Время от в
ремени рука с черными пальцами, то отпуская, то снова сжимая вращающиеся
спицы, показывалась на светлом пятне; звенья рулевых цепей тяжело скреже
тали в пазах вала. Джим посматривал на компас, окидывал взглядом недосяг
аемый горизонт, потягивался так, что суставы трещали, лениво изгибался в
сем телом, охваченный сознанием собственного благополучия; нерушимое с
покойствие словно придало ему мужества, и он чувствовал Ц ему все равно,
что бы ни случилось с ним до конца его дней. Изредка он лениво взглядывал н
а карту, прикрепленную четырьмя кнопками к низкому трехногому столу, сто
явшему позади штурвала. При свете фонаря, подвешенного к пиллерсу, лист б
умаги, отображающий глубины моря, слегка отсвечивал; дно, изображенное н
а нем, было такое же гладкое, как мерцающая поверхность вод. На карте лежал
и линейка для проведения параллелей и циркуль; положение судна в полдень
было отмечено черным крестиком, а твердая прямая линия, проведенная кар
андашом до перима, обозначала курс судна Ц тропу душ к святому месту, к об
етованному спасению, к вечной жизни; карандаш, касаясь острием берега Со
мали, лежал круглый и неподвижный, словно голая мачта, всплывшая в заводи
защищенного дока.
«Как ровно идет судно», Ц с удивлением подумал Джим, с какою-то благодар
ностью воспринимая великий покой моря и неба. В такие минуты мысли его вр
ащались в кругу доблестных подвигов, он любил эти мечты и успех своих воо
бражаемых достижений. То было лучшее в жизни, тайная ее истина, скрытая ее
реальность. В этих мечтах была великолепная мужественность, очарование
неуловимого, они проходили перед ним героической процессией, они увлека
ли его душу и опьяняли ее божественным напитком Ц безграничной верой в
самое себя. Не было ничего, чему бы он не смог противостоять. Эта мысль так
ему понравилась, что он улыбнулся, беспечно глядя вперед; оглянувшись, он
увидел белую полосу кильватера, проведенную по морю килем судна, Ц поло
су такую же прямую, как черная линия, проведенная карандашом на карте.
Ведра с золой ударялись о вентиляторы кочегарки, и этот металлический ст
ук напомнил ему, что близится конец его вахты. Он вздохнул с удовольствие
м, но в то же время пожалел, что приходится расставаться с этим невозмутим
ым спокойствием, поощряющим свободные дерзания его мыслей. Ему немножко
хотелось спать, он ощущал приятную усталость во всем теле, словно вся кро
вь его превратилась в теплое молоко. Шкипер бесшумно поднялся на мостик;
он был в пижаме, и широко распахнутая куртка открывала голую грудь. Он еще
не совсем проснулся; лицо у него было красное, левый глаз полузакрыт, прав
ый, мутный, тупо вытаращен; свесив свою большую голову над картой, он сонно
чесал себе бок. Было что-то непристойное в этом голом теле. Грудь его, мягк
ая и сильная, лоснилась, словно он вспотел во сне, и из пор выступил жир. Он с
делал какое-то профессиональное замечание голосом хриплым и безжизнен
ным, напоминающим скрежет пилы, врезающейся в доску; складка его двойног
о подбородка свисала, как мешок, подвязанный к челюсти; Джим вздрогнул и о
тветил очень почтительно; но отвратительная мясистая фигура, словно уви
денная впервые в минуту просветления, навсегда запечатлелась в его памя
ти как воплощение всего порочного и подлого, что таится в мире, нами любим
ом: оно таится в наших сердцах, которым мы вверяем наше спасение; в людях, н
ас окружающих; в картинах, какие раскрываются перед нашими глазами; в зву
ках, касающихся нашего слуха; в воздухе, наполняющем наши легкие. Тонкая з
олотая стружка месяца, медленно опускаясь, погрузилась в потемневшую во
ду, и вечность словно придвинулась к земле, ярче замерцали звезды, интенс
ивнее стал блеск полупрозрачного купола, нависшего над плоским диском т
емного моря. Судно скользило так ровно, что не ощущалось никакого движен
ия вперед, как будто «Патна» была планетой, несущейся сквозь темные прос
транства эфира, за роем солнц, в устрашающей и спокойной пустыне, ожидающ
ей дыхания новых творений.
Ц Мало сказать, жарко Ц там, внизу, Ц раздался чей-то голос.
