«да». Можешь ли ты перебросить нас отсюда в ту зеленую область в Элрудовой Пустоши, где находится святилище Сообщества Целящей Длани? Лучше кивни, Арт. Иначе, – Карл коснулся ножом середины лба Дейтона, – мы перейдем к плану «Б».
Дейтон отдернул голову.
– Тебе неинтересно, что это за план «Б»?
Дейтон так затряс головой, будто хотел стряхнуть с нее уши.
Очень хорошо. Потому что я и сам не знаю, что это за план «Б». Тем-то и сложно было пугать Дейтона: а вдруг бы он догадался, что Карл блефует? Нечего и думать вернуться на ту сторону без поддержки Дейтона, а Карл не был уверен, что у него достанет равно духа и умения провести Дейтона через такие пытки, чтоб тот согласился сотрудничать, – да к тому же не убить эту сволочь.
Поэтому надо так напугать его, чтобы он даже не думал о блефе.
– И вот еще что. Возвращаются только шестеро. Паркер остается. Я вывез его из кампуса. Он в мотеле. Если мы не вернемся в разумный срок…
Он не договорил. Пусть воображение Дейтона само довершит фразу. Так даже лучше, чем угрожать прямо. Карл пожал плечами.
– Договорились? Хорошо – я собираюсь развязать тебе рот. – Он просунул нож между щекой Дейтона и полотняными ленточками, что удерживали во рту профессора кляп из свернутой в шарик салфетки. – Давай крикни. Разок.
Карл разрезал завязки. Дейтон выплюнул салфетку.
– Вы… не поняли меня. – Если голос и дрожал, то только чуть-чуть. – Я ничего этого не имел в…
– Заткнись. Тебе что-нибудь нужно для переноса?
– Я не сказал, что сделаю это.
Карл пожал плечами.
– Где тут клещи? Спорим на что угодно – сделаешь, когда я вытяну у тебя парочку зубов. – Он привстал.
– Подождите. Там, в комнате, деревянный ларец. Дубовый, примерно фут на два, шесть дюймов глубиной. Мне нужен он – и свободные руки.
Карл потрепал старика по щеке.
– Без проблем. Но попробуй только развязать ноги до того, как мы… отбудем – и я сломаю их. В коленях. – Он не смог удержаться и не добавить: – Друж-ш-шоч-щек.
– Вы лежите на короткой траве ухоженной лужайки, окружающей святилище Сообщества Целительной Длани, – шестеро путешественников, отряд ищущих оживления одного из своих членов, духовного исцеления другого – и избавления одного далекого мага от стыда за ту боль, которую он причинил вам, о чем он всем сердцем скорбит.
Святилище возвышается над вами на фоне заходящего солнца. В таком свете трудно рассмотреть детали, но вы видите, что формой оно походит на пирамиды ацтеков – только выше их раза в два.
Ветер жарок и сух: пролетая над Пустошью, он потерял почти всю влагу…
Глава семнадцатая
ЦЕНА
Я всегда считал, что все люди должны быть свободны; но если кому и должно быть рабами, то в первую очередь тем, кто сам хочет им быть, а во вторую – тем, кто хочет обращать в рабство других. Когда я слышу, как кто-либо встает на защиту рабства, я испытываю сильнейшее желание дать ему возможность испытать рабство на себе.
Авраам Линкольн.
Одетая в белое жрица вела их внутрь – впереди шагал Карл с кожаным мешком, где лежали останки Ахиры. Смутная тревога приковала правую руку воина к новому мечу – длинному и слегка изогнутому, с рукоятью, обмотанной странной кожей, которая впитывала пот ладоней. Сталь под рукой успокаивала – так же, как успокаивал тот разделочный нож на кухне у Дейтона; он так и остался в руке Карла и преобразился при переходе.
За воином шли Андреа и Аристобулус; оба так же крепко сжимали переплетенные в кожу заклинательные книги, как Карл – рукоять своего меча.
В этом надо отдать Дейтону должное: снарядил он нас достойно. В мешках, оставленных путешественниками снаружи, не хватало разве что волшебных вещиц: Дейтон заявил, что у него не осталось ничего, кроме заклинательных книг, и Карл не стал спорить. Но у них было с собой и оружие, и еда, и палатки, не говоря уж обо всем остальном.
Замыкал их шествие Уолтер Словотский – он держал на руках безвольное тело Дории. Обернувшись, Карл увидел, как Уолтер успокаивающе кивает ей – словно Дория могла его видеть.
