– Саймон!.. – вскрикнула я и упала в его объятия. Теперь я могла перестать бороться и погрузиться в темноту.Я была не одна. Саймон явился вовремя, чтобы довести мою битву до победного конца. 8 Итак, благодаря своевременному появлению Саймона я не вошла в двери Ворствистла. Пока я боролась с доктором на галерее менестрелей, Мэри-Джейн со всех ног мчалась в Келли Грейндж за помощью, ибо она слышала слова доктора о том, что он намерен увезти меня, и сразу догадалась, чем это мне грозит.Саймон тут же отправился в Ворствистл и освободил меня. Он бросил в лицо Деверелу Смиту обвинение в убийстве Габриеля. Он пригрозил управляющему, что тот потеряет место, если осмелится запереть меня в своем заведении по одному только слову доктора Смита. Могу себе представить, с какой энергией он боролся за мою свободу и жизнь моего ребенка.Нечего и говорить, что он одержал победу. Саймон всегда побеждает. Стремясь к цели, он становится неукротим. Я испытала это на себе и люблю его именно таким.Иногда я пытаюсь представить, о чем думал Деверел Смит, стоя у ворот Ворствистла и сознавая, что его стройный, тщательно продуманный план рухнул в последний момент. Ведь стоило ему поместить меня сюда в качестве пациентки – и моим друзьям было бы очень трудно доказать, что я не страдала хотя бы временным помешательством.Да, Саймон успел вовремя.Он отвез меня в Келли Грейндж, где нас ждала Агарь и где я осталась до рождения моего ребенка. Это случилось раньше срока, что неудивительно, но мой Габриель оказался здоровым малышом и быстро выправился. Агарь обожала его почти так же, как я; подозреваю, что Саймон тоже, но он хотел вырастить мальчика настоящим мужчиной, и потому редко позволял себе нежности. Я не возражала – пусть мой сын с детства привыкает быть мужчиной, а не младенцем.Однако до рождения Габриеля случилось много важных событий.Я часто думаю о Девереле Смите. Несомненно, этот самоуверенный человек мнил себя неким божеством, более могущественным, умным и изобретательным, чем простые смертные. Ему просто не приходило в голову, что он может потерпеть неудачу. У него был счет к жизни, который он твердо намеревался предъявить к оплате. Считая себя сыном сэра Мэтью, он не сомневался в своих правах на наследство. Конечно, Габриель был законным сыном, но сам он был старшим; поэтому он устранил Габриеля.Нам так и не удалось точно выяснить, как именно это произошло, сам ли Габриель вышел на балкон, или же доктор заманил его туда хитростью; несомненно одно – доктор убил Габриеля, чтобы расчистить путь Люку, выдать за него свою дочь и переехать жить в Забавы. А уж тогда он пустил бы в дело хитрость и подлость, шантаж и тайные угрозы, чтобы стать подлинным хозяином усадьбы, подчинить себе всех ее обитателей.Это была его единственная страсть – подчинять. Много позже Рут призналась мне, что ему стало известно о совершенной ею неосторожности. После смерти мужа у нее был тайный роман, и, выплыви это наружу, разразился бы громкий скандал. Нет, доктор не сказал ей прямо: «Если вы не станете помогать мне, я раскрою ваш секрет», – он действовал более тонко, он намеками дал ей понять, что ему все известно и что в обмен на молчание он требует от нее поддержки и внешних проявлений дружбы. Он вынудил ее стать его пособницей, радушно принимать его в Забавах и при любой возможности расхваливать его достоинства.Не исключено, что Деверел Смит имел влияние и на сэра Мэтью. Так или иначе, он был уверен, что сэр Мэтью и Рут окажут ему помощь в устройстве брака между Люком и Дамарис.Ужас берет при мысли, что стало бы с Роквеллами, если бы не Саймон. Я была бы устранена с дороги, – даже сейчас, когда все закончилось благополучно, не хочу думать о том, какая участь постигла бы меня. А в Забавах царил бы он – жестокий и хитрый хозяин, посредством тайных нитей управляющий всеми.Но этому не суждено было сбыться. Каково же ему было видеть, как возведенное им здание рушится, и все из-за одного человека? Какую ненависть должен был он питать к Саймону, – впрочем, Саймон отвечал ему тем же. Доктор прекрасно понимал, что от него не приходится ждать пощады. Стоя лицом к лицу с Саймоном на крыльце Ворствистла, он, вероятно, понял, что судьба послала ему противника более сильного, чем он.Смерть его, как и жизнь, была драматической. Когда Саймон потребовал карету, чтобы отвезти меня в Келли Грейндж, ибо сам он примчался в Ворствистл на самой резвой своей лошади, – когда карета была подана и он перенес меня в нее, – Деверел Смит уже ехал обратно в Забавы. Там он поднялся на самый верх восточного крыла, на тот единственный балкон, под которым не искал смерти ни один из Роквеллов, и бросился вниз, словно этим последним отчаянным поступком стремился доказать то, что всю жизнь пытался доказать самому себе: что он принадлежит этой семье и что этот дом значит для него больше, чем для тех, кто всю жизнь провел под его крышей.
