Медицинскую сумку Аукруст поставил на пол к ногам. Он тщательно проверил ее содержимое еще в Каннах, переупаковал вещи и вытащил те из них, которые при досмотре могли вызвать подозрение у службы безопасности аэропорта.
– Нечего бояться, – сказал он успокаивающе. Он взял ее руки и нежно потер их. – Через несколько часов все закончится, и ты вернешься обратно в Нью-Йорк. – Он улыбнулся ей и прошептал: – Ты очень дорога мне. – После этих слов Астрид почувствовала прилив уверенности.
Они договорились разделиться и не встречаться до кульминационного момента хитроумного плана, разработанного Аукрустом. На Астрид был серый костюм и туфли на низком каблуке. Ее темный парик был аккуратно расчесан. Она повесила сумку на плечо и направилась к такси. Астрид назвала адрес магазина на Бикон-Хилл. Осмотрев его, она наведалась еще в несколько магазинов. Сразу после полудня Астрид съела салат в ближайшем ресторане. Часто поглядывая на часы и готовясь оплатить счет, она наткнулась в сумке на косметичку. Ее пальцы нащупали иглу для подкожных инъекций. Астрид хорошо разбиралась в иглах и знала, как находить вену. В этот раз в шприце был тиопентал натрий. «Пентотал, – уверил ее Аукруст, – недолго действует, обычная анестезия».
Она зашла в магазин сувениров, где купила красного пластмассового омара и положила его в сумку, чтобы внести последний штрих в образ туристки, впервые приехавшей в Бостон.
Аукруст тоже взял такси. Он поехал в Кембридж, через Чарльз-ривер, к Художественному музею Фогга. Аукруст торопливо пробежался по залам, купил тоненькую книжечку по искусству в магазине подарков; в руке он нес маленький бумажный пакет. Все должно было говорить о том, что он в отпуске и наслаждается великим искусством, предложенным музеями Бостона. В два часа он поймал такси и через час подъехал к музею.
На нем была куртка из твида и коричневый кашемировый берет. Он незаметно затесался в толпу пришедших посмотреть выставку американских художников Новой Англии. Он тщательно проверил свою сумку и проследил, как гардеробщик поставил ее на полку.
Сначала Аукруст прошелся по выставке художников Новой Англии, а потом отправился в залы на втором этаже. Как он и ожидал, там было мало народу, так как все внимание было приковано к выставке на первом этаже. Он взял брошюру с планом музея, несколько минут изучал ее, затем медленно прошел по трем залам раннего европейского искусства. Он выискивал перемены, которые произошли со времени его последнего визита: новые телекамеры, веревочные ограждения, которые должны были удерживать посетителей подальше от картин. Он сделал вывод, что охрана в галереях не стала более строгой по сравнению с его первым посещением музея.
Аукруст вошел в галерею импрессионистов и быстро прошел по ней, тщательно измеряя расстояние шагами. Он удостоверился, что автопортрет Сезанна все еще висит в центре главной стены и что длинная скамья все еще стоит прямо напротив картины. В зале был только один служащий, и перед маками Моне стоял одинокий посетитель.
Аукруст включил на часах таймер и быстро пошел к лестнице, вниз к галерее с гобеленами, мимо холла на нижнем этаже к гардеробной. Он снова взглянул на часы: пятьдесят одна секунда. Пройти он мог за сорок пять. Без нескольких минут три Аукруст спустился вниз, в кафе, взял чашку кофе и подождал до четверти четвертого.
Астрид прошла через Бостон-Коммон к Бойлстон-стрит, остановила такси и подъехала к музею в начале четвертого. Она вошла через главный вход, направилась прямо в холл, мимо выставки к широкой лестнице, по которой поднималась несколько дней тому назад. Астрид прислонилась к перилам и закрыла глаза, чувствуя, как бьется сердце и возвращается страх. Она вспомнила, как улыбался ей Педер, как он уверял ее, что все скоро кончится и она вернется в Нью-Йорк. «Все будет хорошо», – подумала она и продолжила свой путь.
