Казалось, что его тело танцует, привязанное к веревке. Дети плакали, уцепившись за его дергающиеся ноги. Сэм медленно поднялась. У нее на глазах Версус убивал МакМюллена. Он давил его как муху. Она начала отступать в направлении уже ясно различимых шагов.
– Сэм!
«Боже милосердный, благодарю тебя!»
Она бросилась в объятия Герби, ощущая себя счастливой оттого, что его руки такие сильные. Словно под звуки неведомой джиги, исполняемой для него одного, Мак-Мюллен продолжал дергаться, и его движения сопровождались хрустом костей.
– Ему же надо помочь! – пронзительно закричала Салли и бросилась к Аллану, вызвав всеобщее удивление.
Это тот мужчина с детьми из морга. Такие же жертвы, как и она. И она не допустит, чтобы они подохли у нее на глазах! Она набросилась на невидимую руку, которая трясла беднягу, и наугад вонзила клыки. Да, здесь кто-то есть. Прозрачная пуповина. Разорвать ее. Укусить. Перекусить.
Острая боль в запястье. Запястье? Ах да, человеческое понятие. Тюрьма из кожи. Пронзительная боль. Впивающиеся и кромсающие мелкие острые зубы. А почему? Ах да, ведь идет война. Полная неразбериха. Хаос и Мрак. О вы, мои предки! Зачем было порождать Кроноса? В греческой мифологии – титан, сын Урана и Геи. Желая сохранить единоличную власть над миром, Кронос пожирал своих детей сразу после их рождения. Его младший сын, Зевс, спасенный матерью Геей, низверг Кроноса в Тартар.
И зачем проявлять вслед за тем такую суровость? Почему не позволить ему пожрать нас всех и оставить мир отдыхать, как поле под паром?
Аллан рухнул на землю, как тюк вонючего тряпья.
– «Это» его отпустило, – сказала Салли. – Эта штука его отпустила.
Она осторожно склонилась над ним.
– Пожалуй, жизнь еще теплится. Пожалуй, эти свиньи вообще лишили нас возможности подохнуть!
– Так с вами все это проделали свиньи? – спросил Джем. Он вообще перестал что-нибудь понимать.
– Ну, мужичок, это ведь просто такое выражение! – сказал Лори, помахивая рукой перед глазами Джема. – Ну-ка, сколько у меня пальцев? Эй, эй!
Аллан сел и потряс головой.
В голове явственно звучали бубенчики.
– Возможно, вам следовало нести ее под мышкой… – пробормотал Бадди.
– Ты издеваешься над моим папочкой, гнусный педик! – угрожающе произнес Язон.
– Какое очаровательное маленькое создание! И как развит для своих лет!
– Я предполагаю, что вы нас сож-же-те… – грустно поглядывая на детей, обреченно произнес Аллан заплетающимся языком.
Молчание.
– Ну зачем вы так говорите, старина?! Мы вот-вот выиграем сражение! – возразила Салли, дружески хлопнув его по плечу.
Аллан взглянул на нее подозрительно. Да о чем она говорит? Неужели она считает себя живой?
– Ну, прежде всего надо выбраться из этого дерьмового местечка! – продолжала Салли, взяв на руки Язона. – Берите малышку и пойдем.
Первым побуждением Язона было укусить эту толстую бабу, но он вовремя остановился. От нее пахло совсем как от папочки! Как от Бренды! Как от мертвого кролика, которого Гавк спрятал когда-то в гостиной.
– А у тебя есть дети? – спросил он, спрятав свое слизистое лицо в приятной вони ее шеи.
– Нет, к сожалению. Мой мерзавец муж был бесплоден. А я всегда мечтала иметь детей, – заключила Салли, крепко обняв Язона.
Она углубилась в сводчатый лабиринт. Аллан, словно пораженный каталепсией, последовал за ней, увлекая за собой разъяренную Бренду.
Марвин и все остальные нерешительно смотрели, как они удаляются. И только Аньелло нетерпеливо повторял:
– Надо их сжечь! Проклятие, вы все – просто ничтожества! Дайте мне факел!
– Нет! – возразил Герби. – Посмотрим, что будет дальше. И прежде всего, как сказала Салли, надо выбраться отсюда.
17
В конце концов, прижав к груди драгоценный флакон, Рут заснула под этим великолепным зеркалом. В этой зловещей черной комнате было холодно. Ей снилось, что Кетер вернулся, склонился над ней и согревает своими огненными руками. Огненными? Да, Кетер, искрящийся, как звезда, и, как звезда, себя истребляющий. Кетер-костер. Но этот огонь не обжигал. Этот огонь был чистой энергией, вливавшейся в ее старые вены.
