Однако в то у
тро он не съел ренегата, но Ц если разрешите мне продолжить метафору Ц р
азжевал его основательно и… выплюнул.
Через несколько минут я увидел, как чудовищный толстяк торопливо спусти
лся по лестнице и остановился на ступенях подъезда Ц остановился подле
меня, погруженный в глубокие размышления; его толстые пурпурные щеки дро
жали. Он кусал большой палец, вскоре заметил меня и искоса бросил раздраж
енный взгляд. Остальные трое, высадившиеся вместе с ним на берег, ждали по
одаль. У одного из них Ц желтолицего, вульгарного человечка, рука была на
перевязи, другой Ц долговязый, в синем фланелевом пиджаке, с седыми свис
ающими вниз усами, сухой, как щепка, и худой, как палка, озирался по сторона
м с видом самодовольно-глупым. Третий Ц стройный, широкоплечий юноша Ц
засунул руки в карманы и повернулся спиной к двум другим, которые серьез
но о чем-то разговаривали. Он смотрел на пустынную эспланаду. Ветхая запы
ленная гхарри с деревянными жалюзи остановилась как раз против этой гру
ппы; извозчик, положив правую ногу на колено, критически разглядывал на н
ей пальцы. Молодой человек, не двигаясь, даже не поворачивая головы, смотр
ел прямо перед собой на озаренную солнцем эспланаду. Так я впервые увиде
л Джима. Он выглядел таким равнодушным и неприступным, какими бывают тол
ько юноши. Стройный, чистенький, он твердо стоял на ногах Ц один из самых
многообещающих мальчиков, каких мне когда-либо приходилось видеть; и, гл
ядя на него, зная все, что знал он, и еще кое-что ему неизвестное, я почувств
овал злобу, словно он притворялся, чтобы этим притворством чего-то от мен
я добиться. Он не имел права выглядеть таким чистым и честным! Мысленно я с
казал себе: что же, если и такие мальчики могут сбиться с пути, тогда… от об
иды я готов был швырнуть свою шляпу и растоптать ее, как поступил однажды
на моих глазах шкипер итальянского барка, когда его болван помощник запу
тался с якорями, собираясь швартоваться на рейде, где стояло много судов.
Я спрашивал себя, видя его таким спокойным: глуп он, что ли? или груб до бесч
увствия? Казалось, он вот-вот начнет насвистывать. И заметьте Ц меня нима
ло не занимало поведение двух других. Они как-то соответствовали расска
зу, который сделался достоянием всех и должен был лечь в основу официаль
ного следствия.
Ц Этот старый негодяй там, наверху, назвал меня подлецом, Ц сказал капи
тан «Патны». Не могу сказать, узнал ли он меня Ц думаю, что да; во всяком слу
чае, взгляды наши встретились. Он сверкал глазами Ц я улыбался; «подлец»
был самым мягким эпитетом, какой, вылетев в открытое окно, коснулся моего
слуха.
Ц Неужели? Ц сказал я, почему-то не сумев удержать язык за зубами. Он кив
нул, снова укусил себя за палец и вполголоса выругался; потом, подняв голо
ву, посмотрел на меня с угрюмым бесстыдством и воскликнул:
Ц Ба! Тихий океан велик, мой друг. Вы, проклятые англичане, поступайте, как
вам угодно. Я знаю, где есть место такому человеку, как я; меня хорошо знают
в Апиа, в Гонолулу, в…
Он приумолк, размышляя; а я без труда мог себе представить, какие люди знаю
т его в тех местах. Скрывать не стану Ц я сам был знаком с этой породой. Быв
ает время, когда человек должен поступать так, словно жизнь равно приятн
а во всякой компании. Я это пережил и теперь не намерен с гримасой вспомин
ать об этой необходимости. Многие из той дурной компании Ц за неимением
ли моральных… моральных… как бы это сказать?.. моральных устоев или по ины
м, не менее веским причинам Ц вдвое поучительнее и в двадцать раз занима
тельнее, чем те обычные респектабельные коммерческие воры, которых вы, г
оспода, сажаете за свой стол, хотя подлинной необходимости так поступать
у вас нет: вами руководит привычка, трусость, добродушие и сотня других ск
рытых и мелких побуждений.
Ц Вы, англичане, все Ц негодяи, Ц продолжал патриот-австралиец из Флен
сборга или Штеттина. Право, сейчас я не припомню, какой приличный маленьк
ий порт у берегов Балтики осквернил себя, сделавшись гнездом этой редкой
птицы. Ц Чего вы кричите? А? Скажите мне? Ничуть вы не лучше других народов
, а этот старый плут, черт знаете как на меня разорался.
