Мелкие зверьки, крохотные монстрики уверенно перли под днище машины. Их там скопилось уже столько, что из-под колес высовывалась сплошная масса шевелящихся и дергающихся хвостов лап, челюстей. Эта масса набухала расширялась все больше и больше, из под днищ слышался писк, хрип, летели слюни. Черепиховцы наблюдали за этим обрядом, не в силах понять, что делает эта мелкота.
Ручейки зверьков стекались к упавшему грузовику и исчезали под ним. Затем по окрестностям пронесся глубокий стон металла и грузовик, все еще лежа на боку…поднялся. Теперь он висел в сантиметрах двадцати на липкой дорожной грязью. Было видно как легион монстров копошится под ним, удерживая на тысячах спинах многотонную массу машины. Верхние ряды зверьков, не выдержав давления лопались, и растекались по нижним собратьям, но им на смену из леса вытекали еще десятки и сотни тварей. Грузовик повисел на единой лесной массе, но затем, не торопясь, поплыл к обрыву, медленно покачиваясь. Цепочка мертвых зверьков оставалась за ним. Смешиваясь с трупами мелочи с которой воевал водитель.
Грузовик дополз до близкого обрыва, а затем качнувшись еще раз, прыгнул вниз. Тяжело перевернулся в воздухе, блеснуло на миг ветровое стекло, а затем тяжелая масса рухнула в темную воду. Где-то там в глубине лежал и первый грузовик. Синяя кабина еще некоторое время выглядывала из воды, словно некое речное животное, выставило ноздри подышать. Затем мутные воды Волги поглотили машину.
Оставшийся грузовик кто-то утащил в лес. С жутким скрежетом, и качаясь из стороны в сторону машина задом исчезла в ветвях. Видимо тащили ее сами деревья, или что-то похожее на них.
Штук пятьдесят зверьков выметнулись на поле битвы и торопливо стали собирать своих павших собратьев, и уносить их в пасти, то в лес, то в реку. Чудесным образом исчезла кровь, обильно оросившая Черепиховский въезд, исчезла даже грязь, с которой эта кровь смешалась, придав жидкой земле розоватый оттенок.
Пятнадцать минут спустя ничто уже не указывало что здесь когда то находились аж три грузовика с людьми. Пошел легкий холодный дождик и место выглядело пустынным. Но кордон был, его было видно в телах снующих под дождем, по-прежнему прячущихся в темных закоулках.
Черепихово было в окружении.

Тридцать минут спустя, после уничтожения грузовиков спасателей отчаявшиеся жители Черепихово предприняли яростный штурм кордона со своей стороны. Теперь у всех были ружья и бой случился не шуточный. Въезд заполнился грохотом выстрелов, тяжелым пороховым дымом. Обезумевшие селяне палили направо и налево, топтали тварей ногами, били прикладами. Монстры десятками падали под выстрелами, часть была раздавлена, и разорвана руками. Над обрывом раздавались проклятья и звериные визги.
Поначалу отряд селян неукротимо прорывался вперед, а затем начал подобно грузовику замедляться, захлестнутый волной все прибывающих отовсюду монстров. Люди вламывались в волны чудовищ, воевали со всей яростью, ничем пожалуй не уступая покойному шоферу грузовика, но их все-таки захлестнуло, и повалило морем зверей.
Черепиховцам пришлось отойти, а затем и вовсе бежать, на ходу отстреливаясь из ружей. Во время бега почти у всех закончились патроны и они отбивались чем могли.
Потеряв не менее трети бойцов селяне вернулись на исходные позиции. Еще раз забравшись на крышу они увидели, что место, где только что все было усеяно трупами павших зверьком, снова чудесным образом опустело и видно лишь грязную грунтовку, да лес неподалеку. С этого момента Черепиховцы опустили руки и отправились в местный бар, где погрузились в пьяный ступор, в котором и находились к моменту приезда Сереги.

Ночью снова начался шабаш. Люди не спали, отстреливались в окна, орали в ответ на вой окружавших тварей. Тем кто, спал, снился голем. А где-то в три утра он собственной нематериальной персоной прошелся наискось, через все жилые дома, вызвав немалый переполох и массу потраченных патронов, которые испуганные жители выпалили в пришельца. Причем один из селян попал в собственного соседа, что находился за големом.