Темные коридоры вывели их в просторный, с высоким потолком зал, где звуки шагов отдавались от мраморных стен и гладкого пола. Скупо освещенный тремя богато украшенными светильниками, что свешивались с потолка, он был пуст – если не считать трона с высокой спинкой, стоящего на белом каменном возвышении на расстоянии трех четвертей пути от входа. За троном сквозь узкое окно видна была лужайка с восточной стороны святилища. Утром, без сомнения, зал через окно заливал свет – но не теперь, не на закате.
Карл опустил мешок на пол.
Жрица кивнула.
– Правящая Мать примет вас здесь, – проговорила она, протягивая руки к Дории. – Я же позабочусь о своей сестре.
Уолтер бросил взгляд через головы на Карла. Что делать? – сказало пожатие его плеч. – Мы на их земле. Но…
– Воистину, – произнесла жрица, и улыбка с легкой толикой яда промелькнула на ее губах, – неужто вы настолько не доверяете нам? Если так – зачем ты вообще пришел сюда, Карл Куллинан?
Мы не обменялись ни словом – а она знает мое имя. Я не стану ни о чем ее спрашивать: несомненно, именно этого она ждет.
– Мы будем ее лечить и возьмем под свою опеку, – продолжала жрица. – Отныне она принадлежит нам, а не вам. И должна вас предупредить, что сейчас ваше поведение не способствует благоприятному для вас решению.
Это прозвучало угрожающе; Карл подавил естественный для воина ответ на подобный вызов.
– Отдай, Уолтер, – сказал он. – Если они так могущественны, как мы думаем, нам в любом случае не выстоять в драке.
Жрица без видимого усилия приняла тело Дории; она явно была сильнее, чем казалась.
– Правящая Мать скоро к вам выйдет, – сказала она и легко направилась к выходу. И удалилась.
Энди-Энди коснулась его плеча.
– Успокойся, Карл, – вреда ей не причинят. И потом, – она вздохнула, – чем можно навредить ей – такой?
Уолтер мрачно крякнул.
– Если эта сучка солгала, – заметил он, – мы найдем ее и разберемся с ней – позже. Или запугаем и вытрясем все, что нам нужно, – как ты из Дейтона. Хороший был спектакль – или ты и правда собирался отрезать от него по куску, покуда бы он не согласился?
– Так я тебе и сказал, – ухмыльнулся Карл. Потому что и сам не знаю. Знаю, что запросто, без малейшего сожаления убил бы его. Но пытки – дело другое. – Мои извинения, Ари: нажми я на него получше, мы получили бы не только пару заклинательных книг.
Худое лицо Аристобулуса прорезала улыбка. Он крепко сжимал переплетенный в кожу том.
– Ты ведь не слышишь моих жалоб? Для того, кто по природе своей не вождь, ты сработал весьма неплохо. И потом, меня-то в Пандатавэе не ищут – я могу вернуться, вступить в Гильдию и…
– Нет необходимости, – произнес за спиной Карла низкий сухой голос.
Карл повернулся, изо всех сил стараясь двигаться медленно. Трон более не был пуст.
На нем сидела женщина, худая до невероятия, белые одежды сияющим ореолом окружали ее. Воротник ее одеяния был иным, чем у жрицы и Дории: он своеобразным капюшоном закрывал ее лицо, затеняя и скрывая его черты. Если у этого лица вообще были черты.
– Привет вам. Приблизьтесь. – Было в ее голосе нечто сверхъестественное: хоть и старческий, он не был ни ломок, ни слаб. И она говорила громко. Если таков ее нормальный голос, подумал Карл, от крика ее должны рушиться стены.
Воин наклонился, поднял мешок с телом Ахиры и выпрямился. Все вместе они двинулись к трону; Карл нес мешок на сплетенных руках.
– Мы здесь, чтобы…
– Я знаю, зачем вы здесь.
В десяти ярдах от трона они остановились – разом. Карл наморщил лоб: она ничего не приказывала, не сказала ни слова, не сделала ни жеста – однако вся их четверка одновременно застыла на месте, будто повинуясь властному повелению.
– Необходимо решить, – произнесла Правящая Мать, – станем мы помогать вам или нет. Очевидно, Сообщество в долгу перед вами: вы оказали нам услугу, защищая одну из нас и принеся ее сюда.
– Значит… – начал было Карл.
– Но это слишком малая цена за то, что вы просите. Возрождение мертвых – невероятно тяжкое дело, невероятно иссушающее. Мы требуем дополнительной платы.
Аристобулус сделал полшага вперед, его качнуло назад.
– И какова же цена? У меня в книге есть заклинания…
– Это не то, маг. Для меня твои заклинания чересчур просты. Посмотри вокруг. Некогда вся Пустошь была так же прекрасна. Я защитила святилище от силы, превосходящей твою.
Уолтер поднял руки.