Вся его туша тряслась, а ноги походили на две колонны, он трясся с головы д
о пят.
Ц Вот так вы, англичане, всегда поступаете! Поднимаете шум из-за всякого
пустяка, потому только, что я не родился в вашей проклятой стране. Забирай
те мое свидетельство! Берите его! Не нужно мне свидетельства. Такой челов
ек, как я, не нуждается в вашем проклятом свидетельстве. Плевать мне на нег
о!
Он плюнул.
Ц Я приму американское подданство! Ц крикнул он с пеной у рта, беснуясь
и шаркая ногами, словно пытался высвободить свои лодыжки из каких-то нев
идимых и таинственных тисков, которые не позволяли ему сойти с места.
Он так разгорячился, что макушка его круглой головы буквально дымилась.
Не какие-либо таинственные силы мешали мне уйти Ц меня удерживало любо
пытство, самое понятное из всех чувств. Я хотел знать, как примет новость т
от молодой человек, который, засунув руки в карманы и повернувшись спино
й к тротуару, глядел поверх зеленых клумб эспланады на желтый портал оте
ля «Малабар», Ц глядел с видом человека, собравшегося на прогулку, как то
лько его друг к нему присоединится. Вот какой он имел вид, и это было отвра
тительно. Я ждал, я думал, что он будет ошеломлен, потрясен, уничтожен, буде
т корчиться, как насаженный на булавку жук… И в то же время я почти боялся
это увидеть… Не знаю, понятно ли вам, что я хочу сказать. Нет ничего ужасне
е, как следить за человеком, уличенным не в преступлении, но в слабости бол
ее чем преступной. Сила духа, самая обычная, препятствует вам совершать у
головные преступления; но от слабости неведомой, а быть может, лишь подоз
реваемой Ц так в иных уголках земли вы на каждом шагу подозреваете прис
утствие ядовитой змеи, Ц от слабости скрытой, за которой следишь или не с
ледишь, вооружаешься против нее или мужественно ее презираешь, подавляе
шь ее или не ведаешь о ней чуть ли не в течение доброй половины жизни, Ц от
этой слабости ни у кого из нас нет защиты. Нас втягивают в западню, и мы сов
ершаем поступки, за которые нас ругают, поступки, за которые нас вешают, и,
однако, дух может выжить Ц пережить осуждение и, клянусь небом, пережить
петлю! А бывают поступки, Ц иной раз они кажутся совсем незначительными,
Ц которые кое-кого из нас губят окончательно.
Я следил за этим юношей; мне нравилась его внешность; таких, как он, я знал; у
стои у него были хорошие, он был одним из нас. Он как бы являлся представит
елем всех сродных ему людей Ц мужчин и женщин, о которых не скажешь, что о
ни умны или занимательны, но вся жизнь их основана на честной вере и инсти
нктивном мужестве. Я имею в виду не военное, гражданское или какое-либо ос
обое мужество; я говорю о врожденной способности смело смотреть в лицо и
скушению Ц о готовности отнюдь не рассудочной и не искусственной Ц о с
иле сопротивляемости, неизящной, если хотите, но ценной, Ц о безумном и б
лаженном упорстве перед ужасами в самом себе и наступающими извне, перед
властью природы и соблазнительным развратом людей… Такое упорство зиж
дется на вере, которой не сокрушат ни факты, ни дурной пример, ни натиск ид
ей. К черту идеи! Это Ц бродяги, которые стучатся в заднюю дверь вашей душ
и, и каждая идея уносит с собой частичку вас самих, крупицу той веры в немн
огие простые истины, какой вы должны держаться, если хотите жить пристой
но и умереть легко!
Все это прямого отношения к Джиму не имеет; но внешность его была так типи
чна для тех добрых глуповатых малых, бок о бок с которыми чувствуешь себя
приятно, Ц людей, не волнуемых причудами ума и, скажем, развращенностью н
ервов. Такому парню вы по одному его виду доверили бы палубу Ц говорю обр
азно и как профессионал. Я бы доверил, а кому это знать, как не мне! Разве я в
свое время не обучал юношей уловкам моря, Ц уловкам, весь секрет которых
можно выразить в одной короткой фразе, и, однако, каждый день нужно заново
внедрять его в молодые головы, пока он не сделается составной частью вся
кой мысли наяву Ц пока не будут им окрашены все их юношеские сновидения!