Селянину Никонову этой ночью тоже сильно не повезло. Около двух, он, с еще тремя соседями держал оборону дома от тварей, как неожиданно шум возле дома стих. Недоумевающие жители осторожно выглянули в окно и узрели на фоне освещенного луной неба исполинскую лохматую фигуру в голове которой жутко светились два зеленых глаза. Это был огромный медведь шатун, и луна серебрилась на его гладкой шерсти. Чудовищный зверь поднялся на задние лапы, громогласно заревел, на все село и ломанулся в стену дома.
К несчастью стены дома Никонова оказались не слишком прочны, и с третьей попытки медведь разломал бревенчатый заслон и вломился в комнату, к остолбеневшим селянам. Он двигался стремительно и успел подмять под двоих соседей Никонова, когда тот выпалил из тяжелого дробовика пулями. Обе пули попали медведю в голову, но он рванулся и задрал последнего селянина, прежде, чем сдох в страшных мучениях сам.
Луна зашла за тучу.
На утро, почти перед рассветом, к селянину Колосьеву, вломилось в дверь непонятое чудище. В предрассветном сумраке жилец разглядел человека огромного роста, агрессивно взмахивающего, похожими на лопаты руками. Колосьев испуганно выстрелил, заряд отразился от пришельца и попал в лоб Колосьеву, убив того на месте. Пришедшие днем селяне с удивлением увидели в доме Колосьева гранитную статую основателя Черепихово, сотника Сивера, стоящую неподвижно над трупом селянина. Некоторые усмотрели на неподвижном лице статуи легкую усмешку, но никто не мог сказать была ли она наверняка.

Днем в баре произошло событие. Селянин Гриднев, до этого спокойно сидевший за столиком с друзьями, вдруг прямо у них на глазах, обратился в деревянную колоду, с приставшими к ней остатками гнилой коры, на которой было грубо вырезано лицо и написано его имя. А сам Гридней стоял в это врем в дверях бара и изумленно лупал глазами, на деревянный обрубок. В дальнейшем такие перевертыши приходили еще к нескольким селянам, но зла вроде не причиняли, и на низ престали обращать внимание.
И понеслись дни за днями. Ночью были шабаши, и неизменный голем по утро, днем посиделки в барах, кто-то опять становился змеей. Ставни домов были закрыты, народ ходил с ружьями и шарахался от любого слабенького звука.
И к моменту появления, неизвестно как проехавшего через кордон Сергея деревня Черепихово переживало тяжелейшую стадию своей блокады.

7.

– Вот так, – произнес Щербинский спокойно, – теперь ты понимаешь, куда вляпался.
Лапников грустно кивнул, он уже это слышал. Солнышко падало в ока, крошечные песчинки вились в воздухе, играли, переливались, а в окна рвалась мощная здоровая зелень середины лета. Как-то не вязался этот денек с рассказом селянина. Но Сергей знал, что за днем придет ночь.
– Хочешь сказать, – произнес Серега, – что ты принял меня, за эту деревянную чурку с именем.
– Именно за нее и принял. Ты вообще был похож на перевертыша. Только вот у них обязательно бывает оригинал, а еще одного тебя мы не видели.
– Делааа. – Протянул Сергей глядя на елозящую под столом собаку. – Так влипнуть надо еще суметь. Великая участь однако.
– Так влипли, – с кривой усмешкой пояснил Лапников, – во всем мире только сорок восемь человек, и все они находятся в этой психованной деревне.
Серега, медленно переваривая рассказанное (что после ночных событий было не так уж трудно) устремил взгляд на стойку, под которой грудой лежали ружья, некоторые до сих пор с ценниками. Словно схватили в магазине и стрелять. Трое понурых типов, сидевших в уголке, неожиданно заволновались, заворочались. Один их них, сидевший близко к стене вскочил, изумленно оглядывая свои руки, и попятился от остальных. Он безумно вращал глазами, а затем распахнул челюсти и заорал. Лицо и руки были в чешуйках, которые тихо осыпались на пол при резких движениях.
Двое других тоже поднялись, лица их были каменными и мрачными и боком стали заходить на змеистого. Тот пятился от них, заорал оглядываясь, но остальные отвлеченно смотрели на него, ожидая развязки.
Прижавшись к стене селянин обрел неожиданно дар речи и сдавленно запричитал.
– Нет, вы что, не надо, это пройдет, это не то…не то…
Резво кинувшись вперед его бывшие соседи профессионально скрутили за спиной у бедняги руки, ругаясь, когда царапались о чешуйки. Тот попытался вырваться, его приложили лицом об стол и он сразу затих. Только причитал, когда его вели через бар, прихватив заодно ружья.
