Рене наконец понял, куда клонит Батейн. Догадка геолога поразила его своей простотой и естественностью; как и всегда бывает в таких случаях, он удивился, почему это раньше не пришло в голову ему самому. Но были у него и возражения.
— Вы считаете, что Вильяма Грейвса специально свели с ума?
— Вот именно! И в нужном направлении, — убежденно сказал Батейн.
— Но кто? Нед Шайе?
— Исключено!
— Верно. Тогда старый слуга? — Рене на секунду задумался. — Но ведь кто-то руководил его действиями! Выходит, местонахождение Грейвса было известно, во всяком случае, тому, кто незримо стоял за его спиной.
— Конечно! — Батейн снова встал из-за жалобно зазвеневшего кофейными чашками стола и в возбуждении прошелся по веранде. — У меня только сейчас прояснилось в голове, точно пелена упала с глаз. Разве частные фирмы, да что фирмы — правительства могут запросто испытывать сверхмощные бомбы в наше время? Дудки! Народы поумнели, они хорошо понимают, куда могут завести такие игрушки. Правительство, самовольно пошедшее на такую авантюру, скинут к чертям собачьим, вот и все. Вильям Грейвс изобрел нечто уникальное, пострашнее термоядерных бомб. А что изобрел — неизвестно. Так пусть он испытает свое оружие! Подумаешь, какой-то Габон! В то, что этот взрыв может иметь глобальный катастрофический резонанс, конечно же, никто всерьез не верил. Пусть испытает! А потом уж можно основательно решать, как поступить и с самим Грейвсом, и с его изобретением.
Энергично и нескладно расхаживая по веранде, Батейн продолжал возмущенно говорить, но Хойл его уже не слушал. Батейн был тысячу раз прав! За спиной Вильяма Грейвса, превращенного в странную и страшную марионетку, незримо, но властно стоял некий серый кардинал. Несущественно, кем был этот некто в сером: государственным деятелем или частным лицом, советником президента или преуспевающим бизнесменом. Важно, что этот человек был облечен доверием всесильного военно-промышленного комплекса и выполнял его волю. Его деятельность сохранялась в глубокой тайне, а тем, кто в эту тайну в силу необходимости или волею случая оказывался посвященным, рекомендовалось молчать и играть в незнание. Вокруг Грейвса все туже стягивалось железное кольцо. Давление на него оказывали фирмы, с которыми он сотрудничал, банки, в которых он был аккредитован, ученые, да-да, и ученые, с которыми он сотрудничал. Своим исчезновением он спутал было карты, но ненадолго. Давление на него возобновилось, теперь в осаде приняли участие террористы, агенты частных фирм, репортеры, да мало ли кто еще? И он, Рене Хойл, искусно направляемый незримой рукой, внес посильный вклад в эту травлю наивного ученого-идеалиста.
Конечно, ходатайство Элизы Бадервальд сыграло некоторую роль, но теперь Рене хорошо понимал, что не следует преувеличивать его значение. Тут многоопытный детектив, но плохой политик Майкл Смит ошибся, как он ошибся в оценке и некоторых других деталей операции. Просто незримый некто в сером решил тонко использовать ходатайство могущественных Бадервальдов и дал Спенсеру Хиршу соответствующие инструкции. Рене Хойла приголубили и активизировали для того, чтобы максимально накалить обстановку, спровоцировать террористов на крайние поступки, толкнуть на похищение Неда Шайе, насильственный захват виллы Грейвса. Некто в сером был уверен — и, надо признаться, рассчитал он очень точно, — что одурманенный нейролептиками, доведенный до безумия Грейвс обязательно произведет роковой взрыв! Либо под угрозой захвата дома террористами, либо, если Шайе окажется достаточно стойким, в силу естественного развития безумных, все время подстегиваемых идей.