Джим, не оборачиваясь, улыбнулся. Шкипер, невозмутимый, стоял, повернувши
сь к нему широкой спиной; в обычае ренегата было не замечать сначала ваше
го присутствия, а затем, пожирая вас глазами, разразиться, с пеной у рта, по
током брани, вырывающимся словно из водосточной трубы. Сейчас он только
угрюмо что-то проворчал; второй механик поднялся на мостик и, вытирая вла
жные ладони грязной тряпкой, нимало не смущаясь, продолжал жаловаться. М
орякам хорошо здесь, наверху, и хотел бы он знать, какой от них толк? Бедные
механики должны вести судно, и они прекрасно справились бы и со всем оста
льным; ей-богу, они…
Ц Замолчите! Ц флегматично проворчал немец.
Ц Ну конечно! Замолчать! А как что неладно, вы сейчас же бежите к нам, верно
? Ц продолжал тот. Он уже наполовину изжарился там, внизу. Во всяком случа
е, теперь ему все равно, как бы он ни нагрешил: за последние три дня он получ
ил прекрасное представление о том местечке, куда отправляются после сме
рти дрянные людишки… ей-богу, получил… и вдобавок оглох от адского шума т
ам, внизу. Проклятая гнилая развалина грохочет и тарахтит, словно старая
лебедка, даже еще громче; и какого черта ему рисковать своею жизнью дни и н
очи среди всей этой рухляди, будто на кладбище для кораблей, он понятия не
имеет! Должно быть, он от рождения такой легкомысленный. Он…
Ц Где вы напились? Ц осведомился немец; он был взбешен, но стоял соверше
нно неподвижно, освещенный лампой нактоуза, похожий на грубую статую чел
овека, вырезанную из глыбы жира. Джим по-прежнему улыбался, глядя на отсту
пающий горизонт; исполненный благородных стремлений, он упивался созна
нием своего превосходства.
Ц Напился! Ц презрительно повторил механик; обеими руками он держался
за поручни Ц темная фигура с подгибающимися коленями. Ц Да уж не вы меня
напоили, капитан. Слишком вы скаредны, ей-богу. Скорее уморите парня, чем п
редложите ему капельку шнапса. Вот что у вас, немцев, называется экономие
й. На пенни ума, на фунт глупости.
Он расчувствовался. Около десяти часов старший механик дал ему одну рюмо
чку… Ц всего-навсего одну, ей-богу! добрый старикашка; но теперь старого
мошенника не стащишь с койки Ц пятитонным краном не поднять его. Ц Э, не
т! Во всяком случае, не сегодня! Он спит сладким сном, словно младенец, а под
подушкой у него бутылка с первоклассным бренди. Ц С уст командира «Патн
ы» сорвалась хриплая ругань, и слово «schwein»
свинья (нем.)
запорхало, как капризное перышко, подхваченное ветерком. Он и стар
ший механик были знакомы много лет Ц вместе служили веселому, хитрому с
тарику китайцу, носившему очки в роговой оправе и вплетавшему красные ше
лковые тесемочки в свою почтенную седую косу. В родном порту «Патны» жит
ели побережья придерживались того мнения, что эти двое Ц шкипер и механ
ик Ц по части наглых хищений друг другу не уступают. Внешне они гармонир
овали плохо: один Ц с мутными глазами, злобный и мясистый; другой Ц тощий
, с головой длинной и костлявой, словно голова старой клячи, с ввалившимис
я глазами и остекленевшим взором. Старшего механика прибило к берегу где
-то на Востоке Ц в Кантоне, Шанхае или, быть может, в Иокогаме; он и сам, долж
но быть, не помнил, где именно произошло крушение и чем оно было вызвано. Д
вадцать лет назад его, из сострадания к его молодости, спокойно выпихнул
и с судна, а могло быть и куда хуже для него, так что, вспоминая об этом эпизо
де, он не испытывал и тени сожаления. В то время в восточных морях стало ра
звиваться пароходство, а так как людей его профессии поначалу было мало,
то он «сделал карьеру». Всем приезжим он неуклонно сообщал грустным шепо
том, что он «здешний старожил». Когда он двигался, казалось Ц скелет болт
ается в его платье. Походка у него была раскачивающаяся, и так, раскачивая
сь, бродил он вокруг застекленного люка машинного отделения, курил без в
сякой любви к куренью, набивал табаком медную чашечку, приделанную к чет
ырехфутовому мундштуку из вишневого дерева, и держался с глупо-торжеств
енным видом мыслителя, развивающего философскую систему из туманных пр
облесков истины. Обычно он скупился и оберегал свой личный запас спирта,
но в эту ночь отказался от своих принципов, а потому второй механик Ц у юн
ца из Уэппинга голова была слабая Ц от неожиданного угощения крепким на
питком стал очень весел, дерзок и болтлив.
