Проступили обезображенные черты лица Поба Джила Лиджилла, и тут же их залепила новая армия прожорливых насекомых, приступивших к своей работе. В следующее мгновение Джил Лиджилл, уже переставший бороться, ушел под воду. Остальные двое вскоре последовали за ним. Еще несколько минут вода на этом месте бурлила, затем сияние ослабело и превратилось в мерцающую волну, но наконец пир был окончательно завершен и рой исчез.
Только сейчас Лизелл поняла, что она стоит, вцепившись мертвой хваткой в совершенно бесполезный штурвал. Голова кружится, а в желудке все переворачивалось. Они сделала несколько глубоких вдохов-выдохов, и дурнота уменьшилась. Сзади послышались шаги; обернувшись, она увидела Гирайза.
— Поб Джил Лиджилл, — слабо выдавила Лизелл.
— Я знаю, я видел.
— Там было еще два человека в воде, с ним. Я не рассмотрела их. Каслера…
— Там не было. Уверяю.
— И Джив-Хьюз. Оонуву застрелил его.
— Ты уверена?
— Да.
— А с тобой все в порядке?
— Да. А ты как?
— Все нормально.
— Что теперь делать? — Она огляделась. «Слепая калека» и «Водяная фея» прочно сцепились, обе полностью потеряли способность двигаться, и пассажиры оказались запертыми, как в тюрьме. В отличие от «Слепой калеки», у «Водяной феи» были спасательные шлюпки, на которых пассажиров и команду можно было по очереди перевезти на берег. Но туземцы из Блаженных племен со своими боевыми трубками заняли позицию на баррикаде, преграждающей выход из протоки, большое количество их патрулировало берег, и какие у ягарцев цели и намерения — не знал никто. Один из офицеров стоял на носу пакетбота и пытался поговорить на ягарском с туземцами, но те оставались глухи к его призывам.
— Ждать, думаю, — ответил Гирайз. — Больше нам ничего не остается.
Но долго ждать им не пришлось.
Очень скоро снизу послышались голоса ягарцев, подплыл внушительных размеров плот. Абордажный крюк зацепился за борт «Слепой калеки», и четыре почти полностью обнаженные фигуры забрались по канату на палубу. Самый низкорослый и молодой из пришельцев глянул в сторону мостика, и Лизелл встретилась глазами с Оонуву. На кожаной тесьме, перекинутой через шею, у него на груди висела боевая трубка. Кожаная лента перетягивала его запястье, на ней держался крошечный колчан, туго набитый стрелами, нож с широким лезвием и острый, с коротким древком топор. Так же вооружены были и его спутники.
Лизелл подумала о «Креннисове ФК6», лежащем на дне ее саквояжа, который оставлен на полу в большой каюте. Это равносильно тому, что он бы лежал на дне моря.
Четверо ягарцев поднялись на мостик. Лизелл едва сдержалась, чтобы не отступить назад. Стиснув зубы, она продолжала спокойно стоять на месте, Гирайз стоял рядом, чуть приобняв ее за плечи. Шесть лет назад она бы, наверное, негодовала по поводу такого жеста, но сейчас только обрадовалась его поддержке.
По-кошачьи приблизившись к телу капитана, Оонуву нагнулся и выдернул свою стрелу из шеи трупа. Он тщательно вытер наконечник и засунул стрелу в колчан, после чего выпрямился. Мгновение он рассматривал свою жертву с ничего не выражающим лицом, затем приподнял свою набедренную повязку и помочился, стараясь попасть Джив-Хьюзу в лицо.
Лизелл задохнулась, и тут Оонуву перевел взгляд на нее. Он что-то прошептал по-ягарски и улыбнулся. Она почувствовала, как рука Гирайза сильнее сжала ее плечо. Чуть вскинув голову, она выдержала взгляд черных, как ночь джунглей, глаз Оонуву.
Ягарцы о чем-то заговорили. Оонуву говорил быстро и настойчиво, его старшие товарищи отвечали без особого энтузиазма. Наконец они кивнули, и Оонуву, повернувшись к своим бывшим попутчикам, сделал жест в сторону трапа.
Лизелл посмотрела на Гирайза. Он едва заметно пожал обнаженными плечами. Они оба спустились на палубу, следом за ними — ягарцы. Один из туземцев встал на кромку борта, поймал канат и спустился по нему на ожидавший внизу плот. Оонуву сделал еще один жест. Значение его было понятно без слов. Им также предлагали спуститься.
