Уормолд с жаром принялся зашифровывать свое послание. «Вот уж не думал, что я на это способен! 59200/5 знает свое дело», — не без гордости подумал он. Его веселое настроение заразило даже Чарльза Лама. Он остановил свой выбор на странице 217, строка 12: «Но я откину занавес и покажу вам картину. Разве она не хороша?»Уормолд вызвал из магазина Лопеса. Он вручил ему двадцать пять песо и сказал:— Вот деньги вперед за первый месяц.Он слишком хорошо знал Лопеса, чтобы ожидать от него благодарности за лишние пять песо, но был обескуражен, когда тот заявил:— Да, а на тридцать песо можно было бы жить.— Вы еще недовольны? Фирма вам платит большие деньги.— Но требует много лишней работы, — сказал Лопес.— Что за чушь! Какой работы?— Личных услуг.— Каких личных услуг?— Она, наверно, потребует много лишней работы, а иначе зачем бы вы стали платить мне двадцать пять песо?В денежных спорах Лопес всегда брал верх.— Принесите мне из магазина один «Атомный котел», — сказал Уормолд.— У нас только один и есть в магазине.— Вот и принесите его наверх.Лопес вздохнул.— Это что, личная услуга?— Да.Оставшись один, Уормолд разобрал пылесос. Потом он сел за стол и принялся тщательно снимать с него чертежи. Позже, откинувшись на спинку стула и разглядывая свои наброски пульверизатора, отсоединенного от шланга, игольчатой трубки, наконечника и патрубка, он задумался: «Уж не зашел ли я слишком далеко?» Он заметил, что позабыл проставить размеры. Проведя черту, он указал масштаб: три фута в дюйме. Потом для сравнения нарисовал рядом с наконечником человечка величиной в два дюйма. Он аккуратно одел его в темный костюм, снабдил котелком и зонтиком.Когда Милли вернулась в этот вечер домой, он все еще был занят своим донесением, а на столе перед ним лежала большая карта Кубы.— Что ты делаешь, папа?— Первые шаги на новом поприще.Она заглянула ему через плечо.— Ты хочешь стать писателем?— Да, сочинять фантастические романы.— Тебе будут платить много денег?— Прилично, если я буду очень стараться. Каждую субботу придется сочинять по рассказу.— А ты будешь очень знаменитый?— Вряд ли. Не в пример другим писателям, я уступлю всю славу моим невидимкам.— Невидимкам?— Так называют тех, кто пишет на самом деле, хотя гонорар получает знаменитость. В этом случае я буду писать на самом деле, а моя слава достанется невидимкам.— Но деньги-то будут платить тебе?— О, да.— Тогда я смогу купить шпоры?— Безусловно.— А как ты себя чувствуешь, папа?— Как никогда. У тебя, верно, здорово отлегло от души, когда ты подожгла Томаса Эрла Паркмена младшего?— Ну что ты ко мне с этим пристаешь? С тех пор прошло столько лет!— Потому что я тебя за это уважаю. А ты бы смогла поджечь его еще раз?— Конечно, нет. Я уже слишком большая. И потом, в старших классах нет мальчишек. Папка, скажи, а мне можно будет купить охотничью фляжку?— Все, что хочешь. А впрочем, погоди, что ты будешь туда наливать?— Лимонад.— Будь хорошей девочкой и принеси мне чистый лист бумаги. Инженер Сифуэнтес ужасный болтун!
ИНТЕРМЕДИЯ В ЛОНДОНЕ — Как долетели? — спросил шеф.— Немного помотало над Азорскими островами, — ответил Готорн.На этот раз он не успел снять свой светло-серый костюм; его срочно вызвали из Кингстона, а в лондонском аэропорту уже ждала машина. Он сел поближе к радиатору парового отопления и все же временами не мог унять озноб.— Что это за странный цветок у вас в петлице?Готорн совсем забыл про цветок. Он поднял руку к лацкану пиджака.— Это, кажется, когда-то было орхидеей, — неодобрительно заметил шеф.— Панамериканская авиалиния выдала нам это вчера вечером к ужину, — объяснил Готорн.Он вынул из петлицы мятый лиловый лоскут и бросил его в пепельницу.— К ужину? Странно, — сказал шеф. — Вряд ли это улучшило ваше меню. Лично я ненавижу орхидеи. Декадентские штучки. Кажется, был какой-то тип, который носил в петлице зеленые орхидеи…— Я ее туда сунул, чтобы освободить поднос. Он был весь заставлен: горячие пирожки и шампанское, компот и томатный суп, жареная курица и мороженое.— Кошмарная смесь! Надо было летать на самолете британской авиакомпании.— У меня не было времени заказать билет.— Да, тут дело срочное. Наш человек в Гаване присылает последнее время довольно тревожные донесения.