Нельзя забывать об экономической стороне войны. Куба не может себе позволить производство водородных бомб, но что если они нашли такое же эффективное оружие ближнего действия, и к тому же дешевое? Вот в чем гвоздь — в дешевизне.— Будьте любезны, скажите мне все-таки, как они собираются меня убить. Видите ли, у меня к этому вопросу чисто личный интерес.— Ну конечно, я вам скажу. Просто мне хотелось сперва показать вам всю закулисную сторону и объяснить, как мы рады… поймите меня правильно, что ваши донесения подтвердились. Они собираются отравить вас на каком-то деловом обеде.— Европейского коммерческого общества?— Вот-вот, кажется так.— Как вы это узнали?— Мы проникли в их здешнюю организацию. Вы бы ахнули, если бы я вам порассказал, что там у вас происходит. Могу вам, например, сообщить, что дробь четыре погиб чисто случайно. Они просто хотели его припугнуть, как припугнули своим покушением дробь три. Вы первый, которого они всерьез решили убить.— Какая честь.— Знаете, в некотором роде это даже лестно. Показывает, что вы стали им опасны.Вытягивая через соломинку остатки пунша из-под кубиков льда, ломтиков апельсина и ананаса, украшенных сверху вишней, Готорн громко причмокнул.— Пожалуй, — сказал Уормолд, — мне лучше туда не ходить. — Он вдруг почувствовал какое-то разочарование. — А ведь за десять лет я не пропустил ни одного банкета. Меня даже речь там просили произнести. Фирма любит, чтобы я ходил на такие обеды. Она тогда считает, что я высоко несу ее знамя.— Вы непременно должны пойти.— Для чего? Чтобы меня отравили?— Да вас никто не заставляет там есть.— А вы когда-нибудь пробовали пойти на банкет и ничего не есть? И пить-то ведь все равно придется.— Не подсыпят же они яду в бутылку вина. Вы бы могли прикинуться алкоголиком, который ничего не ест, а только пьет.— Спасибо. Репутация моей фирмы от этого сильно выиграет.— А что? Все люди питают слабость к алкоголикам, — сказал Готорн. — И, кроме того, если вы не пойдете, они заподозрят что-то неладное. Вы можете провалить мой источник. А источники надо беречь.— Это что, такое правило?— Вот именно, старина. И еще одно соображение: мы знаем, в чем суть заговора, но не знаем заговорщиков; нам известны только клички. Если мы их раскроем, мы заставим полицию их посадить. Тогда и вся организация будет разгромлена.— Ну да, убийца всегда рано или поздно попадется. Вскрытие наведет вас на след, и тогда вы заставите Сегуру действовать.— Неужели вы струсили? Такая уж у нас опасная профессия. Не следовало за нее браться, если вы не были готовы…— Ну, прямо спартанка из хрестоматии, да и только. Возвращайся, с победой или пади в бою.— А знаете, это идея! В нужный момент вы можете свалиться под стол. Убийцы решат, что вы умерли, а остальные — что слишком много выпили.— Член Европейского коммерческого общества не падает под стол.— Никогда?— Никогда. Но вам кажется, что я зря так встревожен?— По-моему, волноваться пока нет оснований. В конце концов, всю еду вы берете себе сами!— Верно. Но в «Насьонале» закуска всегда одна и та же — краб по-мавритански. А это кушанье раскладывают на тарелки заранее.— Вот краба не ешьте. Мало ли кто не ест крабов. А когда гостей начнут обносить блюдами, не берите того, что лежит к вам всего ближе. Это как с фокусником, который подсовывает вам нужную ему карту. Не берите ее, и все тут.— А фокуснику все-таки удается всучить вам именно ту карту, которую он хочет.— Вот что… вы говорили, кажется, что банкет будет в «Насьонале»?— Да.— Так почему бы вам не использовать дробь семь?— А кто такой дробь семь?— Вы что, не помните своих агентов? Да это же метрдотель в «Насьонале». Пусть он и позаботится, чтобы вам в тарелку ничего не подсыпали. Пора ему, наконец, отработать полученные деньги. Я что-то не помню, чтобы вы прислали от него хоть одно донесение.— А вы не можете мне намекнуть, кто этот человек? Ну, тот кто собирается… — он запнулся на слове «убить», — собирается со мной это сделать?— Не имею о нем ни малейшего представления, старина. Остерегайтесь всех подряд. Выпейте-ка еще пуншу.