В восторге от своего сна, Рут шевельнулась, случайно нажав на секретный механизм, спрятанный в позолоченной раме, которая тотчас бесшумно повернулась вокруг своей оси, и Рут оказалась по другую сторону зеркала.
Салли Келлерман и Мак-Мюллены выбрались наконец на поверхность, где хлестал проливной дождь. Поле битвы было теперь просто грудой трупов, вокруг которых вились голодные мухи. Сражающиеся бились на равных, яростно калеча друг друга. Никс скакала на своих козлиных ногах, неся разрушение с легкостью, рожденной долгой привычкой. Михаил, огромный, с крыльями, вымазанными кровью и гноем, наступал на нее, по щиколотку увязая в трупах, щелкая челюстями на ледяном ветру космического пространства.
– Как же мы вернемся домой, папочка? – спросил Язон. – Я так устал…
– Не знаю… Я уже ничего не знаю, – прошептал совсем растерявшийся Аллан.
То нечто, что контролировало его душу, кажется, исчезло, и он оказался лишенным всего и уже ни в чем не был уверен. Он обернулся к Салли, чья напористость и пышная фигура оказывали на него ободряющее действие.
– Ладно, вот что я думаю, – сказала она. – Крошки просто валятся с ног, так они хотят спать, да и вам тоже не помешают хорошая ванна и немного отдыха. Мы сделали, что могли. Теперь хватит, вернемся домой.
– Да, но как?
– Лодка! – закричала Бренда. – Папочка, лодка!
Вдалеке показалась плоскодонка, которой правила длинная коричневая фигура. Лодка плыла по потоку какой-то потрескивающей энергии к краю поля битвы.
Они побежали навстречу лодке, размахивая руками, чтобы привлечь внимание кормчего.
Рут открыла глаза. Она была не одна. Рядом с нею слышалось чье-то дыхание. Тяжелое дыхание с присвистом. Она медленно открыла глаза и осторожно выпрямилась. В ее возрасте спать на земле очень вредно для суставов. И вот теперь они скрипят, как немазаная телега. Она села и огляделась. Комната стала другого цвета! Из непроницаемо-черной она превратилась в сияюще-белую! Зеркало осталось на том же месте, и Рут наскоро привела себя в порядок. Какой утомленный у нее вид! Когда появились у нее все эти морщины? Ей казалось, что у нее только недавно выпал первый молочный зуб, а зеркало говорило, что ей скоро умирать. Как несправедливо! Подвижный силуэт, отразившийся в зеркале, привлек ее внимание. За спиной что-то шевелилось.
Она поспешно обернулась и, вздрогнув, едва не уронила флакон. Кетер холодно смотрел на нее. Но его голубые глаза были теперь черными, как оникс, а его темная кожа стала белой, как алебастр.
– Но, Кетер… – растерявшись, пролепетала она.
– Кетер… Кетер… – передразнил он. – Кто ты?
Еще одна блеющая поклонница, из тех, что вечно готовы распустить свои старческие лапы.
– Да это же я, Рут Миралес.
– Рут…
В течение секунды он, казалось, был в нерешительности. Его глаза стали похожи на алмазы.
– Я принесла вам укрепляющее, – продолжала Рут, поднимаясь на ноги. Крак-крак спина. – Что с вами случилось? Вы стали белым!
– Белым? Конечно, я белый, потому что я…
Он прервался и поднес руки к вискам, как будто испытывая сильную головную боль.
– Ах, мой бедненький Кетер…
– Замолчи, ненормальная старуха! – отпихнув ее, прогремел он. – Я не твой идиотский Кетер, я… Ох, моя голова…
Он обхватил голову руками и неожиданно оторвал ее от шеи, из которой вырвалась струя расплавленного вещества. Рут закричала и забилась в угол у основания зеркала. Держа голову под мышкой, Кетер подошел к ней. Его красивые губы ухмылялись, а вещество, вырвавшееся из отверстой шеи, вдруг остекленело. Затем все тело стало похоже на кристалл, включая и лицо, зажатое под локтем.
Прозрачные губы пробормотали что-то похожее на «… давай… ».
– Да что вы, Кетер! – запротестовала она с возмущением.
Как давно не делали ей таких непристойных предложений? Подождите, пожалуй, Герберт в начале семидесятых?
– Мы не в том уже возрасте, – жеманно произнесла она, прикрыв глаза. Ну какой же он сумасброд!
Голова обратила к ней взгляд, и это было похоже на две подвижные звезды, вставленные под бледные веки.
– Ты такая странная, – пробормотал рот. – Ты мне нравишься. Скажи-ка еще разок, как тебя зовут.
Бедняжечка, он теряет память…
– Рут. Рут Миралес.
