Но сердце ее разрывалось от боли и обиды за детей. И от ярости и гнева Элен больше не терзалась чувством вины по отношению к Филу, не считала себя виновной в той глупой ссоре, ей уже не было стыдно за свои обвинения. Она больше не занималась самобичеванием из-за того, что тогда отказалась разговаривать с ним, не разрешила ему прикасаться к себе и холодно оттолкнула его в то последнее утро его жизни. О, нет! Теперь она даже рада, что поступила так. Она испытывала своеобразное удовлетворение от того, что оттолкнула его, что он умер, так и не испытав ее последнего прикосновения, последнего поцелуя, не услышав ее прощального слова. Он вполне заслужил ее злость и ярость. Так ему и надо! Он заслужил, чтобы умереть в одиночестве и без любви!
Фил лгал ей! Это не касалось женщин, чего она боялась больше всего. Нет, он лгал по поводу всей их жизни. По поводу жизни вообще, и насчет самых малых ее деталей. О машине, на которой они ездили, но машина, оказывается, им не принадлежала. Дом, в котором они жили, так и не был оплачен. Ее жакет из лисы, который он не должен был ей дарить. Прелестные наряды к Рождеству: чтобы их купить, Фил вынужден был брать деньги в долг. Она не имела права их носить, а он не имел права покупать эти платья. Ложь! Кругом ложь! Роскошные подарки и обеды в ресторанах, вечера в театре, и те ночи, когда они платили миссис Блейк, чтобы она посидела с детьми, пока они развлекаются. Ложь! Каждый кусочек ежедневной реальности, вещи и события, которые казались такими прочными и материальными, что Элен никогда не думала о них – все это оказалось ложью, которая покоилась на обещаниях и бумажках, ненадежных и переменчивых, как ветер.
«Тебе не о чем беспокоиться, – говорил он. – Тебе никогда не нужно ни о чем беспокоиться». Самая большая ложь!
Ярость. Ее сжигала бессильная ярость. Злая ярость постоянно грызла Элен и старалась покорить себе. Как он мог сделать такое с нею?!
Как он мог?!
Именно в таком настроении Элен наконец рассталась с последними вещами Фила. Она продала его дорогие костюмы и тонкие свитера, и все чемоданы из настоящей свиной кожи, египетские хлопковые сорочки, галстуки из тяжелого чистого шелка и импортные пальто. Его бритву и зубную щетку, щетку для волос и лосьон после бритья она выбросила в черный пластиковый мешок для мусора и отправила в помойку.
Его больше нет! От него не осталось и следов. Только ее злость и обида. Когда исполнился год со смерти Фила, Элен продала свой роскошный лисий жакет, потому что ей нечем было кормить детей.
В течение следующих двух лет выработался определенный ритм ее жизни. Январь и февраль были ужасными месяцами. Заказы начинали поступать, как правило, к Пасхе, как к католической, так и к еврейской. К еврейской Пасхе заказов бывало больше. Летом Элен еле справлялась с огромным количеством заказов: праздновали пикники у бассейнов, окончание любых учебных заведений, обручения и свадьбы, пикники на лоне природы, когда жарились целые куски мяса или даже туши животных на вертелах в специальных жаровнях на свежем воздухе. Люди праздновали возвращение детей из летних лагерей и начало учебного года. Дни Благодарения были поистине подарками с небес. На Рождество она зарабатывала больше всего денег.
Даже заказы на неделю шли по особому графику: понедельник, вторник и среда были сравнительно спокойными; в четверг, когда все вспоминали, что впереди дни отдыха – ее бизнес начинал набирать силу. Пятница, суббота и воскресенье – начинался самый настоящий сумасшедший дом!
Хотя теперь Элен знала, как распределяются ее дела по неделям и сезонам и строго следовала рекомендации Эла – брать половину оплаты в качестве аванса, и старалась готовить блюда, которые приносили ей наибольшие доходы, Элен с трудом зарабатывала столько, чтобы ей с детьми можно было спокойно прожить.
