Это был Джереми Ноулз, местный адвокат, чья естественная внешность имела дьявольское обличье.
– Вы вполне можете идти в профессиональные актеры, – сделал ему комплимент Мальтрейверс.
– Вы очень добры, – ответил тот. – Но, думаю, веркастерский театр и местный городской суд – вот два места, куда я хочу ходить.
– Полагаю, мы еще увидим вас?
– О да! Я почти не схожу со сцены. Участвую в обработке Тревора. Мы позволили себе много вольностей, но уверен, они как раз к месту. Срабатывают. Между прочим, – добавил он. – я видел мисс Портер в ее блестящей премьере. Есть какие-нибудь новости?
Как ни старался Мальтрейверс отогнать от себя мысли, они не исчезали – каждое мгновение помнил он об исчезновении Дианы. Коротко рассказал Джереми то, что знал, и возвратился к Тэсс.
Тэсс была окружена детьми, задействованными в спектакле. Они узнали, что она – актриса, и теперь пришлось раздавать им автографы.
– Вы актер? – спросил веснушчатый рыжий мальчик.
– Нет, писатель.
– А, – сказал мальчик, в одном звуке выразив безразличие и презрение, и отвернулся.
Мальтрейверс давно уже понял, что для большинства его профессия не звучит чарующей музыкой. Но сейчас, после этого эпизода, он почувствовал себя выбитым из колеи. То, что прошлым вечером казалось простым недоразумением, сейчас предстало как бедствие, выросло в сильную тревогу. Страх все увеличивался.
Ожидая, когда Тэсс освободится, он подошел к окну. У подножия холма стояла школа; справа подымалась в сине-черное небо бледно мерцающая в свете уличных фонарей башня Талбота. Небрежно окинул он взглядом мозаику черепичных и шиферных крыш, разорванную отрезками дороги и долинами. Под одной из этих крыш была одна убого обставленная комната, на стенах которой с годами выцвели обои и теперь напоминали старую тряпку для мытья посуды, а зеленая краска покрылась слизью. Здесь еще прошлой ночью спал Артур Пауэл. Рядом с его кроватью, на грязной потрескавшейся от времени тумбочке, стояла драгоценная фотография Дианы Портер. Взгляд Мальтрейверса безразлично скользнул по этой крыше и проследовал дальше, до окраины города, где по автомобильной дороге быстро двигались огни машин.
– Доброй ночи! – раздался голос позади него. Вернувшись к действительности, Мальтрейверс обернулся и увидел Джереми Ноулза, пристально разглядывающего его. Лицо актера, искаженное улыбкой, показалось Мальтрейверсу еще более злым. – Надеюсь, еще увидимся, – сказал он, поспешно повернулся и вышел.
Глава 5
Голова шефа полиции Вильяма Маддена, казалось, состояла из черепа, обтянутого кожей, и была начисто лишена плоти. Цвет и фактура волос напоминали старый теннисный мяч, долго провалявшийся на улице и переживший там смену всех времен года. Он редко улыбался, смеялся только от горя и был до такой степени профессиональным полицейским, что обычная одежда казалась на нем униформой, поэтому он вовсе перестал надевать ее.
Во вторник утром, сидя за своим столом, он читал отчет по делу об исчезновении Дианы Портер, а Джексон, неловкий и настороженный, стоял перед ним.
Слава о Маддене распространялась помимо его воли, личность его стала легендой в полицейском мире – жестокий, четкий, несимпатичный человек. И Джексон прибыл в Веркастер, заранее предчувствуя, что схватка по поводу первого же их общего дела неминуема.
Мадден, чье неподвижное тело, казалось, высечено из гранита, читал быстро и молча. Но вот он отложил бумаги и потянулся, чтобы поправить скоросшиватель, который лежал на самом краю стола и готов был свалиться. Джексон терпеливо ждал, пока он закончит это. Потом Мадден долго думал.
– Абсолютно ничего? – требовательно спросил он наконец.
– Ничего, сэр. Ожидаем сообщения из двух южных портов на случай, если она выписала временный паспорт, но это кажется мне маловероятным.
Мадден сильно сжал кончик своего носа большим и указательным пальцами и принялся шумно глубоко вдыхать и выдыхать. Это была его единственная отличительная персональная черта.
– Хорошо, – изрек он. – Или кто-то прячет ее, возможно, в каком-то отдаленном отеле, или она мертва.