И снова при звуках ее имени его как будто охватила невыносимая боль. Стекло разлетелось, и осколки соединились в раскаленную массу, отдаленно напоминающую человеческий образ. Глухой горловой стон вырвался из этой распростертой фигуры, к которой Рут, боясь обжечься, не смела прикоснуться. «Вспомни свой сон. Он огненный, но не жжет». Она робко протянула руку к тому, что должно было быть лицом, глубоко вздохнула и погрузила пальцы в расплавленную массу. О боже, она словно подключилась к электрическому оргазму! Рут сотрясало с головы до ног, она оказалась к нему приклеенной, чувствовала, что он растворяется в ней, смешивается с ней, что их плоть перемешивается, и это было так изумительно, так… Ей казалось, что она сейчас взорвется, как тот телевизор в 1982 году, когда она опрокинула вазу и… о нет… она не вынесет…
И вдруг она оказалась лежащей на сверкающем полу одна, а Кетер, привычный Кетер, устремлял на нее взгляд закатившихся прекрасных голубых глаз. Честное слово, он как хамелеон меняет цвет.
– Что я здесь делаю? – спросил он, с отвращением глядя вокруг. – Эта непристойная комната… И вы, Рут! В логове этого монстра!
Да о чем он говорит? «Не забыть бы отыскать таблетки Герберта для улучшения мозгового кровообращения», – подумала она каким-то уголком сознания. А в данный момент надо успокоить его. Она протянула ему флакон.
– Вам следует, друг мой, немного выпить вот этого. У вас измученный вид, – добавила она, опустив глаза с чувством скромного торжества.
– А где Магдалина? И Рита? И чем я здесь занимаюсь? – проворчал Кетер.
«Шла бы эта Рита ко всем чертям», – подумала про себя Рут, и тотчас в отдалении послышался оскорбленный вопль. Теперь Кетер ползал по комнате, обнюхивая углы.
– Где он? Где это отребье?
– Я не понимаю, о ком вы говорите. Здесь только мы с вами. Я уснула в вашей комнате и…
– В моей комнате?! Но это не моя комната, разве вы не видите, что она белая?!
– Вот именно, я очень удивилась, что вы так быстро ее перекрасили…
– Перекрасил? Рут, не болтайте глупостей! Что у вас в этом флаконе?
– Укрепляющее.
– Покажите. Нет, я не могу это пить. Это слишком кисло. Я не понимаю… – продолжал он, поводя носом. – И все-таки я повсюду чувствую его омерзительный запах.
Он выглядел совсем растерянным, и Рут ощутила огромный прилив нежности к нему.
– Вы что-то потеряли?
– Я думаю, что теряю разум, – ответил он просто.
– Это со всеми случается, – сказала Рут, положив свою узловатую ладонь на его руку. – Не сегодня, так завтра.
– Но я не могу себе этого позволить. Надо уйти отсюда, – добавил он, поднимаясь.
Под оболочкой кожи атомы его существа кипели, охваченные разлитой болью. «Дифракция, рефракция, разрыв… » – услышал он собственный шепот, но не понимал, о чем говорит. Его человеческие глаза замутились, неожиданно подернулись влагой, зрение померкло, и он тяжело рухнул на Рут, которая выпустила флакон. Она попыталась его подхватить, но тоже потеряла равновесие, и оба навалились на зеркало, которое легко и быстро повернулось на оси.
– Вот он! – воскликнула Рут, прикасаясь к флакону кончиками пальцев.
Оторопевший Кетер лежал на ней.
– Ой, нет! – произнес Кетер, медленно поднимаясь.
– Да, да! – повторила Рут, стоя на четвереньках. Боже праведный, такая гимнастика ее прикончит!
– Нет! – заплетающимся языком вяло пробормотал Кетер. – Нет!
Рут вздохнула и подошла к нему. У нее болели спина и колени, она мечтала о горячей ванне и о хорошо охлажденном коктейле «Кровавая Мэри», и… Здорово! Просто невозможно, цвет стен опять изменился! Снова черные. Она поспешно обернулась к Кетеру – он также стал черным. Ну ладно, хоть он обрел постоянство. И однако у нее создалось впечатление, что у них здесь очень не хватало четкой организованности. Впрочем, это естественно, когда из сострадания принимаешь на работу прокаженных. Она укусила губу, чтобы наказать себя за гадкие мысли, и вслед за тем заметила, что Кетер кружится по комнате, как какая-нибудь балетная примадонна, но без пачки, а в уголках его глаз и губ пузырится пена.
– Н-е-е-е-е-е-т! – вопил он. – Н-е-е-е-е-е-т!
Припадок, у него припадок!
– На помощь! – во весь голос закричала Рут. – На помощь!