Аукруст вернулся к входу в музей и направился в залы Египта на втором этаже. Он должен был попасть в галерею импрессионистов через восточное крыло. В 3.35 Астрид стояла перед картиной Миле в галерее художников барбизонской школы. Она смотрела на «Сеятеля» целую минуту, но не могла даже запомнить картину, потому что была целиком сосредоточена на указаниях, которые дал ей Педер. В 3.40 она появилась в галерее импрессионистов и медленно прошла мимо четырех картин. Только одна заинтересовала ее. На табличке рядом было написано:
ПОЛЬ СЕЗАНН, ФРАНЦИЯ, 1839 – 1906
АВТОПОРТРЕТ В БЕРЕТЕ
МАСЛО, ХОЛСТ, 25 х 20 ДЮЙМОВ
ОК. 1898 – 99
Она отошла от картины и села на скамью. Охранник возился у двери. Он был молод и скучал, убивая время перестановкой брошюр на полке, прикрепленной к стене. В дальнем конце зала от картины к картине двигалась парочка. На полу сидела студентка со скрещенными ногами, на коленях у нее лежал альбом; она срисовывала фигуры с картины Гогена.
В галерею вошел Аукруст. Он взглянул на часы, и в 3.45 брошюра с планом музея выпала из его руки. Он поднял ее. Это был сигнал.
Астрид открыла сумочку, вынула из целлофанового пакета влажный ватный тампон и сильно потерла им руку с внутренней стороны чуть выше запястья. Она сжала ладонь в кулак и привычным движением ввела иглу. Затем быстро положила шприц в сумочку и защелкнула ее. Астрид начала считать. Досчитала она до тринадцати. Ее голова повисла, и она упала на пол.
Студентка, увидев, что Астрид упала, подбежала к ней.
– Помогите, кто-нибудь. Позовите на помощь!
Охранник подошел к Астрид, подбежала молодая пара, но они не знали, чем помочь. Появился Аукруст и встал рядом с ней на колени.
– Я доктор, – сказал он с сильным акцентом.
Опустив голову, он послушал ее дыхание. Осторожно приподняв веко, он с облегчением кивнул:
– Дыхание нормальное. Но нужно принять меры. Я принесу чемоданчик. – Охраннику он сказал: – Принесите воды, и, может, придется вызвать «скорую помощь».
Он снял пиджак и накрыл им Астрид, сказав студентке, чтобы та села на пол и положила голову Астрид себе на колени.
Он быстро сбежал вниз, взял сумку и вернулся к Астрид через две минуты. Охранник принес два бумажных стаканчика с водой.
– Gut, gut, Gut, gut – хорошо, хорошо
– сказал Аукруст. Он вытащил из сумки пузырек и высыпал из него белый порошок в один из стаканчиков. Затем приподнял голову Астрид и влил жидкость ей в рот.
В зале появились два человека в форме и быстро подошли к собравшимся. Аукруст спросил, куда можно отнести женщину.
– Ей нужно в тепло.
– На первом этаже есть пункт первой помощи.
– Пожалуйста, отнесите ее туда. Я пойду с вами.
Они осторожно подняли ее, и образовалась небольшая процессия во главе с двумя мужчинами, несшими Астрид, за ними следовали любопытные. Галерея опустела, соседние залы тоже. Аукруст сделал ставку на то, что у него будет драгоценная минута, чтобы совершить свою разрушительную миссию. Он выиграл.
Ему потребовались десять нескончаемых секунд, чтобы наложить слой растворителя на автопортрет. Затем он распылил в воздухе вещество без запаха, свое новое изобретение, которое производило потрясающий эффект. Вместо того чтобы маскировать ядовитый запах растворителя другим сильным и потому слышимым запахом, новый химикат действовал иначе: этот состав вызывал временную аносмию, потерю обоняния. Он распылил его еще раз и положил баллончик в сумку.
Аукруст нашел Астрид в кабинете первой помощи, она сидела на краю кушетки и пила воду из стакана.
– Как моя милая пациентка? – спросил он с акцентом.
– Мне сказали, что вы мне помогли.
Он взял ее за руку:
– Чувствуете себя хорошо?
Она кивнула:
– Да. Слегка… – Она дотронулась до головы.
– Кружится? – спросил он.
Астрид улыбнулась:
– Да, немного.
– Вы приехали к друзьям?
Она кивнула и снова улыбнулась:
– Я должна встретиться с ними в отеле.
– Может, я отвезу вас туда?
В комнату вошел охранник.
– «Скорая» здесь.
Аукруст пощупал лоб Астрид, потом шею. Это было очень профессиональное и правдоподобное обследование.
– Думаю, нам не понадобится «скорая помощь». – Он посмотрел на персонал, собравшийся в маленьком кабинете. – Это была простая предосторожность, на тот случай, если бы у молодой леди вдруг возникли проблемы. Но я вижу, что ей лучше, и я сам смогу отвезти ее к друзьям.
