Он ведет себя точно так же, как до него вел себя его отец, а перед тем – дед.
– Нет! – воскликнула Джейн, и это восклицание получилось у нее куда более эмоциональным, чем ей хотелось бы. – Он не такой.
Леди Уэбб приподняла бровь, но сказать ничего не успела – в дверь постучали, и слуга известил о приезде первых гостей.
Прибыл сэр Конан Броум с матерью и сестрой. Скоро явилась и леди Хейуорд с супругом. Ангелина сразу же дала понять, что приехала ради того, чтобы пообщаться с Джейн и отругать ее за то, что та не открылась своим нанимателям, когда трудилась в Дадли-Хаусе.
– Никогда я не испытывала подобного удивления. Когда Трешем рассказал мне об этом, я была поражена, – говорила она. – И никогда не была так рада, как тогда, когда он сказал, что разыскал вас и привез сюда, леди Сара. Как можно было поверить, что вы – убийца! Меня просто душит смех, когда я об этом думаю. Хейуорд подтвердит. Смею предположить, что Джардин был с вами груб. Я с ним встречалась лишь однажды, но у меня сложилось впечатление, что он редкостный негодяй. Вы еще оказались очень терпеливой, если ударили его всего лишь книгой, а он поступил как маменькин сынок! Как это безвкусно – бежать жаловаться отцу и после еще устраивать такай шум! На вашем месте я бы схватила топор.
– Леди Уэбб уже две минуты как предлагает вам сесть, любовь моя, – вмешайся Хейуорд, оттаскивая жену от Джейн. Гостей собралось на удивление много. Меньшая часть – из числа знакомых леди Уэбб, но большая – те, кто видел Джейн в Дадли-Хаусе. Среди них и виконт Кимбли, и лорд Фердинанд Дадли, и барон Потгер и другие. Джейн не составило труда догадаться, кто их сюда послал, Кто начал кампанию по восстановлению ее подмоченной репутации. Но вместо благодарности она испытывала ярость. Неужели он и в санам деле считает, что без него она ничего не сможет сделать в жизни? Она страстно мечтала об одном – пусть он явится сам, н тогда она выскажет ему все, что по этому поводу думает. И он приехал.
Он вошел один, очень мужественный и статный в голубом фраке и бежевых панталонах, обтягивающих ноги как вторая кожа, в ботфортах, начищенных до зеркального блеска. Джейн не стала задаваться вопросом, с каких это пор стала считать его головокружительно красивым. И потрясающе мужественным. Как всегда, он был одет в непроницаемую броню надменного высокомерия.
Она ненавидела его отчаянно, но воспитание не позволяло ей ни испепелять его полным ярости взглядом, ни тем более попросить его уйти. Этот дом ей не принадлежал, и она была в нем такой же гостьей, как и он.
Трешем поклонился леди Уэбб, обменявшись с ней дежурными приветствиями. Он кивнул Джейн, словно едва знакомой даме, так, некое бледное пятно, мелькнувшее перед его глазами. Джейн испытывала крайнее раздражение. Обменявшись приветствиями с теми из друзей и родственников, кто находился рядом, он преспокойно продолжал беседу с миссис Минтер и мистером Брокледеном. Разговор был, по-видимому, настолько интересен, что он не отходил от них примерно четверть часа.
Первой вступать с ним в разговор – ни за что! После того как он посмел ее прилюдно проигнорировать! Но, конечно же, она хотела, чтобы ей представилась возможность сказать ему, как это пошло – направлять сюда всех этих людей с целью продемонстрировать ее респектабельность. Как он посмел не подойти к ней, а это значит, и не получить отповедь и не выслушать пожелание не лезть не в свое дело!
– Твоя новая коляска, Фердинанд, просто восхитительна, – щебетала леди Хейуорд. – Куда симпатичнее старой. Но чтобы доказать ее неоспоримое превосходство, ты, конечно, захочешь заключить пари. Но умоляю, не делай этого! Подумай, что будет с моими нервами, если нечто подобное прежнему случится и на этой гонке. И хотя все прожужжали мне уши рассказами, как ты обогнал его на последнем повороте, ты должен внять предостережениям Трешема и, заметь, моим и ездить осторожно. Как мне хотелось бы на все это посмотреть своими глазами! Ну разве не противно порой, леди Сара, быть женщиной? – Она устремила свой взгляд на Джейн.
Джейн видела, что он встал. Он был верен себе, этот несносный герцог Трешем. Наверное, собрался уходить. Вот он повернулся лицом к их кружку. Очевидно, собирался подойти к ней. И Джейн ослепительно улыбнулась его брату.
