— Галкин Андрей Федорович. Прошу, проходите... Чем могу быть полезен?
Походка у него была быстрая, решительная. Лицо— бледное, темные круги под глазами еще больше подчеркивали эту бледность.
В директорском кабинете, просторной, чисто выбеленной комнате, на стене мы увидели большую карту сибирской платформы с алыми накрапами точек — разведанные месторождения алмазов. Точки широким клином устремлялись к морю Лаптевых.
Мы рассказали о поводе визита — «севших» печах в пекарне.
— Да разве только в пекарне дело? Трансформаторная подстанция разваливается, в школе потолок обвалился,— хорошо хоть после уроков, ночью. А вторую фабрику как трясет, знаете?.. Взрывы. Вы, на-верно, слышали: каждое утро в карьере рвут руду. (Мы-то это не только слышали, но и чувствовали.) Проектировщики, «Цветметпроект», не учли одной штуки: в обычных условиях, в мягких грунтах, взрывы гасятся, тухнут уже на небольших расстояниях. А здесь — вечная мерзлота работает, как детонатор, вот и трясет наш городок. Слишком близко к карьеру его посадили. А знаете, чем это грозит? Может быть,
через несколько лет некоторые здания могут рухнуть. Точно пока неизвестно: институт сейсметики только в будущем году проведет исследования, но не исключена и такая возможность... Была ли в этом необходимость? Никакой! Чуть поодаль — прекрасная площадка, куда лучше этой, но решили получить грошовую экономию: ближе, мол, руду возить от карьера к фабрикам...
Разговорились о городе, его планировке, благоустройстве. Галкин скупым усталым жестом — видно было, что говорить об этом ему приходилось уже десятки раз,— протянул нам тоненькую синюю книжку, устало сказал:
— Вот посмотрите. Любопытная книженция...
В брошюре были собраны материалы совещания по строительству на Крайнем Севере, которое проходило в Ленинградском филиале Академии строительства и архитектуры СССР в декабре 1959 года. На раскрытой Галкиным странице был отчеркнут абзац: «Алмазная столица — Мирный, столица Чукотки, старинный русский форпост на Крайнем Северо-Востоке— Анадырь, самый северный международный порт, центр деревообрабатывающей промышленности — Игарка и ворота в алмазную республику, крупный транспортный центр — Мухтуя потеряли возможность стать современными, высокоблагоустрбенными, красивыми северными городами...» Авторитетное мнение...
— И это сказано в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году! Впрочем, предвидеть нетрудно было,— Галкин поморщился, как от боли.
Насыпные дороги — как дамбы между кварталами... Такая планировка домов, что зимой жителям невозможно пройти к помойкам и приходится весь мусор (да простит нас читатель за эту прозу!) вываливать на улицы... И взрывы, от которых рушатся фундаменты... И теснота в квартирах, узенькие коридоры, стандартной высоты потолки...
Ну не обидно ли! Ведь строим-то не на год — на века. В наших городах люди при коммунизме будут жить — проект Программы вы читали, конечно? А как строим? Обидно!.. Когда-то придется весь этот нынешний Мирный перестраивать... Вот вам и экономия!
Так в чем же все-таки дело?.. Генеральный проектировщик Мирного — московский институт «Цветметпроект». Выбор этого института можно объяснить только чьим-то недомыслием. В его пользу говорило только то, что когда-то он проектировал кустарные алмазные предприятия Урала, и только. Никогда «Цветметпроект» не проектировал крупные города, никогда не вел работы в условиях вечной мерзлоты, и, по существу, роль его в Мирном свелась лишь к тому, что институт приспосабливал как-то к якутскому климату типовые проекты для западных областей.
— Да вот три дня назад, вечером, — рассказывал Галкин, — захожу я к Батенчуку. Сидит он со своим начальником технического отдела, и оба хохочут, ну до слез хохочут! А перед ними — чертежи, насосная станция третьей фабрики. Показывают: мало того, что водозабор проектировщики в илистое дно воткнули, — его же затянет сразу, — само здание станции, этакий бетонный стакан в тридцать метров высотой, спустили
с тела плотины в вечномерзлые грунты. Ведь школьнику ясно! — здание будет отдавать тепло, плотина растает, расползется, и насосная рухнет. Надо же додуматься! Впрочем, никто и не думал, должно быть; просто взяли чей-то готовый проект и прислали его к нам... Начальник техотдела, молоденький парень, Хви-данцевич,—между прочим, талантливый до чертиков! — придумал уже свой вариант насосной. Батенчук ему говорит: «Ты напиши подробную критику московского проекта, тогда твой оформим как рационализацию. Хватит нам на них бесплатно работать!» Вот так и идет работа: они брак присылают, а тут проектируют, ведь строить-то надо как-то... И еще одна беда: если и пришлют из Москвы неплохой проект, то технически он никак не выполним.
