Мне кажется, Полю не нравились эти сборища, но Яго они развлекали.
Кузина Мэри как-то сказала:
— Беда Гвенни в том, что она слишком старается показать себя представительницей рода Лэндоверов и упускает при этом самую суть: ведь квинтэссенцией того, к чему она так стремится, является известное бесстрастие. Она все время пытается привлечь внимание к своему аристократизму, тогда как истинный аристократ и мысли не допускает, что в этом могут усомниться. Бедняжка Гвенни, боюсь, ей никогда этого не понять.
Время от времени кузина Мэри давала обед, приглашая не очень большое общество. Она называла это платой за гостеприимство.
— До появления Гвенни, — жаловалась она, — нам не приходилось утруждать себя.
У нас бывали доктор Инглтон с супругой и незамужней дочерью средних лет; викарий, его жена и свояченица; живущий в Лискерде адвокат и один из директоров банка — с семьями, конечно.
Местный «высший свет» включал меня в свои ряды.
— Совсем неплохо, что ты познакомилась со всеми этими людьми, как и с жителями поместья, — говорила кузина Мэри.
Буквально каждый день она старалась подчеркнуть, что Корнуолл должен стать моим постоянным домом, а я — тоже каждый день — спрашивала себя, как мне следует поступить. Я избегала Поля, и мне казалось, что и он избегает меня. Вероятно, мы оба сознавали, что нас влечет друг к другу, и боялись позволить этому чувству чрезмерно развиться. Оно напоминало в то время тлеющий огонь, и я инстинктивно понимала — и он, должно быть, тоже, — что этот огонь может внезапно вспыхнуть.
Мои отношения с Яго доставляли мне меньше хлопот. Я часто встречала его — он обладал способностью неожиданно возникать, когда я ездила верхом — и, конечно, он бывал на всех светских приемах.
Хотела я этого или нет, но его общество неизменно доставляло мне удовольствие. Он был такой веселый, беспечный и все время поддерживал со мной какой-то шутливый флирт, который ужасно забавлял нас обоих.
У меня создалось впечатление, что он не ставил своей целью соблазнять женщин, но был готов приветствовать такую победу, если она совершалась без усилий с его стороны: выбор был большой, и он мог не утруждать себя. Яго принадлежал к категории мужчин, для которых любовные похождения также естественны, как дыхание. Он пользовался большим успехом благодаря своей исключительно привлекательной внешности; вместе с его природной веселостью, она была для многих неотразима.
Он, собственно говоря, никого не преследовал своим вниманием. В этом я была уверена. Победы доставались ему слишком легко, поэтому у него не было для этого настоящего стимула. Думаю, я была одной из немногих, кто оказывал ему сопротивление. Некоторых мужчин такое поведение могло бы побудить к более решительным действиям, но не таков был Яго. Он предпочитал легкость и простоту. Не в его характере было предпринимать задачи повышенной трудности. В этом и не было необходимости: ему стоило только протянуть руку, и успех был обеспечен. Меня все это забавляло. Должна признать, что общество Яго подбадривало меня. Как-то я сказала ему, что он относится к жизни как бабочка, перелетающая с цветка на цветок, танцующая в солнечных лучах без единой мысли о будущем, Он сразу возразил:
— Никогда бы не поверил, что у бабочек может быть какое-то отношение к жизни, если бы вы не сказали мне об этом.
Иногда я пыталась шутливо увещевать его.
— Помните, что случилось со стрекозой? — как-то спросила я.
— Нет, стрекозы меня вообще не интересуют. Что же касается конкретной особи, которую вы имеете в виду, то я представления не имею, как сложилась ее судьба. Впрочем, судя по вашему тону, она, по-видимому, была трагична и должна всем нам послужить уроком.
— Яго, вы не можете не знать этой басни Лафонтена.
— А я и самого Лафонтена не знаю.
— Не прикидывайтесь, его все знают. Стрекоза пела и танцевала все лето напролет и ничего не запасла себе на зиму. Она попросила муравья одолжить ей немного еды, но муравей поинтересовался, чем она занималась летом. «Я все пела», — ответила стрекоза. «Ты все пела? Это дело. Так пойди же попляши!» — посоветовал ей жестокосердный приятель.
— Не усматриваю здесь никакой аналогии, — возмутился Яго. — Кто этот муравей? Мне вы явно отвели роль стрекозы.
— Когда вы станете старым и седым…
— Не дожить мне до того дня! — возмутился Яго. — Если понадобится, то буду красить волосы; но никогда не стану ни старым, ни седым.