— Отличный работник, — сказал Готорн.— Не отрицаю. Побольше бы таких. Единственное, чего я не пойму, как американцы до сих пор ничего не пронюхали.— А мы запрашивали их, сэр?— Конечно, нет. Я боюсь, что они разболтают.— Может, они боятся, что разболтаем мы.Шеф спросил:— А эти чертежи — вы с ними ознакомились?— Я не очень разбираюсь в таких вещах. Я сразу же их переслал.— Ну так взгляните на них сейчас как следует.Шеф разложил чертежи на столе. Готорн нехотя оторвался от радиатора, и его тут же охватил озноб.— Что с вами?— Вчера в Кингстоне было девяносто два градуса.— Кровь у вас стала жидковата. Наши холода пойдут вам на пользу… Ну, что скажете?Готорн принялся разглядывать чертежи. Они ему что-то ужасное напоминали… Но что?.. Он испытывал какое-то странное беспокойство.— Вы помните сопроводительное донесение, — оказал шеф. — Источник дробь три. Кто он такой?— По-моему, инженер Сифуэнтес.— Понимаете, даже он был озадачен. При всей своей технической эрудиции. Эти машины транспортировались на грузовиках из армейского штаба в Байамо к границе лесов. Там их погрузили на мулов и повезли по направлению к тем загадочным бетонным площадкам.— Что говорят в министерстве авиации?— Они взволнованы, очень взволнованы. Ну и, конечно, весьма заинтересовались.— А как атомники?— Им мы еще не показывали. Вы же знаете, что это за народ. Начнут придираться к деталям, кричать, что все это не очень точно, что размеры трубы не те или что она направлена не в ту сторону. Нельзя требовать, чтобы агент восстановил по памяти все детали. Мне нужны фотографии, Готорн.— Эта нелегкое дело, сэр.— Надо их раздобыть во что бы то ни стало. Любой ценой. Знаете, что мне сказал Сэвэдж? У меня, доложу я вам, просто волосы встали дыбом. Он сказал, что один из чертежей напоминает ему гигантский пылесос.— Пылесос?!Готорн согнулся над столом и припал к чертежам, — его снова пробрал озноб.— Прямо мурашки по коже пробегают, правда?— Но это же невозможно, сэр! — Готорн говорил с таким жаром, точно на карту была поставлена его собственная карьера. — Не может это быть пылесосом. Что угодно, только не пылесос!— Дьявольская игрушка, верно? — сказал шеф. — Остроумно, просто и чертовски ловко придумано. — Он вынул черный монокль, голубое младенческое око отразило свет лампы, и на стене над радиатором забегал зайчик. — Видите эту штуку? Она в шесть раз больше человеческого роста. Похожа на гигантский пульверизатор. А это — что оно вам напоминает?— Двусторонний наконечник, — уныло сказал Готорн.— Что такое двусторонний наконечник?— Они бывают у пылесосов.— Вот видите, опять пылесос. Готорн, кажется, мы напали на след такого крупного дела, рядом с которым сама водородная бомба будет выглядеть оружием обычного типа.— А разве мы этого хотим, сэр?— Конечно, хотим. Тогда люди перестанут столько о ней болтать.— Что же вы предполагаете, сэр?— Я не ученый, — сказал шеф, — но поглядите на этот громадный резервуар. Ведь он, наверно, выше деревьев. Наверху что-то вроде огромной оскаленной пасти… обратите внимание на трубопровод — он здесь намечен пунктиром. Почем нам знать, может, он тянется на много миль, от гор до самого моря. Знаете, говорят, русские работают над каким-то новым изобретением — что-то связанное с солнечной энергией и морскими испарениями. Понятия не имею, что у нас тут, но уверен — дело грандиозное. Передайте резиденту, что нужны фотографии.— Просто ума не приложу, как ему подобраться поближе…— Пусть наймет самолет и собьется с курса над этим районом. Не сам, конечно, — пусть пошлет дробь два или дробь три. Кто такой дробь два?— Профессор Санчес. Но самолет непременно обстреляют. Весь этот район патрулируется военной авиацией.— Вот как, в самом деле?— Ищут мятежников.— Ну, это они так говорят. Знаете, Готорн, какое у меня возникло подозрение?.— Да, сэр?— Никаких мятежников вообще не существует. Все это миф. Правительству понадобился предлог, чтобы объявить район закрытым.— Пожалуй, вы правы, сэр.— Для всех нас будет лучше, если я ошибаюсь, — радостно сказал шеф. — Боюсь я этих штук, Готорн, ей-богу, боюсь. — Он снова вставил монокль, и зайчик на стене исчез. — Когда вы были здесь в прошлый раз, вы говорили с мисс Дженкинсон насчет секретаря для 59200 дробь пять?