Шум бегущей толпы. Повсюду отдается эхо. Рут скорчилась возле Кетера, пытаясь его успокоить, шепча слова, которые говорят детям: «Ну, ну, ну, сейчас все пройдет, ну вот, помощь уже идет, ну, ну, ну, это ничего, я ведь здесь… »
Подняв голову, она заметила, что небо над ними как будто растрескалось и бесчисленные звезды мигали как лампочки, готовые погаснуть.
– Кетер! Кетер! Придите в себя! Вы не можете этого сделать!
Он обратил на нее взгляд своих наполовину расплавленных глаз, густая смесь азота и газа вырывалась из его губ, похожих на раскаленную сталь.
Шаги. Совсем близко.
– Рут!
Рут подняла голову. По ее щекам текли слезы. Все были здесь, но слишком поздно, слишком поздно! Она не могла выговорить ни слова и молча указала на Кетера, которого сотрясали все более редкие конвульсии.
– У него приступ… помогите мне, – сумела она наконец выговорить.
На секунду наступила полная темнота, а потом звезды вновь слабо замигали.
– Что происходит? Небо… – воскликнула Саманта.
– Бог умирает, – ответил Лори.
Снова темнота. Потом свет, слабый и бледный.
Пульсация мира с каждой секундой становилась все слабее. Слезы Рут заливали щеки Кетера, отливающие разными цветами.
– Не умирай, не умирай, я жизнь за тебя отдам! – услышала она свой крик, подобный крику безутешной наивной девушки. – Не умирай, я запрещаю тебе, слышишь, старый дурень!
Веки Кетера дрогнули, и на губах появилось подобие улыбки.
– Ты мне запрещаешь, МНЕ? – выдохнул он.
– Я тебе запрещаю! – повторила Рут, лаская его гуттаперчивые волосы.
– Я всего лишь усталый старый дурак… – прошептал Кетер.
– Возможно, но никто не может тебя заменить! Держись, слышишь?! Черт возьми, Кетер, ты думаешь, что мне по возрасту все эти идиотские штучки?! Боже мой, сделай усилие!
На этот раз Кетер издал урчание, которое можно было назвать смехом и которое завершилось приступом звонкого кашля.
Темнота. Свет. Темнота. Немного более яркий свет. Свет. Свет. Свет. Бог, сидя теперь на полу комнаты, раскатисто смеялся, а Рут Миралес обнимала его слабые плечи.
– Хвала Космосу! Вы здесь!
Запыхавшаяся Рита стояла на пороге. Что здесь делает эта высохшая мумия, повисшая на ее Господине? Разберемся попозже.
– Битва закончена, – объявила она, отдышавшись.
– И что? – вновь обретя спокойствие, спросил, выпрямляясь, Кетер.
– Не осталось ни одного бойца. Одно огромное поле, усеянное останками. Немало придется потрудиться, чтобы все привести в порядок.
– Не будешь ли ты так добра сказать, кто же выиграл? – любезно поинтересовался Кетер.
– Никто, конечно. Как всегда с тех самых пор, как это происходит. Вам следовало бы уже это знать, – ответила Рита.
– А Михаил?
– Тоже как обычно, – сказала, входя, Магдалина. Вся ее походка выражала чувственность. – Примирение на подушке. В последний раз, как я его видела, он волочил Никс за волосы к розовому кучево-дождевому облаку.
– Вы хотите сказать, что это всего лишь игра? – недоверчиво спросил Герби.
– Ну, не совсем, – ответил Кетер, выросший, казалось, на несколько десятков сантиметров. – Не совсем игра. Скажем… диалектическое развитие.
– Диалектическое?
– Гм-гм. Возьмем для примера колебания маятника. Он отмечает предельную позицию времени в колебательном движении, которое взаимно уничтожается: вперед, назад, вперед, назад. Если вам не виден механизм, который и вызывает эти бесконечные повторения, то вы не в состоянии поверить, что маятник постоянно показывает правильное время.
– Угу, все это лишь болтовня о небесных часах. Ну а теперь не можем ли мы вернуться домой до начала следующей маленькой войны? – надменно спросил Герби.
– Разве вы не хотите присоединиться к нашему празднику?
– Какому празднику?
– Сегодня вечером мы устраиваем праздник, чтобы отметить отсутствие победы, – объяснила Рита.
– А на празднике будет сумасшедший шляпник? – спросил Лори.
– Если хочешь, – сказал Кетер.
– А мороженое с блинами? – спросил Джем.
– Ну конечно! Разве бывает праздник без мороженого с блинами?
– Мне нечего на себя натянуть, – заметила Саманта.
– Давай лучше я тебя натяну, – шепнул ей на ухо Герби, и в ответ она толкнула его локтем.
