Судя по всему, равное количество представителей обоих полов бы
ло заготовкой его старого друга. Выпили шампанского за двадцатидвухлет
ие Нади, включили музыку, потанцевали. Мишке досталось ухаживать за блон
динкой Наташей, брюнетку Надю опекал Антон, а Стас увивался за крашеной С
ветой. Мишка хмыкнул про себя: исходя из своего опыта общения с женщинами,
он вывел некую теорию зависимости характера от имени, из которой следова
ло, что все Наташи Ц стервы, а Светы Ц стервозные бляди. Конечно, есть в жи
зни исключения, да и могло что-то поменяться в этом мире за то время, что он
провел вне его.
«Ну да ладно, Ц решил Мишка, Ц я же здесь не на смотринах, не жену выбираю
». С хрустом потянувшись, он встал с дивана и вопросительно поглядел на Ст
аса, вырубившего музыку.
Ц А что, народ, Ц сказал Коротков, Ц не сходить ли нам прогуляться, голо
вы проветрить?
Мишка с готовностью кивнул, его активно поддержали Надя и Наташа, Света и
Антон не проявили большого энтузиазма, но согласились под давлением бол
ьшинства.
Прихватив с собой кассетник, вышли из дома и окунулись в теплую темноту л
етней ночи, расцвеченную оранжевыми огнями фонарей. Странно, но сегодня
было очень тепло, чего нельзя было сказать о предыдущих днях. Дурачась и п
одпевая какой-то попсовой песенке, компания направилась в сторону парка
Ленина. Перебежали дорогу и вошли в темный парк.
Несмотря на все старания Стаса, Мишка, наоборот, все глубже впадал в черну
ю меланхолию. Послушно плелся в хвосте компании, направляясь туда же, куд
а шли остальные. Симпатичная Наташа попыталась его растормошить, и Мишка
, хлебнув из бутылки большой глоток водки, даже попытался улыбнуться и сд
елал несколько танцевальных па под фонарем, но потом снова медленно и пе
чально побрел в хвосте.
Уселись на траве под деревьями на бережку малого пруда, выпили, танцевал
и и дурачились. Мишка грустно глядел на веселящихся людей, и на душе у него
становилось все гаже и гаже. В какой-то момент он понял, что еще немного Ц
и он заорет, как от боли. Тогда он бесшумно поднялся, привычно поправил коб
уру пистолета на боку, прихватил бутылку водки и неслышно отошел во тьму.
Он медленно побрел к трамвайным путям, но остановился, услышав, что его кт
о-то догоняет. Оглянулся Ц Наташа.
Ц Ну что ты, Миш, Ц полупьяно пролепетала она, ухватив его за руку и потян
ув в сторону компании, Ц ты куда? Пойдем, потанцуем.
Ц Что-то не хочется, Ц отозвался Мишка, мягко пытаясь высвободить запя
стье. Но девушка крепко держала его и тянула к себе.
Ц А мне Ц хочется, Ц жарко прошептала она и прижалась к Мишке. Ц Тебя.
Он не успел ничего возразить, как она жадно облепила его рот своими губам
и, быстро расстегивая его куртку, потом Ц свою кофту и блузку. Потянула Во
лошина на себя, они опрокинулись в траву, и Мишка, уже плохо владея собой, с
ам расстегнул свои брюки, задрал короткую юбчонку, стянул с Наташи труси
ки, исступленно лаская руками и губами маленькую упругую грудь девушки.
Словно изголодавшийся хищник, заваливший лань, он почти грубо ворвался в
Наташу.
Когда все кончилось, принеся Мишке лишь физическую разрядку, он все равн
о остался лежать на девушке, между ее поднятых и скрещенных на его спине н
ог, осторожно поглаживая ее лицо. Наташа гладила его по спине, сжимая его п
лоть внутри себя тугими влажными тисочками. И вдруг ее рука внезапно ост
ановилась на Мишкином левом боку.
Ц Что это? Ц как-то холодно и отстранение спросила она трезвым голосом.
Мишка отстранился, сел, подтянул и застегнул брюки, запахнул куртку.
Ц Ничего, Ц так же холодно ответил он. Ц Просто ствол.
Он встал, отвернулся от девушки и застегнул куртку, подобрал с земли буты
лку. Мишка шагнул прочь, но девушка уцепилась за рукав его куртки.
Ц Подожди…
Мишка резко развернулся. В глазах его вспыхнули свирепые огоньки. Грубо
оттолкнув девушку, он хрипло произнес:
Ц Безопаснее будет нам разойтись в разные стороны. Разве я хотел этого?