— Со временем вам все же придется остепениться.
— Что вы под этим подразумеваете?
— Серьезный образ жизни.
— Я и так очень серьезен. Со всей серьезностью намереваюсь наслаждаться жизнью.
Всякий разговор он обращал в шутку. При моем тогдашнем состоянии духа меня это устраивало — ему всегда удавалось поднять мне настроение.
Неделя проходила за неделей.
Я много думала об Оливии и говорила о ней с кузиной Мэри.
— Ожидание ребенка, — сказала я как-то, — всегда тревожное время. Мне кажется, в письмах Оливии звучит какая-то невысказанная просьба. Следовало бы мне быть сейчас с ней.
— Если ты так думаешь, то поезжай.
— Никак не могу решиться. В определенном отношении это будет очень тяжело. Мне ужасно не хочется снова встретиться с Джереми Брендоном.
— Это понятно. Может быть, для тебя лучше было бы не ездить. Ты не знаешь к тому же, какие чувства ваша встреча может вызвать у Оливии.
— Я думаю, она поймет.
— А на крестины ты поедешь?
— Придется, вероятно. Я смогу тогда удостовериться, что с ней все в порядке.
Время шло, и я с беспокойством ждала известий. Наконец я получила письмо от самой Оливии. Почерк был довольно дрожащий, но в ее радости невозможно было усомниться.
«Дорогая Кэролайн!
Все уже позади, и я самая счастливая женщина в мире. Мой ребенок со мной. Это девочка, как я и мечтала. Дже реми в восторге. Он уже забыл, что раньше хотел мальчи-
ка. Она совершенна во всех отношениях. Более красивой малютки я никогда не видела. Мы уже решили, как ее назвать. Джереми сначала пред лагал дать ей мое имя, но я сказала, что иметь двух Оливий в доме будет затруднительно. Мы пошли на компромисс — будем звать ее Ливией. Она должна носить, конечно, так же имя своей крестной — это для меня очень важно. Зна чит, Ливия Кэролайн. Тебе нравится?
Я не знала, что в жизни может быть столько счастья. Мне не терпится повидаться с тобой и показать тебе мое сокровище. Крестины состоятся в конце сентября.
О, Кэролайн, я так жду тебя.
Твоя неизменно любящая сестра
Оливия».
Я почувствовала облегчение, узнав, что ее испытание закончилось благополучно. Оливия всегда казалась мне такой хрупкой. Я все время думала о ней и ребенке. Мне очень хотелось увидеть их обеих. Думала я и о том, как пройдет моя встреча с Джереми. Я была уверена, что он будет вести себя очень осмотрительно. Может быть, мне не придется особенно часто с ним встречаться.
Я отправилась к мисс Джентл, портнихе, жившей в одном из коттеджей на земле Лэндоверов. Она сшила несколько прелестных детских вещиц, которые я собиралась отвезти в Лондон. До моего отъезда оставались считанные недели. Мои мысли были постоянно заняты предстоящим посещением дома моего детства, а чувства колебались между радостью и опасениями.
Собираясь в дорогу, я чувствовала, что мое беспокойство все усиливается. Что я скажу, если окажусь лицом к лицу с Джереми? Конечно, я постараюсь казаться равнодушной, но смогу ли? Может быть, мне не удастся скрыть гнев, который он вызывает во мне.
Утром двадцать восьмого сентября Джо отвез меня на станцию. Кузина Мэри поехала со мной. Мы вошли в одно из купе первого класса, она быстро поцеловала меня и попросила не задерживаться слишком долго.
— Я скоро вернусь, — пообещала я.
Поезд тронулся, а она все стояла на платформе и махала мне платком.
Я стала устраиваться. Как всегда мне вспомнилась моя первая поездка в Корнуолл с мисс Белл и встреча с Полем и Яго, сыгравших впоследствии такую большую роль в моей жизни.
Я смотрела в окно на пробегающий мимо пейзаж и .радовалась, что я одна в купе.
Как сильно все изменилось после того первого путешествия! В поездах появились коридоры, и в некоторых нагонах стало удобно переходить из купе в купе; под полом были проведены трубы с горячей водой, они заменили грелки для ног, бывшие в ходу в то время, когда я ехала с мисс Белл.
Столько перемен за такое короткое время!
Я вдруг услышала, как открывается дверь моего купе. Резко обернувшись, я увидела стоявшего там мужчину и не поверила своим глазам.
— Добрый день, сударыня, — сказал он. — Не возражаете, если я разделю с вами это купе?