– Я могу одолжить вам саван, – любезно предложила Рита.
– Мне нужно предупредить жену, – сказал Марвин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
– Сэм!
«Боже милосердный, благодарю тебя!»
Она бросилась в объятия Герби, ощущая себя счастливой оттого, что его руки такие сильные. Словно под звуки неведомой джиги, исполняемой для него одного, Мак-Мюллен продолжал дергаться, и его движения сопровождались хрустом костей.
– Ему же надо помочь! – пронзительно закричала Салли и бросилась к Аллану, вызвав всеобщее удивление.
Это тот мужчина с детьми из морга. Такие же жертвы, как и она. И она не допустит, чтобы они подохли у нее на глазах! Она набросилась на невидимую руку, которая трясла беднягу, и наугад вонзила клыки. Да, здесь кто-то есть. Прозрачная пуповина. Разорвать ее. Укусить. Перекусить.
Острая боль в запястье. Запястье? Ах да, человеческое понятие. Тюрьма из кожи. Пронзительная боль. Впивающиеся и кромсающие мелкие острые зубы. А почему? Ах да, ведь идет война. Полная неразбериха. Хаос и Мрак. О вы, мои предки! Зачем было порождать Кроноса? В греческой мифологии – титан, сын Урана и Геи. Желая сохранить единоличную власть над миром, Кронос пожирал своих детей сразу после их рождения. Его младший сын, Зевс, спасенный матерью Геей, низверг Кроноса в Тартар.
И зачем проявлять вслед за тем такую суровость? Почему не позволить ему пожрать нас всех и оставить мир отдыхать, как поле под паром?
Аллан рухнул на землю, как тюк вонючего тряпья.
– «Это» его отпустило, – сказала Салли. – Эта штука его отпустила.
Она осторожно склонилась над ним.
– Пожалуй, жизнь еще теплится. Пожалуй, эти свиньи вообще лишили нас возможности подохнуть!
– Так с вами все это проделали свиньи? – спросил Джем. Он вообще перестал что-нибудь понимать.
– Ну, мужичок, это ведь просто такое выражение! – сказал Лори, помахивая рукой перед глазами Джема. – Ну-ка, сколько у меня пальцев? Эй, эй!
Аллан сел и потряс головой.
В голове явственно звучали бубенчики.
– Возможно, вам следовало нести ее под мышкой… – пробормотал Бадди.
– Ты издеваешься над моим папочкой, гнусный педик! – угрожающе произнес Язон.
– Какое очаровательное маленькое создание! И как развит для своих лет!
– Я предполагаю, что вы нас сож-же-те… – грустно поглядывая на детей, обреченно произнес Аллан заплетающимся языком.
Молчание.
– Ну зачем вы так говорите, старина?! Мы вот-вот выиграем сражение! – возразила Салли, дружески хлопнув его по плечу.
Аллан взглянул на нее подозрительно. Да о чем она говорит? Неужели она считает себя живой?
– Ну, прежде всего надо выбраться из этого дерьмового местечка! – продолжала Салли, взяв на руки Язона. – Берите малышку и пойдем.
Первым побуждением Язона было укусить эту толстую бабу, но он вовремя остановился. От нее пахло совсем как от папочки! Как от Бренды! Как от мертвого кролика, которого Гавк спрятал когда-то в гостиной.
– А у тебя есть дети? – спросил он, спрятав свое слизистое лицо в приятной вони ее шеи.
– Нет, к сожалению. Мой мерзавец муж был бесплоден. А я всегда мечтала иметь детей, – заключила Салли, крепко обняв Язона.
Она углубилась в сводчатый лабиринт. Аллан, словно пораженный каталепсией, последовал за ней, увлекая за собой разъяренную Бренду.
Марвин и все остальные нерешительно смотрели, как они удаляются. И только Аньелло нетерпеливо повторял:
– Надо их сжечь! Проклятие, вы все – просто ничтожества! Дайте мне факел!
– Нет! – возразил Герби. – Посмотрим, что будет дальше. И прежде всего, как сказала Салли, надо выбраться отсюда.
17
В конце концов, прижав к груди драгоценный флакон, Рут заснула под этим великолепным зеркалом. В этой зловещей черной комнате было холодно. Ей снилось, что Кетер вернулся, склонился над ней и согревает своими огненными руками. Огненными? Да, Кетер, искрящийся, как звезда, и, как звезда, себя истребляющий. Кетер-костер. Но этот огонь не обжигал. Этот огонь был чистой энергией, вливавшейся в ее старые вены.
В восторге от своего сна, Рут шевельнулась, случайно нажав на секретный механизм, спрятанный в позолоченной раме, которая тотчас бесшумно повернулась вокруг своей оси, и Рут оказалась по другую сторону зеркала.