Широкими шагами он пошел к освещенному оранжевыми огнями Петергофском
у шоссе, отхлебывая на ходу водку. Он сам не понял, что же случилось, но секс
не дал ему эмоциональной разрядки, как это было раньше, а лишь вселил отвр
ащение Ц к себе и окружающим. Что-то сломалось в мире, и сквозь зияющую бр
ешь в Ничто уходили радости, веселье и беззаботность, оставляя лишь разд
ражение, боль и отвращение.
Сказка Вторая. Эпоха Цикличе
ских Снов
Командору уже в который раз снился этот Город. Если бы не это, то он, пожалу
й, полюбился бы Командору Ц шпили, упершиеся в небо, островерхие крыши, не
широкие улицы и проспекты. И запах древности.
Но Командор устал смотреть один и тот же сон, где Город служил лишь декора
цией.
Командор подошел к ступеням Святой Гертруды, звучно ступая по брусчатке
мостовой. Поднялся по ступеням кирхи. Навстречу ему встал с этих ступене
й до боли знакомый человек Ц тот, что беседовал когда-то с лейтенантом Пр
эстоном; и его, Командора, извечный снособеседник.
Командор ждал следующего жеста снособеседника и, увидев его начало, внут
ренне сжался. А тот снял очки с толстыми стеклами, которые держались в тон
кой оправе лишь благодаря какому-то инженерному чуду, и взглянул на Кома
ндора подслеповатыми глазами, глазами святого Ц такие бывают у всех сил
ьно близоруких людей, снявших очки Ц и улыбнулся. Улыбка эта, как всегда,
резанула по натянутым и без того нервам Командора. Улыбка извечного собе
седника, несколько уродливо-угловатая из-за своей кривости Ц левая щек
а, пересеченная вертикальным шрамом, оставалась неподвижной, и улыбалис
ь лишь правый уголок рта и глаза Ц поражала, и поражала как-то неприятно
своим балансированием на грани святости и идиотизма.
Ц Нам ни к чему играть в глупые игры, Командор, Ц произнес снособеседни
к, резким движением нацепляя очки на нос, от чего улыбка враз погасла. Ц В
ы знаете, что бедняга лейтенант Прэстон прав Ц история мертва. И мертва б
есповоротно. Нам остается решать банальную, но непростую задачу Ц как ж
ить дальше в этой безвекторной дискретной субстанции, которую мы продол
жаем горделиво называть «время».
Что делать с «историей», что делать с «временем» Ц это не наша с вами проб
лема, Командор. Нам нужно решить, что же делать с Поэзией. Я имею в виду под э
тим словом не рифмопостроение, а Поэзию с большой буквы Ц Поэзию Слова, П
оэзию Жеста, Поэзию Жизни, Поэзию Души, наконец! Что нам с ними делать, если
нет ни времени, ни истории?
Слова истерлись и потускнели Ц то есть те слова, что мы употребляли в сво
ем поэтическом обиходе, боясь использовать другие, ибо привыкли называт
ь их «напыщенными» и «выспренними» Ц и мы тщимся из этих истертых от сли
шком частого использования гривенников создать новые слова, комбиниру
я и компилируя корни, приставки и суффиксы. И право на жизнь получают мерт
ворожденные монстры словообразования.
И мы оправдываем их существование словами «новая эстетика», «нео (некро)
романтика», лирика декаданса второй (третьей,…дцатой) волны». Мы произно
сим эти слова и не понимаем их смысла, точнее Ц отсутствия такового в них
. Мы не понимаем, что Поэзия Слова умирает, так как она есть лишь логическо
е продолжение цепочки трех остальных форм существования Поэзии.
Снособеседник остановился, повернулся спиной к ветру, дувшему со сторон
ы Взморья, и тщательно выверенным движением чиркнул спичкой о коробок. П
рикурил. Прищурясь, несколько секунд глядел, как теплый ветер уносит дым
и искры папиросы в темноту вечерних узких улочек Ц Командор удивился, у
видев, что они незаметно переместились от Святой Гертруды к Домскому соб
ору. Командор не сумел вспомнить Ц как и сколько они шли. Наконец снособе
седник повернулся к Командору, кивнул и шагнул на просторную мощеную пус
тоту Домской площади. Он ступал почти бесшумно, и эхо взбудораживалось л
ишь гулкими шагами Командора.
Ц Погрязнув в дискретной массе квазивремени, мы стали бояться и Жестов;
тех Жестов, что можно запечатлеть в балладах и сагах. Мы боимся их поэтичн
ости и широты. Торжественности, наконец! Во всем доминируют «здравый смы
сл», во всех доминирует «практицизм». Мы не ощущаем потребности в красот
е Жеста, в красоте Позы. Наоборот! Самые эти слова стали если не ругательст
вами, то презрительными эпитетами. Мы не слышим песен движения, действа. Ш
аг для нас Ц это лишь способ переместиться на N дюймов (или сантиметров) п
о плоскости; и не более! И не слышим баллады шага, песен бега и покоя.