В те периоды, когда подходил срок оплаты по закладной за дом, у Элен начиналась бессонница. Она лежала в темноте и думала с тревогой, скоро ли ей заплатят ее заказчики, пройдут ли в банке их чеки, получит ли она еще заказы. Она была обеспокоена счетами от зубного врача Бренды, от репетитора Денни – после смерти Фила у него резко снизилась успеваемость в школе. Ей нужно было платить за починку машины и бензин, нужно было кормить детей и покупать им новую одежду – они так быстро росли!
На себя она не тратила ни цента. Элен совсем перестала носить юбки, она надевала их только, когда она встречалась с заказчиком в первый раз, чтобы договориться о меню. Она это делала, чтобы не тратиться на чулки, которые так быстро рвались! Она сама подстригалась, хотя и не очень успешно. Она не позволила себе купить ни одной блузки, ни одной новой губной помады!
Так, экономя и ужимаясь во всем, кормя детей самыми дешевыми продуктами и готовя роскошные блюда для заказчиков, Элен смогла продержаться. Но она так устала от этой вечной экономии! Все заботы Элен были написаны у нее на лице. Ей было только тридцать два, но Элен казалось, что она выглядит на двадцать лет старше. Она часто думала о том, сколько времени сможет все это выдержать, эту постоянную финансовую неопределенность, сколько еще праздников она сможет обслужить, прежде чем свалится с ног. Она пыталась представить себе, сколько лет ей еще придется вставать в пять утра, чтобы начать готовить для банкета, который состоится в восемь вечера, и заканчивать уборку в два ночи, рухнуть в кровать в три, и снова встать в пять, чтобы начать все с начала! Спустя два с половиной года после смерти Фила она начала задумываться, удастся ли ей снова встретить подходящего мужчину.
Вот и прошло Рождество 1962 года. Оно прошло так же, как и другие праздники, с тех пор, как погиб Фил – в усталости и трудах. У Элен не было ни сил, ни времени, чтобы нарядить рождественскую елку и принять гостей. Вот и на этот раз елочные украшения лежали нетронутыми в коробках в гараже. Дети провели весь день с дедом и бабкой, а Элен работала без перерывов.
– Как ты думаешь, ма, у нас когда-нибудь будет настоящее Рождество? – поздно ночью спросил ее Денни.
– Я надеюсь, – ответила ему Элен.
– Конечно, мы еще будем праздновать Рождество, – заметила Бренда. – Как только мамочка снова выйдет замуж.
9
– Элен Дурбан? Очень приятно с вами познакомиться. – Уилсон Хобэк сверился со списком, лежавшим перед ним. Он был высоким и широкоплечим, с густыми светлыми волосами, пронизанными ранними седыми прядями, и внимательными карими глазами. Он носил большие роговые очки. Хобэк прямо-таки излучал сияние Манхэттена, состоящее из девяти десятых уверенности и одной десятой озабоченности. – Вы в первый раз на нашем семинаре, не так ли?
Элен кивнула.
– Я так долго ждала этой возможности. – При первой встрече все, что отметила про себя Элен – была его самоуверенность. Она вдруг забеспокоилась, что так сильно растрепались волосы, пока она прошагала четыре квартала в ветренную апрельскую погоду от машины, которую оставила на 71-й улице, где проходили курсы «Кулинарного искусства». Магнетизм Уилсона Хобэка покорил ее – что впрочем и было запланированно, – и, ослепленная, она с трудом воспринимала его слова, когда он говорил ей, что она может занять любое понравившееся ей место.
Четырехнедельные курсы кулинарии только для профессионалов – подарок ее свекрови – велись четырьмя идолами Элен: Джеймс Берд обучал их, как лучше готовить рыбу и различные дары моря; Джулия Чайлд читала лекции по приготовлению изделий из теста; Крег Клейборн посвятил одну лекцию приготовлению блюд «чили» и всевозможных жгучих экзотических приправ. И, наконец, Майкл Филд занимался десертами. Все проходило на высшем уровне, Элен была зачарована, полна благодарности. Ей также очень нравилась улыбка Уилсона Хобэка. Когда она следила за тем, как Берд запекает рыбу и готовит к ней соус, руки его работали необычайно точно и профессионально, – она постоянно чувствовала присутствие Уилсона Хобэка, так, как никогда раньше не чувствовала близость ни одного мужчины – даже Льюиса Свана – с тех пор, как впервые встретила Фила Дурбана. Она неожиданно вспоминала, что можно беспокоиться о том, в каком состоянии у тебя волосы, что можно быть взволнованной просто от мужского взгляда, и тревожиться о том, что ее мысли легко смогут прочитать все окружающие – так четко они были написаны у нее на лице.