Троица вышла за дверь, и на выходе скрученный издал болезненный вопль, затем его пихнули и он замолк. Все собравшиеся молча слушали. В мертвой тишине бара слышалось только приглушенное сопение Венди.
Через некоторое время до них донесся одинокий звук выстрела. Двое вернулись одни. С мрачным выражением лица они двинулись прямо к стойке.
– Теперь сорок семь. – Вздохнул Лапников – Змеиная болезнь в действии.
– Полицейские какие то порядки. – Проворчал Сергей, мрачно глядя на спутников. – Говоришь это назвали змеиная болезнь?
– Да змеиная болезнь, от нее нет спаса никому. Сейчас ты человек, а через пару секунд уже змея. Тебя ловят, сворачивают шею и вешают на столбе. Спасения нет.
– Это хорошо еще если сразу в змею, – заметил Щербинский, – а бывают как этот. Не змея не человек, тварюга чешуйчатая. Вот ты говоришь, почему стреляем сразу, так ведь если сразу не пристрелить, станет таким чудо-юдом, что потом только бегом спасайся.
– Но ведь он вроде как человек, понимал все, просил отпустить. Подумаешь в чешуе.
– Это он сейчас понимает, просится. А потом как говорить забудет, шипеть начнет, озмеиться весь. И получится из него не маленькая змейка, а здоровый змей. Не поверишь, у нас на кордоне встретили такого. Змея, в человечий рост, голова как у лося, да к тому же не одна а две. И по три глаза у каждой.
Серега ухмыльнулся, этой ночью он видел монстров и пострашнее.
– Трое наших в это время как раз до дома шли, – продолжал Щербинский, – напал на них, они стрелять начали. Двадцать четыре патрона извели. Двенадцатый калибр. Да от такой дозы и слон копыта отбросит. Или что у него там…
– У такой змеюки, и чешуя должна быть пропорционально толстая, то есть почти броня. – Вставил журналист, он повозил ногой шлем, что стоял под столом.
Солнечный луч медленно двигался вдоль высохших половиц, за окном пели птицы. В баре было на удивление тихо и спокойно, словно не пристрелили только что неподалеку человека, пусть даже наполовину обращенного в змею.
– Темная какая история, – сказал Сергей, – непонятная. Я как журналист изучал историю Черепихово. Такое ощущение, что зародилась она довольно таки давно, древняя она. Был ранее такой случай.
– Ага. – Тут же перебил Лапников. – эта та которая с волком звонником?
– Именно так, тоже интересовались?
– Было дело…Совпадения тут конечно интересны. Тоже буря, тоже разгром, а потом началось.
– Хочешь сказать, что и раньше такое случалось? – Спросил с некоторым удивлением Щербинский.
– Случалось и раньше, по моему это преследует село с момента основания, когда только племя выгнали, – сказал Сергей, – кстати, я не знаю названия племени, хотя у меня и есть некоторые сведения…
– Племя звали Лемех. – Произнес журналист. – Это было языческое, не слишком крупное племя, жило охотой, в общем то никому особо не мешало. У них был какой то культ природы, сейчас уже все позабыли имена их богов.
– И церковь построили прямо на капище.
– Их шамана отловили помниться, не дали убегнуть, – Лапников снова пнул шлем, – и разодрали как водится на двух березах.
– Однако. – Заметил Щербинский.
– Шамана то разодрали, – сказал Серега со вздохом, – но это было более пятисот лет назад, и меня в общем то не колышет какой то шаман, когда вокруг меня снуют чудовища и с каждым мигом близится ночь. Не могу удержаться, но я теперь все время думая о будущей ночи.
– О ночи не беспокойся. – Сказал зоотехник. – Переживем как ни будь, если хворь змеиную пронесет.
– И все же я хотел бы решить, что мы будем делать дальше.
– Ну, как вот эти позади, сидеть и ждать мы не будем. – Сказал бодро Лапников. – Это они здесь жили и может быть родились, а для нас это место чужое, и к тому даже на удивление гадкое.
– Да уж.
– Может быть была бы ситуация менее опасной. – Продолжил он. – Я бы попробовал раскопать и понять, что здесь происходит. Но сейчас я такой потребности не испытываю. Я вообще жить хочу, а не на монстров пялиться. И неизвестно еще, когда я теперь смогу спать нормально. Предлагаю выбираться.
– Всегда за. -Поддержал Сергей – Я уже давно об этом думаю. Честно говоря с момента въезда в село. Попытаться заменить аккумулятор в машине и уехать отсюда. Чтобы не гуляли вдоль стены всякие эти,…големы.