Жизнь наша, несмотря на все тщетные потуги объять необъятное, объяснить
необъяснимое, оторвана от Вселенной Ц про попытки исследования которо
й мы громко и истошно кричим. От Вселенной в смысле духа, а не мертвого про
странства, заполненного светящимися газовыми шарами, именуемыми звезд
ами, и обломками камня, зовущимися планетами и астероидами. Мы бесцельно
исследуем сгустки материи, скопления межзвездного вещества, но не осозн
аем Вселенную и себя в ней. (Или ее в нас?) Жизнь для нас Ц это лишь время, что
бы ухватить Свое, пережевать, переварить, урвать еще Ц по возможности, не
Свое Ц и сгинуть бесследно, уповая надеждой запечатлеть себя в детях и б
ренных вещах, кои зовем своим наследством им.
Снособеседник резко отшвырнул окурок с вантового моста в Даугаву и плюн
ул вслед. Командор чувствовал, как быстро они шагали после неспешной ход
ьбы по Старому городу, чувствовал, как подстегивает его собеседника бесп
окойная мысль.
Ночь уже опустилась на Золотой Город, поглотила его, невзирая на его крас
ивые, но жалко-безуспешные попытки отбиться от нее вереницами трассеров
-огней.
За Кипсала спутник Командора повернул налево, в лабиринты улочек старог
о Задвинья, и Командор последовал за ним.
Ц Поймите, милейший, Ц продолжал Снособеседник таким тоном, словно Ком
андор, не проронивший до сих пор ни слова, возражал ему, Ц мы погрязли в ве
чности, сами того не осознавая и не желая. Мы погрязли в этом болоте и пере
стали ощущать его, осознавать свое место в нем. Свою Вечность, свое Безнач
алие и Бесконечность. Вместо этого, дабы заполнить прорехи в сознании, по
стигающем Мироздание, мы налепили глупых сказок семито-хамитского корн
я, запечатленные в Библии, Коране и так далее, о бессмертии души, Творце, ра
е и аде. И потеряли Поэзию Души. Нет, вру, не потеряли, но стремительно теряе
м. Мы ужасно меркантильны, мы заняты только собой Ц своим домом, своим тел
ом, своим образованием. Спасением Своей Души, наконец! Последняя попытка
спасения Поэзии Души от стремительного регресса была в Новом Завете: «По
терявший душу ради меня…» и так далее. Но глас вопиющего в пустыне услыша
н не был. И вот…
Снособеседник резко остановился, словно налетев на стену, и в какой-то ст
ранной созерцательной задумчивости стал разглядывать рога троллей, ле
сом вздымающиеся над оградой замершего темного троллейбусного парка. К
омандор остановился рядом и попытался разглядеть, что же так заинтересо
вало его спутника. Но ничего не увидел. А снособеседник закурил вновь, сде
лал пять или шесть жадно-глубоких затяжек и медленно произнес:
Ц И вот, Поэзия умирает. А мы зачем-то живем. Зачем? Ц Снособеседник молч
а и медленно зашагал по направлению к набережной. Командор невольно поше
л следом.
Ц Знаете, Ц после долгого молчания произнес снособеседник, Ц нам не с
тоило бы продолжать существование, ибо многие начинают как-то подспудно
осознавать Ц не явно осознавать Ц гибель Поэзии и начинают пытаться в
оскрешать ее. Прекрасной попыткой была Игра В Бисер. Многие ее партии, нес
мотря на математическую свою отрешенность и холодность, были воистину п
ронизаны Поэзией. Но Поэзия созидательна. Созидательна даже своею разру
шительностью. А Игра становилась все более и более бесплодной. Нас может
спасти лишь паломничество в Страну Востока…
Командор замер на месте, остановившись посреди Московского моста. Его сп
утник сделал еще несколько шагов, прикурил новую папиросу от окурка. Щел
чком послал окурок в темную воду Даугавы и, повернувшись, неспешно подош
ел к Командору, сунул ему в руку узкий, сложенный вчетверо листок и зашага
л в сторону центра.
Командор развернул листок и изящная мелкая вязь иероглифов, которых он н
е знал, заплясала у него перед глазами, складываясь в странные строки:
Нет безразличия. Нет различ
енья тоже.
Мир исчезает медленно, без боли.