— Да, сэр. У нее не было ничего подходящего, но она считает, что одна из ее девушек, Беатриса, пожалуй, сойдет.— Беатриса? До чего же противно, что их называют по именам! Подготовку она прошла?— Да.— Пора дать резиденту в Гаване помощников. Все это не по плечу одному человеку, да еще без специальной подготовки. Пожалуй, пошлите и радиста.— А не лучше ли мне сначала съездить самому? Я бы мог познакомиться с обстановкой, поговорить с ним о том о сем.— А конспирация, Готорн? Мы не можем сейчас подвергать его опасности провала. Если ему дать радиопередатчик, он будет сноситься непосредственно с Лондоном. Не нравится мне эта связь через консульство, да и они тоже не в восторге.— А как же его донесения, сэр?— Придется ему наладить что-то вроде курьерской связи с Кингстоном. Можно использовать кого-нибудь из его коммивояжеров. Пошлите ему указания с секретаршей. Вы ее видели?— Нет, сэр.— Повидайте немедленно. Проверьте, подходит ли она. Может ли взять на себя всю технику? Введите ее в курс дел его фирмы. Старой секретарше придется уйти. Поговорите с А.О. насчет небольшой пенсии.— Слушаюсь, сэр, — сказал Готорн. — Можно мне взглянуть еще раз на эти чертежи?— Вас, кажется, заинтересовал вот этот. Что вы о нем скажете?— Похоже на быстродействующую соединительную муфту, — мрачно сказал Готорн.Когда он был уже у двери, шеф бросил ему вдогонку:— Знаете, Готорн, все это прежде всего ваша заслуга. Мне как-то говорили, что вы плохо разбираетесь в людях, но у меня на этот счет было свое мнение. Браво, Готорн!— Спасибо, сэр.Он уже взялся за ручку дверь.— Готорн!— Да, сэр?— А вы не нашли той старой записной книжки?— Нет, сэр.— Может, ее найдет Беатриса. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ 1 Уормолду никогда не забыть этой ночи. Милли исполнилось семнадцать лет, и он решил повести ее в «Тропикану». Хотя в кабаре и нужно проходить через игорные залы, «Тропикана» все же безобиднее, чем «Насьональ». Эстрада и площадка для танцев находятся под открытым небом. На огромных пальмах, в двадцати футах над землей, раскачивались девушки, а розовые и лиловые лучи прожекторов скользили по полу. Певец в ярко-голубом фраке пел по-англо-американски о прелестях Парижа. Потом рояль задвинули в кусты, и девушки спустились с ветвей, как пугливые птицы.— Как это похоже на Арденнский лес, — с восторгом сказала Милли.Дуэньи с ней не было: она исчезла после первого же бокала шампанского.— Не думаю, чтобы в Арденнском лесу были пальмы. Или танцовщицы.— Ты все понимаешь буквально, папа.— Вы любите Шекспира? — осведомился у Милли доктор Гассельбахер.— Нет, не люблю, — слишком уж он поэтичен. Помните, как это у него… Входит гонец. «Направо двинулся с войсками герцог мой». — «Тогда мы с радостью пойдем за ним на бой».— Да какой же это Шекспир?!— Очень похоже на Шекспира.— Милли, не болтай глупостей!— По-моему, Арденнский лес тоже из Шекспира, — сказал доктор Гассельбахер.— Да, но я читаю только «Шекспира для детей» Лэма. Он выбросил всех гонцов, кое-каких герцогов и почти всю поэзию.— Вы проходите Лэма в школе?— Нет, я нашла книгу у папы.— Вы читаете «Шекспира для детей», мистер Уормолд? — спросил с некоторым удивлением доктор Гассельбахер.— Нет, нет, что вы. Разумеется, нет. Я купил эту книгу для Милли.— Почему же ты так рассердился, когда я ее взяла?— Я не рассердился. Просто не люблю, когда ты роешься в моих вещах… в вещах, которые тебя не касаются.— Можно подумать, что я за тобой шпионю, — сказала Милли.— Милли, детка, пожалуйста, не будем ссориться в день твоего рождения. Ты совсем не обращаешь внимания на доктора Гассельбахера.— Отчего вы сегодня такой молчаливый, доктор Гассельбахер? — спросила Милли, наливая себе второй бокал шампанского.— Дайте мне как-нибудь вашего Лэма, Милли. Мне тоже трудно читать настоящего Шекспира.Какой-то очень маленький человек в очень узком мундире помахал им рукой.— Вы чем-то расстроены, доктор Гассельбахер?— Чем я могу быть расстроен в день вашего рождения, дорогая Милли? Разве только тем, что прошло так много лет.— А семнадцать — это очень много лет?— Для меня они прошли слишком быстро.