Салли Келлерман и Мак-Мюллены выбрались наконец на поверхность, где хлестал проливной дождь. Поле битвы было теперь просто грудой трупов, вокруг которых вились голодные мухи. Сражающиеся бились на равных, яростно калеча друг друга. Никс скакала на своих козлиных ногах, неся разрушение с легкостью, рожденной долгой привычкой. Михаил, огромный, с крыльями, вымазанными кровью и гноем, наступал на нее, по щиколотку увязая в трупах, щелкая челюстями на ледяном ветру космического пространства.
– Как же мы вернемся домой, папочка? – спросил Язон. – Я так устал…
– Не знаю… Я уже ничего не знаю, – прошептал совсем растерявшийся Аллан.
То нечто, что контролировало его душу, кажется, исчезло, и он оказался лишенным всего и уже ни в чем не был уверен. Он обернулся к Салли, чья напористость и пышная фигура оказывали на него ободряющее действие.
– Ладно, вот что я думаю, – сказала она. – Крошки просто валятся с ног, так они хотят спать, да и вам тоже не помешают хорошая ванна и немного отдыха. Мы сделали, что могли. Теперь хватит, вернемся домой.
– Да, но как?
– Лодка! – закричала Бренда. – Папочка, лодка!
Вдалеке показалась плоскодонка, которой правила длинная коричневая фигура. Лодка плыла по потоку какой-то потрескивающей энергии к краю поля битвы.
Они побежали навстречу лодке, размахивая руками, чтобы привлечь внимание кормчего.
Рут открыла глаза. Она была не одна. Рядом с нею слышалось чье-то дыхание. Тяжелое дыхание с присвистом. Она медленно открыла глаза и осторожно выпрямилась. В ее возрасте спать на земле очень вредно для суставов. И вот теперь они скрипят, как немазаная телега. Она села и огляделась. Комната стала другого цвета! Из непроницаемо-черной она превратилась в сияюще-белую! Зеркало осталось на том же месте, и Рут наскоро привела себя в порядок. Какой утомленный у нее вид! Когда появились у нее все эти морщины? Ей казалось, что у нее только недавно выпал первый молочный зуб, а зеркало говорило, что ей скоро умирать. Как несправедливо! Подвижный силуэт, отразившийся в зеркале, привлек ее внимание. За спиной что-то шевелилось.
Она поспешно обернулась и, вздрогнув, едва не уронила флакон. Кетер холодно смотрел на нее. Но его голубые глаза были теперь черными, как оникс, а его темная кожа стала белой, как алебастр.
– Но, Кетер… – растерявшись, пролепетала она.
– Кетер… Кетер… – передразнил он. – Кто ты?
Еще одна блеющая поклонница, из тех, что вечно готовы распустить свои старческие лапы.
– Да это же я, Рут Миралес.
– Рут…
В течение секунды он, казалось, был в нерешительности. Его глаза стали похожи на алмазы.
– Я принесла вам укрепляющее, – продолжала Рут, поднимаясь на ноги. Крак-крак спина. – Что с вами случилось? Вы стали белым!
– Белым? Конечно, я белый, потому что я…
Он прервался и поднес руки к вискам, как будто испытывая сильную головную боль.
– Ах, мой бедненький Кетер…
– Замолчи, ненормальная старуха! – отпихнув ее, прогремел он. – Я не твой идиотский Кетер, я… Ох, моя голова…
Он обхватил голову руками и неожиданно оторвал ее от шеи, из которой вырвалась струя расплавленного вещества. Рут закричала и забилась в угол у основания зеркала. Держа голову под мышкой, Кетер подошел к ней. Его красивые губы ухмылялись, а вещество, вырвавшееся из отверстой шеи, вдруг остекленело. Затем все тело стало похоже на кристалл, включая и лицо, зажатое под локтем.
Прозрачные губы пробормотали что-то похожее на «… давай… ».
– Да что вы, Кетер! – запротестовала она с возмущением.
Как давно не делали ей таких непристойных предложений? Подождите, пожалуй, Герберт в начале семидесятых?
– Мы не в том уже возрасте, – жеманно произнесла она, прикрыв глаза. Ну какой же он сумасброд!
Голова обратила к ней взгляд, и это было похоже на две подвижные звезды, вставленные под бледные веки.
– Ты такая странная, – пробормотал рот. – Ты мне нравишься. Скажи-ка еще разок, как тебя зовут.
Бедняжечка, он теряет память…
– Рут. Рут Миралес.