Но тут мы должны прервать рассказ Андрея Федоровича, чтобы пояснить последнюю его мысль. Четыре года строится Мирный, и только из привозных материалов. (Кстати, кубометр леса тут обходится примерно в пятьсот рублей.) Казалось бы, начинать надо было с сооружения базы строительной индустрии, в которую входят бетонный завод, завод железобетонных изделий, завод минеральной ваты. Завод этот запроектировали и уже строят, а самой минеральной ваты — по проектам — не требуется ни в одном здании, (промышленном или гражданском), завод керамзита-бетона и т. д. Четыре года прошло, а стройбаза, как говорится, только из земли вышла. Стоит она 136 миллионов, а за все время Госпланом выделено только 60 миллионов. Такими темпами построят ее, дай бог,
лет через пяток... Руками разводишь: в чем же загвоздка? Оказывается, все очень просто: обычно базы строительной индустрии финансирует сам генеральный подрядчик, в данном случае — Министерство строительства электростанций, но оно приняло эту стройку уже после того, как был разверстан по министерствам семилетний план, и поэтому стройбаза осталась в титуле треста «Якуталмаз», который в финансовом отношении подчиняется Госплану РСФСР. В Госплане же рассудили так: пусть базу и финансирует министерство.
И вот который год уже идет тяжба, кто должен деньги дать...
А получается, что в 1960 году в Мирном должны были кончить строить из дерева, но недавно совнархоз Якутии вынужден был принять постановление: поставить здесь еще двадцать тысяч квадратных метров жилья — из бруса.
Стало быть, и тогда, когда «Цветметпроект» запроектирует какой-либо объект в сборном железобетоне, а строители пишут на нем резолюцию: «технически невыполним»—нет железобетона, и проектируют объект этот в дереве.
«Технически невыполним»... Появилась крайняя необходимость приблизить проектную организацию к строительству в Мирном, и было принято решение — открыть здесь филиал «Цвет-метпроекта».
Открыли. Но ни один специалист из Москвы в Мирный не приехал. Вот тогда-то и вызвали главного инженера рудника Андрея Федоровича Галкина в горком партии.
— Думаем назначить тебя директором филиала,— сказал ему секретарь горкома Ладейщиков.
— Что вы, Иван Сергеевич! — взмолился Галкин.— Какой я проектировщик, я же горный инженер!
— Горный инженер и коммунист, — поправил Ладейщиков.— Так?.. Нужно. Ты же сам понимаешь, что нужно найти нам директора. Другой кандидатуры я не вижу.
И как ни возражал Галкин, вызвали его на бюро горкома и утвердили директором филиала. Но на самом-то деле, какой же он проектировщик! Никогда он с проектами дела не имел. Просто честный хороший инженер, не зря наградили его орденом за то, что быстро разработал и освоил технологию на первой в Мирном обогатительной фабрике.
Кто же был прав из них? Ладейщиков? Галкин?.. Вскоре, когда выяснилось, что предстоит строить здесь не только Мирный, а еще и другие города, решили создать на базе филиала «Цветметпроекта» самостоятельный институт — «Якутнипроалмаз». Создали. Директором остался Галкин. И опять-таки ни один специалист, за исключением молодых, только что кончивших вузы, из Москвы в Мирный прислан не был. Хуже того: поскольку институт был когда-то филиалом, а филиал — московский, ставки оставили в нем прежние, московские, и получилось так: работают два инженера на одинаковых должностях в тресте и в институте, в соседних зданиях, а зарплату получают разную, — один, как северянин, с надбавкой, другой — как «москвич». Где-нибудь найдет Галкин хорошего специалиста, приедет тот в Мирный, поработает месяц-два в институте, смотришь — в трест перешел. Во-
прос этот Галкин и горком партии не раз ставили в разных инстанциях, а им отвечали: подождите, скоро выйдет общее положение о зарплате в проектных институтах, вот тогда и с вами вопрос сам собой решится...
