Бить его он не стал, а наклонился к нему и стал сердито, но очень тихо что
-то ему говорить. Думаю, капитан его спрашивал, почему он, черт возьми, не по
йдет и не остановит машины, вместо того чтобы поднимать шум. Я слышал, как
он сказал: «Вставайте! Бегите живей!» Ц и выругался. Механик спустился с м
остика и обогнул застекленный люк, направляясь к трапу машинного отделе
ния на левом борту. На бегу он стонал…
Джим говорил медленно; воспоминания возникали удивительно отчетливо; д
ля сведения этих людей, требующих фактов, он мог бы, как эхо, воспроизвести
даже стоны механика. Когда улеглось вспыхнувшее было возмущение, он при
шел к тому выводу, что лишь дотошная точность рассказа может объяснить п
одлинный ужас, скрывавшийся за жутким ликом событий. Факты, которые так с
ильно хотелось узнать этим людям, были видимы, осязаемы, ощутимы, занимал
и свое место во времени и пространстве Ц для их существования требовали
сь двадцать семь минут и пароход водоизмещением в тысячу четыреста тонн
; они составляли нечто целое, с определенными чертами, оттенками, сложным
аспектом, который улавливала зрительная память, но, помимо этого, было и ч
то-то иное, невидимое, Ц дух, ведущий к гибели, Ц словно злобная душа в от
вратительном теле. И это ему хотелось установить. Это происшествие не вх
одило в рубрику обычных дел, всякая мелочь имела огромное значение, и, к сч
астью, он помнил все. Он хотел говорить во имя истины, Ц быть может, только
ради себя самого; речь его текла спокойно, а мысль металась в тесном кругу
фактов, обступивших его, чтобы отрезать от всех остальных людей; он поход
ил на животное, которое, очутившись за изгородью из высоких кольев, бегае
т по кругу, обезумев в ночи, ищет незагороженное местечко, какую-нибудь ще
ль, дыру, куда можно пролезть и спастись. Эта напряженная работа мысли зас
тавляла его по временам запинаться…
Ц Капитан по-прежнему ходил взад и вперед по мостику; на вид он был споко
ен, но несколько раз споткнулся, а когда я с ним заговорил, он налетел на ме
ня, словно был совершенно слеп. Ничего определенного он мне не ответил. Он
что-то бормотал про себя, я разобрал несколько слов Ц «проклятый пар!» и
«дьявольский пар!» Ц что-то о паре. Я подумал…
Джим уклонился в сторону; вопрос, возвращающий к сути дела, оборвал его ре
чь, словно судорога боли, и его охватили безграничное уныние и усталость.
Он приближался к этому… приближался… и теперь, грубо оборванный, должен
был отвечать Ц да или нет. Он ответил правдиво и кратко: «Да». Красивый, вы
сокий, с юношескими мрачными глазами, он стоял, выпрямившись на возвышен
ии, а душа его корчилась от боли. Ему пришлось ответить еще на один вопрос,
по существу на вопрос ненужный, и снова он ждал. Во рту у него пересохло, сл
овно он наглотался пыли, затем он ощутил горько-соленый вкус, как после гл
отка морской воды. Он вытер влажный лоб, провел языком по пересохшим губа
м, почувствовал, как дрожь пробежала у него по спине. Грузный асессор опус
тил веки; рассеянный и грустный, он беззвучно барабанил по блокноту; глаз
а второго асессора, переплетавшего загорелые пальцы, казалось, излучали
доброту; председатель слегка наклонился вперед; бледное лицо его прибли
зилось к цветам, потом, облокотившись о ручку кресла, он подпер голову рук
ой. Ветер пунки обвевал темнолицых туземцев, закутанных в широкие одеяни
я, распаренных европейцев, сидевших рядом на скамьях, держа на коленях кр
углые пробковые шлемы, Ц костюмы из тика облегали их тела плотно, как кож
а. Вдоль стен скользили босоногие туземцы-полицейские, затянутые в длин
ные белые мундиры; в красных поясах и красных тюрбанах, они бегали взад и в
перед, бесшумные, как призраки, и проворные, как гончие.