В самолете, летевшем обратно на Кубу, было мало пассажиров. Какая-то испанка с целым выводком детей — одни принялись кричать, а других стало тошнить, как только самолет оторвался от земли. Негритянка с живым петухом, закутанным в шаль. Кубинский экспортер сигар, с которым Уормолд был шапочно знаком, я англичанин в толстом грубошерстном пиджаке, упорно куривший трубку, пока стюардесса не сделала ему замечание. Тогда он стал демонстративно сосать незажженную трубку, обливаясь потом. У него было сердитое лицо человека, уверенного, что он всегда прав.Когда подали обед, он перебрался в хвост самолета и подсел к Уормолду.— Не выношу эту писклявую мелюзгу, — сказал он. — Разрешите? — Он заглянул в бумаги, разложенные на коленях у Уормолда. — Вы служите у «Фастклинерс»?— Да.— А я у «Ньюклинерс». Моя фамилия Картер.— Вот как!— Это моя вторая поездка на Кубу. У вас, говорят, не скучают, — сказал он, продувая трубку и откладывая ее в сторону, перед тем как приняться за обед.— Да, наверно, — ответил Уормолд, — если вы любите рулетку и публичные дома.Картер погладил свой кисет, как гладят по голове собаку — «мой верный пес со мною неразлучен».— Да я не совсем это имел в виду… хотя, конечно, я не пуританин. Наверно, это даже интересно. С волками жить — по-волчьи выть. — Он переменил тему. — Хорошо идут ваши машины?— Торгуем помаленьку.— Наша новая модель захватит весь рынок.Он отправил в рот большой кусок розоватого пирожного, а потом отрезал кусочек цыпленка.— Да ну?— Работает, как садовая косилка. Дамочке не надо утомляться. И никаких шлангов, которые путаются под ногами.— А как насчет шума?— Специальный глушитель. Куда меньше шума, чем у вашего. Модель так и называется — «Женушка-щебетунья». — Проглотив черепаховый суп, он принялся за компот, с хрустом разжевывая виноградные косточки. — Скоро мы откроем свое агентство на Кубе. Вы знаете доктора Брауна?— Встречал. В Европейском коммерческом обществе. Он наш президент. Импортирует точный инструмент из Женевы.— Он самый. Дал нам очень полезный совет. Собственно говоря, я буду его гостем на вашем банкете. А кормят у вас прилично?— Вы же знаете, чего стоят ресторанные обеды.— Ну уж, во всяком случае, он будет лучше этого, — сказал Картер, выплевывая виноградную кожицу. Он не заметил спаржи в майонезе и теперь принялся за нее. Затем он порылся в кармане. — Вот моя карточка. — Карточка гласила: «Уильям Картер. Бакалавр технич. наук (Нотвич)», а в уголке значилось: «Ньюклинерс-лимитед». Он добавил: — Я остановлюсь на недельку в «Севил-Билтморе».— Простите, у меня нет при себе карточки. Моя фамилия Уормолд.— Вы знакомы с Дэвисом?— Кажется, нет.— Мы с ним жили в одной комнате в колледже. Устроился в фирме «Грипфикс» и живет где-то в ваших краях. Прямо смешно — ребят из Нотвича встречаешь повсюду. А вы сами случайно не у нас учились?— Нет.— Значит, в Ридинге?— Я не учился в университете.— Вот бы не сказал, — благодушно заметил Картер. — Знаете, я поступил бы в Оксфорд, но в технических науках они уж очень отстали. Для школьного учителя Оксфорд, пожалуй, еще годится. — Он снова стал сосать пустую трубку, как ребенок соску, пока из трубки не вырвался свист. Вдруг он проговорил таким тоном, словно на язык ему попал никотин: — Старомодная ерунда, живые мощи, чистый пережиток. Я бы их упразднил.— Кого?— Оксфорд и Кембридж.На подносе не оставалось ничего съедобного, кроме булочки, — он взял ее и раскрошил, как время или плющ крошат камень.Уормолд потерял Картера в таможне. У того вышли какие-то неприятности с образцом пылесоса «Ньюклинерс», а Уормолд не считал, что должен помогать представителю конкурирующей фирмы. Беатриса встретила Уормолда в «хилмене». Уже много лет его не встречала женщина.— Все в порядке? — спросила она.— Да. Конечно. Кажется, они мной довольны. — Он смотрел на ее руки, державшие руль; день был жаркий, и она не надела перчаток; руки были красивые и ловкие. — Вы сняли кольцо?Она сказала:— А я думала, никто не заметит. Но Милли тоже заметила. Какие вы оба наблюдательные!