– Насколько я поняла, вы отличный наездник, лорд Фердинанд, – сказала она.
Фердинанд, наивный и простодушный добряк, тут же проглотил наживку.
– Простите, леди Сара, вы не согласитесь покататься со мной в парке завтра днем?
– С удовольствием, спасибо, – почти пропела она и, подняв глаза, встретилась с мрачным взглядом герцога Трешема. Но если она ожидала увидеть на его лице досаду, то ее ждало разочарование: казалось он был лишь приятно удивлен.
– Я подошел, чтобы проститься, миледи, – сказал он с легким поклоном.
– О, – все еще улыбаясь, ответила она, – это вы, ваша светлость? Я, признаюсь, совсем забыла, что и вы почтили нас визитом.
Ничего более неприличного ей еще не доводилось произносить на публике. Джейн была необыкновенно довольна собой.
– Ах так! – сказал он достаточно громко, чтобы слышала не только она, но и те, кто находился рядом. – Неудивительно. Говорят, я редко бываю с визитами. Но для вас я сделал исключение – не часто представляется возможность выпить чаю с бывшей служанкой.
Он повернулся и пошел прочь, довольный тем, что последнее слово все же осталось за ним. Она прожигала взглядом его удаляющуюся спину, позабыв о хороших манерах, а окружающие или в полном ошеломлении смотрели друг на друга, иди, притворившись глухими, прочищали горло, Леди Хейуорд похлопала Джейн по руке:
– Браво! Великолепный выпад. Вы застигли Трешема врасплох. Он не нашел ничего лучшего, как опуститься до откровенного злобствования. О, как вы мне нравитесь!
Их беседа продолжалась еще некоторое время, пока гости не стали расходиться.
– Еще никогда мой дом не пользовался таким успехом, – со смехом сообщила леди Уэбб после того, как ушел последний гость. – За что, как мне кажется, я должна благодарить герцога Трешема.
– Ну что же, – более язвительно, чем ей хотелось бы, сказала Джейн, – я ему премного благодарна. Если же герцогу вздумается вернуться, прошу вас, тетя Генриетта, передайте ему, что меня для него нет.
Леди Уэбб внимательно взглянула в глаза своей подопечной.
– Он так плохо с тобой обращался, Сара?
– Нет, нет, – решительно возразила Джейн. – Никто меня ни к чему не принуждал. Он предложил, и я согласилась.
«Если не считать того, что он заставил меня полюбить его. А, узнав правду, стал холоден как лед и не захотел поверить мне даже в том, что я открылась ему навстречу так же, как он открылся мне. Если не считать того, что он перевернул во мне все чувства, оставив в душе лишь пустоту и смятение. Он сделал меня ранимой, скрытной, несчастнейшей из женщин».
Она не высказала свои мысли вслух, но леди Уэбб и без того сделала свои выводы.
– Если не считать того, что ты в него влюбилась, – тихо сказала она.
Джейн с испугом посмотрела на крестную и не смогла сдержать слез,
– Я ненавижу его, – со всей убежденностью произнесла она.
– Вижу, – с едва заметной улыбкой согласилась леди Уэбб. – Но почему? Ты можешь мне сказать?
– Потому что он бесчувственное, надменное чудовище, – всхлипнула Джейн.
Леди Уэбб вздохнула.
– О Боже, – сказала она, – ты действительно в него влюблена. Я не знаю, радоваться или плакать. Весь день я думала, что нужно сделать, чтобы помочь тебе оставить прошлое в прошлом. Я, собираюсь представить тебя королеве, Сара, а на следующий день устрою бал в твою честь. Я волнуюсь, как молоденькая девушка. Твой первый бал будет гвоздем сезона.
Ты знаменита, моя дорогая. И давай вместе строить планы на будущее.
Джейн мечтала об этом бале еще несколько лет назад. Но сейчас, накануне долгожданного события, она не могла думать ни о чем, кроме этого визита Джоселина – каким холодным и надменным он явился, намеренно не замечал ее и обратился к ней лишь затем, чтобы нанести оскорбление. Сколько дней прошло с того вечера, когда он закончил ее портрет и затем открыл ей свое сердце и плакал, держа ее на коленях?
Казалось, все это было в другой жизни.
Казалось, все это было с совсем другими людьми.
Теперь она ненавидела его.
И готовилась жить с вечной тяжестью на сердце.
И вдруг ее объял ужас. Ее портрет. Ее сокровище. Она покинула свой дом, не взяв его с собой!