И дела с проектами идут так не только в Мирном. Случайно у одного из нас сохранилась статья о проектировщиках Братска, которая была опубликована в областной газете шесть лет назад. Братск, как известно, проектирует московское отделение института «Гидропроект» («Мосгидеп»), которое на месте имеет рабочую группу проектирования. Вот некоторые выводы этой статьи: проектировщики «...систематически срывают графики работ, или в лучшем случае присылают типовые проекты, никак не увязанные с местными климатическими условиями, имеющимися стройматериалами, оборудованием... Малочисленность рабочей группы проектирования, отсутствие в ней и вообще в «Мосгидепе» достаточного количества квалифицированных специалистов по вопросам строительной индустрии... Выдают проекты, совершенно разнородные по конструкциям, материалам, поэтому об индустриализации строительных работ не может быть и речи... Строители отвергли проект и сейчас переделывают его сами...»
Шесть лет назад. А написано — будто сейчас, и не о Братске, а о Мирном. И еще вспоминается: однажды чуть не все строительство Иркутской ГЭС простояло несколько дней,— не было бетона. В проекте бетонного завода гравиепо-дача (а гравий идет с водой) не была утеплена. Про-
сто взяли проектировщики проект бетонного завода, действовавшего когда-то на Каховской ГЭС, и перенесли его — без изменений — в Иркутск. Так его и построили. В первый же крепкий мороз завод встал...
И так везде, куда ни приедешь, — беды у проектировщиков общие. Укоренилась практика: поскольку типовых проектов для Сибири, а тем более для Севера нет, в Москве, Киеве или Ленинграде (большинство проектных институтов расположено там) берут проекты, принятые на Западе, и засылают их на Восток. Или же, в лучшем случае, придумывают что-то новое, свое, но уж совсем фантастическое, — сидя в Москве всего не предугадаешь.
И ведь не то чтобы вообще никогда не строили в Сибири и на Севере хорошо, нет! Норильск, Магадан, Ангарск—прекрасные, благоустроенные, вполне современные города! Но строились они в особых условиях, в каждом из них была своя, так сказать, доморощенная проектная организация, вроде как сейчас — в Мирном, и опыт, накопленный ими, так и не выходил за пределы каждого из этих городов.
Что же, и дальше идти по такому же пути — создавать чуть не на каждой стройке свои проектные институты и всяческие «филиалы», «рабочие группы проектирования»? Ведь вот говорят же, что проект рудника и города Айхал, который делает сейчас институт «Якутнипроалмаз», куда как выгоднее отличается от проекта Мирного...
Но не слишком ли расточительно будет для государства содержание стольких однотипных организаций? А главное, где уверенность, что от этого, как и прежде, не будет страдать качество проектирования?
Не проще ли где-нибудь на Востоке создать один крупный проектный институт, который вел бы или, во всяком случае, консультировал проектирование на всех стройках Сибири и Севера? Собрать в него опытных специалистов, знающих местные условия, — из того же Норильска, Магадана, из Ленинградского филиала Академии строительства и архитектуры СССР, который тоже вел много строек на Севере, и — вам и карты в руки! — работайте! На наш взгляд, необходимость в этом давно созрела, и тем более для будущего двадцатилетия, когда страна приступает к тому грандиозному строительству, которое намечено на Востоке Программой КПСС. Да и практически это несложно, потому что именно такой организацией должен был стать — по идее — созданный несколько лет назад Красноярский научно-исследовательский институт по строительству. Все дело лишь в том, чтобы расширить его права, задачи и укрепить кадрами.
— Андрей Федорович, а почему ледник обвалился? Тоже проектировщики виноваты?
Галкин рассмеялся, морщинки пробежали у глаз, и от этого его сухое нервное лицо стало добрее и моложе; сейчас ему никак нельзя было дать больше тридцати пяти.
