– Извините, что вы сказали?
Я показал ей коробку в восточном стиле.
– Эта штука… За сколько ее можно было бы продать?
– Полагаю, – надменно произнесла она, – всего за тридцать семь сотен долларов. Меньше четырех тысяч.
– Вот это да! Четыре тысячи долларов за такую коробочку! Для того, чтобы держать в ней сигареты, – сказал я, главным образом про себя, и отвернулся, чтобы положить вещицу на кофейный столик.
За моей спиной женщина чуть раздраженно спросила у Эда:
– На чем мы остановились?
Я посмотрел на предметы, лежавшие на кофейном столике. Я был счастлив, что нахожусь рядом с ними. И просто не мог не улыбнуться…
Джо
Не знаю почему, по какой причине у меня было плохое настроение весь день. А началось все еще утром, едва я проснулся. Если бы Грейс не избегала меня, у нас произошла бы добрая старомодная ссора – в таком уж настроении я встал с постели.
Потом – эта машина, пробка, жара. Приятно было рассказать Тому о винной лавке, о том, что не давало мне покоя недели две; но вскоре после этого разговора настроение снова испортилось. Только теперь было на что отвлечься, потому что я продолжал думать о том ублюдке, уютно сидящем в своем «кадиллаке» с кондиционированным воздухом, – там, на скоростной магистрали в Лонг-Айленде этим утром… Я пожалел, что не оштрафовал его за что-нибудь, за что угодно, настолько ненавистна была даже мысль о том, что кому-то лучше, чем мне.
Обычно прогнать злобу помогает езда. Не такая, как на скоростной магистрали, когда поток автомобилей то и дело останавливается – отчего настроение только ухудшается, – а в обычной веренице машин, где я могу маневрировать, использовать все свои навыки водителя. Я сажусь за руль, развиваю скорость, обгоняю несколько такси и очень скоро начинаю чувствовать себя немного лучше. Поэтому я и вызвался вести машину сегодня, а мой партнер Пол Голберг только пожал плечами и сказал, что его это устраивает. О причине я прекрасно знал: у него не было любви к машинам, у этого Пола. Он предпочел бы, чтобы я все время сидел за рулем и ему ничто не мешало бы жевать резинку. Я еще не видел никого в своей жизни, кто жевал бы так много резинки.
Пол на пару лет моложе меня, стройнее и жилистее. И силы у него больше, чем кажется. У него кучерявые черные волосы и оливковый цвет лица, да огромные карие оленьи глаза, которые так любят девчонки.
Я свернул с трассы на 96-й улице и некоторое время катил по узким улочкам. Теперь я уже жалел, что рассказал Тому о винной лавке. Мог ли я доверять ему? Что если он сказал об этом кому-нибудь еще? Тогда рано или поздно все дойдет до начальника участка. А он у нас такой: плюнь на тротуар даже не во время дежурства – и он влепит тебе выговор. А что он сделает с патрульным, который ограбил винную лавку во время своего дежурства!..
Но Том ничего не скажет, он достаточно умен…
Мы вернулись на трассу и помчались вперед. Над рекой воздух был чуточку лучше, а движение машины создавало легкий ветерок, который относил бензинную вонь. Настроение мое улучшалось.
И тут я заметил впереди белый «кадиллак-эльдорадо». Это была та же модель, что и утром, но другого цвета. Водитель выглядел таким умным, напыщенным и богатым, что вся желчь бросилась мне в голову.
Приблизившись я увидел, что на «кадиллаке» нью-йоркские номера. Хорошо. Если я этого умника оштрафую, он не сбежит, не скроется в каком-нибудь другом штате и не станет показывать мне оттуда язык. Ему придется платить, или у него возникнет куча проблем, когда наступит время продлевать срок действия прав.
С милю я следил за его скоростью – она равнялась пятидесяти четырем милям в час. Прекрасно.
– Беру «кадиллак», – сказал я.
Наверное, Пол дремал и ничего не видел. Он сел прямее, посмотрел вперед и спросил:
– Что?
– Этот белый «кадилак».
Пол внимательно посмотрел на «кадиллак» и вопросительно поднял брови:
– За что?
– Так хочется. У него на спидометре пятьдесят четыре.
Я включил «мигалку» на крыше, но не сирену. Он меня видел, и шума не требовалось. «Кадиллак» тут же снизил скорость, и я прижал его к обочине.
– Ты слишком его прижал, – сказал Пол.
– Это ему надо было крепче жать на тормоз. – Я посмотрел на Пола, ожидая, что он скажет что-нибудь еще, но он только пожал плечами. Тогда я вышел из машины и направился к водителю.