Джексон подумал, что шеф делает слишком поспешные выводы, но по опыту уже знал: лучше не спорить. Мадден работал по принципу: если полиция действует безошибочно, то лишь потому, что не ошйбается лично он, и хотел, чтобы все офицеры думали так же. В своих впечатляющих отчетах он умел доказать свою правоту.
– Проблема заключается в том, что мы имеем дело со специфической профессией актера, – продолжал Мадден. – Натуры у актеров – эмоциональные, безответственные, артистичные. – У него были готовые определения для представителей всех классов общества, и каждое содержало не меньше трех уничижительных прилагательных. Он считал, что жизнь устроена так же четко и просто, как его собственный письменный стол. – Этого человека зовут Мальтрейверс. Он привез ее на фестиваль и он – тот, кто последним видел ее. – Мадден пристально посмотрел на Джексона. – Какие по этому поводу мысли? – потребовал он ответа, давая понять, что сам уже обдумал всё, сделал выводы, которые априори должны быть верными, и теперь хочет посмотреть, в состоянии ли его подчиненный произвести тот же анализ, что произвел он.
– Я принимаю вашу точку зрения, сэр, что он знает мисс Портер очень хорошо, – начал Джексон. Логика Маддена была очевидна и основывалась на стандартных образцах. Если Диана Портер убита, то, выходит, что убил ее тот, кто хорошо знает ее. – Добавьте к этому недостающее звено – ее присутствие в Веркастере. И если исключите, что задействованы силы необычные, а потому – не поддающиеся никакой логике, то вы легко придете к Огастасу Мальтрейверсу. Достигнув этой точки, следующий шаг сделать совсем просто. Допросить Мальтрейверса понастойчивее, усиливая давление до тех пор, пока он не выдаст себя или не расколется под вашим давлением и не признается. Но я не могу рассматривать его как потенциального убийцу, – продолжал Джексон и добавил неосторожно, – предположив, что мисс Портер действительно убита.
Возможность того, что мисс Портер убита, нравилась Маддену. Альтернатива – то, что она прячется где-то с непредсказуемыми друзьями – означала бы пустую трату времени и сил полиции. Простое убийство, совершенное по часто повторяющимся и установленным образцам человеческого поведения, было предпочтительнее, статистически более вероятно и удобно для самого Маддена, чем что-то непонятное и загадочное, связанное с исчезновением актрисы.
Джексон решил: если он честно выскажет свои соображения по этому делу, то поможет тому, чтобы в дальнейшем отношения с Мадденом по работе сложились терпимо.
– Думаю, сэр, предположение об убийстве мисс Портер Мальтрейверсом – полная чепуха, – сказал он.
Лицо шефа полиции вытянулось, и он стал похож на старую черепаху. Под его пристальным взглядом Джексон судорожно вздохнул, подавив в себе желание добавить что-нибудь еще, что могло бы объяснить, а значит, и извинить его заявление.
– В самом деле? – спросил Мадцен спокойно, но с угрожающей интонацией, отчего нервы Джексона напряглись, и каждая следующая минута тишины прибавляла опасности для него, однако он упорно не желал нарушать молчание. Мадцен опустил глаза на бумаги, лежащие на столе. – Очень хорошо, – подытожил он. – Держите меня в курсе. – И невозмутимо отдал отчет.
– Спасибо, сэр, – сказал Джексон, покидая Маддена. – Замкнутый круг, черт побери, – бормотал он, пока шел по коридору в свой кабинет.
Мальтрейверс читал Ребекке в гостиной, когда зазвонил телефон. Это был Джо Голдман.
– Гас, она вернулась? – требовательно спросил он. – Она должна быть найдена.
– Джо, делается все возможное. Как только…
– Ты знаешь, кто мне звонил? – Голдман от волнения замолчал на мгновение и сказал возбужденно: – Клайв Забински. Да, Забински, голливудский бог. Он в Лондоне, кто-то показал ему «Город успеха», и он захотел поговорить с Дианой. Конечно, я посоветовал ему игнорировать все, что написано в газетах. Внушаю ему, что это – недоразумение, и, конечно, мы с Дианой будем в Дорчестере завтра. Гас, если Забински позвонит тебе, не говори, прошу тебя, что актрису, которую он хочет попробовать в своем фильме, никак не могут найти. Никто не говорит такое Забински!
– Джо, успокойся, ладно? Мы здесь тоже все ужасно обеспокоены.
– Ты обеспокоен? Ну так пойми, я хочу сделать лучше и тебе, я беспокоюсь о каждом из вас. Ты постарайся, найди ее поскорее и доставь в Лондон к завтрашнему дню!