Глаза Джима, блуждая в паузах между ответами, остановились на белом чело
веке, сидевшем в стороне, лицо у него было усталое и задумчивое, но спокойн
ые глаза смотрели прямо, живые и ясные. Джим ответил на следующий вопрос и
почувствовал искушение крикнуть: Ц Что толку в этом? Что толку? Ц Он тих
онько топнул ногой, закусил губу и посмотрел в сторону повернутых к нему
голов. Он встретил взгляд белого человека. Глаза последнего не походили
на остановившиеся, словно завороженные глаза остальных. В этом взгляде б
ыла разумная воля. Джим между двумя вопросами забылся до того, что нашел в
ремя думать. «Этот парень, Ц мелькнула у него мысль, Ц глядит на меня так
, словно видит кого-то или что-то за моим плечом». Где-то он видел этого чел
овека Ц быть может, на улице. Но был уверен, что никогда с ним не говорил. В
течение многих дней он не говорил ни с кем, Ц лишь с самим собой вел молча
ливый, бессвязный и нескончаемый разговор, словно узник в камере или пут
ник, заблудившийся в пустыне. Сейчас он отвечал на вопросы, которые значе
ния не имели, хотя и преследовали определенную цель, и размышлял о том, буд
ет ли он еще когда-нибудь в своей жизни говорить. Звук его собственных пра
вдивых слов подтверждал его убеждение, что дар речи больше ему не нужен. Т
от человек как будто понимал его безнадежное затруднение. Джим взглянул
на него, потом решительно отвернулся, словно навеки распрощавшись с ним.
А впоследствии, в далеких уголках земли, Марлоу не раз с охотой вспоминал
о Джиме, вспоминал подробно и вслух.
Это случалось после обеда, на веранде, задрапированной неподвижной лист
вой и увенчанной цветами, в глубоких сумерках, испещренных огненными точ
ками сигар. На тростниковых стульях ютились молчаливые слушатели. Изред
ка маленький красный огонек поднимался и, разгораясь, освещал пальцы вял
ой руки, часть невозмутимо-спокойного лица, или вспыхивал красноватым о
тблеском в задумчивых глазах, озаряя кусочек гладкого лба. И, едва произн
еся первое слово, Марлоу удобно вытягивался в кресле и сидел совершенно
неподвижно, словно окрыленный дух его возвращался в пропасть времени, и
прошлое говорило его устами.
5
Ц О да! Я был на судебном следствии, Ц говорил он, Ц и по сей день не перес
таю удивляться, зачем я пошел. Я готов поверить, что каждый из нас имеет св
оего ангела-хранителя, но в таком случае и вы должны согласиться со мной
Ц к каждому из нас приставлен черт. Я требую, чтобы вы это признали, ибо не
хочу быть исключением, а я знаю, что он у меня есть Ц я имею в виду черта. Ко
нечно, я его не видел, но косвенные улики у меня имеются. Он при мне состоит,
а так как по природе своей он зол, то и втягивает меня в подобные истории. К
акие истории, спрашиваете вы? Ну, скажем, Ц следствие, история с желтой со
бакой… Вы считаете невероятным, чтобы шелудивой туземной собаке разреш
или подвертываться людям под ноги на веранде того дома, в котором находи
тся суд? Вот какими путями Ц извилистыми, неожиданными, поистине дьявол
ьскими Ц заставляет он меня наталкиваться на людей с уязвимыми и неуязв
имыми местечками, со скрытыми пятнами проказы. Клянусь богом, при виде ме
ня языки развязываются и начинаются признания: словно мне самому не в че
м себе признаться, словно у меня Ц да поможет мне бог! Ц не найдется таки
х признаний, над которыми я могу терзаться до конца дней моих. Хотел бы я з
нать, чем я заслужил такую милость. Довожу до вашего сведения, что у меня з
абот не меньше, чем у всякого другого, а воспоминаний столько же, сколько у
рядового паломника в этой долине. Как видите, я не особенно пригоден для в
ыслушивания признаний. Так в чем же дело? Не могу сказать… быть может, это
нужно лишь для того, чтобы провести время после обеда, Чарли, дорогой мой,
ваш обед был чересчур хорош, и, в результате, этим господам спокойный робб
ер кажется утомительным и шумным занятием. Они развалились в ваших удобн
ых креслах и думают: «К черту всякое усилие! Пусть Марлоу рассказывает».
Рассказывать! Да будет так. И довольно легко говорить о мистере Джиме пос
ле хорошего обеда, находясь на высоте двухсот футов над уровнем моря, име
я под рукой ящик с приличными сигарами, в тихий прохладный вечер, при звез
дном свете. Это может заставить даже лучших из нас позабыть о том, что здес
ь мы находимся лишь на испытании и должны пробивать себе дорогу под пере
крестным огнем, следя за каждой драгоценной минутой, за каждым непоправи
мым шагом, веря, что в конце концов нам все-таки удастся выпутаться прилич
но. Однако подлинной уверенности в этом нет, и чертовски мало помощи могу
т нам оказать те, с кем мы сталкиваемся! Конечно, повсюду встречаются люди
, для которых вся жизнь похожа на послеобеденный час с сигарой Ц легкий, п
риятный, пустой, Ц быть может, оживленный какой-нибудь небылицей о борьб
е; о ней забываешь раньше, чем рассказан конец… если только конец у нее име
ется.