Жизнь, как театр, когда пустеют ложи,
Свобода есть, но нет мечты о воле.
Крепка темница, но не вижу стен,
Не вижу разницы между решеткой, небом.
Был тихим, мягким ветер перемен,
В нем не было беды Ц лишь запах хлеба.
Мир Ц мандапа, И нерушимо тело
Сознания. Явления пусты.
Причин и следствий нет. Любое дело Ц
Как чистые тетрадные листы,
Лишь вечный свет безбрежного пространства,
Сатори и Сибуми Ц их слиянье
Дает не ощущенье постоянства,
А вечность. И полет среди молчанья…
Ветер вырвал листок из руки Командора и унес его в сторону Взморья Ц вет
ер резко изменился. Командор поднял взгляд, но не увидел спутника, лишь гд
е-то вдали на Лачплеша мелькнул в свете фонарей знакомый силуэт…
Командор проснулся. Не вставая, он сунул в зубы сигарету и закурил, глядя в
потолок. Пятью-шестью жадными затяжками он докурил ее почти до фильтра, п
риткнул окурок в пепельницу и закрыл глаза…
…и поднялся по ступеням Святой Гертруды. Навстречу ему встал с этих же ст
упеней до боли знакомый человек Ц тот, что беседовал когда-то с лейтенан
том Прэстоном, и его, Командора, извечный Снособеседник. Командор ждал сл
едующего жеста снособеседника и, увидев его начало, внутренне сжался. А т
от снял очки с толстыми стеклами, которые держались в тонкой оправе лишь
благодаря какому-то инженерному чуду, и улыбнулся своей улыбкой, баланс
ирующей на грани святости и идиотизма. Командор вздохнул.
Продолжалась Эпоха Циклических Снов…
Чистильщик тяжело поднял голову с плоской подушки. Все еще было, словно в
тумане, да и смотреть-то было не на что Ц в камере по-прежнему царил мрак.
Видения, посетившие его в наркотическом сне, не желали уходить, кружась п
еред внутренним взором, бесплотные, словно привидения.
Даже не пытаясь сконцентрироваться, чтобы прогнать муть перед глазами и
дурноту, Чистильщик снова лег на матрас, повернулся на спину и максималь
но расслабился. Кажется, среди своих видений он нашел путь к побегу, и тепе
рь все зависело только от того, сколько свободного времени ему дадут его
мучители.
Карьер за кладбищем, Прибытк
ово. Ленинградская область. Вторник, 28.07. 20:50
С полудня зарядил мелкий дождик, словно желая пропитать едва успевшие вы
сохнуть землю, заборы, крыши домов и сараев. Крупные капли падали с листье
в поникших от влаги деревьев. Над речкой висел жидкий туман, липкий, словн
о патока, вода была подернута меленькой рябью. Мирдза, откинув капюшон на
спину, постояла у перил, задумчиво глядя на воду. Марта нетерпеливо потян
ула ее за рукав куртки.
Такой же туман, только немного погуще, висел и в карьере, сокращая видимос
ть до десятка метров и делая сумерки темней. Все так же задумчиво Мирдза п
оглядела на дальнюю стенку карьера, не решаясь начать то, ради чего пришл
а сюда. Не державшая ранее оружие в руках, она колебалась, справедливо дум
ая, что, начав самообучение и обучая сестру, обе они бесповоротно втянутс
я в опасные и не всегда понятные игры, где минимальная ставка Ц собствен
ная жизнь. Максимальная же Ц покой и даже жизнь близких.
Но игра, в которую сестер вольно или невольно втянули и Вадим, и их собстве
нная природа, уже началась. Стоило быть хотя бы минимально готовыми к ее н
епредвиденным поворотам. Мирдза поглядела на сестру, азартно расставля
вшую на песчаном откосе пустые консервные и пивные банки, бутылки, и усме
хнулась: для сестренки все это было именно игрой Ц забавной, хотя и диков
атой. Расставив «мишени», Марта нетерпеливо оглянулась на старшую сестр
у, и та скинула с плеча сумку, присела над ней, потянула «молнию» и явила на
свет божий два пистолета «маузер ХСП» с глушителями и пачку патронов. Эт
о было не совсем правильно Ц стоило привыкнуть к звуку громкого выстрел
а, но где же было найти стрельбище, куда бы не заглянул кто-нибудь, услышав
звук выстрелов?
Марта присела рядом с сумкой и нетерпеливо протянула руку к пистолету, и
Мирдза довольно сильно шлепнула ее по тыльной стороне ладони.
Ц Уймись, Ц проворчала она, Ц это тебе не игрушки.