Немец из Нового Южного Уэльса бесновался и пыхтел, как выхлопная труба, а
Джим, забавляясь этим зрелищем, с нетерпением ждал, когда можно будет спу
ститься вниз: последние десять минут вахты раздражали, как дающее осечку
ружье. Этим людям не было места в мире героических приключений, хотя они,
в сущности, были неплохими парнями. Даже сам шкипер… Но тут Джим почувств
овал отвращение при виде этой пыхтящей массы жира, испускающей булькающ
ее бормотанье Ц темный поток грязных ругательств; однако приятная уста
лость мешала ему почувствовать активную неприязнь к кому бы то ни было. Е
му не было дела до этих людей; он работал с ними плечо к плечу, но коснуться
его они не могли; он дышал с ними одним воздухом, но он был иным человеком…
Набросится ли шкипер на механика?.. Жизнь была легка, а он был слишком в себ
е уверен Ц слишком уверен, чтобы… Черта, отделявшая его размышления от д
ремоты, стала тоньше паутинки.
Второй механик незаметно переходил к рассуждениям о своих финансах и св
оем мужестве.
Ц Кто пьян? Я? Э, нет, капитан! Дело не в этом. Пора бы вам знать, что наш старш
ий не слишком щедр и даже воробья допьяна не напоит, ей-богу! На меня алког
оль никогда не действовал; не выдумано еще такое зелье, от которого бы я оп
ьянел. Я готов пить с вами на пари Ц вы пейте виски, а я жидкий огонь, и, ей-бо
гу, я останусь свежим, как огурчик. Если б я думал, что пьян, я бы прыгнул за б
орт… покончил бы с собой, ей-богу! Покончил бы! Сию же минуту! А с мостика я н
е уйду. Где вы прикажете мне подышать свежим воздухом в такую ночь, как сег
одня? Там, внизу, на палубе, со всяким сбродом? И не подумаю! Чего мне вас боя
ться?
Немец воздел тяжелые кулаки к небу и безмолвно потряс ими.
Ц Я не знаю, что такое страх, Ц продолжал механик с неподдельным энтузи
азмом. Ц Я не боюсь чертовой работы на этом гнилом судне. Счастье для вас,
что существуют на свете такие люди, которые не дрожат за свою жизнь… инач
е Ц что бы вы без нас делали Ц вы и эта старая посудина с обшивкой из обер
точной бумаги… ей-богу, из оберточной бумаги! Вам хорошо, вы из нее вытяги
ваете монету, Ц а мне что прикажете делать? Сколько я получаю? Жалкие сто
пятьдесят долларов в месяц! Почтительно спрашиваю вас Ц почтительно, за
метьте, Ц кто не откажется от такой гнусной работы? И дело это опасное! Но
я Ц один из тех бесстрашных парней…
Он выпустил поручни и стал размахивать руками, словно желая нагляднее пр
одемонстрировать свое мужество; его тонкий голос пронзительно взлетал
над морем; он приподнялся на цыпочки, чтобы ярче подчеркнуть фразу, и вдру
г упал ничком, как будто его сзади подбили палкой. Падая, он крикнул: Ц Про
клятье! Ц За этим воплем последовало минутное молчание. Джим и шкипер об
а пошатнулись, но удержались на ногах и, выпрямившись, с изумлением погля
дели на невозмутимую гладь моря. Потом взглянули вверх, на звезды.
Что случилось? По-прежнему раздавалось заглушенное биение машин. Быть м
ожет, земля приостановилась на пути своем? Они ничего не понимали; и внеза
пно спокойное море, безоблачное небо показались жутко ненадежными в сво
ей неподвижности, словно застыли у края гибели. Механик поднялся, выпрям
ившись во весь рост, и снова съежился в неясный комок. Комок заговорил заг
лушенным обиженным голосом:
Ц Что это такое?
Тихий шум, будто бесконечно далекие раскаты грома, слабый звук, Ц едва ли
не вибрация воздуха, Ц и судно задрожало в ответ, как будто гром грохота
л глубоко под водой. Два малайца у штурвала, блеснув глазами, поглядели на
белых людей, но темные руки по-прежнему сжимали спицы. Острый корпус судн
а, стремясь вперед, казалось, постепенно Ц от носа до кормы Ц приподнялс
я на несколько дюймов, словно стал складным, потом снова опустился и по-пр
ежнему неуклонно делал свое дело, разрезая гладкую поверхность моря. Он
перестал дрожать, и сразу стихли слабые раскаты грома, как будто судно ос
тавило за собой узкую полосу вибрирующей воды и гудящего воздуха.