Впервые я встретился с ним взглядом на этом судебном следствии. Вам след
ует знать, что все, в какой-либо мере связанные с морем, находились там Ц в
суде, ибо уже очень давно вокруг этого дела поднялся шум Ц с того самого д
ня, как пришла таинственная телеграмма из Адена, заставившая всех нас ра
скудахтаться. Я говорю таинственная, так как до известной степени она бы
ла таковой, хотя и преподносила всего лишь голый факт Ц такой голый и без
образный, каким могут быть только факты. Все побережье ни о чем ином не гов
орило. Прежде всего, одеваясь утром в своей каюте, я услыхал через перебор
ку, как мой парс Дубаш, получив разрешение выпить чашку чая в буфетной, лоп
отал со стюардом о «Патне». Не успел я сойти на берег, как уже встретил зна
комых, и вот что я прежде всего услышал:
Ц Слыхали вы когда о чем-нибудь более поразительном?
…В зависимости от натуры, они цинично улыбались, принимали грустный вид
или разражались ругательствами. Люди совершенно незнакомые фамильярно
заговаривали для того только, чтобы выложить свои соображения по этому
вопросу; бродяга являлся на набережную в надежде, что его угостят рюмочк
ой за разговором об этом деле; те же речи вы слышали и в Управлении порта, и
от каждого судового маклера, от вашего агента, от белых, от туземцев, от по
лукровок, даже от полуголых лодочников, на корточках сидящих на каменных
ступенях мола. Да, небом клянусь! Иные негодовали, многие шутили, и все без
конца обсуждали вопрос, что могло с ними случиться. Так продолжалось нед
ели две, если не больше, и все стали склоняться к тому мнению, что все таинс
твенное в этом деле обернется трагической стороной. И тут, в одно прекрас
ное утро, стоя в тени у ступеней Управления порта, я заметил четверых чело
век, шедших мне навстречу по набережной. Я подивился, откуда взялась така
я странная компания, и вдруг Ц если можно так выразиться Ц заорал мысле
нно: «Да ведь это они!»
Да, действительно, это были они Ц трое рослых мужчин, а один такой толстый
, каким человеку быть не подобает; после сытного завтрака они только что в
ысадились с идущего за границу парохода Северной линии, который вошел в
гавань час спустя после восхода солнца. Ошибки быть не могло; с первого же
взгляда я узнал веселого шкипера «Патны» Ц самого толстого человека на
тропиках, поясом обвивающих нашу добрую старушку землю. Кроме того, меся
цев девять назад я повстречался с ним в Самаранге. Пароход его грузился н
а рейде, а он ругал тиранические учреждения германской империи и по целы
м дням накачивался пивом в задней комнате при лавке Де Джонга; наконец Де
Джонг, который, и глазом не моргнув, сдирал гульден за бутылку, отозвал мен
я в сторону и, сморщив свое маленькое личико, туго обтянутое кожей, конфид
енциально объявил:
Ц Торговля торговлей, капитан, но от этого человека меня тошнит. Тьфу!
Стоя в тени, я смотрел на него. Он слегка опередил своих спутников, и солне
чный свет, ударяя прямо в него, особенно резко подчеркивал его толщину. Он
напомнил мне дрессированного слоненка, разгуливающего на задних ногах.
Костюм его был экстравагантно красочный: запачканная пижама с ярко-зеле
ными и густо-оранжевыми полосами, рваные соломенные туфли на босу ногу и
чей-то очень грязный и выброшенный за ненадобностью пробковый шлем; шле
м был ему на два номера меньше, чем следовало, и удерживался на большой его
голове с помощью манильской веревки. Вы понимаете, что такому человеку н
е посчастливится, если дело дойдет до переодевания в чужое платье. Отлич
но. Итак, он стремительно несся вперед, не глядя ни направо, ни налево, прош
ел в трех шагах от меня и, в неведении своем, штурмом взял лестницу, ведущу
ю в Управление порта, чтобы сделать свой доклад или донесение Ц называй
те, как хотите.