Некто в сером оказался прекрасным режиссером. Все подготовив, он собрал в Монако группу специалистов по делу Грейвса, чтобы приступить к анализу страшного эксперимента, если он не окажется блефом, не теряя ни минуты. И лишь после этого нажал на спусковой крючок! На всякий случай серый кардинал решил оградить операцию от возможных случайностей, расчистить арену действий: с помощью тех же террористов, а может быть и полиции, убрать или блокировать всех сомнительных и опасных лиц. Именно поэтому Рене Хойл должен был претерпеть похищение. Да, режиссер отлично разработал сценарий, предусмотрел и заставил заиграть множество мелочей. И все-таки желанный спектакль не состоялся! Разные люди объединились, сорвали его, и он, Рене Хойл, сыграл в этом далеко не последнюю роль. Сознание этого наполнило Рене силой, о существовании которой в себе он и не подозревал раньше. Услышав обращение Батейна, он поднял голову, оторвался от своих мыслей.
— Я говорю, у вас такой вид, Рене, словно лотерейный билет принес вам выигрыш в миллион долларов. — Батейн добродушно улыбался.
— Наверное, так оно и есть. — Хойл встал из кресла. — Вы правы. Ник. Я все обдумал, взвесил и понял — правы. Вильям Грейвс действовал как марионетка. Но кто стоит за его спиной?
Батейн покачал своей большой головой:
— Не советую вам ломать над этим голову. А если и узнаете о чем-нибудь, то молчите. Не то отправитесь вслед за теми, кто участвовал в убийстве Джона Кеннеди.
— Но если все обстоит именно так, если Грейвс лишь игрушка в руках сильных мира сего, то попытка вызова глобальной катастрофы может повториться!
Батейн в раздумье оперся на перила, равнодушно заглянул в бездну, падающую к далекому, словно нарисованному морю, и нехотя буркнул:
— Может.
— Если еще раз запахнет жареным и о деле Грейвса придется заговорить на весь мир и во весь голос, вы не откажетесь помочь?
— Не откажусь. Уж такой у меня характер. — Батейн поскреб затылок. — Я не из тех подвижников, которые несут на Голгофу свой собственный крест. Но как не помочь нести крест другому? Тут я отказать не могу!
В гостиницу за Рене на своем «ситроене» заехали Жак и Луи. Они говорили, что им с Рене по пути: дорога в Париж лежит через Ниццу, но журналист знал и другое — они решили подстраховать его. По имевшимся у них сведениям, в последние два дня полиция устроила настоящую охоту за террористами, именно им приписывали нападение на виллу Грейвса; опытный режиссер, некто в сером, был, конечно, взбешен неожиданным поворотом событий. Многих из террористов схватили, но не всех; Хойлу следовало опасаться тех, кто остался на свободе. Жак и Луи хорошо понимали это и действовали соответствующим образом. По дороге в Ниццу они переговорили о многом. Хотя есть никому не хотелось, они все-таки остановились в придорожном ресторанчике, заказав крабов по-мексикански, вкусовые качества этого блюда до небес превозносил Луи. И выпили по стаканчику красного, как кровь, крепкого, почти без сластинки вина, которое выбрал Жак. В аэропорту попрощались коротко и просто.
— Если придется худо, не стесняйтесь, вы знаете, как найти Жака Бланшира.
— Мы были с тобой в деле, — присовокупил Луи, они как-то неожиданно перешли на «ты». — Ты настоящий мужчина, камарад. Мой адрес у тебя есть.
Был у Рене и адрес Николаса Батейна. Сколько людей прошло перед Хойлом за этот бурный месяц! А в сердце остались лишь эти трое.
Как это бывает на юге, быстро темнело: сумерки будто лились на землю с темнеющего неба серым невесомым дождем. Разом зажглись фонари и резким светом облили людей, бетон, деревья и здания. Где-то на летном поле вспыхнул прожектор и положил на темнеющее небо свой луч-ятаган. У Рене было странное состояние, возвышенное и созерцательное: вместе с этим днем уходил большой и яркий кусок его жизни, уходил, чтобы постепенно все больше и больше тонуть в дымке неизбежного забвения. Рене был доволен, даже немножко горд собой, но ему было тревожно, точно он сидел за рулем яхты, направляя ее к узкому проходу в бурунах.
Уже входя в самолет, Рене обернулся: луч-ятаган все еще висел над быстро темнеющей землей, бесплотный, но в то же время чувственный и зримый. И как-то вдруг Рене понял, что его смущает, что тревожит: такой же бесплотной, но зримой тенью над Землей еще висит угроза ядерной катастрофы.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24