— Что вам нужно от нас, Оонуву? — спокойно спросил Гирайз.
Ни ответа, ни признаков того, что он понимает.
— Я думаю, вы меня понимаете, — продолжал Гирайз.
Молчание. Оонуву повторил жест. Ему также ответили молчанием, тогда он вытащил из колчана стрелу и опустил ее в боевую трубку. Оба пленника нехотя подошли к борту.
Лизелл посмотрела вниз. Расстояние до плота невелико, канат через равные промежутки завязан в узлы. Спуск не представлял ни опасности, ни трудности. Ну а что потом?
Она мялась в нерешительности, сзади послышался шепот Гирайза:
— Я спущусь первым. Если ты соскользнешь, я тебя подхвачу. — Классическая галантность бывшего Благородного и его отеческая забота пришлись очень кстати. Не дожидаясь ответа, он уцепился за канат, перевалился за борт и ловко спустился вниз. Чужая рука подтолкнула ее сзади, и она последовала за Гирайзом. Бизакская юбка-брюки облегчила спуск. Она легко скользила от узла к узлу, пока ее ноги не коснулись бревен грубо сколоченного плота. За ней спустились Оонуву и последний, четвертый туземец. Движение руки послало волну по канату, абордажный крюк отцепился и упал вниз. Один из туземцев поднял огромную палку и, отталкиваясь ею, направил плот к берегу.
Лизелл посмотрела в сторону «Водяной феи», чьи пассажиры и команда столпились на корме. Они внимательно наблюдали за происходящим, встревоженные и озадаченные, как и она сама. В голове пролетела мысль — они с Гирайзом могли бы прыгнуть в воду и доплыть до пакетбота, найти там убежище. Но перед глазами предстал Поб Джил Лиджилл в доспехах из облепивших его насекомых, и желание прыгать в воду мгновенно прошло.
Плот уткнулся в землю, и туземцы согнали своих пленников на берег. Лаз в зарослях открывал выход к тропе, ведущей в глубь Джунглей. Туземцы направились к лазу, Лизелл заупрямилась. Оонуву вытащил нож, и ее ноги пошли сами собой. Оглянувшись, она бросила тоскливый взгляд на неподвижную «Водяную фею», еще один шаг — и река исчезла, Лизелл обступили джунгли.
Они шли след в след, ягарцы впереди и сзади, пленники — между ними. Высокие, буйные заросли окружали тропинку, обступали ее такой густой и плотной стеной, что пока они шли, гигантские листья с зазубренными краями то и дело задевали Лизелл. И каждый раз при таком прикосновении собравшаяся в них вода дождем брызг обдавала ее, и вскоре она была мокрой с головы до ног. В то же время туземцы каким-то образом умудрялись не задеть ни одного листа и не вылить на себя ни одной капли. Они шли, не спотыкаясь о бесчисленные стелющиеся лианы и выступающие из земли корни, которые как змеи оплетали тропинку. Черная земля под ногами была мягкой от покрывающего ее мха и вечной влаги. Воздух дурманяще и сладко пах листвой и цветами, экзотическими древесными грибами и застоявшейся водой, расцветающей и умирающей жизнью. Они шли по тропе часа полтора или более, и в тяжелом густом воздухе появился новый запах — запах дыма. Запах домашнего очага? Они шли вперед, а запах становился все острее и острее, пока тропа резко не оборвалась и джунгли не расступились.
Они вышли на расчищенный участок, на котором стояло несколько хижин: стены — сплетенные из ветвей, крыши покрыты пальмовыми листьями. Столбы, образующие каркас хижин, украшены знакомой Лизелл резьбой и рисунками. Она уже видела такие, столбы на Бомирских островах. Эмблема в виде змеевидно скрученного человеческого позвоночника венчала вход в самую большую хижину. Очень похожая эмблема украшала жилище тл'г-тиза Бомиро-Д'талского племени. Согласись она стать тринадцатой женой, она бы мыла и начищала эту эмблему каждый день. В центре расчищенной площадки находилось огромное кострище. Над ним на больших рогатинах размещался невероятных размеров вертел. Каннибалы Бомиро-Д'талских островов очень гордились точно таким же вертелом.
Женщины и девочки сидели перед хижинами, одни растирали съедобные корни, другие толкли волокнистые стебли на плоских камнях. Маленькие голые мальчишки бегали, играли, боролись вокруг кострища. Мужчин практически не было видно, а те, что попадались на глаза, гнулись под тяжестью прожитых лет. Вероятно, большая часть молодого мужского населения была там, на баррикаде, торжествуя над попавшей в западню «Водяной феей».