Когда Берд закончил, все слушатели были приглашены попробовать приготовленные блюда и выпить итальянского вина, которое полагалось к рыбным блюдам. Элен пробовала рыбу и болтала с остальными. Среди слушателей был автор книги по индийскому кулинарному искусству. Элен часто готовила, используя рецепты из этой книги. Кроме него курсы посещали двое коллег Элен – один из Нью-Джерси и второй из Манхэттена, редактор «Чикагской газеты», которая регулярно печатала кулинарные советы, редактор специального кулинарного журнала, на который подписывалась Элен, и несколько поваров из ресторанов, которые совершенствовали свое мастерство.
В который уже раз Элен ощутила, как она одинока. За исключением заказчиков, ее жизнь была связана только с родителями Фила и с ее детьми. Она совсем забыла о том, что существует другой мир вне ее собственного; и он очень интересен и полон самыми разными людьми. Без Фила она не знала, куда ей можно сходить, чтобы встретить новых людей. И она поняла, что ее изоляция усиливалась из-за того, что за исключением графини Тамары она была единственной женщиной, которая занималась бизнесом сама по себе. Это было интересное занятие, оно давало надежду, и Элен было интересно сравнить свое маленькое предприятие с делами других специалистов, которые также работали по организации праздников и готовили дома для заказчиков. Одна из них была женщина, которая работала и жила в Манхэттене. Лэни Уэллс была разведена, она пыталась справиться с теми же проблемами, с которыми сталкивалась и Элен: она также училась распоряжаться деньгами, оставаться твердой и уметь сказать «нет» беспричинно раздраженным или излишне требовательным клиентам, собирать все силы, чтобы назвать достойную плату за свою работу. Но с кем бы ни разговаривала Элен, как бы ни была увлечена беседой, она всегда чувствовала на себе глаза Уилсона Хобэка. И однажды, когда она пошла, чтобы взять пальто, ей навстречу поспешил Хобэк. Элен, пожалуй, не слишком удивилась тогда его вопросу.
– Что вы думаете о том, чтобы выпить на ночь стаканчик вина с незнакомцем? – спросил он.
– Я думаю, – протянула Элен, раздумывая одновременно о позднем времени и своей заинтересованности в этом мужчине. Потом, вдруг решившись, она сказала: – Я думаю, что приму ваше предложение.
– Если дела пойдут совсем плохо, я всегда смогу убедить Кеннеди признать Кубу, – заявил неожиданно Уилсон после того, как рассказал Элен историю о том, как сложно координировать график – и сложные взаимоотношения четырех суперзвезд – в семинарах по кулинарии, спонсором которых он является.
– Если судить по тому, что вы мне рассказали, проблема с кубинцами– это просто пустячок на закуску, – сказала Элен, завороженная рассказами о мелочной ревности и совсем не мелких проявлениях эгоизма великих людей кулинарного искусства. – Но если вы думаете, что только великие специалисты в нашем деле невозможные люди, то вы ошибаетесь. Я забыть не могу одну историю из своей практики. Однажды мне пришлось обслуживать церемонию обручения двух сестер с разницей в один год. И эти сестрицы во всем стремились перещеголять друг друга. – Элен со смехом продолжила свою остроумную историю о соперничестве двух девушек, которое касалось абсолютно всего. Начать хотя бы с выбора вин: одна заказывала только французские, а другая предпочитала домашнее вино; в соревнование вступила икра против копченой лососины, джаз-банд против концерта старинных инструментов, затронута была и сервировка стола, и скатерти, и количество цветов на каждом столике. Рассказывая, Элен впервые поняла, сколько же смешных моментов существует в ее работе. До сих пор она видела только одну сторону – суровую необходимость работать.
Разговор от общих тем перешел к их собственным проблемам. Уилсон с сожалением рассказал о своем разводе.
– Никогда не думал, что это может случиться, – сказал он, объяснив, что у него католическое воспитание. – Проблема состояла в том, что Мэри Лу не росла вместе со мной. – Он рассказал Элен, что скучает по детям, им сейчас тринадцать и одиннадцать лет. Они живут с матерью и отчимом в штате Мэриленд.