Видимо, он прежде всего обратился к главному инспектору по найму судовых
команд. Арчи Рутвел только что явился в Управление и, как он впоследствии
рассказывал, готов был начать свой трудовой день с нагоняя главному свое
му клерку. Кое-кто из вас должен знать этого клерка Ц услужливого малень
кого португальца-полукровку с жалкой тощей шеей, вечно старающегося выу
дить у шкиперов что-нибудь по части съедобного Ц кусок солонины, мешок с
ухарей, картофеля или что другое. Помню, один раз я подарил ему живую овцу,
оставшуюся от судовых моих запасов; не то чтобы я ждал от него услуги, Ц к
ак вам известно, он ничего не мог сделать, Ц но меня растрогала его детск
ая вера в священное право на побочные доходы. По силе своей это чувство бы
ло едва ли не прекрасно. Черта расовая Ц дух рас, пожалуй, Ц да и климат… О
днако это к делу не относится. Во всяком случае, я знаю, где мне искать исти
нного друга.
Итак, Рутвел говорит, что читал ему суровую лекцию, Ц полагаю, на тему о мо
рали должностных лиц, Ц когда услышал за своей спиной какие-то заглушен
ные шаги и, повернув голову, увидел что-то круглое и огромное, похожее на с
ахарную голову, завернутую в полосатую фланель и возвышающуюся посеред
ине просторной канцелярии. Рутвел был до такой степени ошеломлен, что оч
ень долго не мог сообразить Ц живое ли перед ним существо, и дивился, для
чего и каким образом этот предмет очутился перед его письменным столом.
За аркой, в передней, толпились слуги, приводившие в движение пунку, метел
ьщики, туземцы-полицейские, боцман и команда парового катера гавани Ц в
се они вытягивали шеи и готовы были лезть друг другу на спину. Сущее столп
отворение! Тем временем толстяк ухитрился сорвать с головы шлем и с легк
им поклоном приблизился к Рутвелу, на которого это зрелище так подейство
вало, что он слушал и долго не мог понять, чего хочет это привидение. Оно ве
щало голосом хриплым и замогильным, но держалось неустрашимо, и мало-пом
алу Арчи стал понимать, что дело о «Патне» вступает в новую фазу. Как тольк
о он сообразил, кто перед ним стоит, ему сделалось не по себе: Арчи такой чу
вствительный Ц его легко сбить с толку, Ц но он взял себя в руки и крикну
л:
Ц Довольно! Я не могу вас выслушать. Вы должны идти к моему помощнику. Я не
могу… Капитана Эллиота Ц вот кого вам нужно. Сюда, сюда!
Он вскочил, обежал вокруг длинной конторки и стал подталкивать толстяка
; тот, удивленный, сначала повиновался, и только у двери кабинета какой-то
животный инстинкт заставил его упереться и зафыркать, словно испуганно
го быка:
Ц Послушайте! В чем дело? Пустите меня! Послушайте!
Арчи без стука распахнул дверь.
Ц Капитан «Патны», сэр! Ц крикнул он. Ц Входите, капитан.
Он видел, как старик, что-то писавший, так резко поднял голову, что пенсне е
го упало; Арчи захлопнул дверь и бросился к своему столу, где его ждали бум
аги, принесенные на подпись. Но, по его словам, шум, поднявшийся за дверью, б
ыл столь ужасен, что он не мог прийти в себя и вспомнить, как пишется его со
бственное имя. Арчи Ц самый чувствительный инспектор по найму судовых к
оманд в обоих полушариях. Он утверждает, что чувствовал себя так, словно в
пихнул человека в логовище голодного льва. Несомненно, шум поднялся стра
шный. Крики я слышал внизу и не сомневаюсь, что они были слышны на другом к
онце эспланады, у эстрады для оркестра. Старый папаша Эллиот имел богаты
й запас слов, умел кричать Ц и не думал о том, на кого кричит. Он стал бы кри
чать и на самого вице-короля. Частенько он мне говаривал:
Ц Более высокий пост я занять не могу. Пенсия мне обеспечена. Кое-что я от
ложил, и если им не нравится мое понятие о долге, я охотно уеду на родину. Я
Ц старик, и всю свою жизнь я говорил все, что было у меня на уме. Теперь я хо
чу только одного: чтобы дочери мои вышли замуж, пока я жив.
Он был слегка помешан на этом пункте. Три его дочери были очень хорошеньк
ие, хотя удивительно походили на него. Иногда, проснувшись утром, он прихо
дил к безнадежным выводам относительно их замужества, и вся канцелярия,
по глазам угадав его мрачные мысли, трепетала, ибо, по словам служащих, в т
акие дни он непременно требовал себе кого-нибудь на завтрак.
