газанув, быстро занял его, заработав мало приятный жест средним пальцем от крашеной блондинки из машины «Доставки запасных автодеталей».
Он успел в Кимберли вовремя. Молодой констебль сидел на бордюре тротуара, держа каску между ног, а женщина, угощавшая Пателя кофе с коньяком, протирала порез на его лбу ватным тампоном с перекисью водорода.
– Что здесь произошло, черт побери?
– О, этот бедный мальчик…
– Он достаточно взрослый, чтобы отвечать самому, – прервал ее Резник. – Ну?
– Извините, сэр. Он, должно быть, забрался внутрь сзади.
– Кто?
– Моррисон, сэр. По крайней мере, я так думаю.
– Как он мог забраться туда?
– В двери есть окошко, сэр, в которое можно просунуть руку, а ключ, видимо, был вставлен в замочную скважину изнутри.
– И вы не видели и не слышали его?
– Только когда он уже был внутри, сэр. Видите ли… – он осторожно взглянул на женщину, закреплявшую куском пластыря вату на ранке, – я немного отвлекся.
– То есть?
– Всего лишь на чашку чая и кусочек сыра, – вмешалась женщина.
– Это заняло не больше пяти минут, сэр.
– А потом, наверное, еще и отдохнули?
– Не будьте таким суровым к парню.
– По крайней мере, – продолжал Резник, – времени было достаточно, чтобы Диана Виллс пришла и ушла.
– Сэр, я так не думаю…
– «Не думаю» – это точно. Откуда мы знаем, что она сейчас не там, с ним? А?
Констебль с несчастным видом разглядывал верхушку своего шлема. – Мы не знаем, сэр.
– Вот именно.
– Но никаких криков не было, сэр. Ничего такого.
– А что было?
– Звуки, будто что-то ломают, сэр. Бросаются вещами.
– Похоже, одну или две бросили в вас.
– Бедный ягненочек… – начала женщина, но выражение лица Резника заставило ее замолчать.
– Я просунул голову в окошко в двери, сэр. Кричал, чтобы он выходил.
Резник медленно покачал головой, скорее жалея парня, чем сердясь.
– Вы сообщили о случившемся?
– Да, сэр. Они сказали, что кто-то уже в пути.
– Это был я, – кивнул Резник и повернулся в сторону дома. – Если с вами кончили нянчиться, пойдемте посмотрим, что там происходит.
– Он еще внутри. – Человек в фуражке наблюдал за происходящим, стоя за забором позади дома.
Резник благодарно кивнул и прошел на задний двор. В окнах комнаты и кухни не было никаких признаков жизни, но на полу в комнате валялись разбросанные листы из альбома с газетными вырезками. Фотографии небрежной кучкой валялись на столе. Осколки вазы, вероятно, той, что попала в лоб констеблю, лежали на каменных плитках кухни.
– Мистер Моррисон?
Стояла настораживающая тишина, которую лишь изредка нарушали лай собаки на улице и шум проезжавших машин.
– Майкл Моррисон? Это инспектор-детектив Резник. Мы разговаривали с вами вчера. – Молчание. – Почему бы вам не открыть дверь и не дать нам возможность войти?
Никакого ответа.
– Идите кругом и следите за передней частью дома, – тихо приказал Резник констеблю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30