В кабинете появился человек с мобильным телефоном в руках. К нагрудному карману у него была прикреплена тонкая металлическая пластина, по которой стало понятно, что это смотритель. Он наклонился и спросил Астрид:
– Могу я узнать ваше имя? Это в целях безопасности, чтобы защитить вас, а также музей.
– Я возьму ответственность на себя, – сказал Аукруст. – Она немного напугана. Сами понимаете.
– Тогда ваше имя, – настаивал мужчина.
Аукруст сурово посмотрел на смотрителя и на двух охранников в форме, стоявших возле двери.
– Мецгер, – ответил он тихо и отвернулся. – Доктор Мецгер, – повторил он невнятно, с акцентом.
– У вас есть местный адрес?..
– Не беспокойтесь о юной леди. Она просто упала в обморок и будет в порядке к тому моменту, когда я верну ее друзьям.
Он взял Астрид за руку и помог ей подняться. Он уверил, что никаких проблем не будет, и провел Астрид к главному входу и к веренице ожидающих такси.
– Аэропорт Логан, международные рейсы.
– Ты в порядке? – спросил он по-норвежски.
– Да, в порядке, – ответила она, тоже по-норвежски. – Пить только хочется.
– Это нормально.
Она отвела взгляд.
– Я проходила мимо картины, мимо портрета и смотрела на него… Как бы мне хотелось, чтобы это был не он…
– Все кончено, – отрезал Аукруст. Он сжал ее руку. – Репортеры раздуют из произошедшего хорошую сенсацию.
– И полиция.
Он кивнул.
– Да, полиция, – прибавил он живо. – У них будут новые образцы вещества, такого же, как остальные. Но что еще? Доктор, который пришел на помощь упавшей в обморок хорошенькой леди? Хорошенькая леди?
– Стоило ли называть себя доктором Мецгером?
– Иногда я себя называю доктором Мецгером. И вообще, кем захочу, тем и буду, – с вызовом ответил он.
Астрид крепко сжала его руку.
– Позволь мне поехать с тобой.
– Не теперь. У меня дела в Каннах и, возможно, в Экс-ан-Провансе.
Такси остановилось у здания международного аэропорта. Аукруст небрежно поцеловал ее, как муж целует прилежно привезшую его в аэропорт жену, чтобы он сел на самолет и улетел к более волнующим приключениям. Он вышел из такси – ни жеста, ни слова.
Часом позже самолет Астрид на Нью-Йорк поднялся над черными облаками в пурпурно-голубое небо. Длинные розовые облака тянулись как ленты, отвязанные от ярко-красного солнца. Астрид смотрела на лучи, которые отражались от крыла самолета. Она чувствовала себя одинокой и бесприютной. Астрид закрыла глаза и заплакала.
Глава 22
Дом Фредерика Вейзборда в Ницце располагался на небольшом склоне в районе Сент-Этьен. Это место выбрала его жена Сесиль, которая была неравнодушна к садоводству. Построенный в начале века, дом был низким и объединял несколько небольших зданий, была здесь также постройка, вмещавшая гараж и сарай. За этой постройкой находились цветник и огород, раньше здесь висели длинные плети винограда. Вейзборды приобрели дом в то же самое время, когда Гастон и Маргарита Девильё поселились в доме в Антибе, и в течение двадцати одного года Сесиль ухаживала за своими драгоценными цветами и овощами. Фредерик, со своей стороны, был настолько вовлечен в оливковый бизнес, что окончательно забросил адвокатскую практику. В начале их брака у Сесиль случился выкидыш, и она больше никогда не могла иметь детей, но отсутствие потомства не помешало сплочению этих двух эксцентриков.
Сесиль часами работала в саду. Трагедия случилась, когда сердце Сесиль, еще в детстве ослабленное ревматизмом, не выдержало. Менее чем за месяц до ее шестьдесят шестого дня рождения, в солнечный июньский день, как раз когда она начала пересаживать свои бегонии, ее сердце остановилось. Вейзборд в это время был в отъезде и, вернувшись домой, обнаружил на дороге длинный черный катафалк. Домработница, серьезная итальянка по имени Иди, сказала, что нашла Сесиль слишком поздно для врачебного вмешательства.
Полтора месяца Вейзборд оплакивал смерть жены (но не ее постоянные требования бросить курить). Через несколько недель новоиспеченный вдовец вернулся к привычному образу жизни и вскоре путешествовал больше, чем когда-либо.