Не успели ягарцы и их пленники появиться в деревне, как тут же привлекли всеобщее внимание. Дети сбежались, чтобы рассмотреть странных людей поближе, взрослые с достоинством, не спеша шли за ними следом. В течение нескольких минут вновь прибывшие оказались в тесном кольце.
Ничего не отражалось на покрытых татуировками лицах. Раскосые глаза непроницаемо черны. Даже дети непостижимы, решила Лизелл. Ну, может быть, не все. Некоторые из самых маленьких выражали радостное удивление и любопытство, казалось, особый интерес вызывали ее золотисто-рыжие волосы. Похоже, они никогда раньше не видели западную женщину. Маленькие детские руки медного цвета тянулись, чтобы потрогать ее, и Оонуву, который шел сзади, чуть ли не наступая ей на ноги, с видом собственника откинул протянутые к ней руки. Это не сулило ничего хорошего.
Прямо через расчищенную площадку они прошли к самой большой хижине с эмблемой и выстроились в шеренгу перед входом: пленники — в центре, туземцы — с флангов. Один из ягарцев что-то выкрикнул, по-видимому, имя или титул. Мгновение спустя из хижины вышел средних лет седеющий ягарец. Как и все остальные члены племени, равно мужчины и женщины, он был одет лишь в короткую груботканую набедренную повязку. Его тело было богато украшено татуировками и шрамами, волосы искусно заплетены и унизаны бусами, на нем был большой медальон из оникса с гравировкой, который, должно быть, указывал на его ранг, а возможно, это было обычное украшение. Величавое достоинство, с которым он держался, позволяло предположить, что он занимает высокое положение.
Сразу же воцарилась тишина. Мужчина заговорил, и голос его звучал повелительно. Самый высокий из компании Оонуву, по всей видимости, главный, шагнул вперед и сделал жест, от которого у Лизелл поползли вверх брови. Она узнала наклон головы «рука над сердцем», который Бомиро-Д'талские племена обыкновенно делали, желая выразить уважение.
Какое-то время туземец Блаженных племен что-то рассказывал. Его слова были непонятны, но иногда он показывал по направлению к реке, иногда кивал в сторону вонарских пленников, раз или два он ткнул большим пальцем в сторону Оонуву, как бы указывая на его особую роль. Очевидно, давался отчет или объяснение происшедшим событиям.
Старейшина обратился к Оонуву, который быстро затараторил. При этом он держал голову высоко поднятой, победоносно выпятив вперед грудь. Завершая свою речь, он одной рукой поднял вверх прядь распущенных волос Лизелл, а вторую положил себе на пах. Выпустив ее волосы, он кивнул в сторону Гирайза, повернулся и показал в сторону огромного железного вертела, красовавшегося на кострище.
На лице Гирайза не дрогнул ни один мускул, но Лизелл стояла рядом и заметила, что он побледнел, несмотря на сильный загар. Она видела, как старейшина что-то неторопливо обдумывал, и внутри у нее все похолодело. Лизелл посмотрела вниз и увидела, что ее руки предательски дрожат. Она не могла этого допустить, потому что не хотела отстать в выдержке от Гирайза, который не показывал страха перед дикарями. Она не знала, что делать с руками, и неожиданно ответ пришел сам собой.
Выступив вперед, она прижала правую руку к сердцу в соответствии с Бомиро-Д'талским жестом уважения, который, видимо, должен был выражать то же самое и у Блаженных племен. Старейшина изучал ее с непроницаемым лицом. Оонуву схватил ее за руку и бесцеремонно дернул. Гирайз мгновенно нанес удар, который сбил ягарского мальчишку с ног. Вскочив на ноги, Оонуву выхватил нож и ощерился как волчонок.
Резкий свист старейшины остановил драку. Он что-то сказал, и Оонуву неохотно засунул нож в ножны.
Лизелл повторила жест уважения. Глядя старейшине прямо в глаза, она вытянула вперед руки ладонями вверх, затем кончиками пальцев последовательно прикоснулась к сердцу, губам и лбу, после чего позволила своим рукам церемонно опуститься вниз. Она могла лишь надеяться, что это древнее приветствие, проникнутое самой сакральной силой, которую признавало Бомиро-Д'талское племя, имеет сходный смысл и у Блаженных племен. Но подтверждений этому не было, так как лицо старейшины по-прежнему ничего не выражало. Может быть, он не понимает, что она делает, может быть, он принял ее за безумную, которая делает какие-то бессмысленные знаки. Он не сводил с нее глаз, так же пристально смотрели на нее и все остальные, но ни лица, ни глаза их ничего не выражали.