— Яго! — воскликнула я. — Что вы здесь делаете?
Он засмеялся. Как он был похож в этот момент на того мальчика, который предложил мне изобразить вместе с ним привидения, чтобы отпугнуть возможных покупателей его дома.
— Еду в Лондон, — сообщил он и сел напротив.
— Не понимаю.
— Ну, я подумал, что не должен упускать такую возможность.
— Неужели вы хотите сказать…
— Я хочу сказать, что собирался в Лондон, но ехать одному такая тоска. Вот я и подумал, что гораздо более разумно будет проделать это в обществе приятного попутчика.
— Почему вы не сказали мне, что поедете в Лондон? — Хотел сделать вам сюрприз. Мне нравится заставать людей врасплох, а особенно вас, Кэролайн. Вы стали такой светской, такой образованной, такой всезнайкой, что мне доставляет большое удовольствие удивлять вас неожиданными поступками.
— Ведь вы должны были сесть в поезд одновременно со мной, но я вас не видела.
— Я держался в стороне во время вашего нежного прощания с леди Мэри, а потом, когда вы перестали смотреть в окно, проскользнул внутрь, решив не лишать вас дольше приятного сюрприза. И вот я здесь — ваш спутник. Вы довольны?
— Нелепый вы человек, — сказала я.
— Да, и это так очаровательно. У меня с собой корзинка с отменным завтраком.
— Где она?
— В моем купе. Сейчас принесу ее сюда — придется оставить вас на несколько минут.
Я поймала себя на том, что смеюсь. Мое настроение уже стало лучше.
Вскоре он вернулся с корзинкой.
— Я предупредил дома, — заявил он, — чтобы завтрак готовили на двоих.
— Значит, все это было запланировано.
— Любая операция требует тщательного планирования, если хотят, чтобы она прошла с максимальным успехом.
— Я все же не понимаю, почему вы не могли сказать мне.
— Не понимаете, что это могло вызвать возражения?
Такая, по всеобщему признанию, добродетельная леди, как вы, и вдруг путешествует до самого Лондона в обществе джентльмена с несколько сомнительной репутацией.
— Да, пожалуй, возражения могли возникнуть.
— Ну вот, а сейчас никто ничего не подозревает.
— У вас дома знают все же, что вы едете в Лондон?
— О нет. Ведь я дипломат в душе. Они думают, что я поехал в Плимут.
— К чему такие уловки?
— Просто не мог придумать никакого повода для поездки в Лондон. Но, конечно, в действительности повод у меня имеется, и даже очень хороший.
— Зачем вам понадобились все эти ухищрения, для того только, чтобы быть в Лондоне в одно время.со мной? Ведь мы и видеться-то не будем. Я не собираюсь расставаться с сестрой ни на час.
— А я приду с визитом. В качестве друга семьи.
— Вы неисправимы.
— Да, но вам это нравится. — Я рассмеялась, и вскоре мы оба дружно хохотали. — Так-то лучше, — сказал он. — Теперь вы снова похожи на девочку Кэролайн. В последнее время в вас появилась какая-то жесткость. В этом виноват отставной возлюбленный, да?
— Что вы об этом знаете?
— То же, что и все. Неужели вы думали, что такая животрепещущая информация могла не распространиться по всему Ланкаррону с быстротой молнии? Лучших разносчиков новостей, чем слуги, вам не найти. Они подслушивают у дверей, накапливают сведения, сообщают их своим коллегам, и в свое время слухи достигают наших ушей. Смею вас заверить, они знают, что я числюсь Дон-Жуаном, Аполлоном, ловеласом здешних мест. Можете сами выбрать имя, которое вам больше по вкусу. Имеется в виду, что я ценю ваш пол выше, чем большинство мужчин и, с другой стороны, пользуюсь взаимностью. Люди знают, что вас постигла любовная неудача, и решили, что вы приехали сюда, чтобы залечить раны. Они знают, что Поль женился на бедняжке Гвенни, чтобы вернуть дом, и с самого первого дня об этом сожалеет. Бессмысленно воображать, что наша жизнь для людей закрытая книга. Ни в коем случае. Она широко открыта, богато иллюстрирована, а текст в ней напечатан крупными буквами, так что каждый может заглянуть в нее и узнать обо всем.
— Следовательно, ни один из нас не застрахован от любопытства.