Ему было около сорока, и я обратил внимание прежде всего на его глаза, выпуклые, как у рыбы. Когда я приблизился, он открыл окно, нажав на кнопку. Я попросил показать права и техталон и долгое время молча изучал их, чтобы он начал разговор. Водителя звали Даниэль Моссман, а «кадиллак» он взял напрокат у одной из компаний в Тарритауне. Сказать в свое оправдание ему было нечего.
– Вы знаете, – спросил я, – какова допустимая скорость на этом участке, Дэн?
– Пятьдесят, – ответил он.
– А знаете, какую скорость я зафиксировал у вас, Дэн?
– Полагаю, пятьдесят пять. – В его голосе не было никаких эмоций, ничего не выражало его лицо, да и глаза навыкате тоже: они просто смотрели на меня и впрямь по-рыбьи.
– Кем вы работаете, Дэн? – спросил я.
– Я юрист, – ответил он.
Юрист. Даже не удосужился сказать «адвокат». Я был раздражен вдвое больше, чем раньше. Вернувшись к патрульной машине, сел за руль, держа в руке права и техталон Моссмана.
Пол посмотрел на меня и потер большой и указательный пальцы:
– Что-нибудь есть?
Я отрицательно покачал головой:
– Нет. Я оштрафую этого ублюдка
Глава 2
Они устроили совместную вечеринку с жарким для нескольких друзей, живущих по соседству. Жаровня стояла на заднем дворе у Тома, поэтому и вечеринка проводилась там, но оба сложились на закуску и выпивку, а их жены приготовили салаты, десерт и накрыли на стол.
Первая – душная и влажная – половина лета ознаменовалась сильным проливным дождем накануне вечеринки, но к утру назначенного дня двор был почти полностью сухим. К тому же влажность резко понизилась, а температура упала до двадцати градусов. Чудесная погода для вечеринки во дворе…
Были приглашены еще четыре пары, все из одного квартала, плюс их дети. Никто из них не служил в полиции, и только один работал в городе, Тому и Джо они нравились главным образом потому, что с ними можно было забыть о своей собственной работе.
Перед вечеринкой они вынесли все кухонные стулья и складные стульчики из обоих домов и расставили их во дворе Тома, а бар устроили на карточном столике позади жаровни. У них был джин, водка, шотландское виски и безалкогольные напитки для ребятишек. Мэри постелила на карточный столик хлопчатобумажную скатерть с цветами по всему полю, и все выглядело очень мило.
Том и Джо по очереди работали барменами, причем один из них подавал напитки, а второй бродил по двору, изображая хозяина. Но Том был официальным шеф-поваром, о чем говорил его фартук, и пока он готовил цыплят и отбивные на жаровне во дворе, Джо бессменно исполнял обязанности бармена. Потом, после того как все поели, Том опять стал барменом, а Джо только вертелся под рукой или иногда уходил в одну из кухонь за льдом. У обоих были морозильные камеры, но когда пятнадцать или двадцать человек одновременно пьют напитки со льдом, а ребятишки главным образом проливают свои на траву, лед тратится быстрее, чем любой холодильник успевает его приготовить. Но два все же справлялись, и Джо надо было только не забывать ходить то в кухню Тома, то в свою.
Принеся очередную порцию ледяных кубиков в стеклянном кувшине, Джо задержался у карточного столика, где хозяйничал Том в поварском фартуке. Возле него в это время никого не было. Том начал перекладывать прозрачные кубики в ведерко для льда. Джо поискал глазами среди грязных стаканов на столике.
– Куда подевался мой стакан?
– Я налью тебе в другой.
– Спасибо.
– Ты помнишь… Вот. – Том протянул стакан.
– Спасибо.
– Помнишь, – повторил Том, – что ты рассказал мне позавчера о винной лавке?
Джо отхлебнул из стакана и ухмыльнулся:
– Конечно.
Том колебался, покусывая нижнюю губу и озабоченно глядя на гостей в другом конце двора Наконец выпалил:
– Ты это повторял?
Джо нахмурился, не уверенный, что правильно понял.
– Нет. А что?
– А думал об этом?
Слегка пожав плечами, Джо посмотрел в сторону.
– Пару раз, кажется. Я не хотел испытывать удачу.
– Да, наверное, так, – согласно кивнул Том.
Подошел один из гостей, прервав их разговор. Это был некто Джордж Хендрикс, управляющий супермаркетами в пяти городах. Сейчас он был немного пьян, в меру, на лице его сияла широкая улыбка.
– Пора повторить.
– Ну и пьете же вы! – удивился Том, беря его стакан.