— Нет, тут уж не наша вина! Не надо на бедного Макара все шишки валить. Да и не обвалился он вовсе, проще дело. Ледник этот типовой, — ледник Крылова знаете? Строят его так: зимой деревянный каркас обливают водой; намерзнет слой льда — еще льют, и так, пока слой льда не достигнет метров двух-трех. А ви-
люйгэсовцы начали его по весне делать, когда сильных морозов уже и не было. И поэтому спешили. Соорудили опалубочку, забили ее колотым льдом, с речки, и стали водой заливать. В принципе можно, конечно, и так, но тут важно, чтоб в теле ледника не было окон, чтобы вся вода промерзла,— опять-таки не надо поспешности. Ну, а они взяли на «ура». Даже на первый взгляд было видно: стукнешь палкой по льду, а звук как от пустой бочки. И я сам, и представитель треста говорили Ладейщикову: нельзя такой ледник принимать, летом вода прорвется внутрь, и если не обвалится ледник совсем, то уж во всяком случае продукты испортим. Так и случилось: масло, копчености, рыбу — все испортили. Остались мы на бобах. Но тогда Ладейщиков настоял: «Акт о приеме ледника в эксплуатацию подписать, потому что у «Вилюйгэсстроя» тяжелое финансовое положение...» Без материалов они сидели, «незавершенки» у них полно, а банк, вы знаете, под невыполненные работы денег не выдаст; дошли до того, что рабочим зарплату задерживали, — нечем платить. Так оно всегда друг за друга и цепляется... В общем, спорили мы, спорили, чуть ли не бюро по этому поводу Ладейщиков собирал. Подписали акт... Ох и крутенек был наш Иван Сергеевич! Ох и крутенек! С ним не поспоришь...
Мы вышли на улицу. Мелкий дождь вперемешку с холодной крупкой снега беспрерывно бусил из огрузлого неба. Ветер дул с севера, принося — так по крайней мере нам казалось—-запах льдин Великого Ледовитого океана.
Кто-то из нас проговорил невесело:
— Нет здесь Илиевского.
— Кого?
— Илиевского. Он бы им и материалы, и рабочих, и проекты — все нашел.
Мы рассмеялись. Занятный был человек — Илиев-ский! Стоит, пожалуй, рассказать о нем. Впервые довелось встретиться с ним случайно на дальнем участке одного из леспромхозов. Высокий, упитанный красивый человек в желтом кожаном реглане на меху представился мне:
— Илиевский, заместитель начальника строительства Иркутской ГЭС, — и милостиво протянул потную, грязную руку.
Он был с машиной, и в Иркутск мы решили возвращаться вместе. Но сперва пришлось пообедать у начальника участка, который настоял на этом. За обедом хлебосольный хозяин хвастался:
— Все свое. И овощ, и мясо, и рыбка. И «кумушка» своя, — он показал на бутылку с коричневой самогонкой.—А глянули бы вы, какого кабанчика я ращу!
— А ну-ка, хвались,— Илиевский поднялся из-за стола.
Во дворе в теплом закуте сыто похрюкивал мраморно-белый кабанчик.
— Хорош... Хорош, стерва! Пудов этак пять уже есть, — со знанием дела заметил Илиевский.
И вдруг сказал тоном, не терпящим возражения:
— Забираю. Мне без кабанчика никак нельзя. Деревцов! Деревцов, грузи кабанчика в машину.
Деревцов — флегматичный мужчина, по специальности плотник, но числящийся в прорабах, а точнее, в адъютантах у Илиевского, спокойно открыл дверцу закута.
— Да как же так! — растерянно разводил руками хозяин. — Я же не продаю. Кабанчик... Так ведь он тысяч восемь стоит!
— Молчи, молчи... Выхолишь еще. А мне кабанчик нравится. Слышишь, тебе это И-ли-ев-ский говорит: нра-вит-ся. Деньги пришлю. Три тысячи хватит. Деревцов, грузи!
— Так ведь корм... уход! — робко протестовал хозяин.
— Пришлю деньги. Илиевский хочет кабана!
И кабанчик стал собственностью замначальника... Продолжение этой истории мне рассказывали потом. На следующий день грозный Илиевский ворвался в гэсовский магазин.
— Чем кормишь? Чем ты кормишь моих рабочих!— кричал он в лицо растерянному завмагу.— Под суд отдам! Сгною! Это что?! — И грозная длань замначальника зачерпнула из початого мешка горсть овсянки. — Гнилью рабочих кормишь? — И овсянка полетела в лицо окончательно сбитого с толку завмага .— Инспекцию вызову! Заворовались!..
Но через минуту он неожиданно остыл.
— Ладно, прощу на первый раз. Черт с ней, с этой гнилой крупою. Списать ее к чертовой бабушке! Мой кабанчик съест. Деревцов, погрузи мешочек! — И строго к завмагу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Походка у него была быстрая, решительная. Лицо— бледное, темные круги под глазами еще больше подчеркивали эту бледность.