Связь оборвалась.
– Где Диана? – спросила Ребекка, все еще сидя на коленях дяди. Мальтрейверс потрепал ее по волосам.
– Похоже, Диана играет с нами в прятки, – сказал он. – Решила немного пошутить.
– Но я слышала, как мама плакала сегодня утром, – возразила девочка. – Она не смеялась, а плакала.
– Смотри-ка, наши с тобой герои, дикие существа, сильно поссорились, – Мальтрейверс снова взялся за книгу. – Но они ведь совсем не страшные, правда?
– Я их не боюсь, – просто сказала Ребекка. Мальтрейверс дочитал сказку и посмотрел на часы.
– Сейчас по телевизору показывают страшные мультфильмы! – сказал он. – Хочешь посмотреть?
Ребекка соскочила с его колен на пол, пересекла комнату и включила телевизор.
Мальтрейверс пошел на кухню, где Мелисса чистила грибы.
– По какому поводу ты плакала сегодня утром? – спросил он. – Ребекка слышала.
– О, ты ведь меня знаешь. На меня сильно действуют дурные мысли.
– Понятно. Она просто таинственно исчезла. Все действия полиции не проясняют ситуацию, наоборот, усугубляют ее, так? И утренние газеты тоже не помогли.
Мелисса кивнула головой.
Думая лишь о том, как бы заполнить свои страницы сенсационным материалом, каждая газета попыталась превзойти своих конкурентов – заголовками, бросающимися в глаза, неординарным словарем, претензией на оригинальность. Неуместное появление фотографии Дианы в обнаженном виде занимало значительное место, сопровождая почти все статьи, и ее исчезновение представлялось загадкой, страшной тайной. В свою очередь полиция была сбита с толку, включилась в поиски на международном уровне. Но, если обычно Мальтрейверс воспринимал шалости газет с позиции стороннего наблюдателя и получал от этого удовольствие, понимая, что журналисты стараются перещеголять друг друга в подаче материала, то сейчас он был сам причастен к происходящим событиям и понимал, какое несчастье может вызвать необдуманное поведение газетчиков.
– Я знаю, что веду себя глупо, – говорила Мелисса. – И пытаюсь хоть чем-то занять себя, не думать об этом. Что ты решил делать сегодня? Я собираюсь с Ребеккой на ленч к друзьям, и, возможно, мы останемся там до вечера. Вы придумаете, как скоротать время? Не забудь, сегодня в соборе концерт.
– Мы найдем, чем заняться, – сказал Мальтрейверс. – Перекусим где-нибудь в городе и вернемся попозже.
Остаток утра Мальтрейверс и Тэсс провели в магазинах – покупали подарки для Ребекки и хозяев дома, потом зашли в бар «Голова Сарацина», где «ленч борца» был альтернативным названием стандартному – «ленчу пахаря». Они обсуждали вчерашний спектакль – «Тайные игры», когда к их столику подошел Джереми Ноулз с тарелкой в руках и спросил, может ли он присоединиться к ним.
– Беседа Дьявола, – сказал Мальтрейверс и подвинул свой стул, освобождая для Ноулза пространство.
– Как странно, что я встретил вас, – сказал Ноулз, присаживаясь и ставя свою тарелку на стол. – Отец Кован рассказал мне вчера о краже «Милосердия Латимера», а сегодня утром я получил на работе очень странное письмо. Взгляните! – Он протянул бледно-голубой конверт.
Письмо было отправлено в Веркастер днем раньше. На нем значилось – «сугубо личное», оно было отпечатано, а не написано от руки, без подписи и без адреса отправителя.
Пока Ноулз ел, Мальтрейверс читал и передавал прочитанные листки Тэсс.
«По причине, которая станет очевидной в конце, – прочел он, – это письмо должно остаться анонимным. Оно касается кражи „Милосердия Латимера“, о которой я прочел сегодня в утреннем номере „Таймс“. Полиции кажется, что ее вывезли заграницу, а я подозреваю, что она находится рядом с собором. По личным соображениям не хочу приближаться к полиции, так как любая моя информация обернется против меня. Конечно, полицейские не обратят внимания на анонимное письмо, но, если придете в полицию вы как местный адвокат, то дело примет другой оборот.