4
Месяц спустя, когда Джим, в ответ на прямые вопросы, пытался честно расска
зать о происшедшем, он заметил, говоря о судне:
Ц Оно прошло через что-то так же легко, как переползает змея через палку.
Сравнение было хорошее. Допрос клонился к освещению фактической сторон
ы дела, разбиравшегося в полицейском суде одного восточного порта. С пыл
ающими щеками Джим стоял на возвышении для свидетелей в прохладной высо
кой комнате; большие пунки
большие матерчатые веера, вделанные в раму
и приводимые в действие веревкой
тихонько вращались вверху над его головой, а снизу смотрели на нег
о глаза, в его сторону повернуты были лица Ц темные, белые, красные, Ц лиц
а внимательные, застывшие, словно все эти люди, сидевшие на узких, рядами п
оставленных скамьях, были порабощены чарами его голоса. А голос его звуч
ал громко, и Джиму он казался страшным Ц то был единственный звук, слышим
ый во всей вселенной, ибо отчетливые вопросы, исторгавшие у него ответ, ка
к будто складывались в его груди, Ц тревожные, болезненные, острые и безм
олвные, как грозные вопросы совести. Снаружи пылало солнце, а здесь вызыв
ал дрожь ветер, нагнетаемый большими пунками, бросало в жар от стыда, коло
ли острые, внимательные глаза. Лицо председателя суда, гладко выбритое, б
есстрастное, казалось мертвенно-бледным рядом с красными лицами двух мо
рских асессоров.
асессор Ц судебное должностное лицо, соответствует нашему заседа
телю
Свет из широкого окна под потолком падал сверху на головы и плечи э
тих трех человек, и они отчетливо выделялись в полумраке большой комнаты
, где аудитория словно состояла из теней с остановившимися расширенными
глазами. Им нужны были факты. Факты! Они требовали от него фактов, как будт
о факты могут объяснить все!
Ц Придя к заключению, что вы натолкнулись на что-то Ц скажем, на обломок
судна, наполовину погруженный в воду, Ц ваш капитан приказал вам идти на
нос разузнать, не получены ли какие-нибудь повреждения. Считали ли вы это
вероятным, принимая во внимание силу удара? Ц спросил асессор, сидевший
слева.
У него была жидкая бородка в форме подковы и выдающиеся вперед скулы; опи
раясь локтями о стол, он сжимал свои грубые руки и глядел на Джима задумчи
выми голубыми глазами. Второй асессор, грузный мужчина с презрительной ф
изиономией, сидел, откинувшись на спинку стула, и, вытянув левую руку, тихо
нько барабанил пальцами по блокноту. Посредине председатель в широком к
ресле склонил слегка голову на плечо и скрестил на груди руки; рядом с его
чернильницей стояла стеклянная вазочка с цветами.
Ц Нет, не считал, Ц сказал Джим. Ц Мне велено было никого не звать и не шу
меть, чтобы избежать паники. Эту предосторожность я нашел разумной. Я взя
л один из фонарей, висевших под тентом, и отправился на нос. Открыв люк в но
совое отделение переднего трюма, я услыхал плеск. Тогда я спустил фонарь,
насколько позволяла веревка, и увидел, что носовое отделение наполовину
залито водой. Тут я понял, что где-то ниже ватерлинии образовалась больша
я пробоина. Ц Он приостановился.
Ц Так… Ц сказал грузный асессор, с мечтательной улыбкой глядя на блокн
от; он все время барабанил пальцами, бесшумно прикасаясь к бумаге.
Ц В тот момент я не думал об опасности. Должно быть, я был немного взволно
ван: все это произошло так спокойно и так неожиданно. Я знал, что на судне н
ет другой переборки, кроме предохранительной, отделяющей носовую часть
от переднего трюма. Я пошел назад доложить капитану. У трапа я столкнулся
со вторым механиком; он как будто был оглушен и сообщил мне, что, кажется, с
ломал себе левую руку. Спускаясь вниз, он поскользнулся на верхней ступе
ньке и упал в то время, как я был на носу. Он воскликнул: «Боже мой! Эта гнила
я переборка через минуту рухнет, и проклятая посудина вместе с нами пойд
ет ко дну, словно глыба свинца».
Он оттолкнул меня правой рукой и, опередив, взбежал по трапу, крича на бегу
. Я следовал за ним и видел, как капитан на него набросился и повалил на спи
ну.