– Вы чертовски правы, – поддакнул Хендрикс и спросил, обращаясь главным образом к Джо, поскольку Том занимался наполнением его стакана:
– Вы оба все еще работаете в городе, а?
– Да, работаем, – кивнул Джо.
– А я нет, – заявил Хендрикс. – Я навсегда покончил с этими крысиными гонками. – Несколько лет назад он служил в одной из крупных компаний.
Пьяные всегда раздражали Джо, даже когда он не был на службе. Скептически, с усталым вздохом он спросил у Хендрикса:
– А здесь другое дело?
– Черт побери, да. Вы сами это знаете, вы ведь переехали сюда.
– Грэйс и детишки здесь, – поправил Джо. – А я все еще в городе.
– Вот, пожалуйста. – Том протянул Хендриксу стакан.
– Спасибо. – Хендрикс взял стакан, он не отпил из него, так увлекся разговором с Джо. – Понять не могу, как вы, ребята, терпите это. Город битком набит жуликами. Все гоняются за долларом.
Джо только пожал плечами, а Том пробормотал:
– Так устроен мир, Джордж.
– Но только не здесь, – возразил, покачав головой, Хендрикс. Он произнес это не допускающим возражений тоном.
– Здесь, – сказал Том, – так же, как и в любом другом месте. Все одинаково.
– Эх, ребята, – вздохнул Хендрикс. – Вы думаете, что все жульничают во всем мире. Это оттого, что вы живете в городе, вам и пришла такая мысль. – Он понимающе ухмыльнулся и потер большой и указательный пальцы. – Живете этим.
– Неужели? – Джо холодно посмотрел на Хендрикса.
– Сто процентов, – подтвердил тот. – Я знаю полицейских города Нью-Йорка.
– Они тоже повсюду одинаковы, – сказал Том. Он не обиделся, он давным-давно перестал обижаться на подобные пьяные разговоры. – Вы думаете, парни из участка могли бы здесь прожить на свой оклад?
Хендрикс рассмеялся и ткнул в Тома стаканом:
– Понимаете теперь, что я имею в виду? Город развращает ваши мысли, вы думаете, что все в мире мошенники.
Джо внезапно разозлился:
– Джордж, вы приходите домой каждый вечер с сеткой продуктов. Вы не пользуетесь скидкой за то, что работаете в супермаркетах, а просто набираете сетку и выходите из магазина.
– Я работаю на них! – взбесился Хендрикс. – Если бы мне платили приличный оклад… – прокричал он голосом достаточно громким, чтобы его услышали в дальнем конце двора.
– ..вы бы делали то же самое, – закончил Джо.
– Не обязательно, Джо, – примирительно сказал Том. Он умел улаживать назревающие ссоры. – Все жульничают, но обычно лишь потому, что иного выхода нет при нашей-то жизни…
– Ладно. – Хендрикс быстро успокаивался. – Забудем об этом.
– Не обманывайте себя, – ответил Джо. Он все еще был серьезен. – При нашем положении, – продолжал Джо, – мы бы могли получить все, что захотели. Но мы сдерживаем себя…
Хендрикс рассмеялся, а Том задумчиво посмотрел на Джо. Тот уныло воззрился на Хендрикса: он думал о том, с каким удовольствием оштрафовал бы его.
Том
Единственный способ, которым можно взять кого-либо в том месте, где много его друзей, это взять его быстро. Таким местом было кафе на улице Макдугала в Гринвич Вилледж – пристанище различного рода подонков, и в час ночи в субботу там развлекалось полно народу: студенты, туристы, местные жители, хиппи, временно остановившиеся в городе, – в общем, как раз те, кто не любит полицейских.
Эд ждал на улице, у входа. В самом крайнем случае я бы заставил Лэмбета бежать, и он попал бы прямо в руки Эду.
Лэмбет сидел за столиком в правой части зала, именно там, где указал нам информатор. С ним было еще четыре человека – двое мужчин и две женщины: в левой руке он держал смятый носовой платок, которым все время вытирал нос. Либо он был простужен, либо нюхал кокаин: большинство распространителей наркотиков рано или поздно начинают пробовать бесплатно то, что продают.
Я остановился у него за спиной и наклонился.
– Лэмбет?
Когда он обернулся, я увидел, что глаза у него затуманенные и красные. Это могло быть и от простуды, но скорее из-за героина.
– Да? – произнес он.
Что бы там ни показывали в кино, детектива в штатском узнают не сразу.
– Полиция, – произнес я очень тихо, чтобы расслышал только он. – Следуйте за мной.