Мне осталось рассказать немного. Миссис Смит, чье здоровье улучшилось после смерти мужа, уехала вместе с Дамарис. Впоследствии я слышала, что в Лондоне Дамарис сделала блестящую партию. Люк отправился в Оксфорд и очень скоро запутался в долгах и неприятностях с женщинами. Грехи молодости, как выразился по этому поводу сэр Мэтью, который, надо полагать, знал в этом толк. Рут очень изменилась, ее отношение ко мне стало более теплым, и, хотя большой дружбы между нами не возникло, она делала все, чтобы загладить свое поведение в истории с доктором, которое можно было оправдать только тем, что она не подозревала о его истинных намерениях. Сара Роквелл осталась моим добрым другом. Она радостно сообщила мне, что закончила свой гобелен. Я осталась на картинке рядом с Габриелем и Пятницей, но теперь я сидела не в узилище, а в своей комнате. Видимо, она хотела предупредить меня об опасности, но не подозревала, что доктор и монах – один и тот же человек, и это сбивало ее с толку. Теперь, когда опасность миновала, она была поистине счастлива и с нетерпением ждала появления на свет моего ребенка.Как прекрасен был день, когда родился мой Габриель и когда мне сказали, что ребенок будет жить и что я оправлюсь после мучительных родов, которые были бы не такими тяжелыми, если бы не переживания последних месяцев. Я лежала с малышом на руках, испытывая ни с чем не сравнимое чувство покоя и радости. Многие приходили меня навестить, и среди них, конечно, Саймон.Он уже рассказал мне, что давно подозревал доктора. После смерти Деверела Смита он отыскал вход в подземный туннель со стороны аббатства. Оказывается, в рождественское утро мы с Мэри-Джейн были близки к тому, чтобы обнаружить его, – догадайся мы сдвинуть камни, о которые споткнулась Мэри-Джейн, мы увидели бы ступеньки, ведущие в ту самую подземную комнату, где она нашла рясу. Позже мы узнали, что туннель, соединяющий дом с подвалами аббатства, был прорыт во время возведения Забав. Видимо, тогдашние владельцы поместья приняли во внимание вероятность возникновения непредвиденных обстоятельств и сочли, что грех будет не воспользоваться таким удобным убежищем.Несколько лет спустя, обследуя эти туннели, я заметила нишу, скрытую грудой камней. Убрав камни, я увидела могилу Пятницы. Вероятно, Деверел Смит отравил его и закопал здесь. К этому времени от бедного пса остались только кости.Саймон, как и я, пришел к выводу, что в намерения доктора входило избавиться от моего ребенка и выдать дочь за Люка, единственного наследника усадьбы.– Поэтому я и решил немного поволочиться за ней, – объяснил он. – Я догадывался, что она не питает к Люку нежных чувств, и мне было интересно посмотреть, как поведет себя ее отец, если за ней станет ухаживать кто-то другой.– Что ж, эта причина ничуть не хуже другой, – заметила я.– Какой другой?– Той, что Дамарис – одна из самых красивых девушек, каких вам доводилось встречать.Он усмехнулся с довольным видом; теперь, узнав его лучше, я понимаю, что моя ревность доставила ему большую радость, чем упоминание о прелестях Дамарис.Увидев, что он смотрит на моего сына с сожалением, я спросила:– В чем дело, Саймон?Взглянув мне прямо в глаза, он ответил:– Отличный малый, но у него есть один недостаток.– Какой же?– Он должен был быть моим.Вот так он сделал мне предложение, и, лежа в кровати с сыном на руках, я испытала самые счастливые минуты в своей жизни.Всю весну и лето мы строили планы. Мой маленький Габриель был наследником Кирклендских Забав, а это означало, что в один прекрасный день оба поместья объединятся.Вернулся домой дядя Дик, и мы наслаждались новыми, еще более близкими отношениями. Когда на следующее Рождество я выходила замуж за Саймона, дядя Дик вел меня к алтарю. Идя рука об руку с ним, я думала: что ж, вот и конец первой главы. Что-то принесет нам будущее? Вынесем ли мы бури, которые жизнь непременно обрушит на двух людей, подобных нам с Саймоном? Скорее всего, мир между нами не вечен, ведь оба мы упрямы и не любим уступать.Но, выйдя на яркое зимнее солнышко, я воспряла духом. Мне нечего было бояться, ибо нас соединяла любовь, а любовь способна одолеть любые страхи.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30