– Послушайте, госпожа, вместо того чтобы говорить, что вас не устраивает, сказали бы прямо, чего вы хотите. Золота? Я наворую вам парочку тонн. Бриллиантов? Я…
– Замолчи. – Матриархиня поднесла руки к лицу: первый сделанный ею жест. – Тот, кто поведал о тебе, Карл Куллинан, был прав: ты не слишком умен. Но этот… Уолтер Словотский – он еще хуже. – Она опустила руки. – Впрочем, едва ли это ваша вина. Вы в конце концов просто люди.
А кто же ты, бабуля? – подумал Карл. – Божество? Или всего лишь та, что считает себя…
– Нет. И да. Просто… – Слова расплывались, становились невнятны. Она вздохнула. – Ты не знаешь Высокого Наречия, а это единственный язык, на котором я могу точно объяснить, кто я есть… Мои требования столь необходимы, сколь очевидны – но эрендра и этот ваш английский… слова их слабы, ими трудно объяснить суть. Потому я постараюсь говорить просто, чтобы каждый из вас смог понять, что я требую от него – если не почему я этого требую…
– Аристобулус.
Маг вздрогнул. Голос был другой, более… четкий?
– Верно, маг, я обращаюсь только к тебе. Ты один слышишь меня и один будешь знать, отверг ты мое требование или согласился заплатить свою долю цены.
Аристобулус кивнул.
Что ж, ладно, подумал он. Чары мои не нужны тебе – так чего же ты хочешь?
– Твою магию. Всю, без остатка. Всего… Аристобулуса. Ты заплатишь тем, что снова станешь Лу Рикетти – и уже навсегда. Простым парнем, который не то что прочесть – не сможет увидеть ни буквы в той книге, которую ты столь крепко сжимаешь. Согласись на это – и Ахира оживет. Откажись – и он останется мертвым.
Откуда у нее такая уверенность? Целящая Длань – не единственная секта в этом мире; возможно, где-нибудь есть другой клирик, умеющий оживлять мертвых…
– Нет. Других нет. А скоро не останется ни одного.
Сила окутывала его – давала уверенность, покой… Может ли он отречься от этого – ради Джеймса Майкла?
– Мне не важно, ради чего ты сделаешь это. Мы слишком… разные, нам так же трудно понять друг друга, как тебе и твоему коту. Причина, по которой ты откажешься от магии, может быть любой. – Она вздохнула. – Но, вижу, ты не откажешься. Твое другое дело, вся эта инженерная чепуха, слишком мало привлекает тебя…
– Чепуха?! Послушайте, вы: в подвесном мосте больше магии, чем во всех этих книгах, и…
– Так ты согласен?
Да пошла она к черту. «Инженерная чепуха», подумайте только.
– Да! – рявкнул он. – Забирай свою магию. А я стану строить мосты – здесь. Непременно. И «изобрету» хомут. И паровую машину…
– Воля твоя. – Она чуть заметно шевельнула рукой, пробормотала лишь ей понятные слова…
Он менялся. Худая фигура Аристобулуса исчезала, древняя иссохшая кожа становилась юношески гладкой… и страшно кружилась голова. Он пошатнулся…
… и с пола, задиристо глядя на Правящую Мать, встал Лу Рикетти – прежний, в замызганной рабочей куртке и джинсах. Он независимо скрестил на груди руки. И, к собственному удивлению, заметил, что улыбается во весь рот.
– Андреа.
– Да?
Почему она первая? Это нечестно. В конце концов…
– Один из твоих друзей реагировал так же.
Интересно. Андреа попыталась повернуть голову, взглянуть, о ком говорит Мать, но не смогла пошевельнуться.
Я не дышу! Она попробовала заставить легкие вдохнуть хоть каплю воздуха – напрасно. От страха перехватило горло.
– Успокойся. Тебе так надо дышать?
Да пожалуй, что нет. Странно. Почему ей не нужно дышать?
– Ты медлишь. Это обычно для тебя. Тебе не хватает решимости, Андреа Андропулос. Ты наблюдаешь и выжидаешь, и никогда ничего не решаешь, если только что-то тебя не вынудит. Твоя цена такова: ты должна согласиться принять решение. Важное решение. Да или нет; внутри или извне; вместе или отдельно.
– Прекрасно. Но можно узнать, в чем эта самая важность? Я что – должна сказать «да», ничего не зная?
– Нет. Тебе нет нужды ни соглашаться, ни решаться, не зная, на что. Здесь, возможно, будет произнесен важный обет. Твоя плата – согласие присоединиться к оному обету. Без колебаний, без раздумий, без промедлений. Ты заплатишь? Или пусть Ахира остается мертвым?