1 2 3 4 5 6 7
-то ему говорить. Думаю, капитан его спрашивал, почему он, черт возьми, не по
йдет и не остановит машины, вместо того чтобы поднимать шум. Я слышал, как
он сказал: «Вставайте! Бегите живей!» Ц и выругался. Механик спустился с м
остика и обогнул застекленный люк, направляясь к трапу машинного отделе
ния на левом борту. На бегу он стонал…
Джим говорил медленно; воспоминания возникали удивительно отчетливо; д
ля сведения этих людей, требующих фактов, он мог бы, как эхо, воспроизвести
даже стоны механика. Когда улеглось вспыхнувшее было возмущение, он при
шел к тому выводу, что лишь дотошная точность рассказа может объяснить п
одлинный ужас, скрывавшийся за жутким ликом событий. Факты, которые так с
ильно хотелось узнать этим людям, были видимы, осязаемы, ощутимы, занимал
и свое место во времени и пространстве Ц для их существования требовали
сь двадцать семь минут и пароход водоизмещением в тысячу четыреста тонн
; они составляли нечто целое, с определенными чертами, оттенками, сложным
аспектом, который улавливала зрительная память, но, помимо этого, было и ч
то-то иное, невидимое, Ц дух, ведущий к гибели, Ц словно злобная душа в от
вратительном теле. И это ему хотелось установить. Это происшествие не вх
одило в рубрику обычных дел, всякая мелочь имела огромное значение, и, к сч
астью, он помнил все. Он хотел говорить во имя истины, Ц быть может, только
ради себя самого; речь его текла спокойно, а мысль металась в тесном кругу
фактов, обступивших его, чтобы отрезать от всех остальных людей; он поход
ил на животное, которое, очутившись за изгородью из высоких кольев, бегае
т по кругу, обезумев в ночи, ищет незагороженное местечко, какую-нибудь ще
ль, дыру, куда можно пролезть и спастись. Эта напряженная работа мысли зас
тавляла его по временам запинаться…
Ц Капитан по-прежнему ходил взад и вперед по мостику; на вид он был споко
ен, но несколько раз споткнулся, а когда я с ним заговорил, он налетел на ме
ня, словно был совершенно слеп. Ничего определенного он мне не ответил. Он
что-то бормотал про себя, я разобрал несколько слов Ц «проклятый пар!» и
«дьявольский пар!» Ц что-то о паре. Я подумал…
Джим уклонился в сторону; вопрос, возвращающий к сути дела, оборвал его ре
чь, словно судорога боли, и его охватили безграничное уныние и усталость.
Он приближался к этому… приближался… и теперь, грубо оборванный, должен
был отвечать Ц да или нет. Он ответил правдиво и кратко: «Да». Красивый, вы
сокий, с юношескими мрачными глазами, он стоял, выпрямившись на возвышен
ии, а душа его корчилась от боли. Ему пришлось ответить еще на один вопрос,
по существу на вопрос ненужный, и снова он ждал. Во рту у него пересохло, сл
овно он наглотался пыли, затем он ощутил горько-соленый вкус, как после гл
отка морской воды. Он вытер влажный лоб, провел языком по пересохшим губа
м, почувствовал, как дрожь пробежала у него по спине. Грузный асессор опус
тил веки; рассеянный и грустный, он беззвучно барабанил по блокноту; глаз
а второго асессора, переплетавшего загорелые пальцы, казалось, излучали
доброту; председатель слегка наклонился вперед; бледное лицо его прибли
зилось к цветам, потом, облокотившись о ручку кресла, он подпер голову рук
ой. Ветер пунки обвевал темнолицых туземцев, закутанных в широкие одеяни
я, распаренных европейцев, сидевших рядом на скамьях, держа на коленях кр
углые пробковые шлемы, Ц костюмы из тика облегали их тела плотно, как кож
а. Вдоль стен скользили босоногие туземцы-полицейские, затянутые в длин
ные белые мундиры; в красных поясах и красных тюрбанах, они бегали взад и в
перед, бесшумные, как призраки, и проворные, как гончие.