— Увы! Противостоять бурной деятельности детективного агентства слуг можно одним единственным способом: не обращать на нее внимания. В конце концов и у его представителей, несомненно, имеются свои секреты. И у них случаются любовные истории, измены и мезальянсы. Все мы люди, все одинаковы по своей сущности: богачи в замках, бедняки у их ворот. Разве кому-нибудь хочется не быть человеком, а чем-то иным? По-моему, это очень приятное состояние. Лучше быть человеческим существом, а не бабочкой, скажем, или стрекозой, несмотря на то, что некоторые из нас и похожи на этих нерадивых насекомых. — Я снова рассмеялась. — Вот и хорошо, — одобрил он.
— А теперь скажите, что мы будем делать, когда приедем в Лондон?
— Я знаю, что буду делать я: скажу вам до свидания и поеду к сестре. Потом все время буду оставаться у нее и выполнять свои обязанности крестной матери.
— Уверен, что вы будете настоящей феей-крестной.
— Постараюсь как можно лучше заботиться о своей крестнице.
— Это не вызывает сомнений. Надеюсь только, что вы не привяжетесь к ней и к Лондону до такой степени, что вздумаете нас покинуть. Мне вовсе не хочется без конца ездить в Лондон.
— Это было бы несколько затруднительно, принимая во внимание, что сейчас, как полагают ваши домашние, вы находитесь в Плимуте. Где вы собираетесь жить в Лондоне?
— Недалеко от дома вашей сестры есть подходящая гостиница. Как видите, я все заранее обдумал. Я там уже бывал и думаю снова в ней остановиться.
— Но вы понимаете, что в Лондоне я не смогу с вами видеться?
Яго усмехнулся.
— Насколько мне известно, ваша сестра очаровательная молодая дама. Мне не терпится познакомиться с ней.
— С ней вам не на что рассчитывать.
— Рассчитывать! Что это вам пришло в голову! Неужели вы думаете, что я мог бы пытаться завлечь добродетельную матрону, заставить ее покинуть свой домашний очаг?
— Я думаю, что вы рады были бы соблазнить любую женщину, представься вам такая возможность.
— Если у нее такое же холодное сердце, как у ее сестры, то ни о какой возможности не может быть и речи.
— Сердце-то у нее горячее, но только не про вас.
— В таком случае, мне придется ограничить свои усилия попыткой растопить сосульки, сковывающие сердце прекрасной Кэролайн.
— И потратите время зря. Для вас они никогда не растают.
— То есть вы допускаете, что они могут растаять для кого-то другого?
— Сомневаюсь, что это когда-нибудь произойдет.
— На вашем месте, я не стал бы ручаться.
— Ведь вы, как известно, играете только по-крупному, так что забудем мое ледяное сердце, хорошо?
— Договорились. Посмотрите, вот мост мистера Брунеля. Уже Плимут. В это купе больше никто не должен войти. Сделаем так, чтобы оно выглядело переполненным.
Он поставил свой чемодан на одно сиденье, сумку с едой на другое, а сам встал у окна.
— Хотелось бы, чтобы поезд не задерживался так долго на станциях. У двери остановились двое — мужчина и женщина — и заглянули внутрь. На губах Яго появилась обаятельная улыбка.
— Боюсь, господа, — сказал он, указывая на лежащие на сиденьях вещи, — что в этом купе все занято.
Женщина кивнула, и они удалились.
Яго подождал, пока поезд тронется, и только тогда снова сел на место.
— Вот не думала, что вам это удастся, — заметила я.
— Дорогая Кэролайн, мне всегда удается то, к чему я по-настоящему стремлюсь. Разве вы этого не знали?
— Не все, однако.
— Что вы имеете в виду?
— Об одном таком случае я помню. Вы собирались отвадить покупателей от Лэндовера, но произошло как раз обратное.
— Мой единственный промах. Но не забывайте, что благодаря ему поместье вернулось к нам. Именно этого я и добивался. Пути Господни неисповедимы.
— Пути Яго тоже, как мне кажется.
— Бедный Поль. Боюсь, он предпочел бы, чтобы этого не случилось.
— Не верю. Его главной целью было сохранить Лэндовер, и он сумел ее достичь.
— Но какой ценой!
— В жизни за все приходится платить.
— Он и заплатил. Знаете, иногда я думаю, что он ее ненавидит.
— Однако он должен быть ей благодарен.
— Да, конечно… в каком-то смысле. Но как ужасно, что платить ему придется до конца своих дней.
— Он добровольно пошел на эту сделку. Не выношу людей, которые берут на себя те или иные обязательства, а потом сердятся, что приходится их выполнять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49