Андреа мысленно пожала плечами, раздраженная тем, что они ее не послушались.
– Не вижу тут большой жертвы – и не понимаю, что от этого получаете вы.
– Не важно. Так ты заплатишь?
– Да, но… – Мысль Андреа оборвалась: она услышала, как Мать обратилась к Уолтеру.
– Уолтер Словотский.
Я первый. Так я и знал.
Матриарх хмыкнула.
– Ты всегда первый, не так ли? Центр собственной жалкой вселенной. Твоей лептой в котел общей цены будет твой эгоцентризм, это твое дурацкое убеждение, что ты – центр всего, что пока все в порядке с тобой, все в порядке и с миром, а значит – все в порядке с тобой.
Он хотел было поднять руку, поскрести в затылке, так решать ему было привычнее, но руки у него отнялись. Нет – не отнялись, просто не шевелились.
– Время изменяет свой бег, если я попрошу его. Твой разум свободен, но нервные импульсы не дойдут до рук, пока беседа наша не кончится.
– Что ж, тогда мы можем закончить ее прямо сейчас. Я перестал считать себя суперменом еще после той ночи в Ландейле. Просто удивительно, знаешь ли, как меняет точку зрения нож в плече. Это ты хотела услышать?
– Нет. Я хотела это знать.
В ушах у Карла звенело: он слушал, как Мать ведет три беседы одновременно. Рикетти отказался от магии, Андреа – от нерешительности, Уолтер – от эгоцентризма. У Карла будто стало три отдельных разума: речи не смешивались друг с другом. Каждое слово, каждая мысль звучала отдельно, с кристальной ясностью и чистотой.
– Карл Куллинан! – произнесла Правящая Мать. – Твоя очередь выбирать – платить или нет.
Платить? Но – чем? Какую выгоду получит она от этого? Никак не возьму в толк, что она выигрывает…
– Верно. Не возьмешь. Вероятнее всего – никогда. Готов ли ты заплатить или пусть Ахира останется мертвым?
Разумеется, он готов сделать для нее… вот только – что? Что она попросит? Что-нибудь из его вещей?
– Нет.
Тогда – из возможностей? Вроде того, как забрала у Арис…
– Нет.
Частицу его самого, как у Уолтера?
– Нет.
Тогда остается некое решение – вроде того, как было с Энди. Ее заставили делать какой-то выбор… Твое требование связано с этим?
– Верно. Так готов ли решиться ты сам?
– Чего ты добиваешься, госпожа? Почему просто не спросишь?
– Потому что есть некие рамки, которых я не могу преступить – почему, ты никогда не поймешь. Я гораздо мудрее, гораздо разумнее, чем любой из вас может надеяться стать, но именно это… ограничивает меня.
– Чудесно. Могущество не только развращает, но и ограничивает – так?
– Ты медлишь, дилетант. Тянешь время. Отвечай на вопрос.
Что-то с этой оплатой не то, что-то в ней странное – те трое, похоже, не столько потеряли, сколько приобрели…
– Верно.
Лу Рикетти всегда был этаким чудаком, неудачником. Никакого самоуважения – вечно крутился вокруг Джейсона Паркера, как верный спаниель… Но попал на эту сторону, стал магом – и все изменилось.
Нет. Не изменилось. Аристобулус был другой стороной той же медали – самоуважение его опиралось на магию. Только на магию.
Точно. Лу Рикетти не ценил себя, пока Мать не потребовала у него расстаться с магией, не превратила в обычного человека.
– Снова верно. Продолжай.
Так… Уолтер – дело иное. Словотский всегда ценил себя высоко, даже, пожалуй, слишком. До Ландейла Уолтер не осознавал, что смертен, что может не все.
А Мать захотела, чтобы Уолтер увидел пределы возможностей, осознал свою смертность.
Но к чему все это? Ну, понял Уолтер, что уязвим – и что?
– Возможно, теперь он по-настоящему осознает, что уязвимы и другие.
Карл мысленно кивнул.
Ну и наконец, Энди-Энди со своей нелюбовью делать выбор. На самом деле, это очень похоже и на меня. Студент-психиатр, студент-социолог, игрок в бридж, ролевик… И так далее, и тому подобное. Если Андрей нерешительна, тогда я – почти предел всему.
– Именно.
– Тогда на что я должен решиться? Я же вижу, ты хочешь, чтобы я согласился на что-то – так все же: на что?
– На то, что тебе милее всего. На то единственное, что дает тебе ощущение настоящей жизни. Согласие заниматься этим до конца твоих дней и есть твоя доля платы.
Карл быстро прокрутил в голове все, чему учился, и все, чем увлекался, – нет, все не то. Вряд ли Мать стала бы заставлять его соглашаться окончить курс.