Почти через год после смерти Сесиль умер Гастон Девильё. Вейзборд горевал, во всяком случае формально; он даже уронил несколько настоящих слез на похоронах. Но через сорок восемь часов после того, как Гастон упокоился с миром в земле, Вейзборд принялся улаживать дела покойного и приводить в исполнение все условия и пункты, которые он так старательно вносил в завещание Гастона. Вейзборд изобрел массу способов, чтобы получать плату и комиссионные при жизни Гастона, а теперь, когда он был мертв, адвокат точно знал, как заработать.
Картины Девильё стоили целое состояние, и Вейзборд должен был получить семнадцать с половиной процентов с продажи каждой. Доход Вейзборда от продажи любого из двух Сезаннов мог составить около четырех миллионов долларов. Все платы адвокату были расписаны на семи страницах – для составления завещания всего потребовалось пятьдесят шесть – шедевр замутненного смысла.
Однако возникли затруднения. Маргарита оказалась еще более упрямой и независимой, чем он предполагал. Он был озабочен ее угрозой продать автопортрет музею Гране, но еще больше его беспокоила пропажа картины из коллекции Девильё. Было очевидно, что здесь замешан владелец салона рам из Канн, и Вейзборд собирался навестить Педера Аукруста и потребовать вернуть картину.
В пятницу, на следующий день после исчезновения портрета, Вейзборд поехал в Канны и нашел салон рам на Рю Фер. Однако он обнаружил лишь спущенные жалюзи и прикрепленную к ним табличку «Ferme» Ferme – Закрыто (фр.)
. Продавцы из соседних магазинов сказали ему, что новый владелец, норвежец по имени Аукруст, замкнут, но они знали, что он иногда ездит в Париж, где пытает счастья на маленьких аукционах. В воскресенье Вейзборд прочел в газете, что автопортрет Сезанна уничтожен в Бостоне. Он вырезал статью и положил ее в верхний ящик стола.
Только в понедельник он дождался ответа на один из своих многочисленных звонков в салон рам. Ему сказали, что салон откроется на следующее утро в десять.
В начале одиннадцатого Вейзборд вошел в салон. Какой-то молодой художник взволнованно показывал Педеру Аукрусту свою картину, а тот решительно отказывался взять более чем одну картину на консигнацию.
– Лучше хоть что-то, чем совсем ничего, – уступил художник, собрал свои разнообразные водные пейзажи, прошел мимо Вейзборда и вышел из салона.
– Я владелец, – сказал Аукруст. – Чем могу служить?
Вейзборд вытащил сигарету и зажег ее.
– Пожалуйста, не курите, – попросил Аукруст и указал на горшок с песком рядом с дверью. – Иногда краски еще не полностью высыхают. – Он взял полотно, оставленное только что вышедшим художником. – Видите? Дым въестся в светлые краски.
Вейзборд скептически посмотрел на большого мужчину, сильно затянулся и бросил сигарету в песок. Он закашлялся, сначала не очень сильно, а потом разразился долгим и противным приступом.
Аукруст подождал, пока стихнет кашель.
– Чем могу помочь? – снова спросил он.
– Я Фредерик Вейзборд, друг и адвокат покойного Гастона Девильё…
– Мадам Девильё упоминала ваше имя, – перебил его Аукруст.
– Вы были в ее доме на прошлой неделе, тогда же, когда и Билодо из музея Гране. Я намеревался объяснить и привести в силу условия завещания ее мужа, и…
– Я очень занят, месье Вейзборд, – прервал его Аукруст. – Нельзя ли перейти к делу?
– Скажите, куда вы спрятали автопортрет Сезанна, – потребовал Вейзборд чистым, твердым голосом, чудесным образом вырвавшимся из его прокуренного горла.
Аукруст развел огромными руками:
– Сезанн в моем салоне? Вы мне льстите, месье Вейзборд.
– Там, за дверью.
Вейзборд сделал несколько шагов.
Аукруст опередил его и встал перед дверью.
– Там не на что смотреть, только мастерская и материалы.
– Я хочу посмотреть, – упрямо заявил Вейзборд.
– Это мой салон, вы не забыли? – сказал Аукруст с некоторым раздражением. – Если вы ищете Сезанна, поезжайте в Париж. В Лувре их двадцать четыре.
– В прошлый четверг, – забрюзжал Вейзборд,– вы… вы забрали картину! – Он мучительно захрипел и начал отхаркиваться в носовой платок. – Не отрицайте!