Она повторила приветствие, на этот раз добавив освященную веками фразу, которая всегда сопровождала этот жест. Бомирские слова ничего не значили для Блаженных племен, но они были традиционными, и она не могла опустить их.
— Я чужестранка, пришла с дружбой, — произнесла Лизелл нараспев, слегка спотыкаясь на труднопроизносимых бомирских звуках. — От имени богов и Их волей я прошу вашего гостеприимства.
И снова никакой реакции старейшины, все то же молчание и лицо-маска, но тихий шепот медленно закипал среди наблюдавших, и ее руки, которые на какое-то время успокоились, вновь задрожали. Она сжала кулаки и ждала с неподвижным лицом, не сводя глаз со старейшины.
Бесконечно долго он изучал ее, и, несмотря на его безучастность, ей показалось, что она уловила что-то похожее на удивление в его глазах. Наконец он отдал какое-то распоряжение, и одна из женщин поспешила к хижине, столбы которой были покрыты геометрическими рисунками красного и охристого цветов и черепами животных и людей. Женщина вошла внутрь и несколькими минутами позже появилась уже в сопровождении трех белоголовых шаманов, тела которых с головы до ног покрывали красные и охристые татуировки, лица были скрыты под масками из змеиной кожи, а головы увенчаны коронами из человеческих ребер.
Толпа расступилась, и шаманы прошли вперед, заняв места рядом со старейшиной, который прижал руку к сердцу и склонил в знак уважения голову. Три пары черных глаз внимательно изучали Лизелл сквозь прорези в змеиных масках. Один из шаманов обратился к ней, она не поняла слов, но догадалась об их значении.
Медленно, стараясь быть как можно точнее, она повторила древние жесты и громко произнесла ритуальную бомирскую формулу: «Я чужестранка, пришла с дружбой. От имени богов и Их волей я прошу о вашем гостеприимстве».
Трое шаманов зашептались, после чего один что-то сказал ей. На этот раз она даже представления не имела, что означают его слова и что от нее требуется, и позволила себе изобразить на лице непонимание. Они снова зашептались, и затем один, запинаясь, обратился к ней на бомирском. Его произношение резко отличалось от того языка, на котором говорили островитяне, хотя разобрать слова было можно. Он сказал:
— Откуда ты знаешь Старый Слог?
Она напряглась, на мгновение ее охватило сомнение. Но ошибки не было, шаманы говорили с ней на бомирском. Отбросив удивление, она ответила на своей причудливой версии бомирского языка:
— Я друг людей, которые говорят этим слогом все дни.
— Какие люди?
Лизелл нахмурилась. Бомиро-Д'талы называют себя просто «люди», этим именем они выделяют себя среди прочих двуногих тварей и демонов, которые также имеют человеческий облик, но обманчивый, поскольку у них нет души, и потому они не являются настоящими людьми. Заданный ей вопрос был крайне важен, и она попыталась ответить на него как могла:
— Они хозяева великих островов в соленом море, далеко за этими лесами, на западе.
— Откуда ты знаешь Старый Слог?
— Они говорят, что отцы их отцов отправились из лесов Орекса на плотах по великой реке Яге на юг к соленому морю, — Лизелл пожала плечами. — Или, может быть, боги подсказали им.
— Они говорят с богами?
— Их мудрые мужи подобны покорным сынам богов.
— Их мудрые мужи учили тебя воле богов?
— Да. Они учили, что боги наказывают тех, кто нарушает священный закон гостеприимства.
Шаманы что-то быстро обсудили на своем языке, затем одна из фигур, скрытая под маской, заявила:
— Этот мужчина с тобой не предъявляет права на гостеприимство.
— Я предъявляю за него. Я имею на это право, я его первая старшая жена.
— Этот мужчина разрешает своей жене говорить за него?
— Сегодня он должен. Он говорит на многих языках, но не говорит на Старом Слоге.
— Что вы ищете у Блаженных племен?
— Мы ищем у Блаженных племен помощи, чтобы пройти через леса в Юмо Таун. Мы спешим.