Она сказала – «свой дом»?
Дом?..
* * *
Весь высший свет часов около шести пополудни совершал променад в Гайд-парке. Гуляющие обменивались взглядами, репликами, сплетнями, кто-то тут же становился объектом сплетен, дамы рассматривали последние модели туалетов, кто-то отчаянно флиртовал, кто-то благосклонно разрешал пофлиртовать с собой.
Джейн, в голубом платье с пелериной и в простенькой соломенной шляпке, подвязанной под подбородком широкой голубой лентой, с соломенного цвета зонтом в руках, была мила и очаровательна. Она сидела в новой коляске Фердинанда, сам же владелец этого роскошного экипажа на высоких рессорах, с откидным верхом управлял парой лошадей. Он оживленно беседовал с Джейн, не забывая при этом представлять ее множеству людей, которые подходили к ним с единственной целью поближе рассмотреть знаменитую леди Сару Иллингсуорт, даму, о которой только и говорили в лондонских гостиных, пересказывая ее историю, неимоверно быстро обрастающую множеством версий.
Она улыбалась, поддерживая забавную болтовню Фердинанда, весьма симпатичного молодого человека, который старался изо всех сил ее очаровать. Ферди был очень похож на старшего брата, и это сходство никак нельзя было причислить к его недостаткам.
Но наслаждаться в полной мере солнцем, воздухом, всей атмосферой прогулки Джейн мешали мысли об этом самом старшем брате юного джентльмена. Несмотря на все чудесные перемены, произошедшие с ней за последние сорок восемь часов – избавление от страха, возвращение к привычному образу жизни, в привычный мир, – Джейн, к своему ужасу, мечтала, чтобы время откатилось вспять – на неделю. Тогда они были вместе, он рисовал, она занималась рукоделием. День ото дня они становились все ближе. Они любили друг друга.
Смешные иллюзии!
Реальность – это то, что происходит сегодня и сейчас.
С коляске лорда Фердинанда подъехали два всадника. Один из них – виконт Кимбли, другой – герцог Трешем. Очень трудно было, глядя на этого надменного аристократа, даже про себя называть его «Джоселин». Впрочем, он, герцог Трешем, был, как обычно, мрачен, высокомерен и совершенно недосягаем. Он коснулся полей шляпы кнутовищем, поклонился и пожелал ей всего доброго, а вот Кимбли улыбнулся и поцеловал руку. Несколько минут продолжался обмен любезностями между виконтом Кимбли и пассажиркой коляски. Герцог все это время молча смотрел на нее.
Джейн, игриво вращая зонтик, с улыбкой согласилась на следующий день поехать кататься с лордом Кимбли. Потом, когда они разъехались, Джейн, все так же улыбаясь, проглотила стоявший в горле комок. Боль ушла внутрь и осела в груди.
Но сейчас не время жалеть себя. Надо, было слушать Фердинанда и прочих, кто раскланивался с ней. Не успел отъехать Джоселин, как навстречу выехала леди Хейуорд в открытом экипаже. Представив Джейн вдовствующей леди Хейуорд, Ангелина заговорила о том, что ее больше всего волновало.
– С нетерпением жду вашего выхода в свет – бала у леди Уэбб. Приглашение мы получили сегодня утром. Представьте, Хейуорд будет меня сопровождать, что для него уже подвиг – он редко выезжает на балы, поскольку находит их утомительными. Вы можете вообразить, чтобы танцы были скучны, леди Сара? И не надо так закатывать глаза, Ферди. Я не с тобой разговариваю. Кроме того, каждый знает, что танцам ты предпочитаешь драку. Ты и представить себе не можешь, какое нервное потрясение я испытала, узнав, что вы с Трешемом на днях вдвоем сдерживали натиск троих братьев Форбс. Хотя, как я уже говорила Трешему, победа куда больше стоила бы, если бы вы победили всех пятерых. Не понимаю, как два братца могли безучастно наблюдать, как разделывают троицу единоутробных.
– Ангелина, охладись!
Однако Фердинанд опоздал с предупреждением. Джейн, порывисто повернулась к нему и, побледнев, спросила;
– Вы с Трешемом дрались на дуэли несколько дней назад? На пистолетах? Вы убили троих противников?
– На самом деле мы дрались не на пистолетах, а на кулаках, – смущенно признался Фердинанд. – Двоих отправили в нокаут, одного в. нокдаун. Разбили ему нос. Можно было бы продолжить борьбу, но у нас есть правило – лежачих не бить. Не надо говорить о подобных вещах, когда рядом находятся дамы, Ангелина.