Хрип перешел в свистящий, гортанный звук, и вдруг Вейзборд совсем затих, потому что в его легких просто не осталось воздуха. Он судорожно вдохнул, отчаянно пытаясь дышать, его лицо стало белым, как кость. Аукруст спокойно наблюдал. Внезапно Вейзборд затрясся, и воздух волшебным образом проник в его легкие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Нечего бояться, – сказал он успокаивающе. Он взял ее руки и нежно потер их. – Через несколько часов все закончится, и ты вернешься обратно в Нью-Йорк. – Он улыбнулся ей и прошептал: – Ты очень дорога мне. – После этих слов Астрид почувствовала прилив уверенности.
Они договорились разделиться и не встречаться до кульминационного момента хитроумного плана, разработанного Аукрустом. На Астрид был серый костюм и туфли на низком каблуке. Ее темный парик был аккуратно расчесан. Она повесила сумку на плечо и направилась к такси. Астрид назвала адрес магазина на Бикон-Хилл. Осмотрев его, она наведалась еще в несколько магазинов. Сразу после полудня Астрид съела салат в ближайшем ресторане. Часто поглядывая на часы и готовясь оплатить счет, она наткнулась в сумке на косметичку. Ее пальцы нащупали иглу для подкожных инъекций. Астрид хорошо разбиралась в иглах и знала, как находить вену. В этот раз в шприце был тиопентал натрий. «Пентотал, – уверил ее Аукруст, – недолго действует, обычная анестезия».
Она зашла в магазин сувениров, где купила красного пластмассового омара и положила его в сумку, чтобы внести последний штрих в образ туристки, впервые приехавшей в Бостон.
Аукруст тоже взял такси. Он поехал в Кембридж, через Чарльз-ривер, к Художественному музею Фогга. Аукруст торопливо пробежался по залам, купил тоненькую книжечку по искусству в магазине подарков; в руке он нес маленький бумажный пакет. Все должно было говорить о том, что он в отпуске и наслаждается великим искусством, предложенным музеями Бостона. В два часа он поймал такси и через час подъехал к музею.
На нем была куртка из твида и коричневый кашемировый берет. Он незаметно затесался в толпу пришедших посмотреть выставку американских художников Новой Англии. Он тщательно проверил свою сумку и проследил, как гардеробщик поставил ее на полку.
Сначала Аукруст прошелся по выставке художников Новой Англии, а потом отправился в залы на втором этаже. Как он и ожидал, там было мало народу, так как все внимание было приковано к выставке на первом этаже. Он взял брошюру с планом музея, несколько минут изучал ее, затем медленно прошел по трем залам раннего европейского искусства. Он выискивал перемены, которые произошли со времени его последнего визита: новые телекамеры, веревочные ограждения, которые должны были удерживать посетителей подальше от картин. Он сделал вывод, что охрана в галереях не стала более строгой по сравнению с его первым посещением музея.
Аукруст вошел в галерею импрессионистов и быстро прошел по ней, тщательно измеряя расстояние шагами. Он удостоверился, что автопортрет Сезанна все еще висит в центре главной стены и что длинная скамья все еще стоит прямо напротив картины. В зале был только один служащий, и перед маками Моне стоял одинокий посетитель.
Аукруст включил на часах таймер и быстро пошел к лестнице, вниз к галерее с гобеленами, мимо холла на нижнем этаже к гардеробной. Он снова взглянул на часы: пятьдесят одна секунда. Пройти он мог за сорок пять. Без нескольких минут три Аукруст спустился вниз, в кафе, взял чашку кофе и подождал до четверти четвертого.
Астрид прошла через Бостон-Коммон к Бойлстон-стрит, остановила такси и подъехала к музею в начале четвертого. Она вошла через главный вход, направилась прямо в холл, мимо выставки к широкой лестнице, по которой поднималась несколько дней тому назад. Астрид прислонилась к перилам и закрыла глаза, чувствуя, как бьется сердце и возвращается страх. Она вспомнила, как улыбался ей Педер, как он уверял ее, что все скоро кончится и она вернется в Нью-Йорк. «Все будет хорошо», – подумала она и продолжила свой путь.
Аукруст вернулся к входу в музей и направился в залы Египта на втором этаже. Он должен был попасть в галерею импрессионистов через восточное крыло. В 3.35 Астрид стояла перед картиной Миле в галерее художников барбизонской школы. Она смотрела на «Сеятеля» целую минуту, но не могла даже запомнить картину, потому что была целиком сосредоточена на указаниях, которые дал ей Педер. В 3.40 она появилась в галерее импрессионистов и медленно прошла мимо четырех картин. Только одна заинтересовала ее. На табличке рядом было написано:
ПОЛЬ СЕЗАНН, ФРАНЦИЯ, 1839 – 1906
АВТОПОРТРЕТ В БЕРЕТЕ
МАСЛО, ХОЛСТ, 25 х 20 ДЮЙМОВ
ОК. 1898 – 99
Она отошла от картины и села на скамью. Охранник возился у двери. Он был молод и скучал, убивая время перестановкой брошюр на полке, прикрепленной к стене. В дальнем конце зала от картины к картине двигалась парочка. На полу сидела студентка со скрещенными ногами, на коленях у нее лежал альбом; она срисовывала фигуры с картины Гогена.