Снова они принялись совещаться шепотом, затем один из шаманов довольно долго и громко что-то говорил по-ягарски старейшине. Он обращался к старейшине, но его речь слышали все. Возможно, он передавал им полученную информацию, он еще не договорил, как Оонуву подал голос, он злился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Только сейчас Лизелл поняла, что она стоит, вцепившись мертвой хваткой в совершенно бесполезный штурвал. Голова кружится, а в желудке все переворачивалось. Они сделала несколько глубоких вдохов-выдохов, и дурнота уменьшилась. Сзади послышались шаги; обернувшись, она увидела Гирайза.
— Поб Джил Лиджилл, — слабо выдавила Лизелл.
— Я знаю, я видел.
— Там было еще два человека в воде, с ним. Я не рассмотрела их. Каслера…
— Там не было. Уверяю.
— И Джив-Хьюз. Оонуву застрелил его.
— Ты уверена?
— Да.
— А с тобой все в порядке?
— Да. А ты как?
— Все нормально.
— Что теперь делать? — Она огляделась. «Слепая калека» и «Водяная фея» прочно сцепились, обе полностью потеряли способность двигаться, и пассажиры оказались запертыми, как в тюрьме. В отличие от «Слепой калеки», у «Водяной феи» были спасательные шлюпки, на которых пассажиров и команду можно было по очереди перевезти на берег. Но туземцы из Блаженных племен со своими боевыми трубками заняли позицию на баррикаде, преграждающей выход из протоки, большое количество их патрулировало берег, и какие у ягарцев цели и намерения — не знал никто. Один из офицеров стоял на носу пакетбота и пытался поговорить на ягарском с туземцами, но те оставались глухи к его призывам.
— Ждать, думаю, — ответил Гирайз. — Больше нам ничего не остается.
Но долго ждать им не пришлось.
Очень скоро снизу послышались голоса ягарцев, подплыл внушительных размеров плот. Абордажный крюк зацепился за борт «Слепой калеки», и четыре почти полностью обнаженные фигуры забрались по канату на палубу. Самый низкорослый и молодой из пришельцев глянул в сторону мостика, и Лизелл встретилась глазами с Оонуву. На кожаной тесьме, перекинутой через шею, у него на груди висела боевая трубка. Кожаная лента перетягивала его запястье, на ней держался крошечный колчан, туго набитый стрелами, нож с широким лезвием и острый, с коротким древком топор. Так же вооружены были и его спутники.
Лизелл подумала о «Креннисове ФК6», лежащем на дне ее саквояжа, который оставлен на полу в большой каюте. Это равносильно тому, что он бы лежал на дне моря.
Четверо ягарцев поднялись на мостик. Лизелл едва сдержалась, чтобы не отступить назад. Стиснув зубы, она продолжала спокойно стоять на месте, Гирайз стоял рядом, чуть приобняв ее за плечи. Шесть лет назад она бы, наверное, негодовала по поводу такого жеста, но сейчас только обрадовалась его поддержке.
По-кошачьи приблизившись к телу капитана, Оонуву нагнулся и выдернул свою стрелу из шеи трупа. Он тщательно вытер наконечник и засунул стрелу в колчан, после чего выпрямился. Мгновение он рассматривал свою жертву с ничего не выражающим лицом, затем приподнял свою набедренную повязку и помочился, стараясь попасть Джив-Хьюзу в лицо.
Лизелл задохнулась, и тут Оонуву перевел взгляд на нее. Он что-то прошептал по-ягарски и улыбнулся. Она почувствовала, как рука Гирайза сильнее сжала ее плечо. Чуть вскинув голову, она выдержала взгляд черных, как ночь джунглей, глаз Оонуву.
Ягарцы о чем-то заговорили. Оонуву говорил быстро и настойчиво, его старшие товарищи отвечали без особого энтузиазма. Наконец они кивнули, и Оонуву, повернувшись к своим бывшим попутчикам, сделал жест в сторону трапа.
Лизелл посмотрела на Гирайза. Он едва заметно пожал обнаженными плечами. Они оба спустились на палубу, следом за ними — ягарцы. Один из туземцев встал на кромку борта, поймал канат и спустился по нему на ожидавший внизу плот. Оонуву сделал еще один жест. Значение его было понятно без слов. Им также предлагали спуститься.
— Что вам нужно от нас, Оонуву? — спокойно спросил Гирайз.
Ни ответа, ни признаков того, что он понимает.
— Я думаю, вы меня понимаете, — продолжал Гирайз.