Но… – как она сказала? – я должен заняться «тем единственным, что дает мне ощущение настоящей жизни».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Дейтон отдернул голову.
– Тебе неинтересно, что это за план «Б»?
Дейтон так затряс головой, будто хотел стряхнуть с нее уши.
Очень хорошо. Потому что я и сам не знаю, что это за план «Б». Тем-то и сложно было пугать Дейтона: а вдруг бы он догадался, что Карл блефует? Нечего и думать вернуться на ту сторону без поддержки Дейтона, а Карл не был уверен, что у него достанет равно духа и умения провести Дейтона через такие пытки, чтоб тот согласился сотрудничать, – да к тому же не убить эту сволочь.
Поэтому надо так напугать его, чтобы он даже не думал о блефе.
– И вот еще что. Возвращаются только шестеро. Паркер остается. Я вывез его из кампуса. Он в мотеле. Если мы не вернемся в разумный срок…
Он не договорил. Пусть воображение Дейтона само довершит фразу. Так даже лучше, чем угрожать прямо. Карл пожал плечами.
– Договорились? Хорошо – я собираюсь развязать тебе рот. – Он просунул нож между щекой Дейтона и полотняными ленточками, что удерживали во рту профессора кляп из свернутой в шарик салфетки. – Давай крикни. Разок.
Карл разрезал завязки. Дейтон выплюнул салфетку.
– Вы… не поняли меня. – Если голос и дрожал, то только чуть-чуть. – Я ничего этого не имел в…
– Заткнись. Тебе что-нибудь нужно для переноса?
– Я не сказал, что сделаю это.
Карл пожал плечами.
– Где тут клещи? Спорим на что угодно – сделаешь, когда я вытяну у тебя парочку зубов. – Он привстал.
– Подождите. Там, в комнате, деревянный ларец. Дубовый, примерно фут на два, шесть дюймов глубиной. Мне нужен он – и свободные руки.
Карл потрепал старика по щеке.
– Без проблем. Но попробуй только развязать ноги до того, как мы… отбудем – и я сломаю их. В коленях. – Он не смог удержаться и не добавить: – Друж-ш-шоч-щек.
– Вы лежите на короткой траве ухоженной лужайки, окружающей святилище Сообщества Целительной Длани, – шестеро путешественников, отряд ищущих оживления одного из своих членов, духовного исцеления другого – и избавления одного далекого мага от стыда за ту боль, которую он причинил вам, о чем он всем сердцем скорбит.
Святилище возвышается над вами на фоне заходящего солнца. В таком свете трудно рассмотреть детали, но вы видите, что формой оно походит на пирамиды ацтеков – только выше их раза в два.
Ветер жарок и сух: пролетая над Пустошью, он потерял почти всю влагу…
Глава семнадцатая
ЦЕНА
Я всегда считал, что все люди должны быть свободны; но если кому и должно быть рабами, то в первую очередь тем, кто сам хочет им быть, а во вторую – тем, кто хочет обращать в рабство других. Когда я слышу, как кто-либо встает на защиту рабства, я испытываю сильнейшее желание дать ему возможность испытать рабство на себе.
Авраам Линкольн.
Одетая в белое жрица вела их внутрь – впереди шагал Карл с кожаным мешком, где лежали останки Ахиры. Смутная тревога приковала правую руку воина к новому мечу – длинному и слегка изогнутому, с рукоятью, обмотанной странной кожей, которая впитывала пот ладоней. Сталь под рукой успокаивала – так же, как успокаивал тот разделочный нож на кухне у Дейтона; он так и остался в руке Карла и преобразился при переходе.
За воином шли Андреа и Аристобулус; оба так же крепко сжимали переплетенные в кожу заклинательные книги, как Карл – рукоять своего меча.
В этом надо отдать Дейтону должное: снарядил он нас достойно. В мешках, оставленных путешественниками снаружи, не хватало разве что волшебных вещиц: Дейтон заявил, что у него не осталось ничего, кроме заклинательных книг, и Карл не стал спорить. Но у них было с собой и оружие, и еда, и палатки, не говоря уж обо всем остальном.
Замыкал их шествие Уолтер Словотский – он держал на руках безвольное тело Дории. Обернувшись, Карл увидел, как Уолтер успокаивающе кивает ей – словно Дория могла его видеть.
Темные коридоры вывели их в просторный, с высоким потолком зал, где звуки шагов отдавались от мраморных стен и гладкого пола. Скупо освещенный тремя богато украшенными светильниками, что свешивались с потолка, он был пуст – если не считать трона с высокой спинкой, стоящего на белом каменном возвышении на расстоянии трех четвертей пути от входа. За троном сквозь узкое окно видна была лужайка с восточной стороны святилища. Утром, без сомнения, зал через окно заливал свет – но не теперь, не на закате.