— Вы его потеряли?— Я сняла его вчера, когда мылась, и забыла надеть. А зачем носить кольцо, если о нем забываешь?Тут он рассказал ей о банкете.— Надеюсь, вы не пойдете? — спросила она.— Готорн хочет, чтобы я пошел. Боится, что раскроют его источник.— А ну его к дьяволу, его источник!— Но есть причина посерьезнее. Помните, что сказал Гассельбахер? Они привыкли наносить удар по тому, что мы любим. Если я не приду, они изобретут что-нибудь другое. Что-нибудь похуже. А мы не будем знать, что именно. В следующий раз выбор может пасть не на меня — я ведь не так уж сильно себя люблю, — а на Милли. Или на вас.Он и сам не понял, что сказал, пока она не высадила его у дома и не отъехала.
3 Милли сказала:— Ты выпил только кофе и ничего в рот не взял, даже сухарика.— Что-то не хочется.— А потом пойдешь и наешься на банкете у своих коммерсантов, — будто не знаешь, что твой желудок не выносит краба по-мавритански!— Даю тебе слово, я постараюсь не есть ничего лишнего.— Лучше бы ты как следует позавтракал. Поешь пшеничных хлопьев — они впитывают весь алкоголь.В этот день рядом с ней была дуэнья.— Ну, ей-богу же, не могу. Мне не до еды. Не приставай. Нет у меня аппетита.— Ты приготовил речь?— Старался, но я ведь не оратор. Понятия не имею, почему они попросили меня.Но его мучило, что теперь он, кажется, знает, почему. Кто внушил эту мысль доктору Брауну — вот что нужно было узнать любой ценой. Он подумал: «Но ведь цена — это я сам!»— Пари держу, что ты произведешь там фурор!— Ну нет, я сделаю все, чтобы не произвести там никакого фурора.Милли ушла в школу, а он остался сидеть за столом. На картонной коробке с хлопьями «Уитбрикс», которые всегда покупала Милли, был напечатан отрывок из последних приключений Мальчика с пальчик. В коротком рассказике с картинками Мальчик с пальчик встретил крысу величиной с рослого сенбернара и обратил ее в бегство, прикинувшись кошкой и замяукав. Это была очень незамысловатая история. Вряд ли ее можно было рассматривать как ценное назидание молодому поколению, вступающему в жизнь. За двенадцать купонов, вырезанных из таких коробок, фирма обещала духовое ружье. Коробка была почти пуста, и Уормолд принялся вырезывать купон, аккуратно водя ножом по пунктирной линии. Он уже обрезал последний угол, когда в комнату вошла Беатриса. Она спросила:— Чем это вы занимаетесь?— По-моему, духовое ружье может пригодиться нам в конторе. Не хватает всего одиннадцати купонов.— Я не спала всю ночь.— Наверно, выпили слишком много кофе?— Нет. Это из-за того, что вам сказал доктор Гассельбахер. Насчет Милли. Пожалуйста, не ходите на банкет.— Ну, пойти-то я, во всяком случае, должен.— Вы и так делаете достаточно. В Лондоне вами довольны. Я сужу по тону телеграмм. Что бы там ни говорил Генри, Лондон вовсе не захочет, чтобы вы шли на бессмысленный риск.— Он прав, когда говорит, что если я не пойду, они попробуют что-нибудь другое.— Не бойтесь за Милли. Я не спущу с нее глаз.— А кто будет смотреть за вами?— Я сама выбрала эту профессию. Вы за меня не отвечаете.— Вы бывали уже в таких переделках?— Нет. Но и начальника такого у меня еще не было. Вы словно ткнули палкой в осиное гнездо. Знаете, обычно наша работа — чистая канцелярщина: картотека и скучные телеграммы. Убийства — не наша область. И я не хочу, чтобы вас убивали. Понимаете, вы какой-то настоящий, а не персонаж из «Бойз оун пейпер». Ради бога, оставьте вы в покое эту дурацкую коробку и послушайте, что я вам говорю!— Я читал про Мальчика с пальчик.— Вот и оставайтесь с ним сегодня дома. А я пойду и куплю вам все предыдущие коробки этой серии, чтобы вы могли прочитать про него с самого начала.— Готорн говорил здравые вещи. Мне только надо быть поосторожней с едой. Ведь и в самом деле важно установить, кто они такие. Тогда я по крайней мере отработаю полученные деньги.— Вы и так сделали больше, чем нужно. Незачем вам ходить на этот проклятый банкет!— Нет, есть за чем. Хотя бы из гордости.— Перед кем вы хотите покрасоваться?— Перед вами.