Вадим когда-то показывал ей, как обращаться с оружием, и теперь идеальная
зрительная память помогла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
ло заготовкой его старого друга. Выпили шампанского за двадцатидвухлет
ие Нади, включили музыку, потанцевали. Мишке досталось ухаживать за блон
динкой Наташей, брюнетку Надю опекал Антон, а Стас увивался за крашеной С
ветой. Мишка хмыкнул про себя: исходя из своего опыта общения с женщинами,
он вывел некую теорию зависимости характера от имени, из которой следова
ло, что все Наташи Ц стервы, а Светы Ц стервозные бляди. Конечно, есть в жи
зни исключения, да и могло что-то поменяться в этом мире за то время, что он
провел вне его.
«Ну да ладно, Ц решил Мишка, Ц я же здесь не на смотринах, не жену выбираю
». С хрустом потянувшись, он встал с дивана и вопросительно поглядел на Ст
аса, вырубившего музыку.
Ц А что, народ, Ц сказал Коротков, Ц не сходить ли нам прогуляться, голо
вы проветрить?
Мишка с готовностью кивнул, его активно поддержали Надя и Наташа, Света и
Антон не проявили большого энтузиазма, но согласились под давлением бол
ьшинства.
Прихватив с собой кассетник, вышли из дома и окунулись в теплую темноту л
етней ночи, расцвеченную оранжевыми огнями фонарей. Странно, но сегодня
было очень тепло, чего нельзя было сказать о предыдущих днях. Дурачась и п
одпевая какой-то попсовой песенке, компания направилась в сторону парка
Ленина. Перебежали дорогу и вошли в темный парк.
Несмотря на все старания Стаса, Мишка, наоборот, все глубже впадал в черну
ю меланхолию. Послушно плелся в хвосте компании, направляясь туда же, куд
а шли остальные. Симпатичная Наташа попыталась его растормошить, и Мишка
, хлебнув из бутылки большой глоток водки, даже попытался улыбнуться и сд
елал несколько танцевальных па под фонарем, но потом снова медленно и пе
чально побрел в хвосте.
Уселись на траве под деревьями на бережку малого пруда, выпили, танцевал
и и дурачились. Мишка грустно глядел на веселящихся людей, и на душе у него
становилось все гаже и гаже. В какой-то момент он понял, что еще немного Ц
и он заорет, как от боли. Тогда он бесшумно поднялся, привычно поправил коб
уру пистолета на боку, прихватил бутылку водки и неслышно отошел во тьму.
Он медленно побрел к трамвайным путям, но остановился, услышав, что его кт
о-то догоняет. Оглянулся Ц Наташа.
Ц Ну что ты, Миш, Ц полупьяно пролепетала она, ухватив его за руку и потян
ув в сторону компании, Ц ты куда? Пойдем, потанцуем.
Ц Что-то не хочется, Ц отозвался Мишка, мягко пытаясь высвободить запя
стье. Но девушка крепко держала его и тянула к себе.
Ц А мне Ц хочется, Ц жарко прошептала она и прижалась к Мишке. Ц Тебя.
Он не успел ничего возразить, как она жадно облепила его рот своими губам
и, быстро расстегивая его куртку, потом Ц свою кофту и блузку. Потянула Во
лошина на себя, они опрокинулись в траву, и Мишка, уже плохо владея собой, с
ам расстегнул свои брюки, задрал короткую юбчонку, стянул с Наташи труси
ки, исступленно лаская руками и губами маленькую упругую грудь девушки.
Словно изголодавшийся хищник, заваливший лань, он почти грубо ворвался в
Наташу.
Когда все кончилось, принеся Мишке лишь физическую разрядку, он все равн
о остался лежать на девушке, между ее поднятых и скрещенных на его спине н
ог, осторожно поглаживая ее лицо. Наташа гладила его по спине, сжимая его п
лоть внутри себя тугими влажными тисочками. И вдруг ее рука внезапно ост
ановилась на Мишкином левом боку.
Ц Что это? Ц как-то холодно и отстранение спросила она трезвым голосом.
Мишка отстранился, сел, подтянул и застегнул брюки, запахнул куртку.
Ц Ничего, Ц так же холодно ответил он. Ц Просто ствол.
Он встал, отвернулся от девушки и застегнул куртку, подобрал с земли буты
лку. Мишка шагнул прочь, но девушка уцепилась за рукав его куртки.
Ц Подожди…
Мишка резко развернулся. В глазах его вспыхнули свирепые огоньки. Грубо
оттолкнув девушку, он хрипло произнес:
Ц Безопаснее будет нам разойтись в разные стороны. Разве я хотел этого?