Могу предположить, что Библия была украдена самим советником Эрнстом Хиббертом или для него. Всем известно, он большой знаток и коллекционер древних книг. Все они на полках его домашней библиотеки, но я случайно узнал, что в углу комнаты есть шкаф, который всегда заперт, а книги, находящиеся в нем, никогда никому не показываются. Не важно, как я узнал это, но даю вам честное слово, это – правда. Я бы очень советовал полиции осмотреть этот загадочный шкаф. Если советник откажется показать его, то сама собой откроется его причастность к краже.
Я был прихожанином в Веркастерском соборе всю свою жизнь и возмущен, оскорблен этой кражей, особенно если, как я подозреваю, выяснится, что совершена она человеком, считающим себя в наших местах образцом добродетели.
Извините, что вовлекаю вас в это дело, но выше я объяснил причины, побудившие меня сделать это.
Мы с вами, как-то встречались несколько лет назад, когда вы вели мое дело, и я был потрясен вашей работоспособностью, обходительностью и прямотой. Сожалею, что сейчас мне приходится быть неучтивым и не называть вам свое имя, но я уверен, вы правильно оцените ситуацию, в которой я нахожусь».
– У вас есть предположения, от кого это письмо? – спросил Мальтрейверс, закончив читать.
– Ни малейшего, – ответил Ноулз, продолжая есть. – Я работаю здесь более пятнадцати лет, и это может быть любой из сотен людей, с которыми мне пришлось встречаться.
– Кто такой Эрнст Хибберт? – спросила Тэсс.
– Эрни Хибберт? – Ноулз салфеткой вытер с губ остатки соуса. – Ясно, что вы не из Веркастера. Хибберты, бесспорно, самая известная семья в городе. Деньги они сделали на фруктово-овощной лавке, это очень прибыльная побочная деятельность.
– На днях я покупал у них авокадо, – вспомнил Мальтрейверс. – Их магазин на Хай-стрит.
– У них около дюжины магазинов по всей стране, – сказал Ноулз. – Плюс они владеют несколькими старыми домами Викторианской эпохи, которые превратили в очень дорогие доходные квартиры. Эрни Хибберт, возможно, самый богатый человек в Веркастере. Несколько лет назад он был мэром города, а до этого его дед и отец занимали этот пост. – Он кивнул на письмо. – Если то, о чем говорится здесь, – правда, то разразится колоссальный скандал. Еще выпьем?
Пока Ноулз ходил за напитками, Мальтрейверс перечитал письмо. Оно воскресило ноющую мысль о том, что, вполне возможно, исчезновение Дианы и кража Библии как-то связаны между собой, но он замотал головой, пытаясь отогнать ее, ибо мысль эта показалась ему более серьезной, чем он мог предположить.
– Что вы собираетесь делать? – спросил он, когда Ноулз возвратился с напитками.
– Я еще не совсем уверен, – отвечал Ноулз, садясь на свое место. – Заявление – серьезное, и преступление – серьезное, но, честно говоря, это – динамит в Веркастере. Если полиция добьется разрешения на обыск, основываясь на доводах, приведенных в письме, и в результате окажется, что «Милосердия Латимера» в запертом шкафу Хибберта не окажется, с плеч многих людей полетят головы. Мне тоже не поздоровится, правда, мне не поздоровится в любом случае, если только обнаружится, что информация исходила от меня. Думаю, вы можете дать отцу Ковану прочитать это письмо.
– Вы знаете Дэвида Джексона? – спросил Мальтрейверс. – Он совсем новый здесь человек.
– Фамилия – знакомая, но я с ним не встречался.
– Позвольте мне показать письмо ему. Если хотите, я не скажу, что оно попало ко мне от вас. Это позволит вам остаться в стороне.
Ноулз пожал плечами.
– При условии, что вы не скажете этого и священнику Ковану. Лично я был бы рад отделаться от этого послания.
Разговор снова вернулся к «Тайным играм», к фестивалю вообще и продолжался до тех пор, пока Ноулз не закончил есть и не поспешил в свой офис.
– Что-то тебя беспокоит, – сказала Тэсс, как только ушел Ноулз.
– У меня нет ни единого логического аргумента в пользу своей версии, но я чувствую, что между кражей Библии и исчезновением Дианы существует прямая связь. Оба события произошли в уик-энд, оба связаны с собором. Но это все. В любом случае попытаюсь найти Джексона. Подожди, пожалуйста, минутку.
Мальтрейверс позвонил в полицейское управление и, когда его соединили с полицейским, сообщил ему новость о письме.