Он пробирался по холлу гостиницы «Насьональ» мимо витрин с итальянской обувью, датскими пепельницами, шведским стеклом и сиреневыми английскими фуфайками. Дверь в банкетный зал, где всегда заседало Европейское коммерческое общество, загораживал стул, на котором расположился доктор Гассельбахер — он явно кого-то поджидал. Уормолд замедлил шаг; он не видел доктора Гассельбахера с той самой ночи, когда тот сидел в мундире улана на кровати и вспоминал прошлое. Члены коммерческого общества, направлявшиеся в банкетный зал, останавливались и заговаривали с доктором Гассельбахером, но тот не обращал на них внимания.Когда Уормолд поравнялся со стулом, на котором сидел доктор, тот сказал:— Не ходите туда, мистер Уормолд.Он говорил громко; слова его дрожали в загроможденном витринами холле, привлекая всеобщее внимание.— Как поживаете, Гассельбахер?— Я оказал: не ходите туда.— Слышу!— Они собираются вас убить, мистер Уормолд.— Откуда вы знаете, Гассельбахер?— Они хотят вас там отравить.Кто-то из приглашенных остановился и стал смотреть на них с улыбкой. Один американец спросил:— Да неужели тут так уж плохо кормят?Все рассмеялись.Уормолд сказал:— Уйдите отсюда, Гассельбахер. На вас все смотрят.— Вы все-таки пойдете?— Конечно; я ведь один из ораторов.— У вас есть Милли. Подумайте о ней.— Не бойтесь за Милли. Я вернусь целым и невредимым, Гассельбахер. Ступайте.— Хорошо, но я хотел вас удержать, — сказал доктор Гассельбахер. — Я буду ждать вашего звонка.— Я позвоню вам из дому.— Прощайте, Джим.— Прощайте, доктор.Уормолд оторопел, услышав, что доктор Гассельбахер назвал его Джимом. Он вспомнил, как не раз подумывал в шутку: только сидя у его смертного одра и отказавшись от всякой надежды, доктор Гассельбахер назовет его по имени. Его вдруг охватили страх, одиночество, тоска по родине.— Уормолд, — произнес кто-то за его спиной.Он обернулся. Перед ним стоял Картер из фирмы «Ньюклинерс», но для Уормолда в этот миг Картер был английской землей, и английской спесью, и английской пошлостью — всем тем родным и надежным, что заключалось в самом слове: Англия.— Картер! — воскликнул он, словно Картер был тем человеком в Гаване, которого ему больше всего хотелось встретить; и в этот миг так оно и было.— Чертовски рад вас видеть, — сказал Картер. — Не знаю здесь ни души. Даже моего… даже доктора Брауна.Трубка и кисет оттопыривали его карман; он погладил их, словно надеясь обрести бодрость в этом привычном жесте, может быть, он тоже испытывал сейчас тоску по родине.— Картер, познакомьтесь с доктором Гассельбахером, это мой старый друг.— Здравствуйте, доктор. — Картер сказал Уормолду: — Искал вас вчера вечером по всему городу. Никак не могу попасть в те злачные места, о которых вы говорили.Они вместе вошли в банкетный зал. Трудно было объяснить, почему Уормолд испытывает такое доверие к своему соотечественнику, но с той стороны, с которой шагал Картер, он чувствовал себя в безопасности.