И снова при звуках ее имени его как будто охватила невыносимая боль. Стекло разлетелось, и осколки соединились в раскаленную массу, отдаленно напоминающую человеческий образ. Глухой горловой стон вырвался из этой распростертой фигуры, к которой Рут, боясь обжечься, не смела прикоснуться. «Вспомни свой сон. Он огненный, но не жжет». Она робко протянула руку к тому, что должно было быть лицом, глубоко вздохнула и погрузила пальцы в расплавленную массу. О боже, она словно подключилась к электрическому оргазму! Рут сотрясало с головы до ног, она оказалась к нему приклеенной, чувствовала, что он растворяется в ней, смешивается с ней, что их плоть перемешивается, и это было так изумительно, так… Ей казалось, что она сейчас взорвется, как тот телевизор в 1982 году, когда она опрокинула вазу и… о нет… она не вынесет…
И вдруг она оказалась лежащей на сверкающем полу одна, а Кетер, привычный Кетер, устремлял на нее взгляд закатившихся прекрасных голубых глаз. Честное слово, он как хамелеон меняет цвет.
– Что я здесь делаю? – спросил он, с отвращением глядя вокруг. – Эта непристойная комната… И вы, Рут! В логове этого монстра!
Да о чем он говорит? «Не забыть бы отыскать таблетки Герберта для улучшения мозгового кровообращения», – подумала она каким-то уголком сознания. А в данный момент надо успокоить его. Она протянула ему флакон.
– Вам следует, друг мой, немного выпить вот этого. У вас измученный вид, – добавила она, опустив глаза с чувством скромного торжества.
– А где Магдалина? И Рита? И чем я здесь занимаюсь? – проворчал Кетер.
«Шла бы эта Рита ко всем чертям», – подумала про себя Рут, и тотчас в отдалении послышался оскорбленный вопль. Теперь Кетер ползал по комнате, обнюхивая углы.
– Где он? Где это отребье?
– Я не понимаю, о ком вы говорите. Здесь только мы с вами. Я уснула в вашей комнате и…
– В моей комнате?! Но это не моя комната, разве вы не видите, что она белая?!
– Вот именно, я очень удивилась, что вы так быстро ее перекрасили…
– Перекрасил? Рут, не болтайте глупостей! Что у вас в этом флаконе?
– Укрепляющее.
– Покажите. Нет, я не могу это пить. Это слишком кисло. Я не понимаю… – продолжал он, поводя носом. – И все-таки я повсюду чувствую его омерзительный запах.
Он выглядел совсем растерянным, и Рут ощутила огромный прилив нежности к нему.
– Вы что-то потеряли?
– Я думаю, что теряю разум, – ответил он просто.
– Это со всеми случается, – сказала Рут, положив свою узловатую ладонь на его руку. – Не сегодня, так завтра.
– Но я не могу себе этого позволить. Надо уйти отсюда, – добавил он, поднимаясь.
Под оболочкой кожи атомы его существа кипели, охваченные разлитой болью. «Дифракция, рефракция, разрыв… » – услышал он собственный шепот, но не понимал, о чем говорит. Его человеческие глаза замутились, неожиданно подернулись влагой, зрение померкло, и он тяжело рухнул на Рут, которая выпустила флакон. Она попыталась его подхватить, но тоже потеряла равновесие, и оба навалились на зеркало, которое легко и быстро повернулось на оси.
– Вот он! – воскликнула Рут, прикасаясь к флакону кончиками пальцев.
Оторопевший Кетер лежал на ней.
– Ой, нет! – произнес Кетер, медленно поднимаясь.
– Да, да! – повторила Рут, стоя на четвереньках. Боже праведный, такая гимнастика ее прикончит!
– Нет! – заплетающимся языком вяло пробормотал Кетер. – Нет!
Рут вздохнула и подошла к нему. У нее болели спина и колени, она мечтала о горячей ванне и о хорошо охлажденном коктейле «Кровавая Мэри», и… Здорово! Просто невозможно, цвет стен опять изменился! Снова черные. Она поспешно обернулась к Кетеру – он также стал черным. Ну ладно, хоть он обрел постоянство. И однако у нее создалось впечатление, что у них здесь очень не хватало четкой организованности. Впрочем, это естественно, когда из сострадания принимаешь на работу прокаженных. Она укусила губу, чтобы наказать себя за гадкие мысли, и вслед за тем заметила, что Кетер кружится по комнате, как какая-нибудь балетная примадонна, но без пачки, а в уголках его глаз и губ пузырится пена.
– Н-е-е-е-е-е-т! – вопил он. – Н-е-е-е-е-е-т!
Припадок, у него припадок!
– На помощь! – во весь голос закричала Рут. – На помощь!