Молчание. Оонуву повторил жест. Ему также ответили молчанием, тогда он вытащил из колчана стрелу и опустил ее в боевую трубку. Оба пленника нехотя подошли к борту.
Лизелл посмотрела вниз. Расстояние до плота невелико, канат через равные промежутки завязан в узлы. Спуск не представлял ни опасности, ни трудности. Ну а что потом?
Она мялась в нерешительности, сзади послышался шепот Гирайза:
— Я спущусь первым. Если ты соскользнешь, я тебя подхвачу. — Классическая галантность бывшего Благородного и его отеческая забота пришлись очень кстати. Не дожидаясь ответа, он уцепился за канат, перевалился за борт и ловко спустился вниз. Чужая рука подтолкнула ее сзади, и она последовала за Гирайзом. Бизакская юбка-брюки облегчила спуск. Она легко скользила от узла к узлу, пока ее ноги не коснулись бревен грубо сколоченного плота. За ней спустились Оонуву и последний, четвертый туземец. Движение руки послало волну по канату, абордажный крюк отцепился и упал вниз. Один из туземцев поднял огромную палку и, отталкиваясь ею, направил плот к берегу.
Лизелл посмотрела в сторону «Водяной феи», чьи пассажиры и команда столпились на корме. Они внимательно наблюдали за происходящим, встревоженные и озадаченные, как и она сама. В голове пролетела мысль — они с Гирайзом могли бы прыгнуть в воду и доплыть до пакетбота, найти там убежище. Но перед глазами предстал Поб Джил Лиджилл в доспехах из облепивших его насекомых, и желание прыгать в воду мгновенно прошло.
Плот уткнулся в землю, и туземцы согнали своих пленников на берег. Лаз в зарослях открывал выход к тропе, ведущей в глубь Джунглей. Туземцы направились к лазу, Лизелл заупрямилась. Оонуву вытащил нож, и ее ноги пошли сами собой. Оглянувшись, она бросила тоскливый взгляд на неподвижную «Водяную фею», еще один шаг — и река исчезла, Лизелл обступили джунгли.
Они шли след в след, ягарцы впереди и сзади, пленники — между ними. Высокие, буйные заросли окружали тропинку, обступали ее такой густой и плотной стеной, что пока они шли, гигантские листья с зазубренными краями то и дело задевали Лизелл. И каждый раз при таком прикосновении собравшаяся в них вода дождем брызг обдавала ее, и вскоре она была мокрой с головы до ног. В то же время туземцы каким-то образом умудрялись не задеть ни одного листа и не вылить на себя ни одной капли. Они шли, не спотыкаясь о бесчисленные стелющиеся лианы и выступающие из земли корни, которые как змеи оплетали тропинку. Черная земля под ногами была мягкой от покрывающего ее мха и вечной влаги. Воздух дурманяще и сладко пах листвой и цветами, экзотическими древесными грибами и застоявшейся водой, расцветающей и умирающей жизнью. Они шли по тропе часа полтора или более, и в тяжелом густом воздухе появился новый запах — запах дыма. Запах домашнего очага? Они шли вперед, а запах становился все острее и острее, пока тропа резко не оборвалась и джунгли не расступились.
Они вышли на расчищенный участок, на котором стояло несколько хижин: стены — сплетенные из ветвей, крыши покрыты пальмовыми листьями. Столбы, образующие каркас хижин, украшены знакомой Лизелл резьбой и рисунками. Она уже видела такие, столбы на Бомирских островах. Эмблема в виде змеевидно скрученного человеческого позвоночника венчала вход в самую большую хижину. Очень похожая эмблема украшала жилище тл'г-тиза Бомиро-Д'талского племени. Согласись она стать тринадцатой женой, она бы мыла и начищала эту эмблему каждый день. В центре расчищенной площадки находилось огромное кострище. Над ним на больших рогатинах размещался невероятных размеров вертел. Каннибалы Бомиро-Д'талских островов очень гордились точно таким же вертелом.
Женщины и девочки сидели перед хижинами, одни растирали съедобные корни, другие толкли волокнистые стебли на плоских камнях. Маленькие голые мальчишки бегали, играли, боролись вокруг кострища. Мужчин практически не было видно, а те, что попадались на глаза, гнулись под тяжестью прожитых лет. Вероятно, большая часть молодого мужского населения была там, на баррикаде, торжествуя над попавшей в западню «Водяной феей».