В честь генерального консула банкетный зал был украшен двумя большими флагами Соединенных Штатов, а маленькие бумажные флажки указывали, как в ресторане аэровокзала, места представителей различных стран. Во главе стола красовался швейцарский флажок — там должен был сидеть президент, доктор Браун; был тут даже флажок Монако — он стоял против места монакского консула, одного из крупнейших экспортеров сигар в Гаване. В знак уважения к августейшему бракосочетанию имеется в виду брак князя Монакского с американской киноактрисой Грейс Келли
, его посадили справа от американского генерального консула. Когда Уормолд и Картер вошли в зал, гостям разносили коктейли, и к ним сразу же подошел официант. Показалось ли это Уормолду или же официант и в самом деле так повернул поднос, что последний оставшийся на нем «дайкири» оказался как раз под рукой у Уормолда?— Нет. Не хочу, спасибо.Картер протянул руку, но официант уже двинулся к служебному выходу.— Может, вы предпочитаете сухой «мартини», сэр? — спросил чей-то голос.Он повернулся. Это был метрдотель.— Нет, нет, я не пью коньяк.— Шотландское виски, сэр? Херес? «Дедушкин коктейль»? Что вам угодно?— Я сегодня не пью, — сказал Уормолд.Метрдотель отошел к другим гостям. Уормолд подозревал, что это его агент дробь семь; не странно ли, если по иронии судьбы он окажется и его убийцей? Уормолд оглянулся, но Картера уже не было: он отправился на поиски доктора Брауна.— Пейте, что дают, — произнес чей-то голос с шотландским акцентом. — Моя фамилия Макдугал. Кажется, мы сидим рядом.— Мы с вами, по-моему, прежде не встречались?— Я принял дела от Макинтайра. Вы, конечно, знали Макинтайра?— Ну да, еще бы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
В самолете, летевшем обратно на Кубу, было мало пассажиров. Какая-то испанка с целым выводком детей — одни принялись кричать, а других стало тошнить, как только самолет оторвался от земли. Негритянка с живым петухом, закутанным в шаль. Кубинский экспортер сигар, с которым Уормолд был шапочно знаком, я англичанин в толстом грубошерстном пиджаке, упорно куривший трубку, пока стюардесса не сделала ему замечание. Тогда он стал демонстративно сосать незажженную трубку, обливаясь потом. У него было сердитое лицо человека, уверенного, что он всегда прав.Когда подали обед, он перебрался в хвост самолета и подсел к Уормолду.— Не выношу эту писклявую мелюзгу, — сказал он. — Разрешите? — Он заглянул в бумаги, разложенные на коленях у Уормолда. — Вы служите у «Фастклинерс»?— Да.— А я у «Ньюклинерс». Моя фамилия Картер.— Вот как!— Это моя вторая поездка на Кубу. У вас, говорят, не скучают, — сказал он, продувая трубку и откладывая ее в сторону, перед тем как приняться за обед.— Да, наверно, — ответил Уормолд, — если вы любите рулетку и публичные дома.Картер погладил свой кисет, как гладят по голове собаку — «мой верный пес со мною неразлучен».— Да я не совсем это имел в виду… хотя, конечно, я не пуританин. Наверно, это даже интересно. С волками жить — по-волчьи выть. — Он переменил тему. — Хорошо идут ваши машины?— Торгуем помаленьку.— Наша новая модель захватит весь рынок.Он отправил в рот большой кусок розоватого пирожного, а потом отрезал кусочек цыпленка.— Да ну?