Карл опустил мешок на пол.
Жрица кивнула.
– Правящая Мать примет вас здесь, – проговорила она, протягивая руки к Дории. – Я же позабочусь о своей сестре.
Уолтер бросил взгляд через головы на Карла. Что делать? – сказало пожатие его плеч. – Мы на их земле. Но…
– Воистину, – произнесла жрица, и улыбка с легкой толикой яда промелькнула на ее губах, – неужто вы настолько не доверяете нам? Если так – зачем ты вообще пришел сюда, Карл Куллинан?
Мы не обменялись ни словом – а она знает мое имя. Я не стану ни о чем ее спрашивать: несомненно, именно этого она ждет.
– Мы будем ее лечить и возьмем под свою опеку, – продолжала жрица. – Отныне она принадлежит нам, а не вам. И должна вас предупредить, что сейчас ваше поведение не способствует благоприятному для вас решению.
Это прозвучало угрожающе; Карл подавил естественный для воина ответ на подобный вызов.
– Отдай, Уолтер, – сказал он. – Если они так могущественны, как мы думаем, нам в любом случае не выстоять в драке.
Жрица без видимого усилия приняла тело Дории; она явно была сильнее, чем казалась.
– Правящая Мать скоро к вам выйдет, – сказала она и легко направилась к выходу. И удалилась.
Энди-Энди коснулась его плеча.
– Успокойся, Карл, – вреда ей не причинят. И потом, – она вздохнула, – чем можно навредить ей – такой?
Уолтер мрачно крякнул.
– Если эта сучка солгала, – заметил он, – мы найдем ее и разберемся с ней – позже. Или запугаем и вытрясем все, что нам нужно, – как ты из Дейтона. Хороший был спектакль – или ты и правда собирался отрезать от него по куску, покуда бы он не согласился?
– Так я тебе и сказал, – ухмыльнулся Карл. Потому что и сам не знаю. Знаю, что запросто, без малейшего сожаления убил бы его. Но пытки – дело другое. – Мои извинения, Ари: нажми я на него получше, мы получили бы не только пару заклинательных книг.
Худое лицо Аристобулуса прорезала улыбка. Он крепко сжимал переплетенный в кожу том.
– Ты ведь не слышишь моих жалоб? Для того, кто по природе своей не вождь, ты сработал весьма неплохо. И потом, меня-то в Пандатавэе не ищут – я могу вернуться, вступить в Гильдию и…
– Нет необходимости, – произнес за спиной Карла низкий сухой голос.
Карл повернулся, изо всех сил стараясь двигаться медленно. Трон более не был пуст.
На нем сидела женщина, худая до невероятия, белые одежды сияющим ореолом окружали ее. Воротник ее одеяния был иным, чем у жрицы и Дории: он своеобразным капюшоном закрывал ее лицо, затеняя и скрывая его черты. Если у этого лица вообще были черты.
– Привет вам. Приблизьтесь. – Было в ее голосе нечто сверхъестественное: хоть и старческий, он не был ни ломок, ни слаб. И она говорила громко. Если таков ее нормальный голос, подумал Карл, от крика ее должны рушиться стены.
Воин наклонился, поднял мешок с телом Ахиры и выпрямился. Все вместе они двинулись к трону; Карл нес мешок на сплетенных руках.
– Мы здесь, чтобы…
– Я знаю, зачем вы здесь.
В десяти ярдах от трона они остановились – разом. Карл наморщил лоб: она ничего не приказывала, не сказала ни слова, не сделала ни жеста – однако вся их четверка одновременно застыла на месте, будто повинуясь властному повелению.
– Необходимо решить, – произнесла Правящая Мать, – станем мы помогать вам или нет. Очевидно, Сообщество в долгу перед вами: вы оказали нам услугу, защищая одну из нас и принеся ее сюда.
– Значит… – начал было Карл.
– Но это слишком малая цена за то, что вы просите. Возрождение мертвых – невероятно тяжкое дело, невероятно иссушающее. Мы требуем дополнительной платы.
Аристобулус сделал полшага вперед, его качнуло назад.
– И какова же цена? У меня в книге есть заклинания…
– Это не то, маг. Для меня твои заклинания чересчур просты. Посмотри вокруг. Некогда вся Пустошь была так же прекрасна. Я защитила святилище от силы, превосходящей твою.
Уолтер поднял руки.