В галерею вошел Аукруст. Он взглянул на часы, и в 3.45 брошюра с планом музея выпала из его руки. Он поднял ее. Это был сигнал.
Астрид открыла сумочку, вынула из целлофанового пакета влажный ватный тампон и сильно потерла им руку с внутренней стороны чуть выше запястья. Она сжала ладонь в кулак и привычным движением ввела иглу. Затем быстро положила шприц в сумочку и защелкнула ее. Астрид начала считать. Досчитала она до тринадцати. Ее голова повисла, и она упала на пол.
Студентка, увидев, что Астрид упала, подбежала к ней.
– Помогите, кто-нибудь. Позовите на помощь!
Охранник подошел к Астрид, подбежала молодая пара, но они не знали, чем помочь. Появился Аукруст и встал рядом с ней на колени.
– Я доктор, – сказал он с сильным акцентом.
Опустив голову, он послушал ее дыхание. Осторожно приподняв веко, он с облегчением кивнул:
– Дыхание нормальное. Но нужно принять меры. Я принесу чемоданчик. – Охраннику он сказал: – Принесите воды, и, может, придется вызвать «скорую помощь».
Он снял пиджак и накрыл им Астрид, сказав студентке, чтобы та села на пол и положила голову Астрид себе на колени.
Он быстро сбежал вниз, взял сумку и вернулся к Астрид через две минуты. Охранник принес два бумажных стаканчика с водой.
– Gut, gut, Gut, gut – хорошо, хорошо
– сказал Аукруст. Он вытащил из сумки пузырек и высыпал из него белый порошок в один из стаканчиков. Затем приподнял голову Астрид и влил жидкость ей в рот.
В зале появились два человека в форме и быстро подошли к собравшимся. Аукруст спросил, куда можно отнести женщину.
– Ей нужно в тепло.
– На первом этаже есть пункт первой помощи.
– Пожалуйста, отнесите ее туда. Я пойду с вами.
Они осторожно подняли ее, и образовалась небольшая процессия во главе с двумя мужчинами, несшими Астрид, за ними следовали любопытные. Галерея опустела, соседние залы тоже. Аукруст сделал ставку на то, что у него будет драгоценная минута, чтобы совершить свою разрушительную миссию. Он выиграл.
Ему потребовались десять нескончаемых секунд, чтобы наложить слой растворителя на автопортрет. Затем он распылил в воздухе вещество без запаха, свое новое изобретение, которое производило потрясающий эффект. Вместо того чтобы маскировать ядовитый запах растворителя другим сильным и потому слышимым запахом, новый химикат действовал иначе: этот состав вызывал временную аносмию, потерю обоняния. Он распылил его еще раз и положил баллончик в сумку.
Аукруст нашел Астрид в кабинете первой помощи, она сидела на краю кушетки и пила воду из стакана.
– Как моя милая пациентка? – спросил он с акцентом.
– Мне сказали, что вы мне помогли.
Он взял ее за руку:
– Чувствуете себя хорошо?
Она кивнула:
– Да. Слегка… – Она дотронулась до головы.
– Кружится? – спросил он.
Астрид улыбнулась:
– Да, немного.
– Вы приехали к друзьям?
Она кивнула и снова улыбнулась:
– Я должна встретиться с ними в отеле.
– Может, я отвезу вас туда?
В комнату вошел охранник.
– «Скорая» здесь.
Аукруст пощупал лоб Астрид, потом шею. Это было очень профессиональное и правдоподобное обследование.
– Думаю, нам не понадобится «скорая помощь». – Он посмотрел на персонал, собравшийся в маленьком кабинете. – Это была простая предосторожность, на тот случай, если бы у молодой леди вдруг возникли проблемы. Но я вижу, что ей лучше, и я сам смогу отвезти ее к друзьям.
В кабинете появился человек с мобильным телефоном в руках. К нагрудному карману у него была прикреплена тонкая металлическая пластина, по которой стало понятно, что это смотритель. Он наклонился и спросил Астрид:
– Могу я узнать ваше имя? Это в целях безопасности, чтобы защитить вас, а также музей.