— Работает, как садовая косилка. Дамочке не надо утомляться. И никаких шлангов, которые путаются под ногами.— А как насчет шума?— Специальный глушитель. Куда меньше шума, чем у вашего. Модель так и называется — «Женушка-щебетунья». — Проглотив черепаховый суп, он принялся за компот, с хрустом разжевывая виноградные косточки. — Скоро мы откроем свое агентство на Кубе. Вы знаете доктора Брауна?— Встречал. В Европейском коммерческом обществе. Он наш президент. Импортирует точный инструмент из Женевы.— Он самый. Дал нам очень полезный совет. Собственно говоря, я буду его гостем на вашем банкете. А кормят у вас прилично?— Вы же знаете, чего стоят ресторанные обеды.— Ну уж, во всяком случае, он будет лучше этого, — сказал Картер, выплевывая виноградную кожицу. Он не заметил спаржи в майонезе и теперь принялся за нее. Затем он порылся в кармане. — Вот моя карточка. — Карточка гласила: «Уильям Картер. Бакалавр технич. наук (Нотвич)», а в уголке значилось: «Ньюклинерс-лимитед». Он добавил: — Я остановлюсь на недельку в «Севил-Билтморе».— Простите, у меня нет при себе карточки. Моя фамилия Уормолд.— Вы знакомы с Дэвисом?— Кажется, нет.— Мы с ним жили в одной комнате в колледже. Устроился в фирме «Грипфикс» и живет где-то в ваших краях. Прямо смешно — ребят из Нотвича встречаешь повсюду. А вы сами случайно не у нас учились?— Нет.— Значит, в Ридинге?— Я не учился в университете.— Вот бы не сказал, — благодушно заметил Картер. — Знаете, я поступил бы в Оксфорд, но в технических науках они уж очень отстали. Для школьного учителя Оксфорд, пожалуй, еще годится. — Он снова стал сосать пустую трубку, как ребенок соску, пока из трубки не вырвался свист. Вдруг он проговорил таким тоном, словно на язык ему попал никотин: — Старомодная ерунда, живые мощи, чистый пережиток. Я бы их упразднил.— Кого?— Оксфорд и Кембридж.На подносе не оставалось ничего съедобного, кроме булочки, — он взял ее и раскрошил, как время или плющ крошат камень.Уормолд потерял Картера в таможне. У того вышли какие-то неприятности с образцом пылесоса «Ньюклинерс», а Уормолд не считал, что должен помогать представителю конкурирующей фирмы. Беатриса встретила Уормолда в «хилмене». Уже много лет его не встречала женщина.— Все в порядке? — спросила она.— Да. Конечно. Кажется, они мной довольны. — Он смотрел на ее руки, державшие руль; день был жаркий, и она не надела перчаток; руки были красивые и ловкие. — Вы сняли кольцо?Она сказала:— А я думала, никто не заметит. Но Милли тоже заметила. Какие вы оба наблюдательные!— Вы его потеряли?— Я сняла его вчера, когда мылась, и забыла надеть. А зачем носить кольцо, если о нем забываешь?Тут он рассказал ей о банкете.— Надеюсь, вы не пойдете? — спросила она.— Готорн хочет, чтобы я пошел. Боится, что раскроют его источник.— А ну его к дьяволу, его источник!— Но есть причина посерьезнее. Помните, что сказал Гассельбахер? Они привыкли наносить удар по тому, что мы любим. Если я не приду, они изобретут что-нибудь другое. Что-нибудь похуже. А мы не будем знать, что именно. В следующий раз выбор может пасть не на меня — я ведь не так уж сильно себя люблю, — а на Милли. Или на вас.Он и сам не понял, что сказал, пока она не высадила его у дома и не отъехала.