Глаза Джима, блуждая в паузах между ответами, остановились на белом чело
веке, сидевшем в стороне, лицо у него было усталое и задумчивое, но спокойн
ые глаза смотрели прямо, живые и ясные. Джим ответил на следующий вопрос и
почувствовал искушение крикнуть: Ц Что толку в этом? Что толку? Ц Он тих
онько топнул ногой, закусил губу и посмотрел в сторону повернутых к нему
голов. Он встретил взгляд белого человека. Глаза последнего не походили
на остановившиеся, словно завороженные глаза остальных. В этом взгляде б
ыла разумная воля. Джим между двумя вопросами забылся до того, что нашел в
ремя думать. «Этот парень, Ц мелькнула у него мысль, Ц глядит на меня так
, словно видит кого-то или что-то за моим плечом». Где-то он видел этого чел
овека Ц быть может, на улице. Но был уверен, что никогда с ним не говорил. В
течение многих дней он не говорил ни с кем, Ц лишь с самим собой вел молча
ливый, бессвязный и нескончаемый разговор, словно узник в камере или пут
ник, заблудившийся в пустыне. Сейчас он отвечал на вопросы, которые значе
ния не имели, хотя и преследовали определенную цель, и размышлял о том, буд
ет ли он еще когда-нибудь в своей жизни говорить. Звук его собственных пра
вдивых слов подтверждал его убеждение, что дар речи больше ему не нужен. Т
от человек как будто понимал его безнадежное затруднение. Джим взглянул
на него, потом решительно отвернулся, словно навеки распрощавшись с ним.
А впоследствии, в далеких уголках земли, Марлоу не раз с охотой вспоминал
о Джиме, вспоминал подробно и вслух.
Это случалось после обеда, на веранде, задрапированной неподвижной лист
вой и увенчанной цветами, в глубоких сумерках, испещренных огненными точ
ками сигар. На тростниковых стульях ютились молчаливые слушатели. Изред
ка маленький красный огонек поднимался и, разгораясь, освещал пальцы вял
ой руки, часть невозмутимо-спокойного лица, или вспыхивал красноватым о
тблеском в задумчивых глазах, озаряя кусочек гладкого лба. И, едва произн
еся первое слово, Марлоу удобно вытягивался в кресле и сидел совершенно
неподвижно, словно окрыленный дух его возвращался в пропасть времени, и
прошлое говорило его устами.
5
Ц О да! Я был на судебном следствии, Ц говорил он, Ц и по сей день не перес
таю удивляться, зачем я пошел. Я готов поверить, что каждый из нас имеет св
оего ангела-хранителя, но в таком случае и вы должны согласиться со мной
Ц к каждому из нас приставлен черт. Я требую, чтобы вы это признали, ибо не
хочу быть исключением, а я знаю, что он у меня есть Ц я имею в виду черта. Ко
нечно, я его не видел, но косвенные улики у меня имеются. Он при мне состоит,
а так как по природе своей он зол, то и втягивает меня в подобные истории. К
акие истории, спрашиваете вы? Ну, скажем, Ц следствие, история с желтой со
бакой… Вы считаете невероятным, чтобы шелудивой туземной собаке разреш
или подвертываться людям под ноги на веранде того дома, в котором находи
тся суд? Вот какими путями Ц извилистыми, неожиданными, поистине дьявол
ьскими Ц заставляет он меня наталкиваться на людей с уязвимыми и неуязв
имыми местечками, со скрытыми пятнами проказы. Клянусь богом, при виде ме
ня языки развязываются и начинаются признания: словно мне самому не в че
м себе признаться, словно у меня Ц да поможет мне бог! Ц не найдется таки
х признаний, над которыми я могу терзаться до конца дней моих. Хотел бы я з
нать, чем я заслужил такую милость. Довожу до вашего сведения, что у меня з
абот не меньше, чем у всякого другого, а воспоминаний столько же, сколько у
рядового паломника в этой долине. Как видите, я не особенно пригоден для в
ыслушивания признаний. Так в чем же дело? Не могу сказать… быть может, это
нужно лишь для того, чтобы провести время после обеда, Чарли, дорогой мой,
ваш обед был чересчур хорош, и, в результате, этим господам спокойный робб
ер кажется утомительным и шумным занятием. Они развалились в ваших удобн
ых креслах и думают: «К черту всякое усилие! Пусть Марлоу рассказывает».
Рассказывать! Да будет так. И довольно легко говорить о мистере Джиме пос
ле хорошего обеда, находясь на высоте двухсот футов над уровнем моря, име
я под рукой ящик с приличными сигарами, в тихий прохладный вечер, при звез
дном свете. Это может заставить даже лучших из нас позабыть о том, что здес
ь мы находимся лишь на испытании и должны пробивать себе дорогу под пере
крестным огнем, следя за каждой драгоценной минутой, за каждым непоправи
мым шагом, веря, что в конце концов нам все-таки удастся выпутаться прилич
но. Однако подлинной уверенности в этом нет, и чертовски мало помощи могу
т нам оказать те, с кем мы сталкиваемся! Конечно, повсюду встречаются люди
, для которых вся жизнь похожа на послеобеденный час с сигарой Ц легкий, п
риятный, пустой, Ц быть может, оживленный какой-нибудь небылицей о борьб
е; о ней забываешь раньше, чем рассказан конец… если только конец у нее име
ется.