– Не хочется, приятель, – развязно ухмыльнулся он и снова повернулся к своим друзьям.
На нем была кожаная поддевка с оборками. Я сдернул поддевку ему на руки, сковав, словно смирительной рубашкой. В следующую секунду я приподнял его и выбил стул.
Никто не способен реагировать быстрее своего собственного тела. Если бы он просто скользнул в тот момент на пол, он бы вырвался из моих рук. Возможно, успели бы вмешаться его друзья или кто-нибудь из посторонних. Но его тело среагировало автоматически: ноги подогнулись, помогая ему встать, и в то мгновение, когда Лэмбет обрел равновесие, я повернул его к двери и повлек на улицу со всей возможной быстротой.
Он завопил и попытался увернуться в сторону, но я сжимал его и одновременно толкал. Дверь была закрыта, но открывалась наружу, я открыл ее головой Лэмбета. Мы вышли так быстро, что ни у кого не было времени среагировать нужным образом.
Лэмбет все еще пытался упираться, когда мы были уже на улице. Там стоял Эд, и наш «форд» ждал прямо перед кафе. Я не замедлил движения, а напротив, с разгону шмякнул Лэмбета о борт машины. Я хотел вышибить из него желание и волю к сопротивлению. Потом оттащил его на фут или два и снова приложил о машину – на этот раз он обмяк и вроде бы успокоился.
Эд был рядом, держа наготове «манжетки». Я отпустил подевку, выкрутил руки Лэмбета назад, Эд защелкнул наручники и открыл заднюю дверцу «форда».
Я подводил Лэмбета к дверце, чтобы впихнуть его в машину, когда кто-то похлопал меня по локтю и женский голос произнес:
– Офицер!
Я оглянулся и увидел пожилую женщину-туристку в красно-белом цветастом платье и с соломенной сумочкой. Вид у нее был сердитый.
– Вы абсолютно уверены, что было необходимо прибегать к насилию? – спросила она.
Друзья Лэмбета могли появиться в любую минуту.
– Не знаю, леди, – ответил я. – Я иначе не умею.
Затем я пинком усадил Лэмбета в машину и последовал за ним.
Эд закрыл за мной дверцу и сел за руль. Мы отъехали в тот момент, когда дверь кафе распахнулась и начали выбегать люди.
Лэмбет скорчился на правой стороне заднего сиденья, словно побитый пес. Я усадил его как следует. Он выглядел ошарашенным и что-то бормотал, но я не мог разобрать, что.
– Том! – произнес Эд. – Похоже, в твоем досье появится еще одна жалоба.
Я посмотрел на него: он показывал в зеркало заднего вида – там, очевидно, что-то происходило.
– Почему? – спросил я.
– Она записывает номер нашей машины.
– А я скажу, что виноват ты.
Эд хмыкнул, мы свернули за угол и направились в город.
Когда проехали пару кварталов, Лэмбет вдруг сказал:
– У меня болят руки, приятель.
Я внимательно посмотрел на него. Он пришел в себя и теперь явно мыслил логично. Простуда так быстро не проходит.
– Не суй в них иголки, – посоветовал я.
– При таких наручниках, приятель, – возразил он, – мне и дыхнуть больно.
– Извини, – сказал я.
– Может быть, снимете?
– В участке.
– Если я дам слово чести, что не попытаюсь…
Я рассмеялся ему в лицо:
– Забудь об этом.
Он злобно глянул на меня, а потом печально улыбнулся.
– Правильно. Ни у кого здесь нет больше чести, правда?
– Судя по тому, как я искал ее в последний раз, нет.
Секунд тридцать или около того он извивался и наконец нашел более удобное положение: перестал двигаться, вздохнул успокоенно и стал смотреть на город, проносящийся за окнами.
Я тоже успокоился, но не очень. Мы ехали без сирены и мигалки в зеленой машине без опознавательных знаков и поэтому двигались в общем потоке. Если нет особой причины поднимать шум, этого лучше не делать. Однако нам регулярно приходилось останавливаться у светофоров, и я не хотел, чтобы Лэмбет внезапно решил выпрыгнуть из машины и сбежать в наручниках Эда. Дверь была заперта, арестованный казался спокойным, но тем не менее я не ослаблял внимания.
Понаблюдав минуты три-четыре мир за окном, Лэмбет вздохнул, посмотрел на меня и сказал:
– Я готов уйти из этого города, приятель.
Мне стало смешно.
– Твое желание сбудется – пообещал я. – Вероятно, пройдет лет десять, прежде чем ты снова увидишь Нью-Йорк.
Он кивнул, как бы соглашаясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12