1 2 3 4 5 6 7
ремени рука с черными пальцами, то отпуская, то снова сжимая вращающиеся
спицы, показывалась на светлом пятне; звенья рулевых цепей тяжело скреже
тали в пазах вала. Джим посматривал на компас, окидывал взглядом недосяг
аемый горизонт, потягивался так, что суставы трещали, лениво изгибался в
сем телом, охваченный сознанием собственного благополучия; нерушимое с
покойствие словно придало ему мужества, и он чувствовал Ц ему все равно,
что бы ни случилось с ним до конца его дней. Изредка он лениво взглядывал н
а карту, прикрепленную четырьмя кнопками к низкому трехногому столу, сто
явшему позади штурвала. При свете фонаря, подвешенного к пиллерсу, лист б
умаги, отображающий глубины моря, слегка отсвечивал; дно, изображенное н
а нем, было такое же гладкое, как мерцающая поверхность вод. На карте лежал
и линейка для проведения параллелей и циркуль; положение судна в полдень
было отмечено черным крестиком, а твердая прямая линия, проведенная кар
андашом до перима, обозначала курс судна Ц тропу душ к святому месту, к об
етованному спасению, к вечной жизни; карандаш, касаясь острием берега Со
мали, лежал круглый и неподвижный, словно голая мачта, всплывшая в заводи
защищенного дока.
«Как ровно идет судно», Ц с удивлением подумал Джим, с какою-то благодар
ностью воспринимая великий покой моря и неба. В такие минуты мысли его вр
ащались в кругу доблестных подвигов, он любил эти мечты и успех своих воо
бражаемых достижений. То было лучшее в жизни, тайная ее истина, скрытая ее
реальность. В этих мечтах была великолепная мужественность, очарование
неуловимого, они проходили перед ним героической процессией, они увлека
ли его душу и опьяняли ее божественным напитком Ц безграничной верой в
самое себя. Не было ничего, чему бы он не смог противостоять. Эта мысль так
ему понравилась, что он улыбнулся, беспечно глядя вперед; оглянувшись, он
увидел белую полосу кильватера, проведенную по морю килем судна, Ц поло
су такую же прямую, как черная линия, проведенная карандашом на карте.
Ведра с золой ударялись о вентиляторы кочегарки, и этот металлический ст
ук напомнил ему, что близится конец его вахты. Он вздохнул с удовольствие
м, но в то же время пожалел, что приходится расставаться с этим невозмутим
ым спокойствием, поощряющим свободные дерзания его мыслей. Ему немножко
хотелось спать, он ощущал приятную усталость во всем теле, словно вся кро
вь его превратилась в теплое молоко. Шкипер бесшумно поднялся на мостик;
он был в пижаме, и широко распахнутая куртка открывала голую грудь. Он еще
не совсем проснулся; лицо у него было красное, левый глаз полузакрыт, прав
ый, мутный, тупо вытаращен; свесив свою большую голову над картой, он сонно
чесал себе бок. Было что-то непристойное в этом голом теле. Грудь его, мягк
ая и сильная, лоснилась, словно он вспотел во сне, и из пор выступил жир. Он с
делал какое-то профессиональное замечание голосом хриплым и безжизнен
ным, напоминающим скрежет пилы, врезающейся в доску; складка его двойног
о подбородка свисала, как мешок, подвязанный к челюсти; Джим вздрогнул и о
тветил очень почтительно; но отвратительная мясистая фигура, словно уви
денная впервые в минуту просветления, навсегда запечатлелась в его памя
ти как воплощение всего порочного и подлого, что таится в мире, нами любим
ом: оно таится в наших сердцах, которым мы вверяем наше спасение; в людях, н
ас окружающих; в картинах, какие раскрываются перед нашими глазами; в зву
ках, касающихся нашего слуха; в воздухе, наполняющем наши легкие. Тонкая з
олотая стружка месяца, медленно опускаясь, погрузилась в потемневшую во
ду, и вечность словно придвинулась к земле, ярче замерцали звезды, интенс
ивнее стал блеск полупрозрачного купола, нависшего над плоским диском т
емного моря. Судно скользило так ровно, что не ощущалось никакого движен
ия вперед, как будто «Патна» была планетой, несущейся сквозь темные прос
транства эфира, за роем солнц, в устрашающей и спокойной пустыне, ожидающ
ей дыхания новых творений.
Ц Мало сказать, жарко Ц там, внизу, Ц раздался чей-то голос.
