Пятнадцать пуль, выпущенных из «Беретты» М-92, расщепили дубовую панель дв
ери. Чистильщик низко и длинно кувыркнулся, оказался вне зоны огня и осто
рожно выглянул из-за массивного кресла. Похоже, Боров не заметил его мане
вра и судорожно, в спешке старался перезарядить пистолет. «Тяжко не быть
опером в Синдикате, Ц подумал Чистильщик. Ц Никакого представления об
аномалах». Он выпрямился.
Ц Бросьте оружие, Константин Иванович, Ц мягко посоветовал он. Ц Бесп
олезное это занятие.
Увидев направленный на него ствол «Глока», Боров бросил пистолет на журн
альный столик перед собой и закрыл ладонями лицо.
Ц Стреляй, Ц глухо произнес он. Чистильщик поднял брови.
Ц Вы меня не интересуете. Меня интересует Глава Всех Глав.
Ц Что?! Ц задохнулся Боров. Ц Так ты… Он тотчас же заткнул себе глотку, н
о Чистильщику, давно подозревавшему что-то подобное, было достаточно.
Ц Значит, это вы и есть? Кстати, а где Ник-Никыч? По-моему, я столкнулся в пр
ихожей с его «близнецами».
Боров затравленно поглядел на него. И Чистильщик перехватил его взгляд.
Сразу же тупо заныла нога, кольнуло сердце. Не удержавшись, он опустился н
а стул и со стоном прикрыл глаза.
Ц Значит, Ц с болью произнес он, Ц вы и его. А он не хотел открывать охоту
на меня. Так? Можете ничего не говорить, я знаю Ц все именно так. Мать вашу,
его-то за что?! Только за то, что он был умнее вас? Суки, козлы хлебаные! Это не
мы выродки, а вы! Мразь!!
Он распахнул свои вдруг потемневшие глаза и вскинул пистолет. Боров сжал
ся.
Ц Подожди, Крысолов, не стреляй! Я могу дать тебе то, что стоит моей жизни.
Я же знаю, что ты мучаешься оттого, что не знаешь своих родителей. Я скажу т
ебе, кто они, Ц частил он. И увидел, что ствол пистолета опускается. Медлен
но Ц но опускается. Ц Мало того Ц твоя мать жива. Я скажу ее координаты, а
ты дашь мне жить. Договорились? Ты скажи Ц мы договорились?!
Внизу под окнами глухо бухнул взрыв, заставивший Чистильщика вздрогнут
ь. Он едва не метнулся опрометью по лестнице, догадываясь, почти точно зна
я, что же случилось. Но остался сидеть изваянием.
Ц Ты скажи, Ц взвизгнул Боров, Ц мы договорились?!
Чистильщик молча вскинул пистолет, и на лбу Главы расцвел темно-красный
цветок. И тут Чистильщик сорвался Ц второй и последний раз в жизни.
Ц Да пошел ты, ублюдок! Ц выкрикнул он. Ц Неужели ты так и не понял, что у
аномалов Синдиката нет ни отцов, ни матерей?! Нет никого и ничего, что вызы
вало бы любовь и нежность?! Ведь вы же, долбохлебы, все это в нас вытравили. Ч
его же ждали в ответ, кроме ненависти и презрения?
Он резко сплюнул на пол, загаженный кровью и экскрементами убитых, разве
рнулся и пошагал прочь, давясь смрадным запахом смерти, которую он и прин
ес сюда. На лестнице он все-таки не сдержался и ринулся бегом к крыльцу, к п
роходу в минном поле, что теперь знал только он один.
Рустам лежал в пяти метрах от крыльца и вяло шевелился. Боль еще не захлес
тнула его, и Чистильщик поспешил погрузить пацана в кратковременное бла
женное небытие. Осмотрел рану. Малая противопехотная мина, так называемы
й «пятак», оторвала парню ступню, и сейчас из окровавленной штанины торч
ал острый обломок голенной кости в окружении лоскутьев кожи и мышц.
Ц Мать твою, Ц выкрикнул Чистильщик, перетягивая ногу парня жгутом, и з
аплакал, Ц что я теперь скажу Змею?! Ты ведь без спроса, поди, в приключения
подался, а?


Улица Первомайская, Старый П
етергоф. Среда, 12.08.6:15


Ц Боже мой, Ц всплеснула руками Ц точнее, здоровой рукой Ц Мирдза, ког
да Вадим внес в «лазарет» Рустама. Ц И что ж мне с вами, засранцами, делать?

Ц Латать, Ц бледно улыбнулся Чистильщик, Ц суровыми нитками.
Мирдза уже успела обработать раны Мишки, позаниматься своими. И вот тепе
рь Ц Рустам и Вадим. Именно в такой последовательности Ц и не только по с
тепени тяжести ранений. У Чистильщика было еще одно дело, которое нужно с
делать еще до того, как он потеряет сознание. Нужно было отправить во все р
егиональные центры мессагу о том, что Центр уничтожен, и регионы могут ве
сти свою политику независимо от него. «Надеюсь, Ц подумал Чистильщик, Ц
теперь изменится подход к «Диким».
Ц Черт бы вас всех побрал, мальчишки, Ц вздохнула Мирдза, и на ее глаза на
вернулись слезы, Ц как же я вас, иродов, в Азию-то потащу?