– Я возьму ответственность на себя, – сказал Аукруст. – Она немного напугана. Сами понимаете.
– Тогда ваше имя, – настаивал мужчина.
Аукруст сурово посмотрел на смотрителя и на двух охранников в форме, стоявших возле двери.
– Мецгер, – ответил он тихо и отвернулся. – Доктор Мецгер, – повторил он невнятно, с акцентом.
– У вас есть местный адрес?..
– Не беспокойтесь о юной леди. Она просто упала в обморок и будет в порядке к тому моменту, когда я верну ее друзьям.
Он взял Астрид за руку и помог ей подняться. Он уверил, что никаких проблем не будет, и провел Астрид к главному входу и к веренице ожидающих такси.
– Аэропорт Логан, международные рейсы.
– Ты в порядке? – спросил он по-норвежски.
– Да, в порядке, – ответила она, тоже по-норвежски. – Пить только хочется.
– Это нормально.
Она отвела взгляд.
– Я проходила мимо картины, мимо портрета и смотрела на него… Как бы мне хотелось, чтобы это был не он…
– Все кончено, – отрезал Аукруст. Он сжал ее руку. – Репортеры раздуют из произошедшего хорошую сенсацию.
– И полиция.
Он кивнул.
– Да, полиция, – прибавил он живо. – У них будут новые образцы вещества, такого же, как остальные. Но что еще? Доктор, который пришел на помощь упавшей в обморок хорошенькой леди? Хорошенькая леди?
– Стоило ли называть себя доктором Мецгером?
– Иногда я себя называю доктором Мецгером. И вообще, кем захочу, тем и буду, – с вызовом ответил он.
Астрид крепко сжала его руку.
– Позволь мне поехать с тобой.
– Не теперь. У меня дела в Каннах и, возможно, в Экс-ан-Провансе.
Такси остановилось у здания международного аэропорта. Аукруст небрежно поцеловал ее, как муж целует прилежно привезшую его в аэропорт жену, чтобы он сел на самолет и улетел к более волнующим приключениям. Он вышел из такси – ни жеста, ни слова.
Часом позже самолет Астрид на Нью-Йорк поднялся над черными облаками в пурпурно-голубое небо. Длинные розовые облака тянулись как ленты, отвязанные от ярко-красного солнца. Астрид смотрела на лучи, которые отражались от крыла самолета. Она чувствовала себя одинокой и бесприютной. Астрид закрыла глаза и заплакала.
Глава 22
Дом Фредерика Вейзборда в Ницце располагался на небольшом склоне в районе Сент-Этьен. Это место выбрала его жена Сесиль, которая была неравнодушна к садоводству. Построенный в начале века, дом был низким и объединял несколько небольших зданий, была здесь также постройка, вмещавшая гараж и сарай. За этой постройкой находились цветник и огород, раньше здесь висели длинные плети винограда. Вейзборды приобрели дом в то же самое время, когда Гастон и Маргарита Девильё поселились в доме в Антибе, и в течение двадцати одного года Сесиль ухаживала за своими драгоценными цветами и овощами. Фредерик, со своей стороны, был настолько вовлечен в оливковый бизнес, что окончательно забросил адвокатскую практику. В начале их брака у Сесиль случился выкидыш, и она больше никогда не могла иметь детей, но отсутствие потомства не помешало сплочению этих двух эксцентриков.
Сесиль часами работала в саду. Трагедия случилась, когда сердце Сесиль, еще в детстве ослабленное ревматизмом, не выдержало. Менее чем за месяц до ее шестьдесят шестого дня рождения, в солнечный июньский день, как раз когда она начала пересаживать свои бегонии, ее сердце остановилось. Вейзборд в это время был в отъезде и, вернувшись домой, обнаружил на дороге длинный черный катафалк. Домработница, серьезная итальянка по имени Иди, сказала, что нашла Сесиль слишком поздно для врачебного вмешательства.
Полтора месяца Вейзборд оплакивал смерть жены (но не ее постоянные требования бросить курить). Через несколько недель новоиспеченный вдовец вернулся к привычному образу жизни и вскоре путешествовал больше, чем когда-либо.
Почти через год после смерти Сесиль умер Гастон Девильё. Вейзборд горевал, во всяком случае формально; он даже уронил несколько настоящих слез на похоронах. Но через сорок восемь часов после того, как Гастон упокоился с миром в земле, Вейзборд принялся улаживать дела покойного и приводить в исполнение все условия и пункты, которые он так старательно вносил в завещание Гастона. Вейзборд изобрел массу способов, чтобы получать плату и комиссионные при жизни Гастона, а теперь, когда он был мертв, адвокат точно знал, как заработать.