Элен рассказала Уилсону о Филе, об обрушившихся на нее проблемах, о том, как она старалась дать нормальную жизнь детям, о необходимости сочетать заботу о детях и свое собственное дело. В рассказах Элен «А Ля Карт» представала более преуспевающим делом, чем было на самом деле. Она угадала интерес Уилсона к ее делам. И чтобы доставить ему удовольствие, несколько преувеличила свои успехи в бизнесе: Элен всегда нравилось говорить то, что ее собеседникам приятно было услышать.
Бокал вина обернулся четырьмя часами непрерывных разговоров. Было половина четвертого утра, когда Элен наконец тихо вошла в дом. Не было ничего необычного в ее позднем возвращении, так как уборка после больших приемов обычно кончалась в это время. Но только в первый раз за все это время Элен пришла домой после свидания с мужчиной.
Только Элен погасила свет, как зазвонил телефон. Это был Уилсон.
– Я только хотел вам сказать, что ваши удивительные глаза до сих пор передо мной, – признался он. – Вы пообедаете со мною завтра?
Элен очень хотелось принять приглашение, но она не могла. Вечером она обслуживала ужин на десятерых. На следующий день планировался коктейль для тридцати пяти человек, а в субботу – еще один коктейль и ужин.
– Может быть, в воскресенье? – настаивал Уилсон.
– Это единственный вечер, который я могу провести с детьми, – ответила Элен. – Я обещала, что схожу с ними на «Музыкального человека». – Хотя Элен знала, что глупо ожидать от малознакомого человека подобного предложения, но она вдруг решила, что Уилсон отправится вместе с ними.
– Хорошо, Элен, я позвоню вам на следующей неделе, спокойной ночи, – сказал он.
Элен надеялась, что Уилсон позвонит обязательно.
Да, обслуживание праздников – это сезонный бизнес. Но она не должна чувствовать себя беспомощной жертвой. Разговор Элен с Лэни Уэллс по поводу коммерческих клиентов Лэни подсказал Элен одну идею.
Просмотрев в телефонном справочнике списки коммерческих компаний и все объявления в местной газете, Элен составила список всех учреждений, которые, по ее мнению, могли нуждаться в ее услугах: компания, которая поставляла товары в магазинчик, где подрабатывала Элен, компании, связанные с поставками для больниц, дантистов и других специалистов-медиков; модные магазины одежды, магазины цветов, адвокатские конторы, брокерские и банковские конторы; распространители журналов и недорогих изданий; книжные и сувенирные магазинчики, ювелирные магазины. Большинство из них, как Элен узнала из разговора с Лэни, время от времени должны развлекать и угощать своих клиентов и спонсоров, организовывая коктейли, приемы, завтраки, конференции, и отмечать приходы новых служащих или выпуск новой продукции. Она узнала, что в отличие от частных заказчиков, деловые люди должны были развлекать нужных людей круглый год. Элен понимала, что если бы ей удалось установить контакты с деловыми людьми, то периоды непомерной нагрузки во время праздников и полнейшего затишья между ними были бы ей не страшны. Элен составила краткое письмо, обозначив в нем услуги, которые она может оказывать, и разослала в копиях каждой компании, которая была у нее в списке.
Она едва дождалась вторника – дня начала занятий, чтобы рассказать Уилсону, как она собирается реализовать идею, которая возникла у нее после занятий на семинаре по кулинарии. Его взгляд был для нее наградой. И хотя она едва ли бы призналась себе самой в подобном ощущении, но где-то в глубине сознания Элен шевельнулась неясная мысль, которая постепенно оформилась в словах: «Если ты, Уилсон, хочешь, чтобы я добилась успеха, я его добьюсь!»
* * *
Уилсон Хобэк считал себя романтиком. Нет, не старомодным романтиком, совсем напротив – романтиком новой формации, очень современным романтичным мужчиной.
Он посылал Элен цветы. Не какие-то там старомодные букетики фиалок или же банальные красные розы. Нет, он посылал Элен модные в этом сезоне роскошные орхидеи из самого дорогого цветочного магазина.