Широкими шагами он пошел к освещенному оранжевыми огнями Петергофском
у шоссе, отхлебывая на ходу водку. Он сам не понял, что же случилось, но секс
не дал ему эмоциональной разрядки, как это было раньше, а лишь вселил отвр
ащение Ц к себе и окружающим. Что-то сломалось в мире, и сквозь зияющую бр
ешь в Ничто уходили радости, веселье и беззаботность, оставляя лишь разд
ражение, боль и отвращение.
Сказка Вторая. Эпоха Цикличе
ских Снов
Командору уже в который раз снился этот Город. Если бы не это, то он, пожалу
й, полюбился бы Командору Ц шпили, упершиеся в небо, островерхие крыши, не
широкие улицы и проспекты. И запах древности.
Но Командор устал смотреть один и тот же сон, где Город служил лишь декора
цией.
Командор подошел к ступеням Святой Гертруды, звучно ступая по брусчатке
мостовой. Поднялся по ступеням кирхи. Навстречу ему встал с этих ступене
й до боли знакомый человек Ц тот, что беседовал когда-то с лейтенантом Пр
эстоном; и его, Командора, извечный снособеседник.
Командор ждал следующего жеста снособеседника и, увидев его начало, внут
ренне сжался. А тот снял очки с толстыми стеклами, которые держались в тон
кой оправе лишь благодаря какому-то инженерному чуду, и взглянул на Кома
ндора подслеповатыми глазами, глазами святого Ц такие бывают у всех сил
ьно близоруких людей, снявших очки Ц и улыбнулся. Улыбка эта, как всегда,
резанула по натянутым и без того нервам Командора. Улыбка извечного собе
седника, несколько уродливо-угловатая из-за своей кривости Ц левая щек
а, пересеченная вертикальным шрамом, оставалась неподвижной, и улыбалис
ь лишь правый уголок рта и глаза Ц поражала, и поражала как-то неприятно
своим балансированием на грани святости и идиотизма.
Ц Нам ни к чему играть в глупые игры, Командор, Ц произнес снособеседни
к, резким движением нацепляя очки на нос, от чего улыбка враз погасла. Ц В
ы знаете, что бедняга лейтенант Прэстон прав Ц история мертва. И мертва б
есповоротно. Нам остается решать банальную, но непростую задачу Ц как ж
ить дальше в этой безвекторной дискретной субстанции, которую мы продол
жаем горделиво называть «время».
Что делать с «историей», что делать с «временем» Ц это не наша с вами проб
лема, Командор. Нам нужно решить, что же делать с Поэзией. Я имею в виду под э
тим словом не рифмопостроение, а Поэзию с большой буквы Ц Поэзию Слова, П
оэзию Жеста, Поэзию Жизни, Поэзию Души, наконец! Что нам с ними делать, если
нет ни времени, ни истории?
Слова истерлись и потускнели Ц то есть те слова, что мы употребляли в сво
ем поэтическом обиходе, боясь использовать другие, ибо привыкли называт
ь их «напыщенными» и «выспренними» Ц и мы тщимся из этих истертых от сли
шком частого использования гривенников создать новые слова, комбиниру
я и компилируя корни, приставки и суффиксы. И право на жизнь получают мерт
ворожденные монстры словообразования.
И мы оправдываем их существование словами «новая эстетика», «нео (некро)
романтика», лирика декаданса второй (третьей,…дцатой) волны». Мы произно
сим эти слова и не понимаем их смысла, точнее Ц отсутствия такового в них
. Мы не понимаем, что Поэзия Слова умирает, так как она есть лишь логическо
е продолжение цепочки трех остальных форм существования Поэзии.
Снособеседник остановился, повернулся спиной к ветру, дувшему со сторон
ы Взморья, и тщательно выверенным движением чиркнул спичкой о коробок. П
рикурил. Прищурясь, несколько секунд глядел, как теплый ветер уносит дым
и искры папиросы в темноту вечерних узких улочек Ц Командор удивился, у
видев, что они незаметно переместились от Святой Гертруды к Домскому соб
ору. Командор не сумел вспомнить Ц как и сколько они шли. Наконец снособе
седник повернулся к Командору, кивнул и шагнул на просторную мощеную пус
тоту Домской площади. Он ступал почти бесшумно, и эхо взбудораживалось л
ишь гулкими шагами Командора.
Ц Погрязнув в дискретной массе квазивремени, мы стали бояться и Жестов;
тех Жестов, что можно запечатлеть в балладах и сагах. Мы боимся их поэтичн
ости и широты. Торжественности, наконец! Во всем доминируют «здравый смы
сл», во всех доминирует «практицизм». Мы не ощущаем потребности в красот
е Жеста, в красоте Позы. Наоборот! Самые эти слова стали если не ругательст
вами, то презрительными эпитетами. Мы не слышим песен движения, действа. Ш
аг для нас Ц это лишь способ переместиться на N дюймов (или сантиметров) п
о плоскости; и не более! И не слышим баллады шага, песен бега и покоя.