Леди Хейуорд закатила глаза.
– Ты мне будешь говорить о приличиях, Ферди! А что делать мне, скажи на милость, могу ли я спать ночью, зная, что Трешем задумал драться с двумя Форбсами, причем уже не на кулаках, а на пистолетах. Его почти наверняка убьют! Ему еще повезет, если он доживет до второй дуэли. Что за роскошный жест – назначить две дуэли подряд! Никогда не слышала, чтобы такое кто-то практиковал до него.
Джейн показалось, что из нее разом вышла вся кровь, Она чувствовала, что вот-вот упадет а обморок,
– Энжи, – в сердцах воскликнул Фердинанд, – это уж никак вас, женщин, не касается. Дуэль – мужское дело! Если у тебя нет иных тем, советую тебе отправиться домой и накормить птицу на своей шляпе, пока она не издохла. Да, не забудь полить всю эту клумбу, пока птичка кормится. Не понимаю, как твоя шея выдерживает весь этот мусор. Мое почтение, миледи, – добавил, Фердинанд, приподнимая шляпу и кланяясь вдове Хейуорд, после чего дернул за поводья, побуждая коней трогаться с места.
Джейн все еще находилась на грани обморока. В ушах звенело, кисти покалывало.
– Его светлость собирается драться на дуэли? Даже на двух?
– Вам не о чем беспокоиться, миледи, – бодро заверил ее Фердинанд. – Я хотел бы, чтобы он позволил мне драться на одной из дуэлей, ведь это меня они пытались убить. Но он решил по-своему, а если Трешем что-то вобьет себе в голову, с ним уж не поспоришь.
– Глупец, какой глупец! – воскликнула Джейн. Негодование заставило кровь бежать быстрее, румянец вернулся на ее щеки. – И все из-за какой-то чести.
– Именно из-за чести, миледи, – согласился Фердинанд и тут же сменил тему.
Две дуэли… Шанс быть убитым возрастает вдвое. Вероятность остаться в живых становится ничтожно малой. И поделом ему, в гневе подумала Джейн. Но как она сможет после этого жить? Стоит ли жить в мире, в котором не будет Джоселина?
* * *
Он тосковал по Джейн сильнее, чем мог себе представить. Разумеется, он нанес визит леди Уэбб и был втянут в перепалку и в итоге допустил непростительную грубость на публике, а все лишь потому, что Джейн так ослепительно улыбалась Фердинанду. Когда она приняла приглашение покататься, да еще с такой явной готовностью, у Трешема зачесались руки дать собственному братцу по физиономии. И он отправился в парк специально, чтобы встретить ее с Фердинандом. Мало того, прямо там, при нем, она приняла приглашение Кимбли, того самого, кого он, Джоселин, взял себе в секунданты. И Кимбли, лучший его друг, откровенно любезничал с ней, полез целовать ей руку. Скажи Кимбли чуть больше того, что сказал, и Трешем вызвал бы и его на дуэль. Он чувствовал острую потребность высказать Джейн все, что думал о ней. Ему была нужна ссора, но на людях он не мог позволить себе устраивать сцен. Он дождется момента, когда они будут наедине.
Он был намерен заполучить ее в жены. И лишь укреплялся в своем желании, потому что она явно к этому не стремилась. Джоселин чувствовал, что обычная для него тактика натиска и напора здесь бесполезна. Он ничего не добьется, если будет пытаться сломить ее волю, подчинить своей. Надо выиграть время, дать ей привыкнуть к мысли о неизбежной перемене в судьбе.
Он хотел, чтобы она соскучилась по нему. Джоселин был уверен, что она станет тосковать. И хотя он теперь знал, кто она, Джоселин решил, что ее симпатия к нему поверхностна, не глубока. Теперь он не был в этом уверен безусловно. Он вспоминал, как хорошо им было вдвоем в той комнате, что давала им приют в их занятиях искусством и тихих беседах. Она явно испытывала к нему физическое влечение. В постели никогда не бывала пассивной. Он горько сожалел о двух своих последних визитах к ней – ночном и дневном. Признаться честно, он тогда не справился с ситуацией.
Вначале он решил, что даст ей время. И даст время себе. Но его ждало серьезное испытание – две дуэли подряд. С тревогой он обнаружил, что не чувствует в себе прежнего холодного равнодушия к жизни – того самого, что помогало без трепета смотреть в черную дыру пистолетного дула – все четыре раза. Сейчас он слишком остро чувствовал, что может умереть.