Джим, не оборачиваясь, улыбнулся. Шкипер, невозмутимый, стоял, повернувши
сь к нему широкой спиной; в обычае ренегата было не замечать сначала ваше
го присутствия, а затем, пожирая вас глазами, разразиться, с пеной у рта, по
током брани, вырывающимся словно из водосточной трубы. Сейчас он только
угрюмо что-то проворчал; второй механик поднялся на мостик и, вытирая вла
жные ладони грязной тряпкой, нимало не смущаясь, продолжал жаловаться. М
орякам хорошо здесь, наверху, и хотел бы он знать, какой от них толк? Бедные
механики должны вести судно, и они прекрасно справились бы и со всем оста
льным; ей-богу, они…
Ц Замолчите! Ц флегматично проворчал немец.
Ц Ну конечно! Замолчать! А как что неладно, вы сейчас же бежите к нам, верно
? Ц продолжал тот. Он уже наполовину изжарился там, внизу. Во всяком случа
е, теперь ему все равно, как бы он ни нагрешил: за последние три дня он получ
ил прекрасное представление о том местечке, куда отправляются после сме
рти дрянные людишки… ей-богу, получил… и вдобавок оглох от адского шума т
ам, внизу. Проклятая гнилая развалина грохочет и тарахтит, словно старая
лебедка, даже еще громче; и какого черта ему рисковать своею жизнью дни и н
очи среди всей этой рухляди, будто на кладбище для кораблей, он понятия не
имеет! Должно быть, он от рождения такой легкомысленный. Он…
Ц Где вы напились? Ц осведомился немец; он был взбешен, но стоял соверше
нно неподвижно, освещенный лампой нактоуза, похожий на грубую статую чел
овека, вырезанную из глыбы жира. Джим по-прежнему улыбался, глядя на отсту
пающий горизонт; исполненный благородных стремлений, он упивался созна
нием своего превосходства.
Ц Напился! Ц презрительно повторил механик; обеими руками он держался
за поручни Ц темная фигура с подгибающимися коленями. Ц Да уж не вы меня
напоили, капитан. Слишком вы скаредны, ей-богу. Скорее уморите парня, чем п
редложите ему капельку шнапса. Вот что у вас, немцев, называется экономие
й. На пенни ума, на фунт глупости.
Он расчувствовался. Около десяти часов старший механик дал ему одну рюмо
чку… Ц всего-навсего одну, ей-богу! добрый старикашка; но теперь старого
мошенника не стащишь с койки Ц пятитонным краном не поднять его. Ц Э, не
т! Во всяком случае, не сегодня! Он спит сладким сном, словно младенец, а под
подушкой у него бутылка с первоклассным бренди. Ц С уст командира «Патн
ы» сорвалась хриплая ругань, и слово «schwein»
свинья (нем.)
запорхало, как капризное перышко, подхваченное ветерком. Он и стар
ший механик были знакомы много лет Ц вместе служили веселому, хитрому с
тарику китайцу, носившему очки в роговой оправе и вплетавшему красные ше
лковые тесемочки в свою почтенную седую косу. В родном порту «Патны» жит
ели побережья придерживались того мнения, что эти двое Ц шкипер и механ
ик Ц по части наглых хищений друг другу не уступают. Внешне они гармонир
овали плохо: один Ц с мутными глазами, злобный и мясистый; другой Ц тощий
, с головой длинной и костлявой, словно голова старой клячи, с ввалившимис
я глазами и остекленевшим взором. Старшего механика прибило к берегу где
-то на Востоке Ц в Кантоне, Шанхае или, быть может, в Иокогаме; он и сам, долж
но быть, не помнил, где именно произошло крушение и чем оно было вызвано. Д
вадцать лет назад его, из сострадания к его молодости, спокойно выпихнул
и с судна, а могло быть и куда хуже для него, так что, вспоминая об этом эпизо
де, он не испытывал и тени сожаления. В то время в восточных морях стало ра
звиваться пароходство, а так как людей его профессии поначалу было мало,
то он «сделал карьеру». Всем приезжим он неуклонно сообщал грустным шепо
том, что он «здешний старожил». Когда он двигался, казалось Ц скелет болт
ается в его платье. Походка у него была раскачивающаяся, и так, раскачивая
сь, бродил он вокруг застекленного люка машинного отделения, курил без в
сякой любви к куренью, набивал табаком медную чашечку, приделанную к чет
ырехфутовому мундштуку из вишневого дерева, и держался с глупо-торжеств
енным видом мыслителя, развивающего философскую систему из туманных пр
облесков истины. Обычно он скупился и оберегал свой личный запас спирта,
но в эту ночь отказался от своих принципов, а потому второй механик Ц у юн
ца из Уэппинга голова была слабая Ц от неожиданного угощения крепким на
питком стал очень весел, дерзок и болтлив.