Жизнь наша, несмотря на все тщетные потуги объять необъятное, объяснить
необъяснимое, оторвана от Вселенной Ц про попытки исследования которо
й мы громко и истошно кричим. От Вселенной в смысле духа, а не мертвого про
странства, заполненного светящимися газовыми шарами, именуемыми звезд
ами, и обломками камня, зовущимися планетами и астероидами. Мы бесцельно
исследуем сгустки материи, скопления межзвездного вещества, но не осозн
аем Вселенную и себя в ней. (Или ее в нас?) Жизнь для нас Ц это лишь время, что
бы ухватить Свое, пережевать, переварить, урвать еще Ц по возможности, не
Свое Ц и сгинуть бесследно, уповая надеждой запечатлеть себя в детях и б
ренных вещах, кои зовем своим наследством им.
Снособеседник резко отшвырнул окурок с вантового моста в Даугаву и плюн
ул вслед. Командор чувствовал, как быстро они шагали после неспешной ход
ьбы по Старому городу, чувствовал, как подстегивает его собеседника бесп
окойная мысль.
Ночь уже опустилась на Золотой Город, поглотила его, невзирая на его крас
ивые, но жалко-безуспешные попытки отбиться от нее вереницами трассеров
-огней.
За Кипсала спутник Командора повернул налево, в лабиринты улочек старог
о Задвинья, и Командор последовал за ним.
Ц Поймите, милейший, Ц продолжал Снособеседник таким тоном, словно Ком
андор, не проронивший до сих пор ни слова, возражал ему, Ц мы погрязли в ве
чности, сами того не осознавая и не желая. Мы погрязли в этом болоте и пере
стали ощущать его, осознавать свое место в нем. Свою Вечность, свое Безнач
алие и Бесконечность. Вместо этого, дабы заполнить прорехи в сознании, по
стигающем Мироздание, мы налепили глупых сказок семито-хамитского корн
я, запечатленные в Библии, Коране и так далее, о бессмертии души, Творце, ра
е и аде. И потеряли Поэзию Души. Нет, вру, не потеряли, но стремительно теряе
м. Мы ужасно меркантильны, мы заняты только собой Ц своим домом, своим тел
ом, своим образованием. Спасением Своей Души, наконец! Последняя попытка
спасения Поэзии Души от стремительного регресса была в Новом Завете: «По
терявший душу ради меня…» и так далее. Но глас вопиющего в пустыне услыша
н не был. И вот…
Снособеседник резко остановился, словно налетев на стену, и в какой-то ст
ранной созерцательной задумчивости стал разглядывать рога троллей, ле
сом вздымающиеся над оградой замершего темного троллейбусного парка. К
омандор остановился рядом и попытался разглядеть, что же так заинтересо
вало его спутника. Но ничего не увидел. А снособеседник закурил вновь, сде
лал пять или шесть жадно-глубоких затяжек и медленно произнес:
Ц И вот, Поэзия умирает. А мы зачем-то живем. Зачем? Ц Снособеседник молч
а и медленно зашагал по направлению к набережной. Командор невольно поше
л следом.
Ц Знаете, Ц после долгого молчания произнес снособеседник, Ц нам не с
тоило бы продолжать существование, ибо многие начинают как-то подспудно
осознавать Ц не явно осознавать Ц гибель Поэзии и начинают пытаться в
оскрешать ее. Прекрасной попыткой была Игра В Бисер. Многие ее партии, нес
мотря на математическую свою отрешенность и холодность, были воистину п
ронизаны Поэзией. Но Поэзия созидательна. Созидательна даже своею разру
шительностью. А Игра становилась все более и более бесплодной. Нас может
спасти лишь паломничество в Страну Востока…
Командор замер на месте, остановившись посреди Московского моста. Его сп
утник сделал еще несколько шагов, прикурил новую папиросу от окурка. Щел
чком послал окурок в темную воду Даугавы и, повернувшись, неспешно подош
ел к Командору, сунул ему в руку узкий, сложенный вчетверо листок и зашага
л в сторону центра.
Командор развернул листок и изящная мелкая вязь иероглифов, которых он н
е знал, заплясала у него перед глазами, складываясь в странные строки:
Нет безразличия. Нет различ
енья тоже.
Мир исчезает медленно, без боли.
Жизнь, как театр, когда пустеют ложи,
Свобода есть, но нет мечты о воле.