3 Милли сказала:— Ты выпил только кофе и ничего в рот не взял, даже сухарика.— Что-то не хочется.— А потом пойдешь и наешься на банкете у своих коммерсантов, — будто не знаешь, что твой желудок не выносит краба по-мавритански!— Даю тебе слово, я постараюсь не есть ничего лишнего.— Лучше бы ты как следует позавтракал. Поешь пшеничных хлопьев — они впитывают весь алкоголь.В этот день рядом с ней была дуэнья.— Ну, ей-богу же, не могу. Мне не до еды. Не приставай. Нет у меня аппетита.— Ты приготовил речь?— Старался, но я ведь не оратор. Понятия не имею, почему они попросили меня.Но его мучило, что теперь он, кажется, знает, почему. Кто внушил эту мысль доктору Брауну — вот что нужно было узнать любой ценой. Он подумал: «Но ведь цена — это я сам!»— Пари держу, что ты произведешь там фурор!— Ну нет, я сделаю все, чтобы не произвести там никакого фурора.Милли ушла в школу, а он остался сидеть за столом. На картонной коробке с хлопьями «Уитбрикс», которые всегда покупала Милли, был напечатан отрывок из последних приключений Мальчика с пальчик. В коротком рассказике с картинками Мальчик с пальчик встретил крысу величиной с рослого сенбернара и обратил ее в бегство, прикинувшись кошкой и замяукав. Это была очень незамысловатая история. Вряд ли ее можно было рассматривать как ценное назидание молодому поколению, вступающему в жизнь. За двенадцать купонов, вырезанных из таких коробок, фирма обещала духовое ружье. Коробка была почти пуста, и Уормолд принялся вырезывать купон, аккуратно водя ножом по пунктирной линии. Он уже обрезал последний угол, когда в комнату вошла Беатриса. Она спросила:— Чем это вы занимаетесь?— По-моему, духовое ружье может пригодиться нам в конторе. Не хватает всего одиннадцати купонов.— Я не спала всю ночь.— Наверно, выпили слишком много кофе?— Нет. Это из-за того, что вам сказал доктор Гассельбахер. Насчет Милли. Пожалуйста, не ходите на банкет.— Ну, пойти-то я, во всяком случае, должен.— Вы и так делаете достаточно. В Лондоне вами довольны. Я сужу по тону телеграмм. Что бы там ни говорил Генри, Лондон вовсе не захочет, чтобы вы шли на бессмысленный риск.— Он прав, когда говорит, что если я не пойду, они попробуют что-нибудь другое.— Не бойтесь за Милли. Я не спущу с нее глаз.— А кто будет смотреть за вами?— Я сама выбрала эту профессию. Вы за меня не отвечаете.— Вы бывали уже в таких переделках?— Нет. Но и начальника такого у меня еще не было. Вы словно ткнули палкой в осиное гнездо. Знаете, обычно наша работа — чистая канцелярщина: картотека и скучные телеграммы. Убийства — не наша область. И я не хочу, чтобы вас убивали. Понимаете, вы какой-то настоящий, а не персонаж из «Бойз оун пейпер». Ради бога, оставьте вы в покое эту дурацкую коробку и послушайте, что я вам говорю!— Я читал про Мальчика с пальчик.— Вот и оставайтесь с ним сегодня дома. А я пойду и куплю вам все предыдущие коробки этой серии, чтобы вы могли прочитать про него с самого начала.— Готорн говорил здравые вещи. Мне только надо быть поосторожней с едой. Ведь и в самом деле важно установить, кто они такие. Тогда я по крайней мере отработаю полученные деньги.— Вы и так сделали больше, чем нужно. Незачем вам ходить на этот проклятый банкет!— Нет, есть за чем. Хотя бы из гордости.— Перед кем вы хотите покрасоваться?— Перед вами.