Впервые я встретился с ним взглядом на этом судебном следствии. Вам след
ует знать, что все, в какой-либо мере связанные с морем, находились там Ц в
суде, ибо уже очень давно вокруг этого дела поднялся шум Ц с того самого д
ня, как пришла таинственная телеграмма из Адена, заставившая всех нас ра
скудахтаться. Я говорю таинственная, так как до известной степени она бы
ла таковой, хотя и преподносила всего лишь голый факт Ц такой голый и без
образный, каким могут быть только факты. Все побережье ни о чем ином не гов
орило. Прежде всего, одеваясь утром в своей каюте, я услыхал через перебор
ку, как мой парс Дубаш, получив разрешение выпить чашку чая в буфетной, лоп
отал со стюардом о «Патне». Не успел я сойти на берег, как уже встретил зна
комых, и вот что я прежде всего услышал:
Ц Слыхали вы когда о чем-нибудь более поразительном?
…В зависимости от натуры, они цинично улыбались, принимали грустный вид
или разражались ругательствами. Люди совершенно незнакомые фамильярно
заговаривали для того только, чтобы выложить свои соображения по этому
вопросу; бродяга являлся на набережную в надежде, что его угостят рюмочк
ой за разговором об этом деле; те же речи вы слышали и в Управлении порта, и
от каждого судового маклера, от вашего агента, от белых, от туземцев, от по
лукровок, даже от полуголых лодочников, на корточках сидящих на каменных
ступенях мола. Да, небом клянусь! Иные негодовали, многие шутили, и все без
конца обсуждали вопрос, что могло с ними случиться. Так продолжалось нед
ели две, если не больше, и все стали склоняться к тому мнению, что все таинс
твенное в этом деле обернется трагической стороной. И тут, в одно прекрас
ное утро, стоя в тени у ступеней Управления порта, я заметил четверых чело
век, шедших мне навстречу по набережной. Я подивился, откуда взялась така
я странная компания, и вдруг Ц если можно так выразиться Ц заорал мысле
нно: «Да ведь это они!»
Да, действительно, это были они Ц трое рослых мужчин, а один такой толстый
, каким человеку быть не подобает; после сытного завтрака они только что в
ысадились с идущего за границу парохода Северной линии, который вошел в
гавань час спустя после восхода солнца. Ошибки быть не могло; с первого же
взгляда я узнал веселого шкипера «Патны» Ц самого толстого человека на
тропиках, поясом обвивающих нашу добрую старушку землю. Кроме того, меся
цев девять назад я повстречался с ним в Самаранге. Пароход его грузился н
а рейде, а он ругал тиранические учреждения германской империи и по целы
м дням накачивался пивом в задней комнате при лавке Де Джонга; наконец Де
Джонг, который, и глазом не моргнув, сдирал гульден за бутылку, отозвал мен
я в сторону и, сморщив свое маленькое личико, туго обтянутое кожей, конфид
енциально объявил:
Ц Торговля торговлей, капитан, но от этого человека меня тошнит. Тьфу!
Стоя в тени, я смотрел на него. Он слегка опередил своих спутников, и солне
чный свет, ударяя прямо в него, особенно резко подчеркивал его толщину. Он
напомнил мне дрессированного слоненка, разгуливающего на задних ногах.
Костюм его был экстравагантно красочный: запачканная пижама с ярко-зеле
ными и густо-оранжевыми полосами, рваные соломенные туфли на босу ногу и
чей-то очень грязный и выброшенный за ненадобностью пробковый шлем; шле
м был ему на два номера меньше, чем следовало, и удерживался на большой его
голове с помощью манильской веревки. Вы понимаете, что такому человеку н
е посчастливится, если дело дойдет до переодевания в чужое платье. Отлич
но. Итак, он стремительно несся вперед, не глядя ни направо, ни налево, прош
ел в трех шагах от меня и, в неведении своем, штурмом взял лестницу, ведущу
ю в Управление порта, чтобы сделать свой доклад или донесение Ц называй
те, как хотите.