– Вы можете принести его сюда? – попросил Джексон. – Мне хотелось бы взглянуть на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
– Вы вполне можете идти в профессиональные актеры, – сделал ему комплимент Мальтрейверс.
– Вы очень добры, – ответил тот. – Но, думаю, веркастерский театр и местный городской суд – вот два места, куда я хочу ходить.
– Полагаю, мы еще увидим вас?
– О да! Я почти не схожу со сцены. Участвую в обработке Тревора. Мы позволили себе много вольностей, но уверен, они как раз к месту. Срабатывают. Между прочим, – добавил он. – я видел мисс Портер в ее блестящей премьере. Есть какие-нибудь новости?
Как ни старался Мальтрейверс отогнать от себя мысли, они не исчезали – каждое мгновение помнил он об исчезновении Дианы. Коротко рассказал Джереми то, что знал, и возвратился к Тэсс.
Тэсс была окружена детьми, задействованными в спектакле. Они узнали, что она – актриса, и теперь пришлось раздавать им автографы.
– Вы актер? – спросил веснушчатый рыжий мальчик.
– Нет, писатель.
– А, – сказал мальчик, в одном звуке выразив безразличие и презрение, и отвернулся.
Мальтрейверс давно уже понял, что для большинства его профессия не звучит чарующей музыкой. Но сейчас, после этого эпизода, он почувствовал себя выбитым из колеи. То, что прошлым вечером казалось простым недоразумением, сейчас предстало как бедствие, выросло в сильную тревогу. Страх все увеличивался.
Ожидая, когда Тэсс освободится, он подошел к окну. У подножия холма стояла школа; справа подымалась в сине-черное небо бледно мерцающая в свете уличных фонарей башня Талбота. Небрежно окинул он взглядом мозаику черепичных и шиферных крыш, разорванную отрезками дороги и долинами. Под одной из этих крыш была одна убого обставленная комната, на стенах которой с годами выцвели обои и теперь напоминали старую тряпку для мытья посуды, а зеленая краска покрылась слизью. Здесь еще прошлой ночью спал Артур Пауэл. Рядом с его кроватью, на грязной потрескавшейся от времени тумбочке, стояла драгоценная фотография Дианы Портер. Взгляд Мальтрейверса безразлично скользнул по этой крыше и проследовал дальше, до окраины города, где по автомобильной дороге быстро двигались огни машин.
– Доброй ночи! – раздался голос позади него. Вернувшись к действительности, Мальтрейверс обернулся и увидел Джереми Ноулза, пристально разглядывающего его. Лицо актера, искаженное улыбкой, показалось Мальтрейверсу еще более злым. – Надеюсь, еще увидимся, – сказал он, поспешно повернулся и вышел.
Глава 5
Голова шефа полиции Вильяма Маддена, казалось, состояла из черепа, обтянутого кожей, и была начисто лишена плоти. Цвет и фактура волос напоминали старый теннисный мяч, долго провалявшийся на улице и переживший там смену всех времен года. Он редко улыбался, смеялся только от горя и был до такой степени профессиональным полицейским, что обычная одежда казалась на нем униформой, поэтому он вовсе перестал надевать ее.
Во вторник утром, сидя за своим столом, он читал отчет по делу об исчезновении Дианы Портер, а Джексон, неловкий и настороженный, стоял перед ним.
Слава о Маддене распространялась помимо его воли, личность его стала легендой в полицейском мире – жестокий, четкий, несимпатичный человек. И Джексон прибыл в Веркастер, заранее предчувствуя, что схватка по поводу первого же их общего дела неминуема.
Мадден, чье неподвижное тело, казалось, высечено из гранита, читал быстро и молча. Но вот он отложил бумаги и потянулся, чтобы поправить скоросшиватель, который лежал на самом краю стола и готов был свалиться. Джексон терпеливо ждал, пока он закончит это. Потом Мадден долго думал.
– Абсолютно ничего? – требовательно спросил он наконец.
– Ничего, сэр. Ожидаем сообщения из двух южных портов на случай, если она выписала временный паспорт, но это кажется мне маловероятным.
Мадден сильно сжал кончик своего носа большим и указательным пальцами и принялся шумно глубоко вдыхать и выдыхать. Это была его единственная отличительная персональная черта.
– Хорошо, – изрек он. – Или кто-то прячет ее, возможно, в каком-то отдаленном отеле, или она мертва.