ЭПИЛОГ


Гостилицкое шоссе, Старый Пе
тергоф. Четверг, 25.03.99 г. 22:30



Она приезжает сюда довольно часто. За те полгода, с тех пор, как она появил
ась здесь впервые, не бывает и недели, чтобы она не приехала. Каждую неделю
Ц словно на работу, приезжает она сюда; либо в среду, либо в четверг, всегд
а только вечером Ц между девятью часами и полуночью. Вот и сегодня знако
мый уже вишневый «Опель» свернул с шоссе в проулок возле круглосуточног
о ларька, торгующего винно-водочными изделиями не лучшего качества, «Бр
оневика», как его именуем мы, студенты университета, общежития которого
расположены в сотне метров от этой торговой точки. Она вышла из машины и н
еспешно зашагала к металлическим воротам, открыла калитку и легко взбеж
ала по трем ступенькам. крыльца, недолго повозилась с замком. Стукнула дв
ерь, и она скрылась в доме.
Она Ц это молодая, грациозно-гибкая и подвижная женщина. Я не знаю, кто он
а, откуда и что связывает ее с прежним обитателем этого дома, которого я не
много знал. Ну, не то чтобы знал, так, раскланивались при встрече, «здрасст
е Ц до свидания». Служил он то ли в ОМОНе, то ли в СОБРе Ц я так и не разобра
лся; да, собственно, и вникать-то не сильно хотел. Приятный мужичок, не говн
истый и вежливый Ц а что еще надо от полузнакомого человека? А прошлой ве
сной он исчез Ц и с концами. Но дом не трогают. Ни бомжи, ни местная вороват
ая гопота.
Видать, по старой памяти. А осенью появилась она, молодая и красивая.
Вот только… Стоит вам заглянуть в ее глаза Ц и вы понимаете, что эта ее кр
асота и молодость, гибкость и грациозность не более, чем внешняя форма, об
олочка. А внутри лишь старость, боль, знание чего-то запредельного, одиноч
ество Ц скорее даже пустота, вакуум Ц и сокрушительная сила. И Ц сами гл
аза. Они поразят вас своим странным цветом, бесцветностью даже; то ли свет
ло-серые, то ли светло-голубые, то ли светло-зеленые.
Я видел ее глаза раза три, и каждый раз они были иными. Все так же бесцветны,
но бесцветны всякий раз по-иному, неуловимо изменяя оттенок. И еще Ц в эт
и глаза смотреть страшно. Именно из-за той запредельности, о которой я уже
сказал. Наверное, так и выглядели долгожители-эльфы, буде они существова
ли. Не знаю. Может, эти самые эльфы, сиды, Aen seidhe Ц или как их там еще? Ц существ
уют и доныне. Не знаю.
Зато я знаю другое. Я знаю, что будет делать эта женщина до рассвета. Упаси
меня боже, я уже не в том возрасте, да и не так воспитан, чтобы лазать вокруг
дома и подглядывать в окна. Нет, я просто знаю. Не спрашивайте Ц откуда, вс
е равно не смогу ответить. Может быть, мне все это приснилось, может Ц про
резался дар ясновидения. А может, я это и придумал. Но все-таки, думаю, что з
наю.
Сначала она медленно обойдет пустые комнаты, осторожно касаясь вещей, и
только потом зажжет свет Ц тусклую маленькую настольную лампу Ц в боль
шой комнате с камином. Да-да, обойдет весь дом в потемках, ни разу не запнув
шись и не наткнувшись ни на что, безошибочно дотрагиваясь до того, чего ей
хочется коснуться. А потом разожжет камин, нащепав лучины острым узким н
ожом, который извлечет из хитрых ножен, пристегнутых к предплечью. Сядет
в мягкое кресло у огня, откроет бутылку настоящего «Киндзмараули» Ц все
гда только «Киндзмараули» Ц и медленно выпьет первый бокал. В ее действ
иях прослеживается некая ритуальность.
Потом она встанет и вытащит из тайничка за дымоходом камина небольшую Ц
шесть на восемь Ц черно-белую нечеткую фотографию, явно переснятую и ув
еличенную с еще меньшей. Наверняка фотографию со служебного удостовере
ния прежнего хозяина этого дома. Она прислонит фотокарточку ко второму
Ц пустому Ц фужеру, нальет себе вина и будет долго, до самого утра разгов
аривать с ней. Или с ним Ц ведь как на это поглядеть. Говорить на незнаком
ом гортанном, но в то же время очень певучем языке. А по прекрасному лицу б
удут струиться слезы. Но боли в ее глазах уже не будет. Она на время уйдет, р
астворившись в слезах и словах.
Уйдет она до рассвета, спрятав фотокарточку и тщательно заперев дверь. С
нова скрипнет снежок под ее быстрыми ногами, обутыми в узкие полусапожки
на низком каблуке. Пискнет отключенная сигнализация «Опеля», хлопнет дв
ерца, и заурчит мотор. Она уедет Ц куда?
А я, сидя на окне своей комнаты, буду долго смотреть ей вслед. Я уже давно на
блюдаю за ней, просиживая эти ночи на подоконнике и потягивая портвейн к
великому неудовольствию моей любезной супруги. Но Ц увы мне Ц я стал пр
осто одержим, к тому же окна левого крыла общежития № 16, «семейки» в просто
речии, выходят именно на этот проулок.
Меня снедает безумное любопытство, хочется узнать, кто же такой исчезнув
ший хозяин, куда он пропал, кто ему эта женщина, кто она такая, в конце-то ко
нцов, откуда я знаю о том, что она делает в доме. Вопросов в голове крутится
масса, шквал вопросов. Но… Но я знаю, что не подойду к этой женщине, не задам
их. Просто не смогу. Никогда. Ибо есть в мире то, что должно остаться тайной,
то, до чего нельзя дотрагиваться любопытными руками, разглядывать любоп
ытным взором.
Вот и все, она скрылась в доме, и у меня есть некоторый лимит времени для то
го, чтобы выгулять нашего сеттера Рафку, Рафаэля, прогуляться под одним и
з последних в эту затянувшуюся зиму снегопадом и сходить в «Броневик» за
портвейном.


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46