Море было великодушно ко мне, но когда я вспоминаю всех этих мальчиков, пр
ошедших через мои руки, Ц иные теперь уже взрослые, иные утонули, но все о
ни были добрыми моряками, Ц тогда мне кажется, что и я не остался в долгу у
моря. Вернись я завтра на родину, Ц ручаюсь, что и двух дней не пройдет, как
какой-нибудь загорелый молодой штурман поймает меня в воротах дока и св
ежий, низкий голос прозвучит над моей головой:
Ц Помните меня, сэр? Как! Да ведь я Ц такой-то. Был юнцом на таком-то судне.
То было первое мое плавание.
И я вспомню ошеломленного юнца, ростом не выше спинки этого стула; мать и,
быть может, старшая сестра стоят на пристани, стоят тихие, но слишком удру
ченные, чтобы помахать платком вслед судну, плавно скользящему к выходу
из дока, или же отец средних лет раненько пришел проводить своего мальчи
ка, остается здесь все утро, так как его, по-видимому, заинтересовало устр
ойство брашпиля, мешкает слишком долго и в самую последнюю минуту сходит
на берег, когда уже нет времени попрощаться. Боцман с кормы кричит мне про
тяжно:
Ц Подождите секунду, мистер помощник. Тут один джентльмен хочет сойти н
а берег… Пожалуйте, сэр. Чуть было не отправились в Талькагуано. Пора уход
ить; потихоньку… Отлично. Эй, отдавайте канаты!
Буксирные пароходы, дымя, словно адские трубы, завладевают судном и сбив
ают в пену старую реку; джентльмен на берегу смахивает с колен пыль; состр
адательный стюард швырнул ему его зонтик. Все в порядке. Он принес свою ма
ленькую жертву морю и теперь может отправляться домой, притворяясь, что
нимало об этом не думает. А не пройдет и суток, как маленькая добровольная
жертва будет жестоко страдать от морской болезни. Со временем, когда мал
ьчик выучит все маленькие тайны и познает один великий секрет мастерств
а, он сумеет жить или умереть Ц в зависимости от того, что повелит ему мор
е; а человек, который принял участие в этой безумной игре, Ц в игре, где все
гда выигрывает море, Ц почувствует удовольствие, когда тяжелая молодая
рука хлопнет его по спине и беззаботный голос юного моряка скажет:
Ц Помните меня, сэр? Я такой-то. Был юнцом…
Уверяю вас, приятно это испытать. Вы чувствуете, что хоть однажды в жизни п
равильно подошли к работе. Да, меня хлопали по спине, и я морщился, ибо рука
была тяжелая, и целый день у меня было легко на душе и спать я ложился, чувс
твуя себя менее одиноким благодаря этому дружескому удару по спине. Помн
ю ли я юнца такого-то! Говорю вам, мне полагается распознавать людей по ви
ду. Раз взглянув на того юношу, я доверил бы ему палубу и заснул бы сладким
сном. А оказывается, это было бы не безопасно. Жутко становилось от этой мы
сли. Он так же внушал доверие, как новенький соверен; однако в его металле
была какая-то адская лигатура. Сколько же? Совсем чуть-чуть, крохотная ка
пелька чего-то редкого и проклятого Ц крохотная капелька! Однако, когда
он стоял там с видом «на все наплевать!» Ц вы начинали думать, уж не вылит
ли он весь из меди.
Я не мог этому поверить. Говорю вам, я хотел видеть, как он будет корчиться,
Ц ведь есть же профессиональная честь! Двое других Ц не идущие в счет па
рни Ц заметили своего капитана и начали медленно к нему приближаться. О
ни переговаривались на ходу, а я их не замечал, словно они были невидимы не
вооруженному глазу. Они усмехались, Ц быть может, обменивались шутками.