В директорском кабинете, просторной, чисто выбеленной комнате, на стене мы увидели большую карту сибирской платформы с алыми накрапами точек — разведанные месторождения алмазов. Точки широким клином устремлялись к морю Лаптевых.
Мы рассказали о поводе визита — «севших» печах в пекарне.
— Да разве только в пекарне дело? Трансформаторная подстанция разваливается, в школе потолок обвалился,— хорошо хоть после уроков, ночью. А вторую фабрику как трясет, знаете?.. Взрывы. Вы, на-верно, слышали: каждое утро в карьере рвут руду. (Мы-то это не только слышали, но и чувствовали.) Проектировщики, «Цветметпроект», не учли одной штуки: в обычных условиях, в мягких грунтах, взрывы гасятся, тухнут уже на небольших расстояниях. А здесь — вечная мерзлота работает, как детонатор, вот и трясет наш городок. Слишком близко к карьеру его посадили. А знаете, чем это грозит? Может быть,
через несколько лет некоторые здания могут рухнуть. Точно пока неизвестно: институт сейсметики только в будущем году проведет исследования, но не исключена и такая возможность... Была ли в этом необходимость? Никакой! Чуть поодаль — прекрасная площадка, куда лучше этой, но решили получить грошовую экономию: ближе, мол, руду возить от карьера к фабрикам...
Разговорились о городе, его планировке, благоустройстве. Галкин скупым усталым жестом — видно было, что говорить об этом ему приходилось уже десятки раз,— протянул нам тоненькую синюю книжку, устало сказал:
— Вот посмотрите. Любопытная книженция...
В брошюре были собраны материалы совещания по строительству на Крайнем Севере, которое проходило в Ленинградском филиале Академии строительства и архитектуры СССР в декабре 1959 года. На раскрытой Галкиным странице был отчеркнут абзац: «Алмазная столица — Мирный, столица Чукотки, старинный русский форпост на Крайнем Северо-Востоке— Анадырь, самый северный международный порт, центр деревообрабатывающей промышленности — Игарка и ворота в алмазную республику, крупный транспортный центр — Мухтуя потеряли возможность стать современными, высокоблагоустрбенными, красивыми северными городами...» Авторитетное мнение...
— И это сказано в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году! Впрочем, предвидеть нетрудно было,— Галкин поморщился, как от боли.
Насыпные дороги — как дамбы между кварталами... Такая планировка домов, что зимой жителям невозможно пройти к помойкам и приходится весь мусор (да простит нас читатель за эту прозу!) вываливать на улицы... И взрывы, от которых рушатся фундаменты... И теснота в квартирах, узенькие коридоры, стандартной высоты потолки...
Ну не обидно ли! Ведь строим-то не на год — на века. В наших городах люди при коммунизме будут жить — проект Программы вы читали, конечно? А как строим? Обидно!.. Когда-то придется весь этот нынешний Мирный перестраивать... Вот вам и экономия!
Так в чем же все-таки дело?.. Генеральный проектировщик Мирного — московский институт «Цветметпроект». Выбор этого института можно объяснить только чьим-то недомыслием. В его пользу говорило только то, что когда-то он проектировал кустарные алмазные предприятия Урала, и только. Никогда «Цветметпроект» не проектировал крупные города, никогда не вел работы в условиях вечной мерзлоты, и, по существу, роль его в Мирном свелась лишь к тому, что институт приспосабливал как-то к якутскому климату типовые проекты для западных областей.
— Да вот три дня назад, вечером, — рассказывал Галкин, — захожу я к Батенчуку. Сидит он со своим начальником технического отдела, и оба хохочут, ну до слез хохочут! А перед ними — чертежи, насосная станция третьей фабрики. Показывают: мало того, что водозабор проектировщики в илистое дно воткнули, — его же затянет сразу, — само здание станции, этакий бетонный стакан в тридцать метров высотой, спустили
с тела плотины в вечномерзлые грунты. Ведь школьнику ясно! — здание будет отдавать тепло, плотина растает, расползется, и насосная рухнет. Надо же додуматься! Впрочем, никто и не думал, должно быть; просто взяли чей-то готовый проект и прислали его к нам... Начальник техотдела, молоденький парень, Хви-данцевич,—между прочим, талантливый до чертиков! — придумал уже свой вариант насосной. Батенчук ему говорит: «Ты напиши подробную критику московского проекта, тогда твой оформим как рационализацию. Хватит нам на них бесплатно работать!» Вот так и идет работа: они брак присылают, а тут проектируют, ведь строить-то надо как-то... И еще одна беда: если и пришлют из Москвы неплохой проект, то технически он никак не выполним.