Он пробирался по холлу гостиницы «Насьональ» мимо витрин с итальянской обувью, датскими пепельницами, шведским стеклом и сиреневыми английскими фуфайками. Дверь в банкетный зал, где всегда заседало Европейское коммерческое общество, загораживал стул, на котором расположился доктор Гассельбахер — он явно кого-то поджидал. Уормолд замедлил шаг; он не видел доктора Гассельбахера с той самой ночи, когда тот сидел в мундире улана на кровати и вспоминал прошлое. Члены коммерческого общества, направлявшиеся в банкетный зал, останавливались и заговаривали с доктором Гассельбахером, но тот не обращал на них внимания.Когда Уормолд поравнялся со стулом, на котором сидел доктор, тот сказал:— Не ходите туда, мистер Уормолд.Он говорил громко; слова его дрожали в загроможденном витринами холле, привлекая всеобщее внимание.— Как поживаете, Гассельбахер?— Я оказал: не ходите туда.— Слышу!— Они собираются вас убить, мистер Уормолд.— Откуда вы знаете, Гассельбахер?— Они хотят вас там отравить.Кто-то из приглашенных остановился и стал смотреть на них с улыбкой. Один американец спросил:— Да неужели тут так уж плохо кормят?Все рассмеялись.Уормолд сказал:— Уйдите отсюда, Гассельбахер. На вас все смотрят.— Вы все-таки пойдете?— Конечно; я ведь один из ораторов.— У вас есть Милли. Подумайте о ней.— Не бойтесь за Милли. Я вернусь целым и невредимым, Гассельбахер. Ступайте.— Хорошо, но я хотел вас удержать, — сказал доктор Гассельбахер. — Я буду ждать вашего звонка.— Я позвоню вам из дому.— Прощайте, Джим.— Прощайте, доктор.Уормолд оторопел, услышав, что доктор Гассельбахер назвал его Джимом. Он вспомнил, как не раз подумывал в шутку: только сидя у его смертного одра и отказавшись от всякой надежды, доктор Гассельбахер назовет его по имени. Его вдруг охватили страх, одиночество, тоска по родине.— Уормолд, — произнес кто-то за его спиной.Он обернулся. Перед ним стоял Картер из фирмы «Ньюклинерс», но для Уормолда в этот миг Картер был английской землей, и английской спесью, и английской пошлостью — всем тем родным и надежным, что заключалось в самом слове: Англия.— Картер! — воскликнул он, словно Картер был тем человеком в Гаване, которого ему больше всего хотелось встретить; и в этот миг так оно и было.— Чертовски рад вас видеть, — сказал Картер. — Не знаю здесь ни души. Даже моего… даже доктора Брауна.Трубка и кисет оттопыривали его карман; он погладил их, словно надеясь обрести бодрость в этом привычном жесте, может быть, он тоже испытывал сейчас тоску по родине.— Картер, познакомьтесь с доктором Гассельбахером, это мой старый друг.— Здравствуйте, доктор. — Картер сказал Уормолду: — Искал вас вчера вечером по всему городу. Никак не могу попасть в те злачные места, о которых вы говорили.Они вместе вошли в банкетный зал. Трудно было объяснить, почему Уормолд испытывает такое доверие к своему соотечественнику, но с той стороны, с которой шагал Картер, он чувствовал себя в безопасности.
В честь генерального консула банкетный зал был украшен двумя большими флагами Соединенных Штатов, а маленькие бумажные флажки указывали, как в ресторане аэровокзала, места представителей различных стран. Во главе стола красовался швейцарский флажок — там должен был сидеть президент, доктор Браун; был тут даже флажок Монако — он стоял против места монакского консула, одного из крупнейших экспортеров сигар в Гаване. В знак уважения к августейшему бракосочетанию имеется в виду брак князя Монакского с американской киноактрисой Грейс Келли
, его посадили справа от американского генерального консула. Когда Уормолд и Картер вошли в зал, гостям разносили коктейли, и к ним сразу же подошел официант. Показалось ли это Уормолду или же официант и в самом деле так повернул поднос, что последний оставшийся на нем «дайкири» оказался как раз под рукой у Уормолда?— Нет. Не хочу, спасибо.Картер протянул руку, но официант уже двинулся к служебному выходу.— Может, вы предпочитаете сухой «мартини», сэр? — спросил чей-то голос.Он повернулся. Это был метрдотель.— Нет, нет, я не пью коньяк.— Шотландское виски, сэр? Херес? «Дедушкин коктейль»? Что вам угодно?— Я сегодня не пью, — сказал Уормолд.Метрдотель отошел к другим гостям. Уормолд подозревал, что это его агент дробь семь; не странно ли, если по иронии судьбы он окажется и его убийцей? Уормолд оглянулся, но Картера уже не было: он отправился на поиски доктора Брауна.— Пейте, что дают, — произнес чей-то голос с шотландским акцентом. — Моя фамилия Макдугал. Кажется, мы сидим рядом.— Мы с вами, по-моему, прежде не встречались?— Я принял дела от Макинтайра. Вы, конечно, знали Макинтайра?— Ну да, еще бы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22