Не успели ягарцы и их пленники появиться в деревне, как тут же привлекли всеобщее внимание. Дети сбежались, чтобы рассмотреть странных людей поближе, взрослые с достоинством, не спеша шли за ними следом. В течение нескольких минут вновь прибывшие оказались в тесном кольце.
Ничего не отражалось на покрытых татуировками лицах. Раскосые глаза непроницаемо черны. Даже дети непостижимы, решила Лизелл. Ну, может быть, не все. Некоторые из самых маленьких выражали радостное удивление и любопытство, казалось, особый интерес вызывали ее золотисто-рыжие волосы. Похоже, они никогда раньше не видели западную женщину. Маленькие детские руки медного цвета тянулись, чтобы потрогать ее, и Оонуву, который шел сзади, чуть ли не наступая ей на ноги, с видом собственника откинул протянутые к ней руки. Это не сулило ничего хорошего.
Прямо через расчищенную площадку они прошли к самой большой хижине с эмблемой и выстроились в шеренгу перед входом: пленники — в центре, туземцы — с флангов. Один из ягарцев что-то выкрикнул, по-видимому, имя или титул. Мгновение спустя из хижины вышел средних лет седеющий ягарец. Как и все остальные члены племени, равно мужчины и женщины, он был одет лишь в короткую груботканую набедренную повязку. Его тело было богато украшено татуировками и шрамами, волосы искусно заплетены и унизаны бусами, на нем был большой медальон из оникса с гравировкой, который, должно быть, указывал на его ранг, а возможно, это было обычное украшение. Величавое достоинство, с которым он держался, позволяло предположить, что он занимает высокое положение.
Сразу же воцарилась тишина. Мужчина заговорил, и голос его звучал повелительно. Самый высокий из компании Оонуву, по всей видимости, главный, шагнул вперед и сделал жест, от которого у Лизелл поползли вверх брови. Она узнала наклон головы «рука над сердцем», который Бомиро-Д'талские племена обыкновенно делали, желая выразить уважение.
Какое-то время туземец Блаженных племен что-то рассказывал. Его слова были непонятны, но иногда он показывал по направлению к реке, иногда кивал в сторону вонарских пленников, раз или два он ткнул большим пальцем в сторону Оонуву, как бы указывая на его особую роль. Очевидно, давался отчет или объяснение происшедшим событиям.
Старейшина обратился к Оонуву, который быстро затараторил. При этом он держал голову высоко поднятой, победоносно выпятив вперед грудь. Завершая свою речь, он одной рукой поднял вверх прядь распущенных волос Лизелл, а вторую положил себе на пах. Выпустив ее волосы, он кивнул в сторону Гирайза, повернулся и показал в сторону огромного железного вертела, красовавшегося на кострище.
На лице Гирайза не дрогнул ни один мускул, но Лизелл стояла рядом и заметила, что он побледнел, несмотря на сильный загар. Она видела, как старейшина что-то неторопливо обдумывал, и внутри у нее все похолодело. Лизелл посмотрела вниз и увидела, что ее руки предательски дрожат. Она не могла этого допустить, потому что не хотела отстать в выдержке от Гирайза, который не показывал страха перед дикарями. Она не знала, что делать с руками, и неожиданно ответ пришел сам собой.
Выступив вперед, она прижала правую руку к сердцу в соответствии с Бомиро-Д'талским жестом уважения, который, видимо, должен был выражать то же самое и у Блаженных племен. Старейшина изучал ее с непроницаемым лицом. Оонуву схватил ее за руку и бесцеремонно дернул. Гирайз мгновенно нанес удар, который сбил ягарского мальчишку с ног. Вскочив на ноги, Оонуву выхватил нож и ощерился как волчонок.
Резкий свист старейшины остановил драку. Он что-то сказал, и Оонуву неохотно засунул нож в ножны.
Лизелл повторила жест уважения. Глядя старейшине прямо в глаза, она вытянула вперед руки ладонями вверх, затем кончиками пальцев последовательно прикоснулась к сердцу, губам и лбу, после чего позволила своим рукам церемонно опуститься вниз. Она могла лишь надеяться, что это древнее приветствие, проникнутое самой сакральной силой, которую признавало Бомиро-Д'талское племя, имеет сходный смысл и у Блаженных племен. Но подтверждений этому не было, так как лицо старейшины по-прежнему ничего не выражало. Может быть, он не понимает, что она делает, может быть, он принял ее за безумную, которая делает какие-то бессмысленные знаки. Он не сводил с нее глаз, так же пристально смотрели на нее и все остальные, но ни лица, ни глаза их ничего не выражали.