Но тут мы должны прервать рассказ Андрея Федоровича, чтобы пояснить последнюю его мысль. Четыре года строится Мирный, и только из привозных материалов. (Кстати, кубометр леса тут обходится примерно в пятьсот рублей.) Казалось бы, начинать надо было с сооружения базы строительной индустрии, в которую входят бетонный завод, завод железобетонных изделий, завод минеральной ваты. Завод этот запроектировали и уже строят, а самой минеральной ваты — по проектам — не требуется ни в одном здании, (промышленном или гражданском), завод керамзита-бетона и т. д. Четыре года прошло, а стройбаза, как говорится, только из земли вышла. Стоит она 136 миллионов, а за все время Госпланом выделено только 60 миллионов. Такими темпами построят ее, дай бог,
лет через пяток... Руками разводишь: в чем же загвоздка? Оказывается, все очень просто: обычно базы строительной индустрии финансирует сам генеральный подрядчик, в данном случае — Министерство строительства электростанций, но оно приняло эту стройку уже после того, как был разверстан по министерствам семилетний план, и поэтому стройбаза осталась в титуле треста «Якуталмаз», который в финансовом отношении подчиняется Госплану РСФСР. В Госплане же рассудили так: пусть базу и финансирует министерство.
И вот который год уже идет тяжба, кто должен деньги дать...
А получается, что в 1960 году в Мирном должны были кончить строить из дерева, но недавно совнархоз Якутии вынужден был принять постановление: поставить здесь еще двадцать тысяч квадратных метров жилья — из бруса.
Стало быть, и тогда, когда «Цветметпроект» запроектирует какой-либо объект в сборном железобетоне, а строители пишут на нем резолюцию: «технически невыполним»—нет железобетона, и проектируют объект этот в дереве.
«Технически невыполним»... Появилась крайняя необходимость приблизить проектную организацию к строительству в Мирном, и было принято решение — открыть здесь филиал «Цвет-метпроекта».
Открыли. Но ни один специалист из Москвы в Мирный не приехал. Вот тогда-то и вызвали главного инженера рудника Андрея Федоровича Галкина в горком партии.
— Думаем назначить тебя директором филиала,— сказал ему секретарь горкома Ладейщиков.
— Что вы, Иван Сергеевич! — взмолился Галкин.— Какой я проектировщик, я же горный инженер!
— Горный инженер и коммунист, — поправил Ладейщиков.— Так?.. Нужно. Ты же сам понимаешь, что нужно найти нам директора. Другой кандидатуры я не вижу.
И как ни возражал Галкин, вызвали его на бюро горкома и утвердили директором филиала. Но на самом-то деле, какой же он проектировщик! Никогда он с проектами дела не имел. Просто честный хороший инженер, не зря наградили его орденом за то, что быстро разработал и освоил технологию на первой в Мирном обогатительной фабрике.
Кто же был прав из них? Ладейщиков? Галкин?.. Вскоре, когда выяснилось, что предстоит строить здесь не только Мирный, а еще и другие города, решили создать на базе филиала «Цветметпроекта» самостоятельный институт — «Якутнипроалмаз». Создали. Директором остался Галкин. И опять-таки ни один специалист, за исключением молодых, только что кончивших вузы, из Москвы в Мирный прислан не был. Хуже того: поскольку институт был когда-то филиалом, а филиал — московский, ставки оставили в нем прежние, московские, и получилось так: работают два инженера на одинаковых должностях в тресте и в институте, в соседних зданиях, а зарплату получают разную, — один, как северянин, с надбавкой, другой — как «москвич». Где-нибудь найдет Галкин хорошего специалиста, приедет тот в Мирный, поработает месяц-два в институте, смотришь — в трест перешел. Во-
прос этот Галкин и горком партии не раз ставили в разных инстанциях, а им отвечали: подождите, скоро выйдет общее положение о зарплате в проектных институтах, вот тогда и с вами вопрос сам собой решится...