Он посылал ей книги. Не традиционные тонкие томики поэзии, нет, он послал ей переплетенные гранки с автографом самой Джулии Чайлд. Книга, которая только еще должна была выйти в свет.
Он обхаживал ее и так и эдак, водил ее в рестораны. Не в те, плохо освещенные, со скатертями в красную клеточку и свечами в бутылках из-под кьянти, которые были расположены в Виллидже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Фил лгал ей! Это не касалось женщин, чего она боялась больше всего. Нет, он лгал по поводу всей их жизни. По поводу жизни вообще, и насчет самых малых ее деталей. О машине, на которой они ездили, но машина, оказывается, им не принадлежала. Дом, в котором они жили, так и не был оплачен. Ее жакет из лисы, который он не должен был ей дарить. Прелестные наряды к Рождеству: чтобы их купить, Фил вынужден был брать деньги в долг. Она не имела права их носить, а он не имел права покупать эти платья. Ложь! Кругом ложь! Роскошные подарки и обеды в ресторанах, вечера в театре, и те ночи, когда они платили миссис Блейк, чтобы она посидела с детьми, пока они развлекаются. Ложь! Каждый кусочек ежедневной реальности, вещи и события, которые казались такими прочными и материальными, что Элен никогда не думала о них – все это оказалось ложью, которая покоилась на обещаниях и бумажках, ненадежных и переменчивых, как ветер.
«Тебе не о чем беспокоиться, – говорил он. – Тебе никогда не нужно ни о чем беспокоиться». Самая большая ложь!
Ярость. Ее сжигала бессильная ярость. Злая ярость постоянно грызла Элен и старалась покорить себе. Как он мог сделать такое с нею?!
Как он мог?!
Именно в таком настроении Элен наконец рассталась с последними вещами Фила. Она продала его дорогие костюмы и тонкие свитера, и все чемоданы из настоящей свиной кожи, египетские хлопковые сорочки, галстуки из тяжелого чистого шелка и импортные пальто. Его бритву и зубную щетку, щетку для волос и лосьон после бритья она выбросила в черный пластиковый мешок для мусора и отправила в помойку.
Его больше нет! От него не осталось и следов. Только ее злость и обида. Когда исполнился год со смерти Фила, Элен продала свой роскошный лисий жакет, потому что ей нечем было кормить детей.
В течение следующих двух лет выработался определенный ритм ее жизни. Январь и февраль были ужасными месяцами. Заказы начинали поступать, как правило, к Пасхе, как к католической, так и к еврейской. К еврейской Пасхе заказов бывало больше. Летом Элен еле справлялась с огромным количеством заказов: праздновали пикники у бассейнов, окончание любых учебных заведений, обручения и свадьбы, пикники на лоне природы, когда жарились целые куски мяса или даже туши животных на вертелах в специальных жаровнях на свежем воздухе. Люди праздновали возвращение детей из летних лагерей и начало учебного года. Дни Благодарения были поистине подарками с небес. На Рождество она зарабатывала больше всего денег.
Даже заказы на неделю шли по особому графику: понедельник, вторник и среда были сравнительно спокойными; в четверг, когда все вспоминали, что впереди дни отдыха – ее бизнес начинал набирать силу. Пятница, суббота и воскресенье – начинался самый настоящий сумасшедший дом!
Хотя теперь Элен знала, как распределяются ее дела по неделям и сезонам и строго следовала рекомендации Эла – брать половину оплаты в качестве аванса, и старалась готовить блюда, которые приносили ей наибольшие доходы, Элен с трудом зарабатывала столько, чтобы ей с детьми можно было спокойно прожить.
В те периоды, когда подходил срок оплаты по закладной за дом, у Элен начиналась бессонница. Она лежала в темноте и думала с тревогой, скоро ли ей заплатят ее заказчики, пройдут ли в банке их чеки, получит ли она еще заказы. Она была обеспокоена счетами от зубного врача Бренды, от репетитора Денни – после смерти Фила у него резко снизилась успеваемость в школе. Ей нужно было платить за починку машины и бензин, нужно было кормить детей и покупать им новую одежду – они так быстро росли!