Картины Девильё стоили целое состояние, и Вейзборд должен был получить семнадцать с половиной процентов с продажи каждой. Доход Вейзборда от продажи любого из двух Сезаннов мог составить около четырех миллионов долларов. Все платы адвокату были расписаны на семи страницах – для составления завещания всего потребовалось пятьдесят шесть – шедевр замутненного смысла.
Однако возникли затруднения. Маргарита оказалась еще более упрямой и независимой, чем он предполагал. Он был озабочен ее угрозой продать автопортрет музею Гране, но еще больше его беспокоила пропажа картины из коллекции Девильё. Было очевидно, что здесь замешан владелец салона рам из Канн, и Вейзборд собирался навестить Педера Аукруста и потребовать вернуть картину.
В пятницу, на следующий день после исчезновения портрета, Вейзборд поехал в Канны и нашел салон рам на Рю Фер. Однако он обнаружил лишь спущенные жалюзи и прикрепленную к ним табличку «Ferme» Ferme – Закрыто (фр.)
. Продавцы из соседних магазинов сказали ему, что новый владелец, норвежец по имени Аукруст, замкнут, но они знали, что он иногда ездит в Париж, где пытает счастья на маленьких аукционах. В воскресенье Вейзборд прочел в газете, что автопортрет Сезанна уничтожен в Бостоне. Он вырезал статью и положил ее в верхний ящик стола.
Только в понедельник он дождался ответа на один из своих многочисленных звонков в салон рам. Ему сказали, что салон откроется на следующее утро в десять.
В начале одиннадцатого Вейзборд вошел в салон. Какой-то молодой художник взволнованно показывал Педеру Аукрусту свою картину, а тот решительно отказывался взять более чем одну картину на консигнацию.
– Лучше хоть что-то, чем совсем ничего, – уступил художник, собрал свои разнообразные водные пейзажи, прошел мимо Вейзборда и вышел из салона.
– Я владелец, – сказал Аукруст. – Чем могу служить?
Вейзборд вытащил сигарету и зажег ее.
– Пожалуйста, не курите, – попросил Аукруст и указал на горшок с песком рядом с дверью. – Иногда краски еще не полностью высыхают. – Он взял полотно, оставленное только что вышедшим художником. – Видите? Дым въестся в светлые краски.
Вейзборд скептически посмотрел на большого мужчину, сильно затянулся и бросил сигарету в песок. Он закашлялся, сначала не очень сильно, а потом разразился долгим и противным приступом.
Аукруст подождал, пока стихнет кашель.
– Чем могу помочь? – снова спросил он.
– Я Фредерик Вейзборд, друг и адвокат покойного Гастона Девильё…
– Мадам Девильё упоминала ваше имя, – перебил его Аукруст.
– Вы были в ее доме на прошлой неделе, тогда же, когда и Билодо из музея Гране. Я намеревался объяснить и привести в силу условия завещания ее мужа, и…
– Я очень занят, месье Вейзборд, – прервал его Аукруст. – Нельзя ли перейти к делу?
– Скажите, куда вы спрятали автопортрет Сезанна, – потребовал Вейзборд чистым, твердым голосом, чудесным образом вырвавшимся из его прокуренного горла.
Аукруст развел огромными руками:
– Сезанн в моем салоне? Вы мне льстите, месье Вейзборд.
– Там, за дверью.
Вейзборд сделал несколько шагов.
Аукруст опередил его и встал перед дверью.
– Там не на что смотреть, только мастерская и материалы.
– Я хочу посмотреть, – упрямо заявил Вейзборд.
– Это мой салон, вы не забыли? – сказал Аукруст с некоторым раздражением. – Если вы ищете Сезанна, поезжайте в Париж. В Лувре их двадцать четыре.
– В прошлый четверг, – забрюзжал Вейзборд,– вы… вы забрали картину! – Он мучительно захрипел и начал отхаркиваться в носовой платок. – Не отрицайте!
Хрип перешел в свистящий, гортанный звук, и вдруг Вейзборд совсем затих, потому что в его легких просто не осталось воздуха. Он судорожно вдохнул, отчаянно пытаясь дышать, его лицо стало белым, как кость. Аукруст спокойно наблюдал. Внезапно Вейзборд затрясся, и воздух волшебным образом проник в его легкие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33