Немец из Нового Южного Уэльса бесновался и пыхтел, как выхлопная труба, а
Джим, забавляясь этим зрелищем, с нетерпением ждал, когда можно будет спу
ститься вниз: последние десять минут вахты раздражали, как дающее осечку
ружье. Этим людям не было места в мире героических приключений, хотя они,
в сущности, были неплохими парнями. Даже сам шкипер… Но тут Джим почувств
овал отвращение при виде этой пыхтящей массы жира, испускающей булькающ
ее бормотанье Ц темный поток грязных ругательств; однако приятная уста
лость мешала ему почувствовать активную неприязнь к кому бы то ни было. Е
му не было дела до этих людей; он работал с ними плечо к плечу, но коснуться
его они не могли; он дышал с ними одним воздухом, но он был иным человеком…
Набросится ли шкипер на механика?.. Жизнь была легка, а он был слишком в себ
е уверен Ц слишком уверен, чтобы… Черта, отделявшая его размышления от д
ремоты, стала тоньше паутинки.
Второй механик незаметно переходил к рассуждениям о своих финансах и св
оем мужестве.
Ц Кто пьян? Я? Э, нет, капитан! Дело не в этом. Пора бы вам знать, что наш старш
ий не слишком щедр и даже воробья допьяна не напоит, ей-богу! На меня алког
оль никогда не действовал; не выдумано еще такое зелье, от которого бы я оп
ьянел. Я готов пить с вами на пари Ц вы пейте виски, а я жидкий огонь, и, ей-бо
гу, я останусь свежим, как огурчик. Если б я думал, что пьян, я бы прыгнул за б
орт… покончил бы с собой, ей-богу! Покончил бы! Сию же минуту! А с мостика я н
е уйду. Где вы прикажете мне подышать свежим воздухом в такую ночь, как сег
одня? Там, внизу, на палубе, со всяким сбродом? И не подумаю! Чего мне вас боя
ться?
Немец воздел тяжелые кулаки к небу и безмолвно потряс ими.
Ц Я не знаю, что такое страх, Ц продолжал механик с неподдельным энтузи
азмом. Ц Я не боюсь чертовой работы на этом гнилом судне. Счастье для вас,
что существуют на свете такие люди, которые не дрожат за свою жизнь… инач
е Ц что бы вы без нас делали Ц вы и эта старая посудина с обшивкой из обер
точной бумаги… ей-богу, из оберточной бумаги! Вам хорошо, вы из нее вытяги
ваете монету, Ц а мне что прикажете делать? Сколько я получаю? Жалкие сто
пятьдесят долларов в месяц! Почтительно спрашиваю вас Ц почтительно, за
метьте, Ц кто не откажется от такой гнусной работы? И дело это опасное! Но
я Ц один из тех бесстрашных парней…
Он выпустил поручни и стал размахивать руками, словно желая нагляднее пр
одемонстрировать свое мужество; его тонкий голос пронзительно взлетал
над морем; он приподнялся на цыпочки, чтобы ярче подчеркнуть фразу, и вдру
г упал ничком, как будто его сзади подбили палкой. Падая, он крикнул: Ц Про
клятье! Ц За этим воплем последовало минутное молчание. Джим и шкипер об
а пошатнулись, но удержались на ногах и, выпрямившись, с изумлением погля
дели на невозмутимую гладь моря. Потом взглянули вверх, на звезды.
Что случилось? По-прежнему раздавалось заглушенное биение машин. Быть м
ожет, земля приостановилась на пути своем? Они ничего не понимали; и внеза
пно спокойное море, безоблачное небо показались жутко ненадежными в сво
ей неподвижности, словно застыли у края гибели. Механик поднялся, выпрям
ившись во весь рост, и снова съежился в неясный комок. Комок заговорил заг
лушенным обиженным голосом:
Ц Что это такое?
Тихий шум, будто бесконечно далекие раскаты грома, слабый звук, Ц едва ли
не вибрация воздуха, Ц и судно задрожало в ответ, как будто гром грохота
л глубоко под водой. Два малайца у штурвала, блеснув глазами, поглядели на
белых людей, но темные руки по-прежнему сжимали спицы. Острый корпус судн
а, стремясь вперед, казалось, постепенно Ц от носа до кормы Ц приподнялс
я на несколько дюймов, словно стал складным, потом снова опустился и по-пр
ежнему неуклонно делал свое дело, разрезая гладкую поверхность моря. Он
перестал дрожать, и сразу стихли слабые раскаты грома, как будто судно ос
тавило за собой узкую полосу вибрирующей воды и гудящего воздуха.