На себя она не тратила ни цента. Элен совсем перестала носить юбки, она надевала их только, когда она встречалась с заказчиком в первый раз, чтобы договориться о меню. Она это делала, чтобы не тратиться на чулки, которые так быстро рвались! Она сама подстригалась, хотя и не очень успешно. Она не позволила себе купить ни одной блузки, ни одной новой губной помады!
Так, экономя и ужимаясь во всем, кормя детей самыми дешевыми продуктами и готовя роскошные блюда для заказчиков, Элен смогла продержаться. Но она так устала от этой вечной экономии! Все заботы Элен были написаны у нее на лице. Ей было только тридцать два, но Элен казалось, что она выглядит на двадцать лет старше. Она часто думала о том, сколько времени сможет все это выдержать, эту постоянную финансовую неопределенность, сколько еще праздников она сможет обслужить, прежде чем свалится с ног. Она пыталась представить себе, сколько лет ей еще придется вставать в пять утра, чтобы начать готовить для банкета, который состоится в восемь вечера, и заканчивать уборку в два ночи, рухнуть в кровать в три, и снова встать в пять, чтобы начать все с начала! Спустя два с половиной года после смерти Фила она начала задумываться, удастся ли ей снова встретить подходящего мужчину.
Вот и прошло Рождество 1962 года. Оно прошло так же, как и другие праздники, с тех пор, как погиб Фил – в усталости и трудах. У Элен не было ни сил, ни времени, чтобы нарядить рождественскую елку и принять гостей. Вот и на этот раз елочные украшения лежали нетронутыми в коробках в гараже. Дети провели весь день с дедом и бабкой, а Элен работала без перерывов.
– Как ты думаешь, ма, у нас когда-нибудь будет настоящее Рождество? – поздно ночью спросил ее Денни.
– Я надеюсь, – ответила ему Элен.
– Конечно, мы еще будем праздновать Рождество, – заметила Бренда. – Как только мамочка снова выйдет замуж.
9
– Элен Дурбан? Очень приятно с вами познакомиться. – Уилсон Хобэк сверился со списком, лежавшим перед ним. Он был высоким и широкоплечим, с густыми светлыми волосами, пронизанными ранними седыми прядями, и внимательными карими глазами. Он носил большие роговые очки. Хобэк прямо-таки излучал сияние Манхэттена, состоящее из девяти десятых уверенности и одной десятой озабоченности. – Вы в первый раз на нашем семинаре, не так ли?
Элен кивнула.
– Я так долго ждала этой возможности. – При первой встрече все, что отметила про себя Элен – была его самоуверенность. Она вдруг забеспокоилась, что так сильно растрепались волосы, пока она прошагала четыре квартала в ветренную апрельскую погоду от машины, которую оставила на 71-й улице, где проходили курсы «Кулинарного искусства». Магнетизм Уилсона Хобэка покорил ее – что впрочем и было запланированно, – и, ослепленная, она с трудом воспринимала его слова, когда он говорил ей, что она может занять любое понравившееся ей место.
Четырехнедельные курсы кулинарии только для профессионалов – подарок ее свекрови – велись четырьмя идолами Элен: Джеймс Берд обучал их, как лучше готовить рыбу и различные дары моря; Джулия Чайлд читала лекции по приготовлению изделий из теста; Крег Клейборн посвятил одну лекцию приготовлению блюд «чили» и всевозможных жгучих экзотических приправ. И, наконец, Майкл Филд занимался десертами. Все проходило на высшем уровне, Элен была зачарована, полна благодарности. Ей также очень нравилась улыбка Уилсона Хобэка. Когда она следила за тем, как Берд запекает рыбу и готовит к ней соус, руки его работали необычайно точно и профессионально, – она постоянно чувствовала присутствие Уилсона Хобэка, так, как никогда раньше не чувствовала близость ни одного мужчины – даже Льюиса Свана – с тех пор, как впервые встретила Фила Дурбана. Она неожиданно вспоминала, что можно беспокоиться о том, в каком состоянии у тебя волосы, что можно быть взволнованной просто от мужского взгляда, и тревожиться о том, что ее мысли легко смогут прочитать все окружающие – так четко они были написаны у нее на лице.