Она повторила приветствие, на этот раз добавив освященную веками фразу, которая всегда сопровождала этот жест. Бомирские слова ничего не значили для Блаженных племен, но они были традиционными, и она не могла опустить их.
— Я чужестранка, пришла с дружбой, — произнесла Лизелл нараспев, слегка спотыкаясь на труднопроизносимых бомирских звуках. — От имени богов и Их волей я прошу вашего гостеприимства.
И снова никакой реакции старейшины, все то же молчание и лицо-маска, но тихий шепот медленно закипал среди наблюдавших, и ее руки, которые на какое-то время успокоились, вновь задрожали. Она сжала кулаки и ждала с неподвижным лицом, не сводя глаз со старейшины.
Бесконечно долго он изучал ее, и, несмотря на его безучастность, ей показалось, что она уловила что-то похожее на удивление в его глазах. Наконец он отдал какое-то распоряжение, и одна из женщин поспешила к хижине, столбы которой были покрыты геометрическими рисунками красного и охристого цветов и черепами животных и людей. Женщина вошла внутрь и несколькими минутами позже появилась уже в сопровождении трех белоголовых шаманов, тела которых с головы до ног покрывали красные и охристые татуировки, лица были скрыты под масками из змеиной кожи, а головы увенчаны коронами из человеческих ребер.
Толпа расступилась, и шаманы прошли вперед, заняв места рядом со старейшиной, который прижал руку к сердцу и склонил в знак уважения голову. Три пары черных глаз внимательно изучали Лизелл сквозь прорези в змеиных масках. Один из шаманов обратился к ней, она не поняла слов, но догадалась об их значении.
Медленно, стараясь быть как можно точнее, она повторила древние жесты и громко произнесла ритуальную бомирскую формулу: «Я чужестранка, пришла с дружбой. От имени богов и Их волей я прошу о вашем гостеприимстве».
Трое шаманов зашептались, после чего один что-то сказал ей. На этот раз она даже представления не имела, что означают его слова и что от нее требуется, и позволила себе изобразить на лице непонимание. Они снова зашептались, и затем один, запинаясь, обратился к ней на бомирском. Его произношение резко отличалось от того языка, на котором говорили островитяне, хотя разобрать слова было можно. Он сказал:
— Откуда ты знаешь Старый Слог?
Она напряглась, на мгновение ее охватило сомнение. Но ошибки не было, шаманы говорили с ней на бомирском. Отбросив удивление, она ответила на своей причудливой версии бомирского языка:
— Я друг людей, которые говорят этим слогом все дни.
— Какие люди?
Лизелл нахмурилась. Бомиро-Д'талы называют себя просто «люди», этим именем они выделяют себя среди прочих двуногих тварей и демонов, которые также имеют человеческий облик, но обманчивый, поскольку у них нет души, и потому они не являются настоящими людьми. Заданный ей вопрос был крайне важен, и она попыталась ответить на него как могла:
— Они хозяева великих островов в соленом море, далеко за этими лесами, на западе.
— Откуда ты знаешь Старый Слог?
— Они говорят, что отцы их отцов отправились из лесов Орекса на плотах по великой реке Яге на юг к соленому морю, — Лизелл пожала плечами. — Или, может быть, боги подсказали им.
— Они говорят с богами?
— Их мудрые мужи подобны покорным сынам богов.
— Их мудрые мужи учили тебя воле богов?
— Да. Они учили, что боги наказывают тех, кто нарушает священный закон гостеприимства.
Шаманы что-то быстро обсудили на своем языке, затем одна из фигур, скрытая под маской, заявила:
— Этот мужчина с тобой не предъявляет права на гостеприимство.
— Я предъявляю за него. Я имею на это право, я его первая старшая жена.
— Этот мужчина разрешает своей жене говорить за него?
— Сегодня он должен. Он говорит на многих языках, но не говорит на Старом Слоге.
— Что вы ищете у Блаженных племен?
— Мы ищем у Блаженных племен помощи, чтобы пройти через леса в Юмо Таун. Мы спешим.
Снова они принялись совещаться шепотом, затем один из шаманов довольно долго и громко что-то говорил по-ягарски старейшине. Он обращался к старейшине, но его речь слышали все. Возможно, он передавал им полученную информацию, он еще не договорил, как Оонуву подал голос, он злился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79