4
Месяц спустя, когда Джим, в ответ на прямые вопросы, пытался честно расска
зать о происшедшем, он заметил, говоря о судне:
Ц Оно прошло через что-то так же легко, как переползает змея через палку.
Сравнение было хорошее. Допрос клонился к освещению фактической сторон
ы дела, разбиравшегося в полицейском суде одного восточного порта. С пыл
ающими щеками Джим стоял на возвышении для свидетелей в прохладной высо
кой комнате; большие пунки
большие матерчатые веера, вделанные в раму
и приводимые в действие веревкой
тихонько вращались вверху над его головой, а снизу смотрели на нег
о глаза, в его сторону повернуты были лица Ц темные, белые, красные, Ц лиц
а внимательные, застывшие, словно все эти люди, сидевшие на узких, рядами п
оставленных скамьях, были порабощены чарами его голоса. А голос его звуч
ал громко, и Джиму он казался страшным Ц то был единственный звук, слышим
ый во всей вселенной, ибо отчетливые вопросы, исторгавшие у него ответ, ка
к будто складывались в его груди, Ц тревожные, болезненные, острые и безм
олвные, как грозные вопросы совести. Снаружи пылало солнце, а здесь вызыв
ал дрожь ветер, нагнетаемый большими пунками, бросало в жар от стыда, коло
ли острые, внимательные глаза. Лицо председателя суда, гладко выбритое, б
есстрастное, казалось мертвенно-бледным рядом с красными лицами двух мо
рских асессоров.
асессор Ц судебное должностное лицо, соответствует нашему заседа
телю
Свет из широкого окна под потолком падал сверху на головы и плечи э
тих трех человек, и они отчетливо выделялись в полумраке большой комнаты
, где аудитория словно состояла из теней с остановившимися расширенными
глазами. Им нужны были факты. Факты! Они требовали от него фактов, как будт
о факты могут объяснить все!
Ц Придя к заключению, что вы натолкнулись на что-то Ц скажем, на обломок
судна, наполовину погруженный в воду, Ц ваш капитан приказал вам идти на
нос разузнать, не получены ли какие-нибудь повреждения. Считали ли вы это
вероятным, принимая во внимание силу удара? Ц спросил асессор, сидевший
слева.
У него была жидкая бородка в форме подковы и выдающиеся вперед скулы; опи
раясь локтями о стол, он сжимал свои грубые руки и глядел на Джима задумчи
выми голубыми глазами. Второй асессор, грузный мужчина с презрительной ф
изиономией, сидел, откинувшись на спинку стула, и, вытянув левую руку, тихо
нько барабанил пальцами по блокноту. Посредине председатель в широком к
ресле склонил слегка голову на плечо и скрестил на груди руки; рядом с его
чернильницей стояла стеклянная вазочка с цветами.
Ц Нет, не считал, Ц сказал Джим. Ц Мне велено было никого не звать и не шу
меть, чтобы избежать паники. Эту предосторожность я нашел разумной. Я взя
л один из фонарей, висевших под тентом, и отправился на нос. Открыв люк в но
совое отделение переднего трюма, я услыхал плеск. Тогда я спустил фонарь,
насколько позволяла веревка, и увидел, что носовое отделение наполовину
залито водой. Тут я понял, что где-то ниже ватерлинии образовалась больша
я пробоина. Ц Он приостановился.
Ц Так… Ц сказал грузный асессор, с мечтательной улыбкой глядя на блокн
от; он все время барабанил пальцами, бесшумно прикасаясь к бумаге.
Ц В тот момент я не думал об опасности. Должно быть, я был немного взволно
ван: все это произошло так спокойно и так неожиданно. Я знал, что на судне н
ет другой переборки, кроме предохранительной, отделяющей носовую часть
от переднего трюма. Я пошел назад доложить капитану. У трапа я столкнулся
со вторым механиком; он как будто был оглушен и сообщил мне, что, кажется, с
ломал себе левую руку. Спускаясь вниз, он поскользнулся на верхней ступе
ньке и упал в то время, как я был на носу. Он воскликнул: «Боже мой! Эта гнила
я переборка через минуту рухнет, и проклятая посудина вместе с нами пойд
ет ко дну, словно глыба свинца».
Он оттолкнул меня правой рукой и, опередив, взбежал по трапу, крича на бегу
. Я следовал за ним и видел, как капитан на него набросился и повалил на спи
ну.
1 2 3 4 5 6 7