Джексон подумал, что шеф делает слишком поспешные выводы, но по опыту уже знал: лучше не спорить. Мадден работал по принципу: если полиция действует безошибочно, то лишь потому, что не ошйбается лично он, и хотел, чтобы все офицеры думали так же. В своих впечатляющих отчетах он умел доказать свою правоту.
– Проблема заключается в том, что мы имеем дело со специфической профессией актера, – продолжал Мадден. – Натуры у актеров – эмоциональные, безответственные, артистичные. – У него были готовые определения для представителей всех классов общества, и каждое содержало не меньше трех уничижительных прилагательных. Он считал, что жизнь устроена так же четко и просто, как его собственный письменный стол. – Этого человека зовут Мальтрейверс. Он привез ее на фестиваль и он – тот, кто последним видел ее. – Мадден пристально посмотрел на Джексона. – Какие по этому поводу мысли? – потребовал он ответа, давая понять, что сам уже обдумал всё, сделал выводы, которые априори должны быть верными, и теперь хочет посмотреть, в состоянии ли его подчиненный произвести тот же анализ, что произвел он.
– Я принимаю вашу точку зрения, сэр, что он знает мисс Портер очень хорошо, – начал Джексон. Логика Маддена была очевидна и основывалась на стандартных образцах. Если Диана Портер убита, то, выходит, что убил ее тот, кто хорошо знает ее. – Добавьте к этому недостающее звено – ее присутствие в Веркастере. И если исключите, что задействованы силы необычные, а потому – не поддающиеся никакой логике, то вы легко придете к Огастасу Мальтрейверсу. Достигнув этой точки, следующий шаг сделать совсем просто. Допросить Мальтрейверса понастойчивее, усиливая давление до тех пор, пока он не выдаст себя или не расколется под вашим давлением и не признается. Но я не могу рассматривать его как потенциального убийцу, – продолжал Джексон и добавил неосторожно, – предположив, что мисс Портер действительно убита.
Возможность того, что мисс Портер убита, нравилась Маддену. Альтернатива – то, что она прячется где-то с непредсказуемыми друзьями – означала бы пустую трату времени и сил полиции. Простое убийство, совершенное по часто повторяющимся и установленным образцам человеческого поведения, было предпочтительнее, статистически более вероятно и удобно для самого Маддена, чем что-то непонятное и загадочное, связанное с исчезновением актрисы.
Джексон решил: если он честно выскажет свои соображения по этому делу, то поможет тому, чтобы в дальнейшем отношения с Мадденом по работе сложились терпимо.
– Думаю, сэр, предположение об убийстве мисс Портер Мальтрейверсом – полная чепуха, – сказал он.
Лицо шефа полиции вытянулось, и он стал похож на старую черепаху. Под его пристальным взглядом Джексон судорожно вздохнул, подавив в себе желание добавить что-нибудь еще, что могло бы объяснить, а значит, и извинить его заявление.
– В самом деле? – спросил Мадцен спокойно, но с угрожающей интонацией, отчего нервы Джексона напряглись, и каждая следующая минута тишины прибавляла опасности для него, однако он упорно не желал нарушать молчание. Мадцен опустил глаза на бумаги, лежащие на столе. – Очень хорошо, – подытожил он. – Держите меня в курсе. – И невозмутимо отдал отчет.
– Спасибо, сэр, – сказал Джексон, покидая Маддена. – Замкнутый круг, черт побери, – бормотал он, пока шел по коридору в свой кабинет.
Мальтрейверс читал Ребекке в гостиной, когда зазвонил телефон. Это был Джо Голдман.
– Гас, она вернулась? – требовательно спросил он. – Она должна быть найдена.
– Джо, делается все возможное. Как только…
– Ты знаешь, кто мне звонил? – Голдман от волнения замолчал на мгновение и сказал возбужденно: – Клайв Забински. Да, Забински, голливудский бог. Он в Лондоне, кто-то показал ему «Город успеха», и он захотел поговорить с Дианой. Конечно, я посоветовал ему игнорировать все, что написано в газетах. Внушаю ему, что это – недоразумение, и, конечно, мы с Дианой будем в Дорчестере завтра. Гас, если Забински позвонит тебе, не говори, прошу тебя, что актрису, которую он хочет попробовать в своем фильме, никак не могут найти. Никто не говорит такое Забински!
– Джо, успокойся, ладно? Мы здесь тоже все ужасно обеспокоены.
– Ты обеспокоен? Ну так пойми, я хочу сделать лучше и тебе, я беспокоюсь о каждом из вас. Ты постарайся, найди ее поскорее и доставь в Лондон к завтрашнему дню!