Возможно, что-то изменилось в его отношении к собственному существованию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Нет! – воскликнула Джейн, и это восклицание получилось у нее куда более эмоциональным, чем ей хотелось бы. – Он не такой.
Леди Уэбб приподняла бровь, но сказать ничего не успела – в дверь постучали, и слуга известил о приезде первых гостей.
Прибыл сэр Конан Броум с матерью и сестрой. Скоро явилась и леди Хейуорд с супругом. Ангелина сразу же дала понять, что приехала ради того, чтобы пообщаться с Джейн и отругать ее за то, что та не открылась своим нанимателям, когда трудилась в Дадли-Хаусе.
– Никогда я не испытывала подобного удивления. Когда Трешем рассказал мне об этом, я была поражена, – говорила она. – И никогда не была так рада, как тогда, когда он сказал, что разыскал вас и привез сюда, леди Сара. Как можно было поверить, что вы – убийца! Меня просто душит смех, когда я об этом думаю. Хейуорд подтвердит. Смею предположить, что Джардин был с вами груб. Я с ним встречалась лишь однажды, но у меня сложилось впечатление, что он редкостный негодяй. Вы еще оказались очень терпеливой, если ударили его всего лишь книгой, а он поступил как маменькин сынок! Как это безвкусно – бежать жаловаться отцу и после еще устраивать такай шум! На вашем месте я бы схватила топор.
– Леди Уэбб уже две минуты как предлагает вам сесть, любовь моя, – вмешайся Хейуорд, оттаскивая жену от Джейн. Гостей собралось на удивление много. Меньшая часть – из числа знакомых леди Уэбб, но большая – те, кто видел Джейн в Дадли-Хаусе. Среди них и виконт Кимбли, и лорд Фердинанд Дадли, и барон Потгер и другие. Джейн не составило труда догадаться, кто их сюда послал, Кто начал кампанию по восстановлению ее подмоченной репутации. Но вместо благодарности она испытывала ярость. Неужели он и в санам деле считает, что без него она ничего не сможет сделать в жизни? Она страстно мечтала об одном – пусть он явится сам, н тогда она выскажет ему все, что по этому поводу думает. И он приехал.
Он вошел один, очень мужественный и статный в голубом фраке и бежевых панталонах, обтягивающих ноги как вторая кожа, в ботфортах, начищенных до зеркального блеска. Джейн не стала задаваться вопросом, с каких это пор стала считать его головокружительно красивым. И потрясающе мужественным. Как всегда, он был одет в непроницаемую броню надменного высокомерия.
Она ненавидела его отчаянно, но воспитание не позволяло ей ни испепелять его полным ярости взглядом, ни тем более попросить его уйти. Этот дом ей не принадлежал, и она была в нем такой же гостьей, как и он.
Трешем поклонился леди Уэбб, обменявшись с ней дежурными приветствиями. Он кивнул Джейн, словно едва знакомой даме, так, некое бледное пятно, мелькнувшее перед его глазами. Джейн испытывала крайнее раздражение. Обменявшись приветствиями с теми из друзей и родственников, кто находился рядом, он преспокойно продолжал беседу с миссис Минтер и мистером Брокледеном. Разговор был, по-видимому, настолько интересен, что он не отходил от них примерно четверть часа.
Первой вступать с ним в разговор – ни за что! После того как он посмел ее прилюдно проигнорировать! Но, конечно же, она хотела, чтобы ей представилась возможность сказать ему, как это пошло – направлять сюда всех этих людей с целью продемонстрировать ее респектабельность. Как он посмел не подойти к ней, а это значит, и не получить отповедь и не выслушать пожелание не лезть не в свое дело!
– Твоя новая коляска, Фердинанд, просто восхитительна, – щебетала леди Хейуорд. – Куда симпатичнее старой. Но чтобы доказать ее неоспоримое превосходство, ты, конечно, захочешь заключить пари. Но умоляю, не делай этого! Подумай, что будет с моими нервами, если нечто подобное прежнему случится и на этой гонке. И хотя все прожужжали мне уши рассказами, как ты обогнал его на последнем повороте, ты должен внять предостережениям Трешема и, заметь, моим и ездить осторожно. Как мне хотелось бы на все это посмотреть своими глазами! Ну разве не противно порой, леди Сара, быть женщиной? – Она устремила свой взгляд на Джейн.
Джейн видела, что он встал. Он был верен себе, этот несносный герцог Трешем. Наверное, собрался уходить. Вот он повернулся лицом к их кружку. Очевидно, собирался подойти к ней. И Джейн ослепительно улыбнулась его брату.