– Послушайте, госпожа, вместо того чтобы говорить, что вас не устраивает, сказали бы прямо, чего вы хотите. Золота? Я наворую вам парочку тонн. Бриллиантов? Я…
– Замолчи. – Матриархиня поднесла руки к лицу: первый сделанный ею жест. – Тот, кто поведал о тебе, Карл Куллинан, был прав: ты не слишком умен. Но этот… Уолтер Словотский – он еще хуже. – Она опустила руки. – Впрочем, едва ли это ваша вина. Вы в конце концов просто люди.
А кто же ты, бабуля? – подумал Карл. – Божество? Или всего лишь та, что считает себя…
– Нет. И да. Просто… – Слова расплывались, становились невнятны. Она вздохнула. – Ты не знаешь Высокого Наречия, а это единственный язык, на котором я могу точно объяснить, кто я есть… Мои требования столь необходимы, сколь очевидны – но эрендра и этот ваш английский… слова их слабы, ими трудно объяснить суть. Потому я постараюсь говорить просто, чтобы каждый из вас смог понять, что я требую от него – если не почему я этого требую…
– Аристобулус.
Маг вздрогнул. Голос был другой, более… четкий?
– Верно, маг, я обращаюсь только к тебе. Ты один слышишь меня и один будешь знать, отверг ты мое требование или согласился заплатить свою долю цены.
Аристобулус кивнул.
Что ж, ладно, подумал он. Чары мои не нужны тебе – так чего же ты хочешь?
– Твою магию. Всю, без остатка. Всего… Аристобулуса. Ты заплатишь тем, что снова станешь Лу Рикетти – и уже навсегда. Простым парнем, который не то что прочесть – не сможет увидеть ни буквы в той книге, которую ты столь крепко сжимаешь. Согласись на это – и Ахира оживет. Откажись – и он останется мертвым.
Откуда у нее такая уверенность? Целящая Длань – не единственная секта в этом мире; возможно, где-нибудь есть другой клирик, умеющий оживлять мертвых…
– Нет. Других нет. А скоро не останется ни одного.
Сила окутывала его – давала уверенность, покой… Может ли он отречься от этого – ради Джеймса Майкла?
– Мне не важно, ради чего ты сделаешь это. Мы слишком… разные, нам так же трудно понять друг друга, как тебе и твоему коту. Причина, по которой ты откажешься от магии, может быть любой. – Она вздохнула. – Но, вижу, ты не откажешься. Твое другое дело, вся эта инженерная чепуха, слишком мало привлекает тебя…
– Чепуха?! Послушайте, вы: в подвесном мосте больше магии, чем во всех этих книгах, и…
– Так ты согласен?
Да пошла она к черту. «Инженерная чепуха», подумайте только.
– Да! – рявкнул он. – Забирай свою магию. А я стану строить мосты – здесь. Непременно. И «изобрету» хомут. И паровую машину…
– Воля твоя. – Она чуть заметно шевельнула рукой, пробормотала лишь ей понятные слова…
Он менялся. Худая фигура Аристобулуса исчезала, древняя иссохшая кожа становилась юношески гладкой… и страшно кружилась голова. Он пошатнулся…
… и с пола, задиристо глядя на Правящую Мать, встал Лу Рикетти – прежний, в замызганной рабочей куртке и джинсах. Он независимо скрестил на груди руки. И, к собственному удивлению, заметил, что улыбается во весь рот.
– Андреа.
– Да?
Почему она первая? Это нечестно. В конце концов…
– Один из твоих друзей реагировал так же.
Интересно. Андреа попыталась повернуть голову, взглянуть, о ком говорит Мать, но не смогла пошевельнуться.
Я не дышу! Она попробовала заставить легкие вдохнуть хоть каплю воздуха – напрасно. От страха перехватило горло.
– Успокойся. Тебе так надо дышать?
Да пожалуй, что нет. Странно. Почему ей не нужно дышать?
– Ты медлишь. Это обычно для тебя. Тебе не хватает решимости, Андреа Андропулос. Ты наблюдаешь и выжидаешь, и никогда ничего не решаешь, если только что-то тебя не вынудит. Твоя цена такова: ты должна согласиться принять решение. Важное решение. Да или нет; внутри или извне; вместе или отдельно.
– Прекрасно. Но можно узнать, в чем эта самая важность? Я что – должна сказать «да», ничего не зная?
– Нет. Тебе нет нужды ни соглашаться, ни решаться, не зная, на что. Здесь, возможно, будет произнесен важный обет. Твоя плата – согласие присоединиться к оному обету. Без колебаний, без раздумий, без промедлений. Ты заплатишь? Или пусть Ахира остается мертвым?
Андреа мысленно пожала плечами, раздраженная тем, что они ее не послушались.
– Не вижу тут большой жертвы – и не понимаю, что от этого получаете вы.