Связь оборвалась.
– Где Диана? – спросила Ребекка, все еще сидя на коленях дяди. Мальтрейверс потрепал ее по волосам.
– Похоже, Диана играет с нами в прятки, – сказал он. – Решила немного пошутить.
– Но я слышала, как мама плакала сегодня утром, – возразила девочка. – Она не смеялась, а плакала.
– Смотри-ка, наши с тобой герои, дикие существа, сильно поссорились, – Мальтрейверс снова взялся за книгу. – Но они ведь совсем не страшные, правда?
– Я их не боюсь, – просто сказала Ребекка. Мальтрейверс дочитал сказку и посмотрел на часы.
– Сейчас по телевизору показывают страшные мультфильмы! – сказал он. – Хочешь посмотреть?
Ребекка соскочила с его колен на пол, пересекла комнату и включила телевизор.
Мальтрейверс пошел на кухню, где Мелисса чистила грибы.
– По какому поводу ты плакала сегодня утром? – спросил он. – Ребекка слышала.
– О, ты ведь меня знаешь. На меня сильно действуют дурные мысли.
– Понятно. Она просто таинственно исчезла. Все действия полиции не проясняют ситуацию, наоборот, усугубляют ее, так? И утренние газеты тоже не помогли.
Мелисса кивнула головой.
Думая лишь о том, как бы заполнить свои страницы сенсационным материалом, каждая газета попыталась превзойти своих конкурентов – заголовками, бросающимися в глаза, неординарным словарем, претензией на оригинальность. Неуместное появление фотографии Дианы в обнаженном виде занимало значительное место, сопровождая почти все статьи, и ее исчезновение представлялось загадкой, страшной тайной. В свою очередь полиция была сбита с толку, включилась в поиски на международном уровне. Но, если обычно Мальтрейверс воспринимал шалости газет с позиции стороннего наблюдателя и получал от этого удовольствие, понимая, что журналисты стараются перещеголять друг друга в подаче материала, то сейчас он был сам причастен к происходящим событиям и понимал, какое несчастье может вызвать необдуманное поведение газетчиков.
– Я знаю, что веду себя глупо, – говорила Мелисса. – И пытаюсь хоть чем-то занять себя, не думать об этом. Что ты решил делать сегодня? Я собираюсь с Ребеккой на ленч к друзьям, и, возможно, мы останемся там до вечера. Вы придумаете, как скоротать время? Не забудь, сегодня в соборе концерт.
– Мы найдем, чем заняться, – сказал Мальтрейверс. – Перекусим где-нибудь в городе и вернемся попозже.
Остаток утра Мальтрейверс и Тэсс провели в магазинах – покупали подарки для Ребекки и хозяев дома, потом зашли в бар «Голова Сарацина», где «ленч борца» был альтернативным названием стандартному – «ленчу пахаря». Они обсуждали вчерашний спектакль – «Тайные игры», когда к их столику подошел Джереми Ноулз с тарелкой в руках и спросил, может ли он присоединиться к ним.
– Беседа Дьявола, – сказал Мальтрейверс и подвинул свой стул, освобождая для Ноулза пространство.
– Как странно, что я встретил вас, – сказал Ноулз, присаживаясь и ставя свою тарелку на стол. – Отец Кован рассказал мне вчера о краже «Милосердия Латимера», а сегодня утром я получил на работе очень странное письмо. Взгляните! – Он протянул бледно-голубой конверт.
Письмо было отправлено в Веркастер днем раньше. На нем значилось – «сугубо личное», оно было отпечатано, а не написано от руки, без подписи и без адреса отправителя.
Пока Ноулз ел, Мальтрейверс читал и передавал прочитанные листки Тэсс.
«По причине, которая станет очевидной в конце, – прочел он, – это письмо должно остаться анонимным. Оно касается кражи „Милосердия Латимера“, о которой я прочел сегодня в утреннем номере „Таймс“. Полиции кажется, что ее вывезли заграницу, а я подозреваю, что она находится рядом с собором. По личным соображениям не хочу приближаться к полиции, так как любая моя информация обернется против меня. Конечно, полицейские не обратят внимания на анонимное письмо, но, если придете в полицию вы как местный адвокат, то дело примет другой оборот.