Когда Берд закончил, все слушатели были приглашены попробовать приготовленные блюда и выпить итальянского вина, которое полагалось к рыбным блюдам. Элен пробовала рыбу и болтала с остальными. Среди слушателей был автор книги по индийскому кулинарному искусству. Элен часто готовила, используя рецепты из этой книги. Кроме него курсы посещали двое коллег Элен – один из Нью-Джерси и второй из Манхэттена, редактор «Чикагской газеты», которая регулярно печатала кулинарные советы, редактор специального кулинарного журнала, на который подписывалась Элен, и несколько поваров из ресторанов, которые совершенствовали свое мастерство.
В который уже раз Элен ощутила, как она одинока. За исключением заказчиков, ее жизнь была связана только с родителями Фила и с ее детьми. Она совсем забыла о том, что существует другой мир вне ее собственного; и он очень интересен и полон самыми разными людьми. Без Фила она не знала, куда ей можно сходить, чтобы встретить новых людей. И она поняла, что ее изоляция усиливалась из-за того, что за исключением графини Тамары она была единственной женщиной, которая занималась бизнесом сама по себе. Это было интересное занятие, оно давало надежду, и Элен было интересно сравнить свое маленькое предприятие с делами других специалистов, которые также работали по организации праздников и готовили дома для заказчиков. Одна из них была женщина, которая работала и жила в Манхэттене. Лэни Уэллс была разведена, она пыталась справиться с теми же проблемами, с которыми сталкивалась и Элен: она также училась распоряжаться деньгами, оставаться твердой и уметь сказать «нет» беспричинно раздраженным или излишне требовательным клиентам, собирать все силы, чтобы назвать достойную плату за свою работу. Но с кем бы ни разговаривала Элен, как бы ни была увлечена беседой, она всегда чувствовала на себе глаза Уилсона Хобэка. И однажды, когда она пошла, чтобы взять пальто, ей навстречу поспешил Хобэк. Элен, пожалуй, не слишком удивилась тогда его вопросу.
– Что вы думаете о том, чтобы выпить на ночь стаканчик вина с незнакомцем? – спросил он.
– Я думаю, – протянула Элен, раздумывая одновременно о позднем времени и своей заинтересованности в этом мужчине. Потом, вдруг решившись, она сказала: – Я думаю, что приму ваше предложение.
– Если дела пойдут совсем плохо, я всегда смогу убедить Кеннеди признать Кубу, – заявил неожиданно Уилсон после того, как рассказал Элен историю о том, как сложно координировать график – и сложные взаимоотношения четырех суперзвезд – в семинарах по кулинарии, спонсором которых он является.
– Если судить по тому, что вы мне рассказали, проблема с кубинцами– это просто пустячок на закуску, – сказала Элен, завороженная рассказами о мелочной ревности и совсем не мелких проявлениях эгоизма великих людей кулинарного искусства. – Но если вы думаете, что только великие специалисты в нашем деле невозможные люди, то вы ошибаетесь. Я забыть не могу одну историю из своей практики. Однажды мне пришлось обслуживать церемонию обручения двух сестер с разницей в один год. И эти сестрицы во всем стремились перещеголять друг друга. – Элен со смехом продолжила свою остроумную историю о соперничестве двух девушек, которое касалось абсолютно всего. Начать хотя бы с выбора вин: одна заказывала только французские, а другая предпочитала домашнее вино; в соревнование вступила икра против копченой лососины, джаз-банд против концерта старинных инструментов, затронута была и сервировка стола, и скатерти, и количество цветов на каждом столике. Рассказывая, Элен впервые поняла, сколько же смешных моментов существует в ее работе. До сих пор она видела только одну сторону – суровую необходимость работать.
Разговор от общих тем перешел к их собственным проблемам. Уилсон с сожалением рассказал о своем разводе.
– Никогда не думал, что это может случиться, – сказал он, объяснив, что у него католическое воспитание. – Проблема состояла в том, что Мэри Лу не росла вместе со мной. – Он рассказал Элен, что скучает по детям, им сейчас тринадцать и одиннадцать лет. Они живут с матерью и отчимом в штате Мэриленд.