– Любопытная кстати фигура, – вновь заговорил Лапников пристально глядя на шлем, – я бы сказал, что он является не простым порожденьем этого места, колоритная личность, пожалуй когда-то он был человеком и жил здесь.
– Эк, куда нас занесло, – сказал Сергей, – кем же мог быть такой монстр, с хвостами вместо рук.
– Если верить, всем этим побасенкам о призраках, змеиные руки он обрел в новом воплощении. Вы заметили как он был странно одет.
– Нет, я тогда мало что замечал, довели.
– Так вот, он был одет в тяжелые медвежьи шкуры, грубые такие штаны и рубашка, да еще и беличья грязная накидка сверху. На груди висел амулет, толи корешок какой, толи животное мелкое высушенное, а на ногах, мягкие торбаса из змеиной кожи!
– Из змеиной? – Спросил Сергей заинтересованно.
– Да, на чулки похожие, чешуйчатые. И теперь посмотрите еще. Ко всей это меховой примитивной одежке, на голове красуется тевтонский металлический шлем, похожий на ведро. К слову сказать Лемехи железа не знали, топоры да секиры были каменные. Так как же стальной шлем попал на башку к голему?
– А вообще он почти материален. – Тихо произнес Сергей. – Ведь я как то умудрился сбить шлем у него с головы.
– А где вы рубили? – Спросил журналист.
– Вообще по шее, – признался приезжий, – и в какой то момент мне показалось, что вместе со шлемом отлетела и голова.
– Любопытно, били то голема топором, а топор из железа, неужели и правда железо для них страшно?
– Так пули тоже вроде не деревянные, – вставил Щербинский, – а садили их в него много.
– Пули свинцовые, – терпеливо пояснил Лапников, поднимая с пола шлем и ставя его на стол, взгляды сидевших вокруг, сразу скрестились на нем, многие выглядели испуганными, – по старым поверьям именно железо может причинить вред нечисти, правда не всей.
– Надо полагать лучше железа только серебро, оно залечивает раны. Осветляет все вокруг, и только им можно убить волка оборотня, и отпугнуть вампира. Серебро и огонь. – Заметил Серега щупая шлем, тот был шероховатый, и чем-то неуловимо неприятный. – Мне вот только одно интересно, каким же образом наш голем, без сомнения нечисть ночная, носит вот этот явно железный шлем?
– Ну голем, вероятно как раз из тех тварей, что железо терпит, ведь он был ранее человеком, по крайней мере частично терпит. Может и шлем покорно носит, но вряд ли просто так мучается, скорее всего этот шлем хоть и железный, да оскверненный, так что его сила теперь направлена в другую сторону. Не хочу предполагать, но скорее всего его бывший владелец был замешан в чем-то нехорошем, а затем прямо в этом шлеме и убит.
Серега поежился, яркий день вокруг словно посерел, съежился, подуло из окна ледяным ветерком, даже солнце теперь казалось глупым нарисованными на небе блином, не светило и не грело. Ночь приближалась.
– Странный у нас разговор, – сказал приезжий нахмурившись, – сидим тут и совершенно спокойно, говорим о големах, волках, нежити какой то, о проклятиях говорим, о железе священном.
– Это реальность. – Веско сказал Лапников, спуская шлем под стол, чтобы не мозолил глаза. – Это реальность и иногда я удивляюсь. Как до сих пор нахожусь в трезвом рассудке.
– Я представляю себе, что я в сказке, так как то легче, можно рассуждать, о убойной силе серебра.
– А я например очень люблю читать фэнтези. – сказал Лапников.
– И я тоже. Мечи против колдовства! – улыбнулся горожанин.
– Топоры… – хмуро произнес слушавший ранее Щербинский и Серега сразу понуро замолк.
– Только наше с вами фэнтези пожестче, помрачнее, здесь мы имеем в противниках некую древнюю силу, которая берет у людей не сколько тело, сколько душу.
– Душу, если она есть пожалуй подставлять не стоит. – Сказал Серега в раздумье. – Тем более я хочу как модно скорее выбраться отсюда и все забыть.
– Забыть не удастся, по психиаторам еще забегаешься.
– Что психиаторы по сравнению с этим – ухмыльнулся невесело Серега – я и не знал раньше, что это за ощущение, когда тебя вот-вот пришибут, постоянный страх за жизнь, и неуверенность в завтрашнем дне, да что день, ночи я уже боюсь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40