– Насколько я поняла, вы отличный наездник, лорд Фердинанд, – сказала она.
Фердинанд, наивный и простодушный добряк, тут же проглотил наживку.
– Простите, леди Сара, вы не согласитесь покататься со мной в парке завтра днем?
– С удовольствием, спасибо, – почти пропела она и, подняв глаза, встретилась с мрачным взглядом герцога Трешема. Но если она ожидала увидеть на его лице досаду, то ее ждало разочарование: казалось он был лишь приятно удивлен.
– Я подошел, чтобы проститься, миледи, – сказал он с легким поклоном.
– О, – все еще улыбаясь, ответила она, – это вы, ваша светлость? Я, признаюсь, совсем забыла, что и вы почтили нас визитом.
Ничего более неприличного ей еще не доводилось произносить на публике. Джейн была необыкновенно довольна собой.
– Ах так! – сказал он достаточно громко, чтобы слышала не только она, но и те, кто находился рядом. – Неудивительно. Говорят, я редко бываю с визитами. Но для вас я сделал исключение – не часто представляется возможность выпить чаю с бывшей служанкой.
Он повернулся и пошел прочь, довольный тем, что последнее слово все же осталось за ним. Она прожигала взглядом его удаляющуюся спину, позабыв о хороших манерах, а окружающие или в полном ошеломлении смотрели друг на друга, иди, притворившись глухими, прочищали горло, Леди Хейуорд похлопала Джейн по руке:
– Браво! Великолепный выпад. Вы застигли Трешема врасплох. Он не нашел ничего лучшего, как опуститься до откровенного злобствования. О, как вы мне нравитесь!
Их беседа продолжалась еще некоторое время, пока гости не стали расходиться.
– Еще никогда мой дом не пользовался таким успехом, – со смехом сообщила леди Уэбб после того, как ушел последний гость. – За что, как мне кажется, я должна благодарить герцога Трешема.
– Ну что же, – более язвительно, чем ей хотелось бы, сказала Джейн, – я ему премного благодарна. Если же герцогу вздумается вернуться, прошу вас, тетя Генриетта, передайте ему, что меня для него нет.
Леди Уэбб внимательно взглянула в глаза своей подопечной.
– Он так плохо с тобой обращался, Сара?
– Нет, нет, – решительно возразила Джейн. – Никто меня ни к чему не принуждал. Он предложил, и я согласилась.
«Если не считать того, что он заставил меня полюбить его. А, узнав правду, стал холоден как лед и не захотел поверить мне даже в том, что я открылась ему навстречу так же, как он открылся мне. Если не считать того, что он перевернул во мне все чувства, оставив в душе лишь пустоту и смятение. Он сделал меня ранимой, скрытной, несчастнейшей из женщин».
Она не высказала свои мысли вслух, но леди Уэбб и без того сделала свои выводы.
– Если не считать того, что ты в него влюбилась, – тихо сказала она.
Джейн с испугом посмотрела на крестную и не смогла сдержать слез,
– Я ненавижу его, – со всей убежденностью произнесла она.
– Вижу, – с едва заметной улыбкой согласилась леди Уэбб. – Но почему? Ты можешь мне сказать?
– Потому что он бесчувственное, надменное чудовище, – всхлипнула Джейн.
Леди Уэбб вздохнула.
– О Боже, – сказала она, – ты действительно в него влюблена. Я не знаю, радоваться или плакать. Весь день я думала, что нужно сделать, чтобы помочь тебе оставить прошлое в прошлом. Я, собираюсь представить тебя королеве, Сара, а на следующий день устрою бал в твою честь. Я волнуюсь, как молоденькая девушка. Твой первый бал будет гвоздем сезона.
Ты знаменита, моя дорогая. И давай вместе строить планы на будущее.
Джейн мечтала об этом бале еще несколько лет назад. Но сейчас, накануне долгожданного события, она не могла думать ни о чем, кроме этого визита Джоселина – каким холодным и надменным он явился, намеренно не замечал ее и обратился к ней лишь затем, чтобы нанести оскорбление. Сколько дней прошло с того вечера, когда он закончил ее портрет и затем открыл ей свое сердце и плакал, держа ее на коленях?
Казалось, все это было в другой жизни.
Казалось, все это было с совсем другими людьми.
Теперь она ненавидела его.
И готовилась жить с вечной тяжестью на сердце.
И вдруг ее объял ужас. Ее портрет. Ее сокровище. Она покинула свой дом, не взяв его с собой!
Она сказала – «свой дом»?