И дела с проектами идут так не только в Мирном. Случайно у одного из нас сохранилась статья о проектировщиках Братска, которая была опубликована в областной газете шесть лет назад. Братск, как известно, проектирует московское отделение института «Гидропроект» («Мосгидеп»), которое на месте имеет рабочую группу проектирования. Вот некоторые выводы этой статьи: проектировщики «...систематически срывают графики работ, или в лучшем случае присылают типовые проекты, никак не увязанные с местными климатическими условиями, имеющимися стройматериалами, оборудованием... Малочисленность рабочей группы проектирования, отсутствие в ней и вообще в «Мосгидепе» достаточного количества квалифицированных специалистов по вопросам строительной индустрии... Выдают проекты, совершенно разнородные по конструкциям, материалам, поэтому об индустриализации строительных работ не может быть и речи... Строители отвергли проект и сейчас переделывают его сами...»
Шесть лет назад. А написано — будто сейчас, и не о Братске, а о Мирном. И еще вспоминается: однажды чуть не все строительство Иркутской ГЭС простояло несколько дней,— не было бетона. В проекте бетонного завода гравиепо-дача (а гравий идет с водой) не была утеплена. Про-
сто взяли проектировщики проект бетонного завода, действовавшего когда-то на Каховской ГЭС, и перенесли его — без изменений — в Иркутск. Так его и построили. В первый же крепкий мороз завод встал...
И так везде, куда ни приедешь, — беды у проектировщиков общие. Укоренилась практика: поскольку типовых проектов для Сибири, а тем более для Севера нет, в Москве, Киеве или Ленинграде (большинство проектных институтов расположено там) берут проекты, принятые на Западе, и засылают их на Восток. Или же, в лучшем случае, придумывают что-то новое, свое, но уж совсем фантастическое, — сидя в Москве всего не предугадаешь.
И ведь не то чтобы вообще никогда не строили в Сибири и на Севере хорошо, нет! Норильск, Магадан, Ангарск—прекрасные, благоустроенные, вполне современные города! Но строились они в особых условиях, в каждом из них была своя, так сказать, доморощенная проектная организация, вроде как сейчас — в Мирном, и опыт, накопленный ими, так и не выходил за пределы каждого из этих городов.
Что же, и дальше идти по такому же пути — создавать чуть не на каждой стройке свои проектные институты и всяческие «филиалы», «рабочие группы проектирования»? Ведь вот говорят же, что проект рудника и города Айхал, который делает сейчас институт «Якутнипроалмаз», куда как выгоднее отличается от проекта Мирного...
Но не слишком ли расточительно будет для государства содержание стольких однотипных организаций? А главное, где уверенность, что от этого, как и прежде, не будет страдать качество проектирования?
Не проще ли где-нибудь на Востоке создать один крупный проектный институт, который вел бы или, во всяком случае, консультировал проектирование на всех стройках Сибири и Севера? Собрать в него опытных специалистов, знающих местные условия, — из того же Норильска, Магадана, из Ленинградского филиала Академии строительства и архитектуры СССР, который тоже вел много строек на Севере, и — вам и карты в руки! — работайте! На наш взгляд, необходимость в этом давно созрела, и тем более для будущего двадцатилетия, когда страна приступает к тому грандиозному строительству, которое намечено на Востоке Программой КПСС. Да и практически это несложно, потому что именно такой организацией должен был стать — по идее — созданный несколько лет назад Красноярский научно-исследовательский институт по строительству. Все дело лишь в том, чтобы расширить его права, задачи и укрепить кадрами.
— Андрей Федорович, а почему ледник обвалился? Тоже проектировщики виноваты?
Галкин рассмеялся, морщинки пробежали у глаз, и от этого его сухое нервное лицо стало добрее и моложе; сейчас ему никак нельзя было дать больше тридцати пяти.