Крепка темница, но не вижу стен,
Не вижу разницы между решеткой, небом.
Был тихим, мягким ветер перемен,
В нем не было беды Ц лишь запах хлеба.
Мир Ц мандапа, И нерушимо тело
Сознания. Явления пусты.
Причин и следствий нет. Любое дело Ц
Как чистые тетрадные листы,
Лишь вечный свет безбрежного пространства,
Сатори и Сибуми Ц их слиянье
Дает не ощущенье постоянства,
А вечность. И полет среди молчанья…
Ветер вырвал листок из руки Командора и унес его в сторону Взморья Ц вет
ер резко изменился. Командор поднял взгляд, но не увидел спутника, лишь гд
е-то вдали на Лачплеша мелькнул в свете фонарей знакомый силуэт…
Командор проснулся. Не вставая, он сунул в зубы сигарету и закурил, глядя в
потолок. Пятью-шестью жадными затяжками он докурил ее почти до фильтра, п
риткнул окурок в пепельницу и закрыл глаза…
…и поднялся по ступеням Святой Гертруды. Навстречу ему встал с этих же ст
упеней до боли знакомый человек Ц тот, что беседовал когда-то с лейтенан
том Прэстоном, и его, Командора, извечный Снособеседник. Командор ждал сл
едующего жеста снособеседника и, увидев его начало, внутренне сжался. А т
от снял очки с толстыми стеклами, которые держались в тонкой оправе лишь
благодаря какому-то инженерному чуду, и улыбнулся своей улыбкой, баланс
ирующей на грани святости и идиотизма. Командор вздохнул.
Продолжалась Эпоха Циклических Снов…
Чистильщик тяжело поднял голову с плоской подушки. Все еще было, словно в
тумане, да и смотреть-то было не на что Ц в камере по-прежнему царил мрак.
Видения, посетившие его в наркотическом сне, не желали уходить, кружась п
еред внутренним взором, бесплотные, словно привидения.
Даже не пытаясь сконцентрироваться, чтобы прогнать муть перед глазами и
дурноту, Чистильщик снова лег на матрас, повернулся на спину и максималь
но расслабился. Кажется, среди своих видений он нашел путь к побегу, и тепе
рь все зависело только от того, сколько свободного времени ему дадут его
мучители.
Карьер за кладбищем, Прибытк
ово. Ленинградская область. Вторник, 28.07. 20:50
С полудня зарядил мелкий дождик, словно желая пропитать едва успевшие вы
сохнуть землю, заборы, крыши домов и сараев. Крупные капли падали с листье
в поникших от влаги деревьев. Над речкой висел жидкий туман, липкий, словн
о патока, вода была подернута меленькой рябью. Мирдза, откинув капюшон на
спину, постояла у перил, задумчиво глядя на воду. Марта нетерпеливо потян
ула ее за рукав куртки.
Такой же туман, только немного погуще, висел и в карьере, сокращая видимос
ть до десятка метров и делая сумерки темней. Все так же задумчиво Мирдза п
оглядела на дальнюю стенку карьера, не решаясь начать то, ради чего пришл
а сюда. Не державшая ранее оружие в руках, она колебалась, справедливо дум
ая, что, начав самообучение и обучая сестру, обе они бесповоротно втянутс
я в опасные и не всегда понятные игры, где минимальная ставка Ц собствен
ная жизнь. Максимальная же Ц покой и даже жизнь близких.
Но игра, в которую сестер вольно или невольно втянули и Вадим, и их собстве
нная природа, уже началась. Стоило быть хотя бы минимально готовыми к ее н
епредвиденным поворотам. Мирдза поглядела на сестру, азартно расставля
вшую на песчаном откосе пустые консервные и пивные банки, бутылки, и усме
хнулась: для сестренки все это было именно игрой Ц забавной, хотя и диков
атой. Расставив «мишени», Марта нетерпеливо оглянулась на старшую сестр
у, и та скинула с плеча сумку, присела над ней, потянула «молнию» и явила на
свет божий два пистолета «маузер ХСП» с глушителями и пачку патронов. Эт
о было не совсем правильно Ц стоило привыкнуть к звуку громкого выстрел
а, но где же было найти стрельбище, куда бы не заглянул кто-нибудь, услышав
звук выстрелов?
Марта присела рядом с сумкой и нетерпеливо протянула руку к пистолету, и
Мирдза довольно сильно шлепнула ее по тыльной стороне ладони.
Ц Уймись, Ц проворчала она, Ц это тебе не игрушки.
Вадим когда-то показывал ей, как обращаться с оружием, и теперь идеальная
зрительная память помогла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46