Дом?..
* * *
Весь высший свет часов около шести пополудни совершал променад в Гайд-парке. Гуляющие обменивались взглядами, репликами, сплетнями, кто-то тут же становился объектом сплетен, дамы рассматривали последние модели туалетов, кто-то отчаянно флиртовал, кто-то благосклонно разрешал пофлиртовать с собой.
Джейн, в голубом платье с пелериной и в простенькой соломенной шляпке, подвязанной под подбородком широкой голубой лентой, с соломенного цвета зонтом в руках, была мила и очаровательна. Она сидела в новой коляске Фердинанда, сам же владелец этого роскошного экипажа на высоких рессорах, с откидным верхом управлял парой лошадей. Он оживленно беседовал с Джейн, не забывая при этом представлять ее множеству людей, которые подходили к ним с единственной целью поближе рассмотреть знаменитую леди Сару Иллингсуорт, даму, о которой только и говорили в лондонских гостиных, пересказывая ее историю, неимоверно быстро обрастающую множеством версий.
Она улыбалась, поддерживая забавную болтовню Фердинанда, весьма симпатичного молодого человека, который старался изо всех сил ее очаровать. Ферди был очень похож на старшего брата, и это сходство никак нельзя было причислить к его недостаткам.
Но наслаждаться в полной мере солнцем, воздухом, всей атмосферой прогулки Джейн мешали мысли об этом самом старшем брате юного джентльмена. Несмотря на все чудесные перемены, произошедшие с ней за последние сорок восемь часов – избавление от страха, возвращение к привычному образу жизни, в привычный мир, – Джейн, к своему ужасу, мечтала, чтобы время откатилось вспять – на неделю. Тогда они были вместе, он рисовал, она занималась рукоделием. День ото дня они становились все ближе. Они любили друг друга.
Смешные иллюзии!
Реальность – это то, что происходит сегодня и сейчас.
С коляске лорда Фердинанда подъехали два всадника. Один из них – виконт Кимбли, другой – герцог Трешем. Очень трудно было, глядя на этого надменного аристократа, даже про себя называть его «Джоселин». Впрочем, он, герцог Трешем, был, как обычно, мрачен, высокомерен и совершенно недосягаем. Он коснулся полей шляпы кнутовищем, поклонился и пожелал ей всего доброго, а вот Кимбли улыбнулся и поцеловал руку. Несколько минут продолжался обмен любезностями между виконтом Кимбли и пассажиркой коляски. Герцог все это время молча смотрел на нее.
Джейн, игриво вращая зонтик, с улыбкой согласилась на следующий день поехать кататься с лордом Кимбли. Потом, когда они разъехались, Джейн, все так же улыбаясь, проглотила стоявший в горле комок. Боль ушла внутрь и осела в груди.
Но сейчас не время жалеть себя. Надо, было слушать Фердинанда и прочих, кто раскланивался с ней. Не успел отъехать Джоселин, как навстречу выехала леди Хейуорд в открытом экипаже. Представив Джейн вдовствующей леди Хейуорд, Ангелина заговорила о том, что ее больше всего волновало.
– С нетерпением жду вашего выхода в свет – бала у леди Уэбб. Приглашение мы получили сегодня утром. Представьте, Хейуорд будет меня сопровождать, что для него уже подвиг – он редко выезжает на балы, поскольку находит их утомительными. Вы можете вообразить, чтобы танцы были скучны, леди Сара? И не надо так закатывать глаза, Ферди. Я не с тобой разговариваю. Кроме того, каждый знает, что танцам ты предпочитаешь драку. Ты и представить себе не можешь, какое нервное потрясение я испытала, узнав, что вы с Трешемом на днях вдвоем сдерживали натиск троих братьев Форбс. Хотя, как я уже говорила Трешему, победа куда больше стоила бы, если бы вы победили всех пятерых. Не понимаю, как два братца могли безучастно наблюдать, как разделывают троицу единоутробных.
– Ангелина, охладись!
Однако Фердинанд опоздал с предупреждением. Джейн, порывисто повернулась к нему и, побледнев, спросила;
– Вы с Трешемом дрались на дуэли несколько дней назад? На пистолетах? Вы убили троих противников?
– На самом деле мы дрались не на пистолетах, а на кулаках, – смущенно признался Фердинанд. – Двоих отправили в нокаут, одного в. нокдаун. Разбили ему нос. Можно было бы продолжить борьбу, но у нас есть правило – лежачих не бить. Не надо говорить о подобных вещах, когда рядом находятся дамы, Ангелина.