Я убедился, что у одного из них сломана рука, другой Ц долговязый субъект
с седыми усами Ц был старший механик, личность во многих отношениях зам
ечательная. Для меня они были ничто. Они приблизились. Шкипер тупо устави
лся в землю; казалось, от какой-то страшной болезни, таинственного действ
ия неведомого яда он распух, принял неестественные размеры. Он поднял го
лову, увидел этих двоих, остановившихся перед ним, и, презрительно скриви
в свое раздутое лицо, открыл рот, Ц должно быть, чтобы с ними заговорить. Н
о тут какая-то мысль пришла ему в голову. Толстые лиловатые губы беззвучн
о сжались, решительно зашагал он, переваливаясь, к гхарри и начал дергать
дверную ручку с таким зверским нетерпением, что, казалось, все сооружени
е вместе с пони повалится набок. Извозчик, оторванный от исследования св
оей ступни, проявил все признаки крайнего ужаса и, уцепившись обеими рук
ами за козлы, обернулся и стал смотреть, как огромная туша влезала в его по
возку. Маленькая гхарри с шумом раскачивалась и тряслась, а розовая скла
дка на опущенной шее, огромные напрягшиеся ляжки, широченная полосатая с
пина, оранжевая и зеленая, и мучительные усилия этой пестрой отвратитель
ной туши производили впечатление чего-то нереального, смешного и жутког
о, как те гротескные и яркие видения, которые пугают и дурманят во время ли
хорадки. Он исчез. Я ждал, что крыша расколется надвое, маленький ящик на к
олесах лопнет, словно коробка хлопка, но он только осел, зазвенели приплю
снутые пружины, и внезапно опустились жалюзи. Показались плечи шкипера,
протиснутые в маленькое отверстие, голова его пролезла наружу, огромная
, раскачивающаяся, словно шар на привязи, Ц потная, злобная, фыркающая. Он
замахнулся на возницу толстым кулаком, красным, как кусок сырого мяса. Он
заревел на него, приказывая ехать, трогаться в путь. Куда? В Тихий океан?
Извозчик ударил хлыстом; пони захрапел, поднялся было на дыбы, затем гало
пом понесся вперед. Куда? В Апиа? В Гонолулу? Шкипер мог располагать шестью
тысячами миль тропического пояса, а точного адреса я не слыхал. Храпящий
пони в одно мгновение унес его в «вечность», и больше я его не видал. Этого
мало: я не встречал никого, кто бы видел его с тех пор, как он исчез из поля м
оего зрения, сидя в ветхой маленькой гхарри, которая завернула за угол, по
дняв белое облако пыли. Он уехал, исчез, испарился; и нелепым казалось то, ч
то он словно прихватил с собой и гхарри, ибо ни разу не встречал я с тех пор
гнедого пони с разорванным ухом и томного извозчика тамила, разглядываю
щего свою больную ступню. Тихий океан и в самом деле велик; но нашел ли шки
пер арену для развития своих талантов, или нет, Ц факт остается фактом: о
н унесся в пространство, словно ведьма на помеле. Маленький человечек, с р
укой на перевязи, бросился было за экипажем, блея на бегу:
Ц Капитан! Послушайте, капитан! Послушайте! Ц но, пробежав несколько ша
гов, остановился, понурил голову и медленно побрел назад. Когда задребез
жали колеса, молодой человек круто повернулся. Больше никаких движений и
жестов он не делал и снова застыл на месте, глядя вслед исчезнувшей гхарр
и.
Все это произошло значительно быстрее, чем я рассказываю, так как я пытаю
сь медлительными словами передать вам мгновенные зрительные впечатлен
ия. Через секунду на сцене появился клерк-полукровка, посланный Арчи при
смотреть за бедными моряками с потерпевшей крушение «Патны». Преисполн
енный рвения, он выбежал с непокрытой головой, озираясь направо и налево,
горя желанием исполнить свою мысль. Она была обречена на неудачу, поскол
ьку дело касалось главной заинтересованной особы; однако он суетливо пр
иблизился к оставшимся и почти тотчас же впутался в словопрение с парнем
, у которого рука была на перевязи; оказывается, этот субъект горел желани
ем затеять ссору. Он заявил, что не намерен выслушивать приказания, Ц э, н
ет черт возьми! Его не запугаешь враками, какие преподносит этот дерзкий
писака-полукровка. Он не потерпит грубости от «подобной личности», даже
если тот и не врет. Твердое его решение Ц лечь в постель.
Ц Если вы бы не были проклятым португальцем, Ц услышал я его рев, Ц вы б
ы поняли, что госпиталь Ц единственное подходящее для меня место.
Он поднес здоровый кулак к носу своего собеседника; начала собираться то
лпа; клерк растерялся, но, делая все возможное, чтобы поддержать свое дост
оинство, пытался объяснить свои намерения. Я ушел, не дожидаясь конца.
Случилось так, что в то время в госпитале лежал один из моих матросов; зайд
я проведать его, за день до начала следствия, я увидел в палате для белых т
ого самого маленького человечка; он метался, бредил, и рука его была в лубк
е. К величайшему моему изумлению, долговязый субъект с обвислыми усами т
акже пробрался в госпиталь. Помню, я обратил внимание, как он улизнул во вр
емя ссоры Ц ушел, не то волоча ноги, не то подпрыгивая и стараясь не казат
ься испуганным.
1 2 3 4 5 6 7