– Не важно. Так ты заплатишь?
– Да, но… – Мысль Андреа оборвалась: она услышала, как Мать обратилась к Уолтеру.
– Уолтер Словотский.
Я первый. Так я и знал.
Матриарх хмыкнула.
– Ты всегда первый, не так ли? Центр собственной жалкой вселенной. Твоей лептой в котел общей цены будет твой эгоцентризм, это твое дурацкое убеждение, что ты – центр всего, что пока все в порядке с тобой, все в порядке и с миром, а значит – все в порядке с тобой.
Он хотел было поднять руку, поскрести в затылке, так решать ему было привычнее, но руки у него отнялись. Нет – не отнялись, просто не шевелились.
– Время изменяет свой бег, если я попрошу его. Твой разум свободен, но нервные импульсы не дойдут до рук, пока беседа наша не кончится.
– Что ж, тогда мы можем закончить ее прямо сейчас. Я перестал считать себя суперменом еще после той ночи в Ландейле. Просто удивительно, знаешь ли, как меняет точку зрения нож в плече. Это ты хотела услышать?
– Нет. Я хотела это знать.
В ушах у Карла звенело: он слушал, как Мать ведет три беседы одновременно. Рикетти отказался от магии, Андреа – от нерешительности, Уолтер – от эгоцентризма. У Карла будто стало три отдельных разума: речи не смешивались друг с другом. Каждое слово, каждая мысль звучала отдельно, с кристальной ясностью и чистотой.
– Карл Куллинан! – произнесла Правящая Мать. – Твоя очередь выбирать – платить или нет.
Платить? Но – чем? Какую выгоду получит она от этого? Никак не возьму в толк, что она выигрывает…
– Верно. Не возьмешь. Вероятнее всего – никогда. Готов ли ты заплатить или пусть Ахира останется мертвым?
Разумеется, он готов сделать для нее… вот только – что? Что она попросит? Что-нибудь из его вещей?
– Нет.
Тогда – из возможностей? Вроде того, как забрала у Арис…
– Нет.
Частицу его самого, как у Уолтера?
– Нет.
Тогда остается некое решение – вроде того, как было с Энди. Ее заставили делать какой-то выбор… Твое требование связано с этим?
– Верно. Так готов ли решиться ты сам?
– Чего ты добиваешься, госпожа? Почему просто не спросишь?
– Потому что есть некие рамки, которых я не могу преступить – почему, ты никогда не поймешь. Я гораздо мудрее, гораздо разумнее, чем любой из вас может надеяться стать, но именно это… ограничивает меня.
– Чудесно. Могущество не только развращает, но и ограничивает – так?
– Ты медлишь, дилетант. Тянешь время. Отвечай на вопрос.
Что-то с этой оплатой не то, что-то в ней странное – те трое, похоже, не столько потеряли, сколько приобрели…
– Верно.
Лу Рикетти всегда был этаким чудаком, неудачником. Никакого самоуважения – вечно крутился вокруг Джейсона Паркера, как верный спаниель… Но попал на эту сторону, стал магом – и все изменилось.
Нет. Не изменилось. Аристобулус был другой стороной той же медали – самоуважение его опиралось на магию. Только на магию.
Точно. Лу Рикетти не ценил себя, пока Мать не потребовала у него расстаться с магией, не превратила в обычного человека.
– Снова верно. Продолжай.
Так… Уолтер – дело иное. Словотский всегда ценил себя высоко, даже, пожалуй, слишком. До Ландейла Уолтер не осознавал, что смертен, что может не все.
А Мать захотела, чтобы Уолтер увидел пределы возможностей, осознал свою смертность.
Но к чему все это? Ну, понял Уолтер, что уязвим – и что?
– Возможно, теперь он по-настоящему осознает, что уязвимы и другие.
Карл мысленно кивнул.
Ну и наконец, Энди-Энди со своей нелюбовью делать выбор. На самом деле, это очень похоже и на меня. Студент-психиатр, студент-социолог, игрок в бридж, ролевик… И так далее, и тому подобное. Если Андрей нерешительна, тогда я – почти предел всему.
– Именно.
– Тогда на что я должен решиться? Я же вижу, ты хочешь, чтобы я согласился на что-то – так все же: на что?
– На то, что тебе милее всего. На то единственное, что дает тебе ощущение настоящей жизни. Согласие заниматься этим до конца твоих дней и есть твоя доля платы.
Карл быстро прокрутил в голове все, чему учился, и все, чем увлекался, – нет, все не то. Вряд ли Мать стала бы заставлять его соглашаться окончить курс.
Но… – как она сказала? – я должен заняться «тем единственным, что дает мне ощущение настоящей жизни».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25