Шум бегущей толпы. Повсюду отдается эхо. Рут скорчилась возле Кетера, пытаясь его успокоить, шепча слова, которые говорят детям: «Ну, ну, ну, сейчас все пройдет, ну вот, помощь уже идет, ну, ну, ну, это ничего, я ведь здесь… »
Подняв голову, она заметила, что небо над ними как будто растрескалось и бесчисленные звезды мигали как лампочки, готовые погаснуть.
– Кетер! Кетер! Придите в себя! Вы не можете этого сделать!
Он обратил на нее взгляд своих наполовину расплавленных глаз, густая смесь азота и газа вырывалась из его губ, похожих на раскаленную сталь.
Шаги. Совсем близко.
– Рут!
Рут подняла голову. По ее щекам текли слезы. Все были здесь, но слишком поздно, слишком поздно! Она не могла выговорить ни слова и молча указала на Кетера, которого сотрясали все более редкие конвульсии.
– У него приступ… помогите мне, – сумела она наконец выговорить.
На секунду наступила полная темнота, а потом звезды вновь слабо замигали.
– Что происходит? Небо… – воскликнула Саманта.
– Бог умирает, – ответил Лори.
Снова темнота. Потом свет, слабый и бледный.
Пульсация мира с каждой секундой становилась все слабее. Слезы Рут заливали щеки Кетера, отливающие разными цветами.
– Не умирай, не умирай, я жизнь за тебя отдам! – услышала она свой крик, подобный крику безутешной наивной девушки. – Не умирай, я запрещаю тебе, слышишь, старый дурень!
Веки Кетера дрогнули, и на губах появилось подобие улыбки.
– Ты мне запрещаешь, МНЕ? – выдохнул он.
– Я тебе запрещаю! – повторила Рут, лаская его гуттаперчивые волосы.
– Я всего лишь усталый старый дурак… – прошептал Кетер.
– Возможно, но никто не может тебя заменить! Держись, слышишь?! Черт возьми, Кетер, ты думаешь, что мне по возрасту все эти идиотские штучки?! Боже мой, сделай усилие!
На этот раз Кетер издал урчание, которое можно было назвать смехом и которое завершилось приступом звонкого кашля.
Темнота. Свет. Темнота. Немного более яркий свет. Свет. Свет. Свет. Бог, сидя теперь на полу комнаты, раскатисто смеялся, а Рут Миралес обнимала его слабые плечи.
– Хвала Космосу! Вы здесь!
Запыхавшаяся Рита стояла на пороге. Что здесь делает эта высохшая мумия, повисшая на ее Господине? Разберемся попозже.
– Битва закончена, – объявила она, отдышавшись.
– И что? – вновь обретя спокойствие, спросил, выпрямляясь, Кетер.
– Не осталось ни одного бойца. Одно огромное поле, усеянное останками. Немало придется потрудиться, чтобы все привести в порядок.
– Не будешь ли ты так добра сказать, кто же выиграл? – любезно поинтересовался Кетер.
– Никто, конечно. Как всегда с тех самых пор, как это происходит. Вам следовало бы уже это знать, – ответила Рита.
– А Михаил?
– Тоже как обычно, – сказала, входя, Магдалина. Вся ее походка выражала чувственность. – Примирение на подушке. В последний раз, как я его видела, он волочил Никс за волосы к розовому кучево-дождевому облаку.
– Вы хотите сказать, что это всего лишь игра? – недоверчиво спросил Герби.
– Ну, не совсем, – ответил Кетер, выросший, казалось, на несколько десятков сантиметров. – Не совсем игра. Скажем… диалектическое развитие.
– Диалектическое?
– Гм-гм. Возьмем для примера колебания маятника. Он отмечает предельную позицию времени в колебательном движении, которое взаимно уничтожается: вперед, назад, вперед, назад. Если вам не виден механизм, который и вызывает эти бесконечные повторения, то вы не в состоянии поверить, что маятник постоянно показывает правильное время.
– Угу, все это лишь болтовня о небесных часах. Ну а теперь не можем ли мы вернуться домой до начала следующей маленькой войны? – надменно спросил Герби.
– Разве вы не хотите присоединиться к нашему празднику?
– Какому празднику?
– Сегодня вечером мы устраиваем праздник, чтобы отметить отсутствие победы, – объяснила Рита.
– А на празднике будет сумасшедший шляпник? – спросил Лори.
– Если хочешь, – сказал Кетер.
– А мороженое с блинами? – спросил Джем.
– Ну конечно! Разве бывает праздник без мороженого с блинами?
– Мне нечего на себя натянуть, – заметила Саманта.
– Давай лучше я тебя натяну, – шепнул ей на ухо Герби, и в ответ она толкнула его локтем.
– Я могу одолжить вам саван, – любезно предложила Рита.
– Мне нужно предупредить жену, – сказал Марвин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28