Человек в узком мундире подошел к их столику и отвесил поклон. Лицо его было изрыто оспой и напоминало разъеденные солью колонны на приморском бульваре. Он держал в руках стул, который был чуть пониже его самого.— Папа, это капитан Сегура.— Разрешите присесть?Не дожидаясь ответа Уормолда, он расположился между Милли и доктором Гассельбахером.— Я очень рад познакомиться с отцом Милли, — сказал он. Сегура был наглецом, но таким непринужденным и стремительным, что не успевали вы на него обидеться, как он уже давал новый повод для возмущения. — Представьте меня вашему приятелю, Милли.— Это доктор Гассельбахер.Капитан Сегура не обратил на доктора Гассельбахера никакого внимания и наполнил бокал Милли. Он подозвал лакея.— Еще бутылку.— Мы уже собираемся уходить, капитан Сегура, — сказал Уормолд.— Ерунда. Вы мои гости. Сейчас только начало первого.Уормолд задел рукавом бокал. Он упал и разбился вдребезги, как и надежда повеселиться сегодня вечером.— Человек, другой бокал!Склонившись к Милли и повернувшись спиной к доктору Гассельбахеру, Сегура стал напевать вполголоса «Я сорвал в саду розочку».— Вы очень плохо себя ведете, — сказала Милли.— Плохо? По отношению к вам?— По отношению ко всем нам. Папа сегодня празднует мой день рождения, мне уже семнадцать. И мы его гости, а не ваши.— Ваш день рождения? Тогда вы, безусловно, мои гости. Я приглашу к нашему столику танцовщиц.— Нам не нужно никаких танцовщиц, — сказала Милли.— Я попал в немилость?— Да.— А, — сказал он с видимым удовольствием, — это потому, что я сегодня не ждал около школы, чтобы вас подвезти. Но иногда я вынужден вспоминать и о службе в полиции. Человек, скажите дирижеру, чтобы сыграли туш «С днем рождения поздравляю».— Не смейте, — сказала Милли. — Как вы можете быть таким… таким пошляком!— Я? Пошляк? — Капитан Сегура расхохотался от души. — Какая она у вас шалунья, — оказал он Уормолду. — Я тоже люблю пошалить. Вот почему нам с ней так весело.— Она мне рассказывала, что у вас есть портсигар из человеческой кожи.— Если бы вы знали, как она всегда меня этим дразнит. А я ей говорю, что из ее кожи получится прелестный…Доктор Гассельбахер резко поднялся.— Пойду погляжу на рулетку, — сказал он.— Я ему не понравился? — спросил капитан Сегура. — Может быть, он ваш старый поклонник, Милли? Очень старый поклонник, ха-ха-ха!— Он наш старый друг, — сказал Уормолд.— Но мы-то с вами, мистер Уормолд, знаем, что дружбы между мужчиной и женщиной не бывает.— Милли еще не женщина.— Вы судите как отец, мистер Уормолд. Ни один отец не знает своей дочери.Уормолд смерил взглядом расстояние от бутылки шампанского до головы капитана Сегуры. У него появилось мучительное желание соединить эти два предмета друг с другом. За столиком позади капитана совершенно незнакомая Уормолду молодая женщина серьезно и одобрительно кивнула ему головой. Он взялся за бутылку шампанского, и она кивнула снова. Уормолд подумал, что она, наверно, так же умна, как и хороша, если безошибочно читает его мысли. Он позавидовал ее спутникам — двум летчикам и стюардессе голландской авиакомпании.— Пойдемте потанцуем, Милли, — сказал капитан Сегура, — сделайте вид, что вы меня простили.— Я не хочу танцевать.— Клянусь, завтра я буду ждать вас у монастырских ворот.Уормолд беспомощно махнул рукой, словно хотел сказать: «У меня духа не хватит. Помогите». Молодая женщина внимательно за ним следила: ему казалось, что она обдумывает создавшуюся ситуацию и всякое ее решение будет окончательным, потребует немедленных действий. Она выпустила из сифона немного содовой воды в свой бокал с виски.— Ну пойдемте же, Милли. Не надо портить мой праздник.— Это не ваш праздник. А папин.— Какая вы злопамятная. Неужели, детка, вы не понимаете, что работа иногда бывает важнее даже вас?Молодая женщина за спиной капитана Сегуры повернула носик сифона в его сторону.— Не надо, — невольно сказал Уормолд. — Не надо.Носик сифона был направлен вверх, прямо в шею капитана Сегуры. Палец она держала наготове. Уормолду стало обидно, что такая хорошенькая женщина смотрит на него с презрением. Он сказал:— Да. Пожалуйста. Да.И она нажала на рычажок. Струя содовой воды с шипением ударила капитана Сегуру в затылок и потекла ему за воротник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22