— Нет, тут уж не наша вина! Не надо на бедного Макара все шишки валить. Да и не обвалился он вовсе, проще дело. Ледник этот типовой, — ледник Крылова знаете? Строят его так: зимой деревянный каркас обливают водой; намерзнет слой льда — еще льют, и так, пока слой льда не достигнет метров двух-трех. А ви-
люйгэсовцы начали его по весне делать, когда сильных морозов уже и не было. И поэтому спешили. Соорудили опалубочку, забили ее колотым льдом, с речки, и стали водой заливать. В принципе можно, конечно, и так, но тут важно, чтоб в теле ледника не было окон, чтобы вся вода промерзла,— опять-таки не надо поспешности. Ну, а они взяли на «ура». Даже на первый взгляд было видно: стукнешь палкой по льду, а звук как от пустой бочки. И я сам, и представитель треста говорили Ладейщикову: нельзя такой ледник принимать, летом вода прорвется внутрь, и если не обвалится ледник совсем, то уж во всяком случае продукты испортим. Так и случилось: масло, копчености, рыбу — все испортили. Остались мы на бобах. Но тогда Ладейщиков настоял: «Акт о приеме ледника в эксплуатацию подписать, потому что у «Вилюйгэсстроя» тяжелое финансовое положение...» Без материалов они сидели, «незавершенки» у них полно, а банк, вы знаете, под невыполненные работы денег не выдаст; дошли до того, что рабочим зарплату задерживали, — нечем платить. Так оно всегда друг за друга и цепляется... В общем, спорили мы, спорили, чуть ли не бюро по этому поводу Ладейщиков собирал. Подписали акт... Ох и крутенек был наш Иван Сергеевич! Ох и крутенек! С ним не поспоришь...
Мы вышли на улицу. Мелкий дождь вперемешку с холодной крупкой снега беспрерывно бусил из огрузлого неба. Ветер дул с севера, принося — так по крайней мере нам казалось—-запах льдин Великого Ледовитого океана.
Кто-то из нас проговорил невесело:
— Нет здесь Илиевского.
— Кого?
— Илиевского. Он бы им и материалы, и рабочих, и проекты — все нашел.
Мы рассмеялись. Занятный был человек — Илиев-ский! Стоит, пожалуй, рассказать о нем. Впервые довелось встретиться с ним случайно на дальнем участке одного из леспромхозов. Высокий, упитанный красивый человек в желтом кожаном реглане на меху представился мне:
— Илиевский, заместитель начальника строительства Иркутской ГЭС, — и милостиво протянул потную, грязную руку.
Он был с машиной, и в Иркутск мы решили возвращаться вместе. Но сперва пришлось пообедать у начальника участка, который настоял на этом. За обедом хлебосольный хозяин хвастался:
— Все свое. И овощ, и мясо, и рыбка. И «кумушка» своя, — он показал на бутылку с коричневой самогонкой.—А глянули бы вы, какого кабанчика я ращу!
— А ну-ка, хвались,— Илиевский поднялся из-за стола.
Во дворе в теплом закуте сыто похрюкивал мраморно-белый кабанчик.
— Хорош... Хорош, стерва! Пудов этак пять уже есть, — со знанием дела заметил Илиевский.
И вдруг сказал тоном, не терпящим возражения:
— Забираю. Мне без кабанчика никак нельзя. Деревцов! Деревцов, грузи кабанчика в машину.
Деревцов — флегматичный мужчина, по специальности плотник, но числящийся в прорабах, а точнее, в адъютантах у Илиевского, спокойно открыл дверцу закута.
— Да как же так! — растерянно разводил руками хозяин. — Я же не продаю. Кабанчик... Так ведь он тысяч восемь стоит!
— Молчи, молчи... Выхолишь еще. А мне кабанчик нравится. Слышишь, тебе это И-ли-ев-ский говорит: нра-вит-ся. Деньги пришлю. Три тысячи хватит. Деревцов, грузи!
— Так ведь корм... уход! — робко протестовал хозяин.
— Пришлю деньги. Илиевский хочет кабана!
И кабанчик стал собственностью замначальника... Продолжение этой истории мне рассказывали потом. На следующий день грозный Илиевский ворвался в гэсовский магазин.
— Чем кормишь? Чем ты кормишь моих рабочих!— кричал он в лицо растерянному завмагу.— Под суд отдам! Сгною! Это что?! — И грозная длань замначальника зачерпнула из початого мешка горсть овсянки. — Гнилью рабочих кормишь? — И овсянка полетела в лицо окончательно сбитого с толку завмага .— Инспекцию вызову! Заворовались!..
Но через минуту он неожиданно остыл.
— Ладно, прощу на первый раз. Черт с ней, с этой гнилой крупою. Списать ее к чертовой бабушке! Мой кабанчик съест. Деревцов, погрузи мешочек! — И строго к завмагу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11