Могу предположить, что Библия была украдена самим советником Эрнстом Хиббертом или для него. Всем известно, он большой знаток и коллекционер древних книг. Все они на полках его домашней библиотеки, но я случайно узнал, что в углу комнаты есть шкаф, который всегда заперт, а книги, находящиеся в нем, никогда никому не показываются. Не важно, как я узнал это, но даю вам честное слово, это – правда. Я бы очень советовал полиции осмотреть этот загадочный шкаф. Если советник откажется показать его, то сама собой откроется его причастность к краже.
Я был прихожанином в Веркастерском соборе всю свою жизнь и возмущен, оскорблен этой кражей, особенно если, как я подозреваю, выяснится, что совершена она человеком, считающим себя в наших местах образцом добродетели.
Извините, что вовлекаю вас в это дело, но выше я объяснил причины, побудившие меня сделать это.
Мы с вами, как-то встречались несколько лет назад, когда вы вели мое дело, и я был потрясен вашей работоспособностью, обходительностью и прямотой. Сожалею, что сейчас мне приходится быть неучтивым и не называть вам свое имя, но я уверен, вы правильно оцените ситуацию, в которой я нахожусь».
– У вас есть предположения, от кого это письмо? – спросил Мальтрейверс, закончив читать.
– Ни малейшего, – ответил Ноулз, продолжая есть. – Я работаю здесь более пятнадцати лет, и это может быть любой из сотен людей, с которыми мне пришлось встречаться.
– Кто такой Эрнст Хибберт? – спросила Тэсс.
– Эрни Хибберт? – Ноулз салфеткой вытер с губ остатки соуса. – Ясно, что вы не из Веркастера. Хибберты, бесспорно, самая известная семья в городе. Деньги они сделали на фруктово-овощной лавке, это очень прибыльная побочная деятельность.
– На днях я покупал у них авокадо, – вспомнил Мальтрейверс. – Их магазин на Хай-стрит.
– У них около дюжины магазинов по всей стране, – сказал Ноулз. – Плюс они владеют несколькими старыми домами Викторианской эпохи, которые превратили в очень дорогие доходные квартиры. Эрни Хибберт, возможно, самый богатый человек в Веркастере. Несколько лет назад он был мэром города, а до этого его дед и отец занимали этот пост. – Он кивнул на письмо. – Если то, о чем говорится здесь, – правда, то разразится колоссальный скандал. Еще выпьем?
Пока Ноулз ходил за напитками, Мальтрейверс перечитал письмо. Оно воскресило ноющую мысль о том, что, вполне возможно, исчезновение Дианы и кража Библии как-то связаны между собой, но он замотал головой, пытаясь отогнать ее, ибо мысль эта показалась ему более серьезной, чем он мог предположить.
– Что вы собираетесь делать? – спросил он, когда Ноулз возвратился с напитками.
– Я еще не совсем уверен, – отвечал Ноулз, садясь на свое место. – Заявление – серьезное, и преступление – серьезное, но, честно говоря, это – динамит в Веркастере. Если полиция добьется разрешения на обыск, основываясь на доводах, приведенных в письме, и в результате окажется, что «Милосердия Латимера» в запертом шкафу Хибберта не окажется, с плеч многих людей полетят головы. Мне тоже не поздоровится, правда, мне не поздоровится в любом случае, если только обнаружится, что информация исходила от меня. Думаю, вы можете дать отцу Ковану прочитать это письмо.
– Вы знаете Дэвида Джексона? – спросил Мальтрейверс. – Он совсем новый здесь человек.
– Фамилия – знакомая, но я с ним не встречался.
– Позвольте мне показать письмо ему. Если хотите, я не скажу, что оно попало ко мне от вас. Это позволит вам остаться в стороне.
Ноулз пожал плечами.
– При условии, что вы не скажете этого и священнику Ковану. Лично я был бы рад отделаться от этого послания.
Разговор снова вернулся к «Тайным играм», к фестивалю вообще и продолжался до тех пор, пока Ноулз не закончил есть и не поспешил в свой офис.
– Что-то тебя беспокоит, – сказала Тэсс, как только ушел Ноулз.
– У меня нет ни единого логического аргумента в пользу своей версии, но я чувствую, что между кражей Библии и исчезновением Дианы существует прямая связь. Оба события произошли в уик-энд, оба связаны с собором. Но это все. В любом случае попытаюсь найти Джексона. Подожди, пожалуйста, минутку.
Мальтрейверс позвонил в полицейское управление и, когда его соединили с полицейским, сообщил ему новость о письме.
– Вы можете принести его сюда? – попросил Джексон. – Мне хотелось бы взглянуть на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22