Видимо, он прежде всего обратился к главному инспектору по найму судовых
команд. Арчи Рутвел только что явился в Управление и, как он впоследствии
рассказывал, готов был начать свой трудовой день с нагоняя главному свое
му клерку. Кое-кто из вас должен знать этого клерка Ц услужливого малень
кого португальца-полукровку с жалкой тощей шеей, вечно старающегося выу
дить у шкиперов что-нибудь по части съедобного Ц кусок солонины, мешок с
ухарей, картофеля или что другое. Помню, один раз я подарил ему живую овцу,
оставшуюся от судовых моих запасов; не то чтобы я ждал от него услуги, Ц к
ак вам известно, он ничего не мог сделать, Ц но меня растрогала его детск
ая вера в священное право на побочные доходы. По силе своей это чувство бы
ло едва ли не прекрасно. Черта расовая Ц дух рас, пожалуй, Ц да и климат… О
днако это к делу не относится. Во всяком случае, я знаю, где мне искать исти
нного друга.
Итак, Рутвел говорит, что читал ему суровую лекцию, Ц полагаю, на тему о мо
рали должностных лиц, Ц когда услышал за своей спиной какие-то заглушен
ные шаги и, повернув голову, увидел что-то круглое и огромное, похожее на с
ахарную голову, завернутую в полосатую фланель и возвышающуюся посеред
ине просторной канцелярии. Рутвел был до такой степени ошеломлен, что оч
ень долго не мог сообразить Ц живое ли перед ним существо, и дивился, для
чего и каким образом этот предмет очутился перед его письменным столом.
За аркой, в передней, толпились слуги, приводившие в движение пунку, метел
ьщики, туземцы-полицейские, боцман и команда парового катера гавани Ц в
се они вытягивали шеи и готовы были лезть друг другу на спину. Сущее столп
отворение! Тем временем толстяк ухитрился сорвать с головы шлем и с легк
им поклоном приблизился к Рутвелу, на которого это зрелище так подейство
вало, что он слушал и долго не мог понять, чего хочет это привидение. Оно ве
щало голосом хриплым и замогильным, но держалось неустрашимо, и мало-пом
алу Арчи стал понимать, что дело о «Патне» вступает в новую фазу. Как тольк
о он сообразил, кто перед ним стоит, ему сделалось не по себе: Арчи такой чу
вствительный Ц его легко сбить с толку, Ц но он взял себя в руки и крикну
л:
Ц Довольно! Я не могу вас выслушать. Вы должны идти к моему помощнику. Я не
могу… Капитана Эллиота Ц вот кого вам нужно. Сюда, сюда!
Он вскочил, обежал вокруг длинной конторки и стал подталкивать толстяка
; тот, удивленный, сначала повиновался, и только у двери кабинета какой-то
животный инстинкт заставил его упереться и зафыркать, словно испуганно
го быка:
Ц Послушайте! В чем дело? Пустите меня! Послушайте!
Арчи без стука распахнул дверь.
Ц Капитан «Патны», сэр! Ц крикнул он. Ц Входите, капитан.
Он видел, как старик, что-то писавший, так резко поднял голову, что пенсне е
го упало; Арчи захлопнул дверь и бросился к своему столу, где его ждали бум
аги, принесенные на подпись. Но, по его словам, шум, поднявшийся за дверью, б
ыл столь ужасен, что он не мог прийти в себя и вспомнить, как пишется его со
бственное имя. Арчи Ц самый чувствительный инспектор по найму судовых к
оманд в обоих полушариях. Он утверждает, что чувствовал себя так, словно в
пихнул человека в логовище голодного льва. Несомненно, шум поднялся стра
шный. Крики я слышал внизу и не сомневаюсь, что они были слышны на другом к
онце эспланады, у эстрады для оркестра. Старый папаша Эллиот имел богаты
й запас слов, умел кричать Ц и не думал о том, на кого кричит. Он стал бы кри
чать и на самого вице-короля. Частенько он мне говаривал:
Ц Более высокий пост я занять не могу. Пенсия мне обеспечена. Кое-что я от
ложил, и если им не нравится мое понятие о долге, я охотно уеду на родину. Я
Ц старик, и всю свою жизнь я говорил все, что было у меня на уме. Теперь я хо
чу только одного: чтобы дочери мои вышли замуж, пока я жив.
Он был слегка помешан на этом пункте. Три его дочери были очень хорошеньк
ие, хотя удивительно походили на него. Иногда, проснувшись утром, он прихо
дил к безнадежным выводам относительно их замужества, и вся канцелярия,
по глазам угадав его мрачные мысли, трепетала, ибо, по словам служащих, в т
акие дни он непременно требовал себе кого-нибудь на завтрак.
1 2 3 4 5 6 7