Элен рассказала Уилсону о Филе, об обрушившихся на нее проблемах, о том, как она старалась дать нормальную жизнь детям, о необходимости сочетать заботу о детях и свое собственное дело. В рассказах Элен «А Ля Карт» представала более преуспевающим делом, чем было на самом деле. Она угадала интерес Уилсона к ее делам. И чтобы доставить ему удовольствие, несколько преувеличила свои успехи в бизнесе: Элен всегда нравилось говорить то, что ее собеседникам приятно было услышать.
Бокал вина обернулся четырьмя часами непрерывных разговоров. Было половина четвертого утра, когда Элен наконец тихо вошла в дом. Не было ничего необычного в ее позднем возвращении, так как уборка после больших приемов обычно кончалась в это время. Но только в первый раз за все это время Элен пришла домой после свидания с мужчиной.
Только Элен погасила свет, как зазвонил телефон. Это был Уилсон.
– Я только хотел вам сказать, что ваши удивительные глаза до сих пор передо мной, – признался он. – Вы пообедаете со мною завтра?
Элен очень хотелось принять приглашение, но она не могла. Вечером она обслуживала ужин на десятерых. На следующий день планировался коктейль для тридцати пяти человек, а в субботу – еще один коктейль и ужин.
– Может быть, в воскресенье? – настаивал Уилсон.
– Это единственный вечер, который я могу провести с детьми, – ответила Элен. – Я обещала, что схожу с ними на «Музыкального человека». – Хотя Элен знала, что глупо ожидать от малознакомого человека подобного предложения, но она вдруг решила, что Уилсон отправится вместе с ними.
– Хорошо, Элен, я позвоню вам на следующей неделе, спокойной ночи, – сказал он.
Элен надеялась, что Уилсон позвонит обязательно.
Да, обслуживание праздников – это сезонный бизнес. Но она не должна чувствовать себя беспомощной жертвой. Разговор Элен с Лэни Уэллс по поводу коммерческих клиентов Лэни подсказал Элен одну идею.
Просмотрев в телефонном справочнике списки коммерческих компаний и все объявления в местной газете, Элен составила список всех учреждений, которые, по ее мнению, могли нуждаться в ее услугах: компания, которая поставляла товары в магазинчик, где подрабатывала Элен, компании, связанные с поставками для больниц, дантистов и других специалистов-медиков; модные магазины одежды, магазины цветов, адвокатские конторы, брокерские и банковские конторы; распространители журналов и недорогих изданий; книжные и сувенирные магазинчики, ювелирные магазины. Большинство из них, как Элен узнала из разговора с Лэни, время от времени должны развлекать и угощать своих клиентов и спонсоров, организовывая коктейли, приемы, завтраки, конференции, и отмечать приходы новых служащих или выпуск новой продукции. Она узнала, что в отличие от частных заказчиков, деловые люди должны были развлекать нужных людей круглый год. Элен понимала, что если бы ей удалось установить контакты с деловыми людьми, то периоды непомерной нагрузки во время праздников и полнейшего затишья между ними были бы ей не страшны. Элен составила краткое письмо, обозначив в нем услуги, которые она может оказывать, и разослала в копиях каждой компании, которая была у нее в списке.
Она едва дождалась вторника – дня начала занятий, чтобы рассказать Уилсону, как она собирается реализовать идею, которая возникла у нее после занятий на семинаре по кулинарии. Его взгляд был для нее наградой. И хотя она едва ли бы призналась себе самой в подобном ощущении, но где-то в глубине сознания Элен шевельнулась неясная мысль, которая постепенно оформилась в словах: «Если ты, Уилсон, хочешь, чтобы я добилась успеха, я его добьюсь!»
* * *
Уилсон Хобэк считал себя романтиком. Нет, не старомодным романтиком, совсем напротив – романтиком новой формации, очень современным романтичным мужчиной.
Он посылал Элен цветы. Не какие-то там старомодные букетики фиалок или же банальные красные розы. Нет, он посылал Элен модные в этом сезоне роскошные орхидеи из самого дорогого цветочного магазина.
Он посылал ей книги. Не традиционные тонкие томики поэзии, нет, он послал ей переплетенные гранки с автографом самой Джулии Чайлд. Книга, которая только еще должна была выйти в свет.
Он обхаживал ее и так и эдак, водил ее в рестораны. Не в те, плохо освещенные, со скатертями в красную клеточку и свечами в бутылках из-под кьянти, которые были расположены в Виллидже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38