Леди Хейуорд закатила глаза.
– Ты мне будешь говорить о приличиях, Ферди! А что делать мне, скажи на милость, могу ли я спать ночью, зная, что Трешем задумал драться с двумя Форбсами, причем уже не на кулаках, а на пистолетах. Его почти наверняка убьют! Ему еще повезет, если он доживет до второй дуэли. Что за роскошный жест – назначить две дуэли подряд! Никогда не слышала, чтобы такое кто-то практиковал до него.
Джейн показалось, что из нее разом вышла вся кровь, Она чувствовала, что вот-вот упадет а обморок,
– Энжи, – в сердцах воскликнул Фердинанд, – это уж никак вас, женщин, не касается. Дуэль – мужское дело! Если у тебя нет иных тем, советую тебе отправиться домой и накормить птицу на своей шляпе, пока она не издохла. Да, не забудь полить всю эту клумбу, пока птичка кормится. Не понимаю, как твоя шея выдерживает весь этот мусор. Мое почтение, миледи, – добавил, Фердинанд, приподнимая шляпу и кланяясь вдове Хейуорд, после чего дернул за поводья, побуждая коней трогаться с места.
Джейн все еще находилась на грани обморока. В ушах звенело, кисти покалывало.
– Его светлость собирается драться на дуэли? Даже на двух?
– Вам не о чем беспокоиться, миледи, – бодро заверил ее Фердинанд. – Я хотел бы, чтобы он позволил мне драться на одной из дуэлей, ведь это меня они пытались убить. Но он решил по-своему, а если Трешем что-то вобьет себе в голову, с ним уж не поспоришь.
– Глупец, какой глупец! – воскликнула Джейн. Негодование заставило кровь бежать быстрее, румянец вернулся на ее щеки. – И все из-за какой-то чести.
– Именно из-за чести, миледи, – согласился Фердинанд и тут же сменил тему.
Две дуэли… Шанс быть убитым возрастает вдвое. Вероятность остаться в живых становится ничтожно малой. И поделом ему, в гневе подумала Джейн. Но как она сможет после этого жить? Стоит ли жить в мире, в котором не будет Джоселина?
* * *
Он тосковал по Джейн сильнее, чем мог себе представить. Разумеется, он нанес визит леди Уэбб и был втянут в перепалку и в итоге допустил непростительную грубость на публике, а все лишь потому, что Джейн так ослепительно улыбалась Фердинанду. Когда она приняла приглашение покататься, да еще с такой явной готовностью, у Трешема зачесались руки дать собственному братцу по физиономии. И он отправился в парк специально, чтобы встретить ее с Фердинандом. Мало того, прямо там, при нем, она приняла приглашение Кимбли, того самого, кого он, Джоселин, взял себе в секунданты. И Кимбли, лучший его друг, откровенно любезничал с ней, полез целовать ей руку. Скажи Кимбли чуть больше того, что сказал, и Трешем вызвал бы и его на дуэль. Он чувствовал острую потребность высказать Джейн все, что думал о ней. Ему была нужна ссора, но на людях он не мог позволить себе устраивать сцен. Он дождется момента, когда они будут наедине.
Он был намерен заполучить ее в жены. И лишь укреплялся в своем желании, потому что она явно к этому не стремилась. Джоселин чувствовал, что обычная для него тактика натиска и напора здесь бесполезна. Он ничего не добьется, если будет пытаться сломить ее волю, подчинить своей. Надо выиграть время, дать ей привыкнуть к мысли о неизбежной перемене в судьбе.
Он хотел, чтобы она соскучилась по нему. Джоселин был уверен, что она станет тосковать. И хотя он теперь знал, кто она, Джоселин решил, что ее симпатия к нему поверхностна, не глубока. Теперь он не был в этом уверен безусловно. Он вспоминал, как хорошо им было вдвоем в той комнате, что давала им приют в их занятиях искусством и тихих беседах. Она явно испытывала к нему физическое влечение. В постели никогда не бывала пассивной. Он горько сожалел о двух своих последних визитах к ней – ночном и дневном. Признаться честно, он тогда не справился с ситуацией.
Вначале он решил, что даст ей время. И даст время себе. Но его ждало серьезное испытание – две дуэли подряд. С тревогой он обнаружил, что не чувствует в себе прежнего холодного равнодушия к жизни – того самого, что помогало без трепета смотреть в черную дыру пистолетного дула – все четыре раза. Сейчас он слишком остро чувствовал, что может умереть.
Возможно, что-то изменилось в его отношении к собственному существованию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35